Маючая Елена. Рассказ «Отпусти меня домой».

...– Здравствуй, Женя. Как ты? Ведь, правда, уже легче? – спрашиваю.

– А-а-а-а! – кивает он – легче.

– Разакался. Как только Птица его понимает? – удивляется санитар.

Женин друг здесь давно. Шизофрения. Последнюю неделю у него улучшение. Сидит, курит неторопливо, с удовольствием, прищуриваясь и поглядывая в мою сторону. Ему кажется, что у него вместо сердца птица. Она залетает через форточку, выклёвывает сердце и забирается на его место. А почему так, Птица не знает, и врачи не знают. Сегодня хорошо – в груди никто не ворочается, не пытается вырваться наружу. Сегодня он почти уверен, что это просто тахикардия, вот только сначала появилась она или птица?..

– Грей косточки, Женька, грей. Это последнее солнышко. Скоро зима, шарахнет минус двадцать, будем через окошко на улицу смотреть, – и подмигивает товарищу.

– А-а-а-а!

– Думаешь, с недельку тепло постоит?

– А-а-а-а!

– Хоть бы. Насидимся ещё в комнатах, – говорит Птица. – Ладно бы в своих, а то в больничных, – и вспоминает.

Были ведь свои: и люди, и комнаты. А теперь нет. Для него – нет...

Маючая Елена. Рассказ «Право на маленькие слабости».

...Накануне операции я не сомкнула глаз, сидела на подоконнике. Звёзд, как назло, ни черта. Чёрное небо застыло пустой глазницей. Я была совсем одна. Скоро, утром, должны были прийти мама с папой, утром должна была начаться предоперационная суета, но те несколько часов я коротала на пару с собой. В голове – полная каша, «под конец» хотелось разобраться во всём. Особенно с тем, что касалось Бога. По-моему, время для этого было весьма подходящим. Но ничего не выходило, все мои выводы упирались в собственную болезнь, хотя верить в его существование той ночью хотелось невероятно. «Наверное, Бога нет, точно нет» – подумала я и вслух громко спросила:

– Эй, ты здесь?

Откуда-то сверху (с третьего этажа, а я лежала на втором) совершенно спокойно ответили:

– Здесь. Ты чего не спишь?

– У меня з-з-завтра оп-п-перация, – от неожиданности я начала заикаться.

– Волнуешься?

– Н-н-немного.

– Зря. Всё будет хорошо. Ложись спать.

Никогда не была особо послушной, но разве Богу перечат? Я нырнула под одеяло, прислушалась – за окном тихо, и задремала. А утром мои страхи исчезли, а может, просто стало не до них. А если по-честному, то более меня в успокоении нуждались родители. И когда наступил момент «прощаться» с «проклятой дрянью», я уже ничего не боялась. Тем более Он пообещал, что всё будет хорошо...

Маючая Елена. Рассказ «Красные бабочки».

...Она видела красных бабочек. Много лет. Когда он заходил в их ресторан пообедать, и она приносила дымящийся, кровоточащий ростбиф, прилетали бабочки. Они кружились над её головой, задевали её бледное лицо нежными крылышками, а потом устремлялись прямо в сердце, и от того цвета вокруг усиливались в десятки раз, в воздухе начинали летать мыльные пузыри, в каждом из которых было по букве, и одна из них точно «л», и ей казалось, что можно просто протянуть руки к небу, и в них упадут самые яркие звёзды.

Дэйв доедал ростбиф, оплачивал точно по счёту и всё никак не мог запомнить, что её зовут Клэр. Не оборачиваясь, уходил в другую, недоступную для неё жизнь. И бабочки исчезали, мир вокруг тускнел, от мыльных пузырей не оставалось и следа.

Но однажды Клэр, глядя Дэйву в глаза и чувствуя, как сердце наполняется красными бабочками, прошептала:

– Я люблю тебя.

Он посмотрел на неё и назвал сумму.

– Но у меня столько нет, и вряд ли когда-нибудь будет, – призналась она.

Дэйв пожал плечами и предложил «в таком случае не беспокоить».

Красные бабочки на этот раз остались в её сердце и стали питаться нектаром, сочащимся из него, заставляя Клэр думать, много думать. Наконец решение было найдено.

– Я достану деньги, – сказала она, когда он в очередной раз забыл её имя.

– Молодец, детка. Это будет самая лучшая ночь в твоей жизни. Вот, держи адрес.

Она сжала клочок салфетки и исчезла на два месяца.

Дэйв жадно втягивал белую пыль. Звёзды сыпались к ногам дам, прошедших уже более половины пути. Коллекция очков от «Армани» пополнялась. Настоящая любовь была совсем рядом...

Маючая Елена. Рассказ «Безобидные игры».

– Чёрт возьми, Эндрю, когда ты перестанешь приходить сюда?! – кричит Джейкоб и плотнее придвигается к Ребекке – сукин сын постоянно норовит лечь меж ними. – Почему бы тебе не устроиться на диване?

– Дорогой, у нас широкая кровать, к чему бедняге спать на маленьком диванчике? – Ребекка всегда так говорит, ей не привыкать, что в её постели почти каждую ночь ворочаются два мужика.

Эндрю втискивается между супругами, зевает, клацает зубами и уже через минуту его сознание заполняется мыльными пузырями, которые, лопаясь, оставляют быстро меняющиеся картинки.

– Этот кошмар никогда не закончится! – в который раз за последнее время повторяет Джейкоб и про себя добавляет: – Молли никогда бы этого не допустила.

Молли. Она была старше его. Полноватая, длинные чёрные волосы, губы цвета брусничного варенья, бесформенное ситцевое платье, стоптанные, похожие на ортопедические, туфли. Она любила его. У них могли быть дети. Много детей. Если бы в один день старушка Молли не отрезала волосы. Печальное зрелище: торчащие во все стороны, разной длины, некогда густая чёлка отхвачена под самый корень. Бедная Молли. Грустила, избегала своего отражения в зеркале, на ночь уходила во двор, а потом, через неделю, исчезла...

Маючая Елена. Рассказ «Так мне и надо».

Будь проклят тот день, когда я решилась сообщить близким и друзьям о своей писательской деятельности. Если бы я знала, к каким последствиям это приведёт, нипочём не согласилась. Однако поздно поняла, а посему приходится жить с тем, что есть.

Началось с того, что «посвящённые» потребовали немедленно предоставить доказательства моих слов, а именно роман и рассказы. Предоставила. Прочитали. Поцокали. Повздыхали. Ожидала, что начнут расспрашивать о главных героях, о сюжете, о замысле. Ничего подобного! Услышала только:

– Зачем тебе это надо?

– Ну, как же, как же! – честно признаться, сразу не нашлась, что сказать.

И ещё:

– Сколько за это платят?

Надо было соврать, вот чувствую, что надо было. Потому что в ответ на моё «нисколько» и следующее мечтательное «пока нисколько» получила громкий смех и обидное:

– Какая глупость – работать задаром!

Кое-как выкрутилась, объяснив, что пишу не ради денег, а токмо для души, мол, финансовый вопрос меня особо не беспокоит. Вроде поверили. А после понеслось...

Маючая Елена. Очерк «Жаль, что это случилось с нами».

Хорошо пробежаться по ковыльной степи, а потом, раскинув руки, упасть на спину и долго наблюдать за небесной битвой: кто победит – серые или белые. В воздухе переговариваются птицы, где-то в траве наигрывает симфонию Вивальди кузнечик, а по ноге ползёт кто-то добродушный, чёрный и лениво шевелит усиками. Слышно щёлканье пастушьего кнута, призывающего к повиновению, и ворчание старого преданного пса, подгоняющего не по погоде одетых овец. Попыхивают печными трубами красноголовые домики, яблони простирают тяжёлые ветви к каждому, идущему мимо, предлагая угоститься янтарными плодами. Мечтая о высоте, хлопают крыльями гуси, вознося небесному божеству молитву на понятном только им языке. С важным видом роют землю нарядные петухи в поисках розовых слепых червяков. Громко обсуждают близящийся обед большеухие свиньи, впервые пробуют на вкус свежее сено белолобые телята. Жаль, что мы этого не увидели.

Здорово в выходной прийти в кафе-мороженое, в то, что за углом, на крыше которого поселился огромный широко улыбающийся клоун. Выбрать столик у окна и заказать целых пять разноцветных шариков, а потом сидеть и долгих полчаса сравнивать, какое вкуснее: ванильное, клубничное или крем-брюле. А после, немного передохнув и глядя, как воробьишки купаются в луже, выпить огромный стакан «Кока-колы» и набить карманы жевательной резинкой, которой можно угостить всех знакомых ребят. Жаль, что мы так и не попробовали.

А как замечательно купить билеты на все имеющиеся аттракционы, а потом лететь, обгоняя ветер, говорить друг другу «Ух ты!» и держаться за руки, когда на полной скорости несёшься в голубую бездну. Можно на несколько минуток стать и водителем, и лихим наездником, и метким стрелком. Можно запустить в небо воздушные шары и покормить лебедей, что живут в маленьком каменном гроте в центре городского фонтана, а потом проехаться по детской железной дороге и выйти на остановке «Зоопарк». Здесь уже ждёт низенькая мохноногая лошадка, чтобы в расписной повозке прокатить мимо просторных вольеров с косматыми зубрами, с достающими до самого солнца жирафами и с лениво зевающими гиппопотамами. Слышно, как провозглашает себя царём зверей желтоголовый лев, как тревожно вскрикивают грифы, как наполняют воздух разговоры важных какаду. Жаль, что мы туда не попали...

Маючая Елена. Рассказ «Дача».

У терапевта Савушкина Владимира Кирилловича было все: четко нормированный рабочий день, четырехразовое питание, молодящаяся жена в утягивающем нижнем белье, взрослая дочь (настолько взрослая, что Савушкин не мог отличить, где бюстгальтер жены, а где дочери). Имелись трехкомнатная квартира, подержанная иномарка и простатит. Одним словом, жизнь удалась.

С понедельника по пятницу он равнодушно выслушивал жалобы больных, рассматривал их рыхлые, нафаршированные гноем миндалины, изучал показания градусника и тонометра и выписывал похожие как один рецепты.

Жена его, Наталия Евгеньевна, преподавала вокал в музыкальном училище, где, демонстрируя своим ученикам верхнее «си», заставляла прохожих, идущих мимо распахнутых окон ее кабинета, мучительно морщиться и затыкать уши.

Дочь Галина пошла по стопам отца – училась в мединституте. Она встречалась с очень картавым и близоруким парнем из хорошей семьи. Уже шли разговоры о свадьбе.

По вечерам Савушкины собирались за ужином. В ожидании пока остынет горячий борщ, Владимир Кириллович экзаменовал Галину по венерическим болезням и предлагал ее жениху угоститься ветчиной. Тот благодарил, сослепу путал тарелки с закусками и втыкал вилку в рыбное филе. Потом Наталия Евгеньевна поила всех чаем, играла на фортепиано и пела романсы, не давая смотреть телевизор.

В выходные ходили в оперный театр, после которого наполовину оглохшего близорукого парня бережно, под руки выводили на улицу, или же навещали тещу – Агнию Львовну, давно и безобидно прозванную Савушкиным Агонией.

Для полноты картины «Семейное счастье» не доставало только дачи...

Уважаемая Булава, зачем вы читатете мне нотации? Займитесь литературой, не тратьте время на поучения чужих взрослых людей - это смешно.

Уважаемый Геннадий, Ваши замечания, как и ощущения от рассказа, весьма субъективны, а посему мне не интересны. Возможно мои произведения расчитаны на иной круг читателей. С уважением, Елена.

Спасибо Вам, Михаил, за то, что прочитали и оценили. С уважением, Елена.

Тимофею Маляренко. Спасибо.

Катерине Вольной. Спасибо, стараюсь. Что касается слов паразитов. Пишу так, чтобы было максимально правдиво, на высоко художественную литературу в большинстве случаев не претендую, отсюда и "дворовые" слова и выражения.

Асе Тумановой. В моем изображении "инвалид" (как вы говорите) вышел обычным человеком со своими радостями  и горестями, мечтами и проблемами. Про большинство не пишу, оставляю этот удел вам, может быть в следующем комментарии попробуете стать немного объективнее?

С уважением, Елена.

Маючая Елена. Рассказ «Правой, ле-е-вой».

...Меня, честно признаться, иногда беспокоит следующий вопрос: а может, мне легче бы жилось, имей я Юлькин оскал? Понимаете, ковыляешь себе по улице, идут навстречу люди, и ты слышишь, как прохожие переговариваются:

– Какая красивая девушка, жалко, что больная.

– Да, не повезло бедняжке.

Охота догнать их и спросить:

– А что, если бы я была страшная, меня не было жалко, или было бы, но не так сильно? И в чем, позвольте, мне не повезло: в том, что красивая, но больная, или в том, что просто больная?

Я так, конечно, ни разу не сделала, но, согласитесь, интересно узнать, что именно они имели в виду. И все-таки, если к моей сухой руке и хромой ноге еще и Юлькину голову прибавить, будет явный перебор. Но, признаться, просто достали такие жалости. Вот, к примеру, на прошлой неделе купила в магазине сметаны литровую банку, мать попросила, чтобы торт испечь, донесла до подъезда и нечаянно шарахнула о ступени: банка вдребезги, пакет порвался, сметана потекла – три этажа уделала, будь здоров. Слышу, соседка поднимается и ругается:

– Это, – орет, – что за скотина весь подъезд засрала?!

А я, как назло, ключ никак найти не могу. Слышу – рядом уже, я даже зажмурилась, думаю, сейчас отругает, а она посмотрела на пакет, на меня, на пакет, на меня и говорит:

– А-а-а, это ты, Настенька. Хорошо, что сама не порезалась.

– Я сейчас все уберу, – отвечаю я.

А она:

– Да что ты, деточка, что, для этого уборщицы нет? Подумаешь, сметана, да кто ее не разливал?!

Противно, честное слово! Ведь будь я обычным человеком, влетело бы так, что мало не показалось, а тут – «деточка»! Или, тоже совсем недавно, ехала на маршрутке. Водитель резко затормозил, все пассажиры попадали на пол, я – не исключение. Ну, поругались, отряхнулись, я к своему месту поковыляла. Тут все и забеспокоились:

– Ты, – кричат, – собака такая, что же наделал, поворачивай в больницу, посмотри, как девушка ногу подвернула!

Я давай их успокаивать:

– Все в порядке, это у меня с рождения.

– Предупреждать надо, – говорит мне старичок один.

Это как выглядеть будет?! Захожу в автобус и кричу во весь голос: «Граждане, предупреждаю, у меня ДЦП. Не говорите, что не слышали!». А так, с виду, вроде приличный дедуля.

На меня смотрят, как на бездомную собаку – вроде жалеют, что она никому не нужна, но все равно понимают, что это только собака...

Маючая Елена. Рассказ «Жди моего звонка».

...Оксанка как-то незаметно повзрослела, вытянулась, обстригла русые косы и тоже решила, как и брат, посвятить жизнь небу. Окончив курсы стюардесс, она стала работать в авиакомпании «Сибирь», жила в Новосибирске. Домой Митькина сестра приезжала редко, я не видел ее годами. Тетка, заставлявшая мыть руки, умерла, поэтому по воскресеньям я беспрепятственно заваливался к другу с пивом, сначала один, а потом и вместе с будущей женой Катей. В зале над диваном висела фотография Оксаны – в форме и с букетом цветов, и каждый раз, глядя на нее, я удивлялся: «Как из нескладной долговязой девчонки получилась эта красивая девушка, улыбающаяся одними глазами?!».

Я не могу сказать, что желание жениться возникло у меня в двадцать четыре года осознанно. Просто все ровесники, как-то незаметно обзавелись семьями и первенцами, да и, глядя в Катины глаза, понимал, что если не сделаю предложения я, то его сделает кто-нибудь другой, потому что нравилась она многим. Родители мой выбор одобрили, так что они не только с радостью приняли Катю в семью, но и постарались всячески помочь устроить молодоженам жизнь, подарив на свадьбу царский подарок – однокомнатную квартиру.

Я, наверное, был счастлив те два года, что мы жили вместе и, скорей всего, у меня радостно замирало сердце, когда впервые держал сынишку на руках. Я не помню, что чувствовал тогда, почему-то разум отказался хранить память о тех периодах жизни. Зато я четко могу воспроизвести каждую секунду своего бытия с определенного момента – со встречи с Оксаной, вернувшейся в родной город. Брат давно уговаривал ее перевестись в авиакомпанию «Аэрофлот», в которой летал сам, и, вероятно, его усилия не прошли напрасно, потому что она послушалась.

Я не пришел ночевать домой в первую же нашу встречу и после не особо оправдывался перед Катей. Дело в том, что с появлением той, повзрослевшей коротко стриженой Оксаны все мгновенно перевернулось, и то, что не касалось конкретно ее самой, казалось мне пустяковым и ненужным. Я не замечал: ни вкусных домашних обедов, ни первых шагов сына, ни потерянного выражения на лице жены, на меня не действовали уговоры родителей и косые взгляды соседей.

Можно, конечно, обвинить меня за то, что я позволил себе, будучи женатым, очертя голову, познать те чувства, которые доселе не изведал; можно обвинить ее, назвав разлучницей, за то, что она пыталась отобрать мужа у жены и отца у ребенка; можно даже свалить вину на Митю, спокойно наблюдавшего за всем этим и не воспротивившегося. Ради Бога, вините, потому что это действительно так. Я не имел права забывать о близких мне людях, но я делал это. Оксана должна была уехать навсегда из нашего города, но после каждого рейса она спешила домой и звонила мне, зная, что рядом стоит заплаканная жена с сыном на руках...

Маючая Елена. Рассказ «Простой способ измерения любви».

Я знал этого человека с детства, мы жили в одном подъезде. Он был весьма приметной личностью в нашем районе, все видели, что он сумасшедший. Звали его Саша, просто Саша, без всякого отчества. Жил он с матерью, отец его давно умер. Наверное, они перебивались кое-как, потому что у него на все времена был только один костюм – синий, с потертыми локтями и вытянутыми коленями, и домой его мать всегда несла в авоське булку хлеба и пакет молока, картошку иногда. Понимаете, у нее никогда не выглядывали из сумки куриные лапы или хвостик от палки колбасы, лишь хлеб и молоко. Может быть, у них сейчас что-то к лучшему переменилось, мне хочется в это верить.

Саша был тихим, безобидным шизофреником. Ходил себе туда-сюда возле дома, ни с кем не разговаривал, ни к кому не приставал. Издалека – обычный мужчина, еще молодой, но вот вблизи сразу становилось понятно, что он ненормальный, у него в глазах что-то такое было, отрешенность какая-то полная. Ребятня пробовала его дразнить, но быстро прекращала – он никак не реагировал, даже голову не поворачивал, ходил туда-сюда и все. Иногда Сашина мать, задерганная и крикливая, за что-то ругала сына, но он не слушал и смотрел в сторону так, как будто ее вовсе не существовало. О чем он думал, никто не знал, да и, в принципе, это никого не интересовало. И так бы я и запомнил его, как обычного психбольного, если ни одна история...

Маючая Елена. Рассказ «Что такое справедливость».

Домой идти страшно неохота, не пойду. Хотя все равно придется, не смогу же я сидеть на лавке до ночи, так что придется, как ни крути. Опять скандал будет, классная, наверное, уже позвонила, нажаловалась. Это все из-за сочинения. Мы сегодня писали сочинение на свободную тему, мол, что такое справедливость и что такое несправедливость, ну, это не так, конечно, звучало, но примерно. Если бы дали задание поконкретней, я, может быть, и справился. Ну, там про «Войну и мир» ту же. Я бы тогда мог у одноклассников содрать, а мог и просто всякой красивой чухни накалякать про любовь, про балы, про вековые дубы, понимаете, мне это было бы проще. А тут подсунули нам про справедливость, и чтобы непременно свои соображения высказать, да я бы и сам передирать у других не стал – противно это, у каждого своя справедливость.

В конце концов, я там такое написал. Я вам чуть позже скажу, что именно. Пару строчек, вот и все сочинение. Я видел, как учительница наша (я ее имя не назову, боюсь, ей стыдно будет, что такой олух у нее занимается) села тетради проверять, она, я так думаю, именно в этот момент моей матери звонит. Конечно, учительнице-то какое дело, что она только с работы пришла и что у нее, кроме меня, еще пять ртов. Да и в сочинениях мама ни черта не смыслит, она даже ПТУ не смогла закончить, всю жизнь полы моет. Мать меня и ругать не станет, хотя лучше бы лупила, но она только плакать будет и говорить, что будущего у меня нет.

Вы не подумайте, что я совсем ничегошеньки не понимаю, что такое справедливость, я понимаю, просто по-своему, сейчас объясню...