Форум журнала "Новая Литература"

Сбитнев Виктор. Повесть «Тринадцатый апостол».

...Было это всего полмесяца назад, а словно годы минули. Лёнька вспомнил, как они с Палычем ходили к его дальним родственникам, в аккурат к Казанскому вокзалу. И здесь, прямо на перроне, захмелевший после гостевания Лёнька познакомился с шустрой, бойкой на язык москвичкой. Она поразила его своим столичным выговором и той непривычной для него, сельского лаптя, простотой общения, которой он доселе никогда не встречал. Через несколько минут после их стихийного знакомства он уже остро ощущал сладкую истому в груди от понимания, что эта девушка – её звали Даша – готова побыть с ним часок-другой в своей комнате, через площадь, вот только мама сейчас уйдёт.

Нравы в Лёшкином селе царили суровые, и местные девки до свадьбы даже пощупать не давали. Поэтому Лёнька до призыва разве что поцеловаться успел раза два с Надькой, что жила на Бутырках, над прудом. А когда, разгорячась, полез к ней под резинку трусов, то тут же получил в ухо. Звенело до самого Горького, где формировали маршевые роты.

Тут надо заметить, что при всей своей деревенистости учился Лёнька замечательно. И особенно любил он два научных направления: литературу с историей и математику с физикой, твёрдо веруя в то, что они изначально связаны. И вот эта москвичка, эта столичная фифа эффектно достала с полки красивую, причудливо оформленную книгу и вдохновенно начала читать какие-то немыслимые по красоте стихи: «И идут без имени святого все двенадцать вдаль, ко всему готовы, ничего не жаль». Прочла и сказала, что ей для уходящего на фронт солдата, как для святого апостола, тоже ничего не жаль. Оборона Родины от агрессора святее всех революций, вместе взятых. И ещё сказала: «Ты знаешь, Лёня, эту гениальную поэму можно легко начертить как геометрическую фигуру или физическое тело. А твоё тело... – ох, кто его знает, что с ним будет на передовой – я хочу приласкать его перед отправкой на фронт. Да тут не то что варежки, рубаху последнюю с себя скинешь! И Лёнька скинул и рубашку, и кальсоны, и даже носки-самовязы.

За час он весь взмок, задохся, доведя Дашу до полного исступления (даже соседи несколько раз стучали в стенку), но сам облегчения так и не получил: то ли по неопытности, то ли от перевозбуждения. Почувствовав от этого в себе какую-то вину перед Дашей, он лихорадочно стал размышлять: что бы ей такое подарить, чем утешить? Ну не кальсоны же, в самом деле? И тут увидел на стуле свои новые шерстяные варежки, Надькин подарок в дорогу. Не раздумывая, сграбастал их со спинки и бережно опустил Даше между ног: «Чуешь, какое тепло? Теперь оно всегда с тобой будет...». И слёзы потекли у Лёньки из глаз, солёные мальчишеские слёзы...

Военная и послевоенная тема, оно понятно, вызывает уважение, брутальный стиль изложения ей соответствует - крепкий, профпригодный, такой исповедовали в советском СП. Не люблю я подобной беспросветной тематики, начитался в своё время до изжоги, но повесть эту через силу принял, поелику есть в ней что-то настоящее, вековечное, не высосанное из пальца. Занятно то, - и где-то жизненно с точки зрения понятия формы - что сюжет повести, словно в болеро, завязан на Блоке. Наши люди, не умеющие жить без искусства, без мечты в высокое…

А и хороша трагическая притча, финал беспросветный, но честный…