Форум журнала "Новая Литература"

Захаров Владимир. Рассказ «Бахвалов и Жаба».

...Молодость Бахвалова прошла бурно. Успел и повоевать – вторая чеченская, и посидеть – сто одиннадцатая УК РФ, и попить. Вот только полюбить не удавалось. До Марьи валандался по миру, отталкиваясь кулаками. Легко находил работы, и также легко их терял. Мужские коллективы его уважали, начальство побаивалось. Оглядываясь, и не выделит чего-то особенно. То, что для других покажется опасной, местами кровопролитной жизнью, для Бахвалова было рутиной. Шабашки, пьянки, драки... Багровое со временем блекнет, трескается и становится пепельно-серым, как и глаза Бахвалова, из которых ушёл зверь...

Однако же,  черт возьми. Браво. Тонкое перо, толстое знание жизни, свой стиль. Жаль, что не уделено достаточно внимания деталям бытоописания Бахвалова и Марьи. Дом, быт, разговор, - этого бы совсем немного нужно было бы, чуть коснуться для полноты картины.

Очень цветасто написано, даже слишком. Много запоминающихся перлов. Подобного рода перлы нужны автору для самоутверждения, а читателю - в виде щекотки, как разновидности развлечения на сытое пузо. Голодный дух этим не насытишь. Многие думают, что если мастерски описывать жизнь примитивной материи, то это и есть литература. Сомневаюсь. Это ВДНХ творческого потенциала. Автор, по идее, не должен быть умнее своих героев, иначе сразу вспоминаешь про бисер перед свиньями. Это тот самый случай. Люди искушённые пройдут такой текст и скажут: ну, ничего... ничего. Да сразу, поди, и забудут. А разные прочие подобного рода текстов не читают, ибо вообще не читают. Для кого тогда бисер? Пожелаю очень талантливому автору оторваться всё же от хамла и найти своего героя, на фоне которого его дар не будет выглядеть нелепо. В вечность попадёт то, что будет нужно нашим неглупым потомкам. Нужна ли им Жаба?

Жаба им нужна. Жаба есть везде, и у Тургенева, и у Бунина, и у Платонова, у Чехова, Набокова и Трифонова тоже есть Жаба. Жаба везде. А рассказ очень хорош. Ну а насчет потомков, это Вы зря, это бросьте. Писать для потомков пошлое занятие.

Универсальная формула утверждает, что писать нужно для себя, прежде всего, но так, чтобы это было нужно и кому-то на стороне. Для себя, чтобы жить, чтобы расти и со смыслом водку пить. Такой вот альтруистичный эгоизм творца. Я не говорил, что писать нужно для потомков - тут очевидная натяжечка, уважаемый, я говорил, что в вечность попадёт не всё. Жабы я там не вижу. Стараюсь, но не могу. Видимо, у нас потомки разные...

«Что в этой ситуации предпринимает моралист? Он тоже пытается достичь гармонии. Только не в жизни, а в собственной душе. Путём самоусовершенствования. Тут очень важно не перепутать гармонию с равнодушием… Художник идёт другим путём. Он создаёт искусственную жизнь, дополняя ею пошлую реальность. Он творит искусственный мир, в котором благородство, честность, сострадание являются нормой. Результаты этой деятельности заведомо трагичны. Чем плодотворнее усилия художника, тем ощутимее разрыв мечты с действительностью. Известно, что женщины, злоупотребляющие косметикой, раньше стареют…» Довлатов. ЗОНА.

То что у нас разные потомки, это же порядке вещей. Да и приведенная из Довлатова цитата никак не иллюстрирует Вашу мысль о том, что "что-то должно остаться", а скорее наоборот, - Вам же противоречит.
Вы знаете, я считаю, например, "Мертвые души" самым слабым произведением Гоголя. Схематичный черновик, который следовало бы переписать набело раз семь-восемь. А все от того, что пером писателя водила забота о том, чтобы кое-что осталось потомству. Какое же самое сильное его произведение? Разумеется, "Записки сумасшедшегоТа самая Жаба, которая, кстати, была тогда новой литературой, НЛ. Тогда так не писали.

Мне показалось, что в некоторых местах описательность здорово "притормаживает" текст. Особенно в начале рассказа. Впрочем, ключевые слова здесь - "мне" и "показалось".

Взгляды Рыбака на литературу и на место в ней Акакиев Акакиевичей, Поездов, Жаб и прочих, меня не удивляют, не первый раз озвучены и мои аргументы в пику, были примерно схожи с вашими - Дмитрий. Каждому свое. Его мнение, даже предлагает некий творческий вызов, что всегда хорошо.

Володя, молодец. Пить меньше надо, писать — больше. . «Чья бы корова мычала, а твоя бы...», скажешь ты. Ладно, молчу.

Я понимаю о чём говорит Рыбак, и на этот раз поддержу его. Совсем без обид, но грубо говоря он считает, что если такой хороший и интеллектуальный автор как Захаров, а мы знаем его потенциал, вдруг берет, да и в рассказе поднимает такие темы, как скажем Винни Пух дрючит Пятачка, то это несколько диссонирует с возможностями автора. Здесь он умнее своих персонажей. Но к чести Захарова надо сказать, что в рассказе очень сложно найти сюжеты, которые умнее автора. Для этого проще написать повесть или роман, если конечно пуп не развяжется. А так- вполне себе рассказ, претензий к которому особо и нет. Респект.

Лачин, кто-то говорит "пьют", а нам никто не запрещает считать, что причащаемся:) Жаль Веничка мертв, он бы составил график, на манер: попил - пописал; попил, попил - пописал, пописал; попил, попил... попил - пописал, пописал, пописал... (Надеюсь, все люди взрослые и не пошлые и нет нужды в расстановке ударений)Любил он графики.

Касательно - нельзя быть умнее своих героев и т. д. Не знаю, кто как воспринимает литературу, но я например учился на худграфе и предпочитаю думать о ней как о холсте и красках. Увидел - мазнул... Увидеть можно разное, в том числе и Жаб, и демонов - дворников, и Матерей из преисподней... Главное чтобы холст не порвали и краски не стырили. В рамках этой аналогии, можно например начать упрекать Ван Гога, мол чего это ты брат зачуханных шахтеров по пути в забой малюешь? а это что? поля?приземленно, брат. Ты еще цветочки открыточные изобрази, подсолнухи например... Иди лучше ухо режь... Пора...

ВЗ: «Взгляды Рыбака на литературу и на место в ней Акакиев Акакиевичей, Поездов, Жаб и прочих, меня не удивляют, не первый раз озвучены и мои аргументы в пику, были примерно схожи с вашими - Дмитрий. Каждому свое. Его мнение, даже предлагает некий творческий вызов, что всегда хорошо...»

Я не против АА, мне по сердцу Иона Потапов из чеховской «Тоски». Считаю, что писатель вправе говорить обо всём на свете, включая глупость или картины народной жизни, но здесь разговор скорее о методе. Классики упомянутые выше работали на живом сердце, а в трудах многих наших авторов я вижу препарирование трупов. Сердце не бьётся, кровь стекла и не брызжет, неосторожный скальпель вкривь-вкось полосует мёртвую ткань. Или даже не раз упомянутый топор... Однако Атлас внутренних органов человека давно уж создан, а феномен возникает лишь в случае открытия чего-либо нового именно в живой материи. Чтобы не мучить вас хождением за три моря, приведу примеры работы на живом сердце у нас под боком, в НЛ: О. Шипилова «Старик», В. Шамов «Когда уходит белая корова», В. Семёнов «Подарок», В. Шамрай «Музей». Это навскидку, из последнего, кроме того есть ещё масса примеров... Замечу также, что тексты, подобные сказанию о Жабе образуют в душе творца замкнутый болезнью круг, из которого трудно выбраться. То есть путь убыточен по умолчанию. Вперёд и вверх...

А я думал, сказание о Бахвалове. Но Рыбаку, видать, везде мерещатся только Жабы, и он не упускает возможности их пнуть, по примеру главного героя рассказа. Без обид, это в качестве шутеечки, которая пока еще живая и не сдохла) Потом попрепарируем и ее) Долго ли - умеючи.

Мне кажется эта чёрная сказка не о Жабе и даже не о Бахвалове. Это сто тысяче первый-бис вариант «Преступления и наказания». Достоевскому понравилось бы. Жаль, что я не Достоевский... Или наоборот: как хорошо, что я не ФМД. Принцип - что вижу, то пою, не нов, вернее даже архаичен. Пробовали изменить действительность в лучшую сторону? Ну, хотя бы в рамках лит-ры... По многоопытности предвижу ответ - нет.

Кто хорошо поет, - почему бы не петь? Изменять действительность это дело родителей, воспитывающих детей. Искусство, и в частности, литература, по очень глубокому наблюдению Ницше, лишь спасает нас от действительности.

Вы правы, лучше писать пьесы с гусями о клинических идиотах. В том вам - успехов!

Уже не в первый раз замечаю, что потоптаться на ФМД, это сейчас в тренде. Переоценка, такая переоценка. Общее место, а от того попахивает пошлятинкой. Тем более что по степени изменения действительности (весьма неоднозначного) Федор Михайлович посоревновался бы со многими. Впрочем, такие не соревнуются, тем более из гроба.

Так же заметил, что после прочтения моих текстов у многих открывается дар предвидения. Holy Macaroni!)

И поменьше дидактики. Литература, может быть какой угодно. И одна ее грань, не исключает другую.

PS: Вспоминается нашумевшая пьеска, там все никак не могли кого-то дождаться...

Спасибо, что прочитали.  :)  Видите ли,  эта самая пьеса с гусями, то есть шутка, пародия, - вполне возможно послужит столь любезному для Вашего сердца делу изменения действительности куда лучше, чем любая книжка, где правильный герой подает пример и указывает читателю дорогу  к храму. Такую книжку вдумчивый читатель захлопнет без сожаления, ибо ни одной книжке еще не удалось исправить действительность. А вот пьеса про клинических идиотов, весьма и весьма возможно, заставит задуматься об убожестве  нашей жизни и косвенным образом поспособствует.
Уверяю Вас, сочинения Козьмы Пруткова дали русской литературе неизмеримо больше, чем "Как закалялась сталь".

«...любая книжка, где правильный герой подает пример и указывает читателю дорогу к храму. Такую книжку вдумчивый читатель захлопнет без сожаления, ибо ни одной книжке еще не удалось исправить действительность. А вот пьеса про клинических идиотов, весьма и весьма возможно, заставит задуматься об убожестве нашей жизни...»

Сочувствую вам, конечно, в связи с «убожеством жизни», но ведь это может быть не внешними факторами, а внутренними... Немало встречал такого по юдоли. По мне так жизнь диалектически прекрасна. Раньше хуже было. Дорога к храму - дело пустое, даже как звонкая аллегория, однако точно знаю, что «Мартин Иден» поправил мозги не одной сотне тысяч душ творческого люда. Если Прутков механически щекочет на уровне земли, то книга Лондона даёт художнику лестницу для штурма неба. Присоединяйтесь, барон!

Раньше... Я и имею в виду как раз то самое "раньше". Мы вспоминаем, и имеем возможность заключить, что жизнь прекрасна. "Человечество смеясь расстается со своим прошлым".
То есть, любая литература, которая не есть лестница в небо, является приземленной?
Вы любите Набокова? Исключительно литература ради литературы, ни один рассказ не зовет в небо. Просто из читателя становишься зрителем.  Тот же упомянутый вами Довлатов. Его великолепные рассказы зовут скорее в землю. Это если воспользоваться предложенной вами субъективной вертикалью. 
Мне кажется, у вас очень советское понимание литературы.

Пошли в кинишку? Мне это не по душе. В тексте я ищу прежде всего информацию, а потом и всё остальное. Какую информацию даёт мне «Бах и Жаба»? Отвлечённо - весь мир говно, а люди в нём вахтёры... Или я чего-то не допёр? Или в облака меня позвал? Сообщение Захарова, недурное по форме, никакое по содержанию. Разве не так? Если говорить о неких теневых сторонах жизни, то - хотя бы на уровне «Школы для дураков». Довлатов - весьма средний писатель с самоиронией, близкой к хорошей журналистике. Однако человек он был думающий, и от него всегда можно подзарядить батарейку. Он писал исключительно о себе, сюжет ему был недоступен. Я здесь, в НЛ не раз звал людей пишущих: если нечего сказать по делу об окружающем мире, то писать хотя бы о себе - это будет сто крат интереснее, чем талантливое пыряние ножом дебила... Дык.

Опять же, что называть информацией. Информацию можно найти и в цифрах.
Любой рассказ это информация. И, как вы давеча, выразились, "что вижу о том пою", - это тоже информация. Но  ведь видят все по-разному. И имеют разную способность спеть о том что видят. В сущности,  "Война и мир" это то что видел Толстой, там где другой не увидел. И все его откровения, раскопки душевные,  это то что он видел. И когда Захаров в банальной  истории убийства увидел Бахвалова и  Жабу, то это уже и информативно и содержательно. Как и все то, что вдруг погружает тебя в раздумье, в желание лучше понять, осмыслить. Он не позвал в облака, но в облаках и делать нечего, - только, пожалуйста, не цитируйте мне по этому поводу Горького.

Не нравится Горький, вот вам афоризм, или жизненный принцип, писателя Сладкого:

«Каждый день художник обязан спрашивать себя: что хорошего сегодня я дал миру? Ибо производителей дерьма и без меня хватает...»

Тут для ответа, правда, надо быть художником, то есть человеком с незаживающей совестью.

Это не творческий подход. Это подход ремесленника.

«Пошли в кинишку? Мне это не по душе. В тексте я ищу прежде всего информацию…»
Борода видимо заблудился и попал в журнал художественной литературы случайно. Информацией занимается специальный жанр, называется нон-фикшн.

«Или в облака меня позвал?»
Внимательно читали? Некоторые не только в облака, в нормальную жизнь никогда не попадут. И это вполне себе сообщение, хотя я и далек от мысли, что писатель должен быть телеграфным столбом. Намекну: обстоятельства смерти Бахвалова на пороге новой жизни.

«Он писал исключительно о себе, сюжет ему был недоступен…» «…звал людей пишущих: если нечего сказать по делу об окружающем мире, то писать хотя бы о себе…»
А еще, в бороде у Бороды, как у инспектора Гаджета, видимо есть скальпель космического металла, пинцет, и микроскоп, и ему (Бороде) не составляет труда мгновенно вычленить в тексте: где – о себе, где – сюжет, где…

Собственно, своих оппонентов я и не собирался переубеждать. Есть такая чудная пословица: «Там, где два поляка - три мнения». На мировоззрение человека влияет сто пять факторов, включая экзотические типа, что ел, с кем спал, пил, сросся, итэдэ... У меня как и прежде своя задача: дать весть единомышленникам, вдруг они есть в натуре. Им по секрету сообщу: поедание говном говна безнадёжно устарело. А то, что говно вот будто бы уже! почти стало пушистым решающим фактором не является. Не стало же...

Да и мне вас переубеждать резона нет, просто среагировал на позабавившее.
Но судя по заключительному вашему высказыванию, трогать не стоило. Есть профессиональные деформации, когда полицейские везде видят ворье, врачи больных и т.д. Что с вами? Если вам везде мерещится… ну, то самое… начинается с той же буквы, что и класс в котором учился Жаба.
Вопрос риторический, ответа не требует.

Владимир Захаров
гор. Петрозаводск
+79535490683
vladimirov29@list.ru

13/05/19 – 16/05/19
К Л Е Щ И

…солнце подкрадывалось… забиралось внутрь… сковородка земли…
 
Прожаренные пыльные фалды занавесок, обездвижив - иссохли, безнадежно подставив свои щербатые щеки под полное безветрие летнего зноя.
 
…прицелы лучей… вымороченные тени… пыль в легких…
 
Панкратов понимал, что его обособленное от всего остального мира жилище, более не является убежищем и что нечто, еще помимо установившихся жарких летних погод, понемножку залезает под кожу и выедает, выманивает наружу.
 
…невозможно сопротивляться… сопротивление – трусость… затворничество – роскошь…
 
Писатель Панкратов, по-пластунски перемещается по квартире, поводит носом, ощущая сильный запах помады, которой густо умащено все внешнее пространство за окнами, и само это пространство более не разнолико, а представляет собой - одни большие влажные желанные губы, нашептывающие слова соблазнения.

…выйти – потерять… остаться – истлеть… жить – умереть…
 
Коллеги по союзу писателей, по первому жару, устраивали выезды за город, где под предлогом творческих встреч напивались, жарили шашлыки, и совокуплялись с аборигенками, подставляя взбледнувшие за зиму жопы рассвирепевшему с голодухи раннему гнусу.
 
…ломились в почту… звонили в звонящее… скреблись в двери…
 
Панкратов боится всего, что снаружи, всегда боялся, и распаляющийся с весны психоз, замешанный на предощущении неминуемого выхода в свет, занимал все его внутренне пространство, вытесняя даже намек на работу над начатым в благословенное выстуженное зимнее время романом.
 
…старый рюкзак… проверить медикаменты… не забыть панамку…
 
Его, безвольного, прихватят решительные собратья по цеху и повезут неведомо куда, давить плавящейся резиной легчайший тополиный пух, попутно вытравливая глаза и носовые пазухи медленным, как кефир, сигаретным дымом.

- Семен, мы внизу!
- …спускайся подлый!..
- …выходи трус!

Неверующий Панкратов крестит дверь подъезда, примеряя на сведенное судорогой напряжения лицо - маску легковесной беззаботности, и еще раз среагировав носом на воздушный помадный призыв, сквозящий из всего объёма рассохшейся, со щелями, двери - двигает свое долговязое неповоротливое тело, под циклопический желток солнца.
 
…теперь их четверо… как и предсказано... небритый апокалипсис…
 
За зиму Панкратов успел окончательно избавиться от всех примет человеческого, разбазарив его на буквенное сопряжение и пьяную аэронавтику сновидений и сейчас, в нерешительности пошатываясь на крыльце, перед раскрытой пастью багажника, он мучительно вспоминает навыки артикуляции.

- ...всем... привет... здоровья... здравствовать... не виделись... давно…

Три цепких ухватистых писателя, в разное время побывавшие в соавторстве с блестящим Панкратовым и попеременно вновь воюющие меж собой за это право, пахнут насыщенной человеческой жизнью, наполненной вином и женщинами, и детьми, и бизнесом, и выгодными знакомствами, и путешествиями, и рыбами, и зверями… и давно иссохшими железами творчества.
 
…Высокий… Толстый… Хромой…


- Помогите ему уже, кто ни будь!.. а я ей и говорю, - у тебя итак везде узко, так что нет смысла раскручивать на стыдное… думал, комплимент сделал… Толстый, компонуй его пожитки!.. а она, представьте, обиделась, хрен их разберешь… Панкратов, не умирай… Хромой, да помоги ему!.. а предложи я ей сам, так разыгрывала бы из себя недотрогу, дескать, у меня там неприкосновенные пажити, не смей посягать!

…Высокий командует… он похотливый... решительный…

- У тебя проблема в писю или в попу, а мне бы подержаться, без предынфарктного… давай, друг любезный, рюкзачок… я и жену раскормил себе под стать, чтобы не донимала лишний раз… Панкратов ты как в спячке до сих пор, ей богу – просыпайся!.. да и все больше склоняюсь к безучастному наблюдению юных прелестниц, нежели их непосредственного освоения, ведь при них не кряхтани ни пердни, а это для меня уже сверхчеловеческие горизонты… я тебя сейчас пну Панкратов!.. возраст, шибздики, против него не попрешь.

…Толстый потеет… плотоядный… услужливый…

- Вам лишь бы п...ться или потрепаться об п…ться… Панкратов, я следующий в соавторы, у нас с тобой цикл простаивает!.. а я их палкой люблю погонять, взращиваю так сказать цветы зла, на старости лет… не забыл, Панкратов?!.. сначала я их, а потом они меня, весь последний гонорар на побегушки спустил… Панкратова посадите, а не то, как в прошлый раз.

…Хромой желчный… подавляющий… дотошный…

Панкратов усаживается на заднее сидение, несколько растерянный столь мгновенным  больным заныром в жизнь и в пронимающее до мурашек, лишенное всякого смущения и рамок, естественное существование своих коллег.
 
…неуловимый Панкратов… бледный… неземной…
 
Выезжают со двора в пыльную, занявшуюся вязким маревом, лаву дорог и Панкратов походит на безмозглого попугая, которого в первый раз взяли на дачу, и он ошарашенно поводит головой по сторонам, отвлекаясь на всякое новое впечатление, всякий новый отблеск напомаженного летнего мира.

…бутылка по кругу… за дорогу… бездумная ажитация…
 
Сноровистое вождение красивого и уверенного Высокого, и уютное теплое соседство Толстого, и хищная заинтересованность романтически надломленного Хромого – все это бултыхается в сквозняке салона, разбиваясь об взъерошенное оперение падшего с верхотуры своего убежища Панкратова, и выдувает из него остатки чёрно-белой буквенной рефлексии.
 
…а за окнами… выпуклые… девушки…
 
На загородной трассе много медовой теплой смерти, разбросанной по обочине в останках сбитых лосей, собак и еще черти знает кого, а в довершение всего - мучительный простой в адовом пекле пробки, из-за въехавшего в столб бедолаги, пережеванного собственным автотранспортным средством.
 
…Панкратов рассматривает… нет сил отвернуться… тревожный восторг…

Впрочем, и смерть отступает, так как полные горсти человеческих жизней и то чем они обычно кончаются, все это остается далеко позади, за перегруженной задницей джипа, а воздух, постепенно меняясь составом, хмельно раздвигает меха легких Панкратова и сотоварищей, когда они сползают на пыльную проселочную одноколейку.
 
- Баня есть? – Толстый.
- Пансионат ведь! – Высокий.
- А деревенские Жюстины? - Хромой.

Панкратов всякий раз опасается совращения и сейчас, за естественной испариной прячется смущение, напоминающее ему стесненным пространством ниже пояса, что он тоже человек (по крайней мере, был им когда-то) и что живой жизненный опыт необходим писателю, а еще, Панкратов уже совершенно забыл, как пахнет женское междуножье.
 
…стыд… вожделение… страх…
 
Много привалов на расслабленные перекуры, на опорожнение мочевых пузырей, на беззлобное подтрунивание, на умиротворенное подпитие - когда уже можно без оглядки пригубить всем, вырвавшимся из тенет социального рабства, пиратам.
 
…пахнет лес… собой… спрятанной водой…
 
Множественный птичий перелай, будоражит слуховые кости, все столь же восторженно оглядывающегося по сторонам Панкратова и его предыдущее уединенное существование кажется ему ужасающей выдумкой живодера, чье имя он уже позабыл.
 
…потовые железы… впрыск в печень… растанцовка…

- С каждым разом все сложнее тебя вытаскивать, гений ты наш необъезженный… мы же переживаем за тебя… опасаемся, что схлопнешься однажды… что задавишься молью, так и не дожевав шубу, перед входом в Нарнию… непоправимой потерей ты нам угрожаешь своим монашеским беззалупным затвором, - рассуждает Высокий.

…Панкратов конфузится… подкивывает... разводит руками…

- И не жрешь… он не жрет(!), посмотрите только - кожа да кости… бледная поганка… духом единым сыт не будешь… он не жрет!..  вот я даже рядом для сравнения присоседюсь… где он и где я?.. да одно мое полужопие с две светлых его головенки, - возмущается Толстый.

…Панкратов узится… для смеха… чтоб подтвердить...

- Сначала перестанешь видеть действительное, а затем, рано или поздно, испарится и вдохновение… а нам с тобой цикл завершать… демон придет, так и не отличишь от своего же отражение в мутном зеркале … баб не желаю, отвлекают только… да и не про них ты всегда был… но связь с читателем утрачивать нельзя, иначе и мы, с нашим приземленным скотством, уже не сможем разбавлять твои победоносные космические рулады, - наставляет Хромой.

…Панкратов задумывается… сокрушается… опасениям…

Пансионат выглядит как заброшенная двухэтажная хламида деревянного зодчества, но тем и крепит свою исключительную туристическую привлекательность, а еще, под подошвой расхристанного шатуна пирса, плещется томноокое озерцо, а банная труба выплевывает в мир, сводящий с ума аромат березовых чурок, прогорающих на протопе.

- Выгружаемся...
- …как же за…сь...
- …я б пожрал.

Панкратов, с ноющим отворотом шеи к небывальщине озерной, не глядя, перетаскивает к крыльцу пожитки - свои и чужие, а пятки жжет мягкая окись травы и ему хочется поскорее, под горку, припустить к озеру, которое под завязку набито мокреньким.
 
…сосны… берег… обрамили…
 
Хвойное мачтовое дерево, всегда выделялось Панкратовым, из-за своей непременной умопомрачительной стройности и мечталось ему о коже из крепкой парусины, что ветер раздует на безупречных стволах сосновых мачт и вынесет прочь из болота обыденного.
 
…восторгом… заполонённый… донельзя…
 
Троица облепила стойку ресепшн и общается с обаятельной, с уютно-простоватым лицом, администраторшей и каждый из них выясняет свое: кто об организации досуга, кто о расписании питания, кто о женском поголовье округи.
 
…рыбалка... шведский стол... деревня – рядом…
 
Они располагаются в большой четырехместной комнате, где Панкратову достается худшая койка у самых дверей, но он не ропщет, ибо никогда не умел бороться за свое место под солнцем, к тому же товарищи всегда незаметно скатывались от издевательских насмешек к неприкрытому хамству, да и солнца в комнате нет - бороться не за что, оно снаружи и вроде как пока общее.
 
…вниз… со склона скатываясь... под горловину озерную…
 
Панкратов становиться черной дырой, которая незаметно для остальных с жадностью поглощает окружающее пространство, не брезгуя ничем, напитывая свою кромешную пустоту, которая его друзьям кажется гениальностью и только ему известно о том, что она суть бездна.

…коньяк в разгон... бледное мясо… занявшиеся угли…
 
Панкратов, как загнанная диковинная зверушка, разбавляет общество ненавидящих друг друга писателей - диковатой неприспособленностью и чуждостью, сквозящей в каждом его движении, в любом звуке исходящем, и они борются меж собой за право присвоить «зверушку», приручить для дальнейшей эксплуатации.
 
…язык щиплет... перченая поножовщина… от вкуса жаренного…
 
Писатели напрягаются, когда Панкратов покачиваясь, стоит на краю пирса и кажется, что вот следующий ветерок, точно его смахнет с деревянной ладони и, причем, не обязательно вниз - во влажный омут, а может и наверх, и вот этого - «может и наверх», троица боится больше всего, ведь останутся пьяными осиротевшими бездарями, упустившими момент, когда еще можно было ухватиться за невидальщину.
 
- Ты один…
- …Панкратов…
- …на всей земле?

- Думаю, что да… похоронив тех, кого помню, я отдалился от прочих, которые вроде как есть, но я их уже не помню… и они забыли меня… иначе и быть не могло, потому что я с детства отстранялся от всего, чему казалось, что оно меня знает… в итоге, только буквы теперь близки со мной… или я с ними… и буквы, в отличие от людей, сами уходят вовремя, особенно если год хороший и пишется.

- У тебя хороший…
- …год
- …Панкратов?

- Да, неплохой, вроде бы … писать мне уже дается легче, чем дышать… но в процессе первого я частенько забываю о втором, и тело идет в раздрай от сигарет, кофе, водки и я полагаю, что ресурс физический, исчерпаю задолго до писательского, но тут лишь предположения… может и обрубить внезапно.

- Надо тебя…
- …пристроить сегодня…
- …ой, засмущался то.

Панкратов поглаживал продрогшей ладонью гладь воды, позолоченную закатным тяжелым солнцем, и сознавал, что его приятели, - рассыпанные, с забредшими на огонек деревенскими девицами, по потерявшему нетронутый целомудренный вид берегу, - пребывают сейчас в полной своей силе, и что он суть заложник, и мало что в этом понимает, не ориентируется, и от него мало что зависит.
 
…мучительный процесс… протаскивания себя... по целине стыда…

Он и опьянеть то толком не мог, лишь глупел, болванился, и когда чужие гибкие руки с трогательным рыжим пушком на предплечьях, обняли его отвороченное прочь тело, он вполне успокоился и притих в западне, что шла за ним по пятам с начала весны, и запах помады сейчас был наиболее отчетлив.

- А кто у нас…
- …Я…
- …тут один?

Панкратову казалось, что он вполне может умереть, задохнуться от накатившей на него волны смущения исходящей от кончиков пальцев пристроенных на округлые упругости источающей помадный фимиам дочери Евы.

- А кто у нас…
- …Я....
- …такой стеснительный?

За дымами было не разглядеть лица, да и знал Панкратов, что нет лица у его голода, который требовал лишь осязать, а не разглядывать, и, ощупывая сантиметр за сантиметром пряной веснушчатой выбеленной сумерками кожи, он приближался к устью, истоку, чей запах забыл, казалось навсегда.

- А кто у нас…
- …Я…
- …е…ться будет?

Под жалящим пледом, вышедшего на ночную охоту гнуса и облепившего их разбухшее за день мясо, Панкратов вспоминал какими частями стоит наиболее чаще совпадать, прилаживаться, а также полагался на телесную отзывчивость благодетельницы, что умело задавала ритм его нечувствительному к музыке соития, ёрзливому тулову.
 
…прохлада ночи… запахи пота… прочие секреции…
 
Слезливо жмурясь от приспустившегося дымка умирающих углей, Панкратов вколачивал клин в деревенскую натуру и с каждым толчком он довершал мыслеобраз своей призрачной Беатриче, единственно которой смог бы доверить сердце и ради которой возможно решился бы на литературное оскопление.

- А кто у нас…
- …Я?..
- …сейчас кончит?!

Ради Беатриче Неявленной, он смог бы попытаться пожить обычно, осветить свой околоток, проветрить подпол, и может даже выпустить из заповедного нутра Беатриче, из ее сладких, темных, теплых внутренностей,  несколько детских криков… два или три.

- А кто у нас…
- …Я!..
- …нет Я-Я-Я!!!

Под ним хлюпающе содрогалось естественное и он, добавив и от себя несколько чавкающих звуков, в сладком удовлетворенном отвращении отвалился в сторону на колючую от сосновой хвои траву, над которой вывесилось чистое нёбушко небушка с причмокиванием пожравшее его Беатриче.
 
…распаренный апокалипсис… из бани с криками... в уснувшее озеро…
 
В остывающей бане: Высокий, Толстый и Худой - поздравляют пожухлого Панкратова с развязкой и наводят мосты на будущее проекты, расписывая в подробностях, как уже почти готова клетка для больших гастролей, в которой они будут прокатывать Панкратова по ближнему и дальнему зарубежью и продавать на него билеты.

- А кто у нас…
- …Я…
- …обезьянка?

Панкратов не спал, терзаемый разнообразными звуками исторгаемыми организмами его почивших друзей и, вдыхая хлористый казенный запах наволочки, плакал от того, что нет в этом мире ничего окончательного, безусловного, совершенного, и что он  - отдавший всего себя в погоне за сечеными золотом призраками, - скорее всего, умрет разочарованным одиноким стариком, чей труп даже некому будет сожрать.
 
…надо... собаку... завести…

Всю дорогу до дома Панкратов ехал с закрытыми глазами, потому что наелся миром и дальнейший нажёр мог вызвать спазматический отрыг и съезжание мозга с оси набекрень. Войдя в удушливую родную келью, Панкратов от дверей стал раздеваться и на подходах к ванной стал уже совсем-совсем голенький, как новорожденный. Он знал, что обнаружит и что было непременным последствием подобных выездов. За ухом, под сердцем и на мошонке - дремали три разбухших клеща. Панкратов намотал на карандаш ваты, налил в крышку подсолнечного масла, обмакнул карандаш и густо смазал клещей.

…задохнутся… отпадут… вскорости…

ВЗ: «Более не нахожу объективных причин, присутствовать на данной площадке и размещать свои тексты. Было неплохо, начиналось на ура, но странность к размещению и публикации - смущает... Всем доброй жизни. Пока... пока...»

Вот вы тут давеча у Купчиновой словом «спьяну» возмутились. А зря, это было без намёков, это фигура речи и констатация положения, когда порой талантливые тексты не попадают вдруг на Главную, а разно потуги Ибрагимли, «Посетитель» Бондаренко, «Торжество паломника» Щербак, «Криминальный» Фирсова занимают лучшие места, и вдобавок ещё последние рекомендуются! к прочтению главредом... Не говоря уже о мусорном, вторичном, графоманском «Худож. Смысле»... Нонсенс. Несмотря на хронические идейные разногласия, я бы вас, или Сентякова, Ковсана, Зуева, Семёнова, Жуковского, Тву, итэдэ - публиковал бы без рассмотрения редколлегией. Ибо у этих творцов очень силён внутренний редактор. Это поважнее таланта будет. Трудом можно одарённость сымитировать, а вот внутреннего цензора, перфекциониста - нельзя. Они сродни родимому пятну. И в «Клеще» этом опять ничтожества царствуют, но сделано-то отменно. С претензией на новаторство. Неужели не приняли? Жаль, что по ряду причин не могу влиять на голосования в «малой прозе», я бы глотку «коллегам» перегрыз за этот текст. Ну и вспоминается банальное «никогда не говори никогда»... Было уже - и уходили некоторые пассионарии, хлопнув калиткой, и также, спустя миг, возвращались.

Спасибо Рыбак, никогда в тебе ношибался. Надо идти дальше, не сомневаться в себе. Того же посоветую Тву, и т.д. Мы же все знаем, как правильно....

Поддержу Захарова. Вы, Владимир, не расстраивайтесь так. И писатель вы талантливый, и получается всё у вас. Ну а не напечатали здесь - правильно сделаете, если будете искать иные места, иные горизонты. Редактура- оно ж такое дело: кто не с той ноги встал, кого-то подтошнило с утра, кому любовница не дала. Я всегда ратовал, чтобы рассматривали писателя как личность, с разных сторон, с разными идеями. А не просто- один-два удачных рассказика. Но это не формат журнала. Это формат книги. Там всё это осуществимо. Дерзайте, ни в коем случае не идите на поводу таких вот обстоятельств. Я точно знаю. Что у меня здесь не забирали- абсолютно всё было напечатано в толстых журналах и даже за границей. Поэтому ко всему, что здесь происходит- отнеситесь как к вызову. Это ж не конец жизни. Не конец поисков. Только не прогибайтесь под отзывы и редакторов, не меняйте стиль и идеи в угоду. Время то оно всё расставит на свои места. За сим- просто с наилучшими...

Среди прочих, сравнимых с НЛ платформ, я бы выделил «Топос». Там публикуют практически всё, что шлют. Но навигация на сайте нулевая, статистика не видна, найти что-то целевое практически невозможно. Уровень издания - без редактуры - весьма неровен. Напороться на золото сложно, как на нынешнем Клондайке. Надо постоянно быть в теме, тогда может и отловишь что, на что не стрёмно тратить время. К примеру, была у нас такая Ольга Александрович, активно себя проявляла на Форуме, женщина приятная, мудрая, но... Прислала беспомощный роман «Старинные часы», его по делу зарубили, она собрала свои манатки и сбежала тискать свои детские письки в «Топосе». Что скажешь? В добрый путь! Ковсан тот же самый у них свой «Танах» популяризировал, затем к нам эмигрировал. Даёт теперь вещи, как и Захаров, со «Знаком качества». НЛ имеет в активе несколько авторов международного уровня, пусть и непризнанных всуе. Рядом с ними публиковаться, быть, соревноваться - приятно и трудно. Выбирайте...

Всяко бывает. Отказ, так или иначе - дело неизбежное. Тут вот недавно мой РОДОДЕНДРОН ДАУРСКИЙ рубанули - было жаль... Но, с другой стороны, мне тоже тяжело представить (да и не очень хочется) редактора, у которого радостно забъётся сердце над строчками "Запусти ты в меня своим языком, если хочешь - то даже конечность..." Всяко бывает. Тут уж на какую платформу не подайся... Не расстраивайтесь, Владимир.

"Клещей" Захарова отвергли справедливо. У текста  завал в стилистический выпендрёж в ущерб раскрытию вкусной темы. Работа от ума, не от сердца. В отличие от "Бахвалова и Жабы", которые кровью писаны. Кто не согласен? Давайте проголосуем.

Далее тема закрыта. Захаров более не публикуется на данной платформе. Вся поддержка и комментарии, также не обсуждаются. Я ушел заниматся своим искусством, чего  и всем советую.

Сообщение удалено администратором. Размещать ссылки без пояснений на форуме запрещено.

    "Вспоминается нашумевшая пьеска, там все никак не могли кого-то дождаться..." (Захаров, 16 пост).
    Видимо, Захаров имел в виду пьесу "В ожидании ГодО" Сэмюэля Беккета.