Архив публикаций за сентябрь 2006

...Барбосов сидел на кухне в одних трениках и допивал третью бутылку пива. Вчера он нарезался в гараже и зачем-то выгнал жену из дома. Настроение было поганое.

Капитан пилотируемого корабля с планеты-гиганта Альдабаир-16 полковник астрономической службы Йо-Йо ступил на твердую землю искомой планеты.

Из квадрата 3-а глухого уголка Солнечной Системы уже давно поступали систематизированные сигналы. Но только теперь альдабаирцы, благодаря прогрессу поимели шанс встретиться с братьями по разуму.

– Здравствуй, брат – приветливо помахал четырьмя передними щупальцами Йо-Йо.

Барбосов меланхолично наблюдал, как теплый ветерок через открытую форточку заносит кухню хлопьями тополиного пуха. Вдруг он заметил возле ноги странную букашку, нахально шевелящую лапками:

– Фу, дрянь какая! – Барбосов с удовольствием наступил на насекомое. – Тебя еще для полного счастья не хватало… – И открыл четвертую бутылку...

...Владимир Ильич, невысокого роста, лысоватый человек с непропорциональной телу большой головой и угрюмым заспанным лицом быстрым шагом вошел в столовую.

– Все газетки почитываете?

– А вы, как всегда, не в духе? – обернулся к вошедшему Антон Павлович.

– Снится черти что, мерзость одна! – Владимир Ильич поморщился, отчего стал похож на ордынского хана из исторической книжки. – Мышки, представьте, всю ночь снятся. Все мышки и мышки, словно их тысячи и по полу, и по постели бегают. К чему там мыши-то снятся, Софья Андреевна? Хотя не нужно, не отвечайте, глупости все это, сказочки.

Говорил он быстро, безбожно картавил и притом отчаянно жестикулировал правой рукой. Со стороны казалось, что он пытается разогнать ею видимых только ему обступивших его эфемерных сущностей.

«Да, он так и сказал: «Мышки снятся. К чему мышки снятся?»

Софья Андреевна, словно янтарные четки, перебирала все эти давно прошедшие дни, пытаясь восстановить события и найти хоть какую-то логику в произошедшем. Как все началось? Где она, та черта, которой не следовало переступать? И было ли всему виною ее девичье легкомыслие или же какие-то неведомые силы встали на пути, разрушили все, смешали все карты и омрачили даже сами воспоминания о тягостном ожидании столь желанного счастья? Для чего я? Зачем я? – шорох легкого платья и вальсы Штрауса. – Ах, милый Антоша, я, верно, создана быть счастливой. Мне легко. Я смеюсь… Я знаю, что живу для любви… Слышишь, нам поют рассветные птицы… – Ложь, – сухая, мертвая ветка проскрипела по стеклу окна, – открой глаза, смотри – вот уже багровое закатное солнце покрыло медью верхушки старых ветел, и скоро с чернеющего неба холодной изморосью опустится на землю печаль. Вас обманули. Солнце незаметно для нас уже завершило свой оборот, и впереди – только ночь.

Как случилось, что они трое оказались в одном доме в одно время: молодой красавец-офицер, маленький, большеголовый не то адвокат, не то просто заурядный московский жулик и она – девочка из Гаммельна, по недоразумению не ушедшая вместе с другими детьми в горную страну счастья, вслед за музыкой, льющейся из волшебной свирели, а так и оставшаяся стоять посреди тесного, каменного, продрогшего на злом ноябрьском ветру проклятого города. Тс-с. Не поднимай головы. Оттуда, из-под черной высокой готической стрелы собора, ухватившейся тонким крестом за серую рваную холстину чужого неба, за тобой с ненавистью следят каменные глаза средневековых химер. Не упрямься, послушайся останавливающего тебя ветра: возвращайся назад...

...Когда включили свет, я с удовольствием воззрилась на В.С., он повернулся ко мне и сказал:

– Этот фильм мы нашли под обломками Нового Города. Это – единственная улика против него. И мы никак не должны допустить, чтобы подобное повторилось.

Я подумала, что мне надо кивать и улыбаться, а то В.С. догадается, что я в данный момент думаю о его рассудке.

Однако он продолжал, и вся серьезность происходящего была отображена на его лице.

– В данный момент этот экземпляр находится в человекоподобном состоянии. А все благодаря профессору Мортру. Это он вычислил, что дракону надо выстрелить между седьмым и восьмым позвонками и чем? Обыкновенной стрелой!

Я попыталась украдкой оглядеться. К моему изумлению, никто из присутствующих в кинозале вовсе не кивал и не улыбался. А все курили с задумчивым и серьезным видом.

Как будто бы каждый день у их босса едет крыша.

– И вот теперь, – как ни в чем не бывало, продолжал босс, – благодаря профессору Мортру, его ничем не отличишь от простого смертного, и только мы с вами знаем, что это – дракон.

В.С. многозначительно оглядел присутствующих. Все насупили брови и закачали головами. Тогда он вновь вернулся к теме:

– Только мы с вами знаем, что это – очень опасный дракон, который столько лет неизвестно, где жил, и непонятно, чем питался, и который может принести погибель всему человечеству, сам того не сознавая. Сейчас, в человекоподобном состоянии, он признался нам, что очень огорчен тем, что по его вине произошло с Новым Городом и его жителями. Он совсем не хотел этого. Он просто после смерти родителей решил посмотреть, что творится наверху. На земле.

И В.С., как ни в чем не бывало, остановил свой взгляд на мне. От волнения у меня закружилась голова, и я попросила закурить.

Если я правильно поняла, это и есть начало тихого террора, после которого если я и буду на что-нибудь способна, так это только охотиться на тигров в каких-нибудь дремучих дебрях чьей-нибудь неведомой страны.

В.С. тем временем протянул мне пачку сигарет и поднес зажигалку. Я сделала несколько затяжек и почувствовала, как сладостное отупение медленно полилось по моему телу и ударило в голову. По мере сил, к худшему я вполне подготовилась.

В.С. тоже закурил. И если бы я еще доверяла людям, то подумала бы, что он за меня волнуется.

– Я очень волнуюсь за вас, – сказал В.С., – но на это серьезное задание мы выбрали вас...

Большинство здоровых людей чураются психиатров и психиатрии, инстинктивно пряча от любых вмешательств самое хрупкое и драгоценное – душевное здоровье. И в тоже время многие люди испытывают особый интерес к этой теме. “Дурдом” – это излюбленный антураж сумбура для модерновых фильмов, и преподносят там обычно карикатурные и зачастую весьма далекие от реальности иллюстрации к психиатрии.

Это – наш менталитет. В странах запада психиатр, психоаналитик, психотерапевт, психолог это привычные профессии; это специалисты, с которыми люди приучены сотрудничать с самого детства, и не считают это предосудительным. Ведь в здоровье любого человека самое драгоценное это психическое здоровье, это состояние его души. И тот факт, что сегодня у людей чаще всего страдает психическое здоровье, не удивителен. 3 тысячелетие – это прежде всего информационное перенапряжение психики. Молодежь "садится" на наркотики, более зрелые люди страдают от алкоголизма, депрессий. Неуклонно растет число самоубийств, разводов. Стареет население, а старые люди имеют большой риск психозов. Предлагаемые ниже читателю описания – это реальные случаи из жизни, истории болезней пациентов, которые живут и сейчас, и которых мне пришлось лечить в своей практике. Часто это поучительные в житейском смысле ситуации, или иллюстрации к разным душевным заболеваниям. Надеюсь, что эти очерки будут полезной информацией, и заставят задуматься.

...Что важней – натиск брендов или хаос товарных масок? Возможна ли жизнь без брендов? Что является истинными ценностями, если не бренды? Бренды – точки отсчета в любых отношения между беерами или результат духовной опустошенности многих… Вот далеко не полный список тем вечных наших споров с Эд. Моя жена – яростный защитник цивилизации, в основе которой находится всеобъемлющая система брендов, этих товарных лицемеров, как я называю их в минуты особо горячих споров. Природа наших страстных разногласий проста. Работа и большая часть дневной жизни Эд связаны исключительно с брендами, поскольку Эд – бренд-лоцман высшего звена. В ее обязанности входит обслуживание четырех из 18 самых крупных злакков Брендарии – где собственно и происходит вся торговля на Ихибе, – а именно: навигация, контроль и корректировка бренд-голограмм. Я же совсем другое дело, я – беежур, "ловец новостей" и "сублиматор проблем", призванный обращать внимание моих читателей на достижения и, что гораздо важней, на недостатки брендоцентрической системы Ихибы, а затем как можно острей ставить вопросы, как эти недостатки устранить. Так звучит моя миссия в идеале, вытекая из принципов профессии беежура и формулировки его обязанностей, записанной в уставе журнала "Виражи Ихибы", в котором я работаю последние шесть лет. В действительности же я ни одного значительного недостатка или сбоя в системе не обнаружил. И вовсе не потому, что мне, предположим, неизвестна вопиющая, почти полная зависимость устройства жизни на Ихибе от торгового диктата Брендарии. Совсем нет. Причина проста: мне неведом иной мир – мир без брендов...

...Я все вспоминаю и вспоминаю этого фейхтвангеровского министра-фашиста, которого-де Эйзенштейн своим «Броненосцем Потемкиным» на какую-то минуту превратил в коммуниста… Жаль, я не Фейхтвангер, и, даже занявшись Ашотом Бегларяном специально (Эйзенштейн у Фейхтвангера случаен и мимолетен), не смогу так ярко описать, КАК Бегларян на какую-то минуту сделал меня приверженцем пацифизма, кем я вообще-то не являюсь.

Я пишу о двух его рассказах: «Мать» и «Орел». Они такие крошечные, что мне неудобно о них рассуждать. Как бы мало ни написал я – это будет неуклюже. Но я все же разрешаю себе свое несимпатичное начинание, ибо очень уж редко натыкаешься на игру противочувствиями, а это я считаю единственным признаком художественности.

В «Матери» ложный сюжетный ход состоит в том, что солдат накануне ожидаемого утром боя, стратегически важного в данной войне, вечером покинул передовую, чтоб повидать мать, и даже удовлетворил ее просьбу задержаться больше, чем дозволяла ему совесть (мать никогда ни о чем не просила, а тут вдруг попросила). То есть очень похоже на шкурничество. Он боится, что в этот раз погибнет, и хочет попрощаться и ублаготворить мать как-то. А может, спастись все же силою ее любви, что ли. Она боится того же, уповает на то же и неосознаваемо пытается его оградить от смерти, задерживая. В общем, этот ложный сюжетный ход работает на эгоизм...

...Ольга (медленно поворачиваясь к свекрови): Вы что-то произнести соизволили?…

Баба Лиза: Довела семью! Мальчик сам не свой, я с ног валюсь, Виктора со вчерашнего дня не было дома… А от этой только и слышишь что мат-перемат. Истеричка! Чтоб при мальчике больше ни слова, поняла!

Ольга молчит, уставившись на старуху, потом с размаху хватает чашку об пол и выходит из кухни. Баба Лиза смотрит ей вслед, затем, опомнившись, кидается к чадящей сковородке. Владик смотрит на осколки, отворачивается к окну. В одной из комнат слышится звонок колокольчика.

Баба Лиза: От сука, опять обосралась.

Уходит в комнату, возвращается с ночной вазой, источающей зловоние, шаркает сквозь кухню в туалет. Идет обратно в комнату, слышен голос бабы Лизы – Что, гнида, как срать – так запросто, а как убрать за собой – так мы не можем? Зато жрать мы можем? Ууу, когда же ты сдохнешь наконец… В комнату, где бубнит баба Лиза, врывается Ольга, закрывает за собой дверь, слышится ругань, визг, что-то бьется. Распахивается дверь, появляется разъяренная Ольга, тащит за собой бабу Лизу, та кричит – пусти, сатана, пусти-и! Ольга волочет бабу Лизу через кухню в другую комнату, швыряет ее там на диван, а сама пытается отворить окно на улицу. Баба Лиза затихает, следя за манипуляциями Ольги. Не справившись со старыми рамами, та хватает стул и разбивает стекло. Баба Лиза сидит недвижима, но когда видит кровь (Ольга поранила руку), бросается к ней, оттаскивает от окна. Все-все-все – бормочет она, – успокойся, все сейчас пройдет, все пройдет, не буду я больше, старая совсем, не буду, я тоже устала, тебе тяжело, не буду больше, не буду, все-все-все и т.д. У Ольги истерика. Владик сидит на кухне в той же позе у окна. Когда возня в комнате затихает, парень начинает тихо напевать...

…А пришёл к нам Соломон Воложин, и это хорошо. Можно по-разному относиться к его текстам, но они действительно яркие. И провокационные. А это лучше, чем тусклые и сонные.

Я бы не назвала Воложина критиком – скорее дотошным читателем с литературными навыками. Но это, опять же, лучше, чем критик без оных.

Если говорить о минусах, очень уж он любит слово «демонизм» и фамилию «Выготский». И слово ёмкое, и фамилия неплохая, но начинает казаться, что так и Незнайка демонистом окажется. И сильно понадобится узнать, что же всё это значит «по Выготскому»…

И второе. Не хватает, по-моему, такта, тонкости. «Пушкин представил, что предстанет глупым мальчиком, которому не отломилось». Эти разборы, кому и что отломилось, Радзинского напоминают. То есть совсем не лучшее, что можно напомнить…