Гуревич Лев. Рассказ «Чардаш Монти».

...Зинка появилась около вагона-бани в половину девятого вечера, осмотрелась и села чуть в сторонке на берёзовый чурбачок, удачно расположенный в тени кустов, освещенных яркой луной.

Вскоре из вагона на дощатый перрон спустились два человека и, негромко переговариваясь, направились к штабному вагону. Свет в окнах продолжал гореть, – значит, старшина ещё там, смекнула Зинка, и, перекрестившись, двинула навстречу своей судьбе.

В предбаннике никого не было и, судя по звуку льющейся из душа воды, Козляк поняла, что старшина домывается и с минуты на минуту выйдет. Она быстренько разделась догола, понюхала подмышки – не сильно ли пахнет потом – и натянула на себя заранее приготовленный белый халат, с умыслом застегнув его всего на две пуговицы. Затем подхватила стоящее в углу ведро для мытья пола и, широко распахнув дверь, зашла в помывочную.

Прямо перед ней, стряхивая с себя капли воды, стоял совершенно голый старшина, распаренное лицо которого было краснее обычного.

– А, Козлова, давай заходи, – ничуть не смущаясь, произнёс Иванча.

– Я воды набрать, полы помыть, товарищ старшина.

– Полы – это хорошо, давай проходи! – и старшина двинул мимо подчинённой в предбанник.

Зинка погремела ведром, сполоснула тряпку и следом за старшиной вошла в предбанник. Когда Матвей Андреевич, промокнув свежей простынёй лицо, поднял глаза, то вздрогнул от неожиданности – прямо на него, ритмично шевеля ягодицами в такт рукам, моющим пол, двигался женский срам, слегка прикрытый подвёрнутым белым халатиком. Неизвестно, нашлась бы в природе такая сила, которая смогла бы оторвать взгляд двадцатипятилетнего мужика от столь соблазнительного зрелища...

Гуревич Лев. Рассказ «Кадиш по Валленбергу».

...Подъехав на Лубянку, Капелянский поднялся на 7-й этаж и прошёл в приёмную начальника Главного управления контрразведки Смерш генерал-полковника Абакумова. Дежурный секретарь тут же препроводил его в кабинет. Абакумов поздоровался кивком головы и приказал переводчику следовать к начальству. Неизвестный человек в штатском, явно кавказской внешности, вышел из глубины кабинета и, молча глядя на Каплянского, жестом направил того к выходу. Спустя пару минут, они уже очутились в приёмной Наркома внутренних дел и тут же прошли в кабинет.

За большим письменным столом, перед которым стоял перпендикулярно длинный стол для заседаний с рядами стульев по обе стороны, сидел лысый человек, поблескивая стёклышками пенсне. Он был сильно простужен. Покрасневший крючковатый нос, опухшие глаза, шея, закутанная шерстяным шарфом, пот покрывавший лысину, большой белый платок в левой руке.

– До чего он похож на грифа, – мелькнуло в голове Каплянского. Изображение этих птиц из дореволюционного издания Брема «Жизнь животных», которое стояло в книжном шкафу родителей, всплыло у него в памяти.

– Ну, и гдэ там этот ваш швэд? – спросил человек в пенсне, и Каплянскому даже показалось, что он ослышался.

В комнату ввели высокого человека в тёмном костюме, белой рубашке (галстук по тюремным правилам запрещался). Правильные черты лица, крупный нос, редкие тёмные волосы, зачёсанные на пробор. Его усадили на отдельно стоящий стул, размещённый в ярко освещённом месте.

– Ваша фамилия, имя, год и место рождения? – спросил Каплянский.

Человек удивлённо посмотрел, заслышав немецкую речь, и через пару мгновений ответил:

– Валленберг, Рауль Густав, год рождения 1912, Стокгольм...

Гуревич Лев. Рассказ «Рейс SU101».

...О том, чтобы убежать с места происшествия, и мысли не было, ведь не мы затеяли драку, и, казалось – правда на нашей стороне. Вскоре подъехала скорая помощь, спустя минут десять – милицейский газик, и нас с Юркой отвезли в ближайшее отделение милиции, где составили протокол, в котором, в числе прочего, было записано, что «гражданин Скалкин Ю. П. и гражданин Матюшин В. П. находились в состоянии алкогольного опьянения средней тяжести». Затем нас поместили в «обезьянник» – большую металлическую клетку с деревянными лавками, в которой никого не было. Вскоре Юрка, лёжа на лавке, заснул, а я сидел, прокручивал в памяти драку в троллейбусе и пытался сообразить, во что мы влипли. Хмель давно прошёл, хотелось пить, но голова была ясная. Потихоньку я забылся, как вдруг услышал громкий голос,

– Скалкин, с вещами на выход!

Смотрю, перед открытой решётчатой дверью стоит милицейский сержант, а рядом с ним Юркины родители – Пётр Прохорович в адмиральской форме и Зоя Андреевна, вся сверкающая бриллиантами, на высоких каблуках и превосходно причёсанная. Юрка пошёл на выход, а я, как дурачок, спрашиваю:

– А как же я, Матюшин Владимир Павлович?

– А вот насчёт Владимира Павловича команды не было, – с издёвкой отвечает мне сержант и запирает дверь. Юрка, не говоря ни слова, пошёл с сопровождающими на выход, а я кричу:

– Юрка, позвони мне домой!

Скалкин-младший, не оборачиваясь, помахал мне рукой и исчез в глубине коридора. Кто и когда сообщил Юркиным родителям о его задержании, так и осталось для меня загадкой, но, думаю, что Юрка потихоньку, пока возились с протоколом, сунул милиционерам номер телефона и деньги – такие вещи он всегда умел ловко проворачивать...

Гуревич Лев. Рассказ «Нокаут».

...Ознакомившись с информацией о персональном деле студента 3-го курса И. Б. Безуса, Журавлёв подал докладную записку на имя заместителя начальника 11-го отдела Пятого управления подполковника Пастухова К. С.

«… В донесении секретного сотрудника (агентурный псевдоним «Москвичка») сообщается о неустойчивом морально-волевом состоянии Безуса Игоря и тревожном психологическом самочувствии в связи с предстоящим исключением из института и призывом в армию. Дополнительным аргументом для успешной вербовки может послужить предложение о прекращении Персонального Дела в обмен на согласие сотрудничать с органами госбезопасности. Учитывая вышеизложенное, прошу Вашего разрешения на вербовку гражданина Безуса в качестве секретного сотрудника. Анкетные данные Безуса И. Б. и копии документов Персонального Дела, включая протокол задержания на Шереметьевской таможне, прилагаются…»...

Гуревич Лев. Рассказ «Два майора».

...Пасюков открыл сейф, и, хотя его спина загораживала обзор, Невежин увидел, как начальник ОВД опустил в карман джинсов «Макаров».

«Ну, это понятно. Его штатный «Макаров» в наплечной кобуре, которая угадывается под джинсовой курткой, а этот – второй, наверняка неучтённый вещдок. И правильно, нет смысла «засвечивать» свой «ствол», когда можно воспользоваться неучтённым пистолетом, а потом от него избавиться. Ладно, как там пишут классики: «предупреждён – значит вооружён».

– Майор, ты извини, ничего личного, но разреши, я тебя проверю.

«Такой здоровый бугай, вон на стене фото, где он в кимоно с чёрным поясом, а меня, инвалида, всё равно опасается. Сразу чувствуется – профессионал»...

Гуревич Лев. Рассказ «Божий одуванчик».

...Гостей было трое. Высокий, в длинном чёрном пальто мужчина, сильно пахнущий дорогим парфюмом, с грубыми, но по-мужски привлекательными чертами лица, оказался Андреем Михайловичем Усольцевыми. Глядя в глаза этому человеку, Козловский неожиданно почувствовал исходящую от него угрозу.

Когда-то давно он с детьми – Анютой и Вадиком – побывал в Московском зоопарке. В террариуме служитель в телогрейке и чёрных сапогах, выглядывающих из-под длинного брезентового фартука, кормил удава – пёструю отвратительную кишку длиной метра три. Он вытащил из ведра небольшую серую крыску и положил её прямо перед неподвижно лежащей змеёй. «Еда» спокойно рылась в опилках, покрывающих пол террариума в полуметре от немигающей, почти квадратной головы удава. Козловскому захотелось крикнуть серому комочку: «Спасайся, дурочка! Беги прочь!» Внезапно, в какие-то доли секунды удав обернул вокруг жертвы два плотных кольца, которые постепенно сжимал, и, задушив крыску, начал медленно её заглатывать. Более омерзительного зрелища Козловскому видеть не доводилось. И вот сейчас, как тогда в зоопарке, он услышал внутренний голос, кричащий ему: «Спасайся, дурачок! Беги прочь!»...

Гуревич Лев. Рассказ «Лимберх».

...В самом начале зимы Лев возвращался после уроков, которые он давал дочери купца Овсянникова – гимназистке 5-го класса, математические способности которой находились, прямо скажем, в «первобытном» состоянии, но приносили до десяти рублей в месяц, что было весьма не лишним. Первый выпавший снег и луна, изредка появлявшаяся из-за тучек, позволяли не запутаться в переулочках этой весьма отдалённой тульской слободы.

Внезапно на перекрёстке, освещённым тускло горящим фонарём, он заметил около десятка человек. Они окружили лежащего на земле человека и били его ногами.

– Мы тебе покажем, жидовская морда, кто в городе хозяин! Сейчас мы тебя убьём, еврейский ублюдок!

Лев замедлил ход и, не доходя несколько шагов, крикнул,

– Немедленно прекратите, господа, это нечестно!

Толпа опешила и на мгновение прекратила избиение.

– Ну вот, теперь ещё и барин появился, наверное, студент, судя по фуражке!

– Вся беда от жидов, поляков и студентов! – выкрикнул высокий тощий мастеровой с мешком за плечами.

Неожиданно из толпы выбежала невысокая, но почти квадратная мощная фигура с какой-то дубиной в руках, и с криком: «Я тебе, бл…, покажу нечестно!» – бросилась на гимназиста. У Льва в памяти возникла картина прошлогодней охоты на кабана в Шевелёвской роще. Он с отцом, братом Модестом и прочими охотниками стояли «номерами» в ограждении, ожидая, когда загонщики выгонят на них зверя. Громадный кабан-секач появился неожиданно. Лев не успел опомниться, как вокруг загремели выстрелы. Несмотря на полученные ранения, зверь неумолимо продолжал двигаться вперёд, «номера» расступились, кабан скрылся в чаще, и только через четверть часа лайки обнаружили мёртвого зверя.

При виде бегущего на него громилы, Льва на мгновение охватил страх, и стремительно заколотилось сердце...