Форум журнала "Новая Литература"

29 Март 2024, 16:21:23
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Добро пожаловать, Гость. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

Войти
Поднажми!
  Просмотр сообщений
Страниц: [1]
1  Свободная публикация / Иной взгляд / Искусство жить, или искусство выживать? : 08 Июнь 2022, 00:01:04
Не нужно копировать на форум контент с других сайтов. Текст удалён администратором как уже существующий в Интернете. Желающие могут прочитать его здесь:

https://vc.ru/u/457876-michael-gofman/137929-iskusstvo-zhit-ili-iskusstvo-vyzhivat

...и здесь:

https://vk.com/wall-9258253_7517

...и здесь:

https://www.rusamny.com/2019/546/t03-546/

... и ещё примерно в 20 источниках.

Уважаемые участники форума, старайтесь публиковать здесь только оригинальные реплики.
2  Свободная публикация / Иной взгляд / «В начале было Cлово» : 20 Май 2022, 01:56:10
Не нужно копировать на форум контент с других сайтов. Текст удалён администратором как уже существующий в Интернете. Желающие могут прочитать его здесь:

https://www.politforums.net/pfru/1597611972.html

...и здесь:

https://klauzura.ru/2020/07/v-nachale-bylo-clovo/

...и здесь:

https://hr-portal.ru/blog/v-nachale-bylo-clovo

... и ещё примерно в 20 источниках.

Уважаемые участники форума, старайтесь публиковать здесь только оригинальные реплики.
3  Свободная публикация / Иной взгляд / Знания Массам : 11 Апрель 2022, 02:16:09
Удалено Администратором.
Уважаемый Михель Гофман!
Не нужно множить сущности и перепечатывать сюда тексты из Интернета, даже если это тексты собственного сочинения. Старайтесь предлагать здесь читателям оригинальную информацию, которую можно прочитать только здесь. А если хотите поделиться чем-то уже опубликованным, то лучше дайте ссылку и объясните, чем это интересно. Давайте прямо сейчас и начнём. Я помогу вам, давая ссылки, а вы объясните, почему по ним стоит перейти. Если Вы не захотите этого сделать, то и ссылки я буду вынужден удалить, потому что вешать ссылки без объяснений, куда и зачем они ведут, у нас нельзя.


https://pandoraopen.ru/2020-01-05/vmesto-obrazovannosti-i-znaniya-rasprostranyaetsya-nevezhestvo-i-bespomoshhnost/

https://cont.ws/@Galtuv/1574900

https://libmonster.ru/m/articles/view/Знание-массам
4  Свободная публикация / Иной взгляд / Преступление – кратчайший путь к успеху : 25 Февраль 2022, 01:50:30
Преступление – кратчайший путь к успеху

«Какова цель человеческой жизни? Стать богатым. Каким путем? Нечестным быстрее, честным дольше. Честным, только если иначе нельзя» Марк Твен

Американский национальный характер формировался на идее труда и его результате – материальном успехе, а для этого были необходимы такие качества, как энергия и умение генерировать новые идеи, новые методы, способность к преодолению устаревших норм, смелость в нарушении общепринятых запретов, преодоление всех физических и практических границ, поиск новых неизведанных путей, смелость первооткрывателя. Эти же качества национального характера причина высокого уровня преступности в США.

«Преступность в нашей стране имеет функциональную роль, и рассматривается обществом не как антиобщественный акт, а как бизнес другим путем, самый короткий путь к богатству», писал Даниел Белл, ведущий социолог страны в 60-70ые годы, в книге «Crime is the American way of life», Преступность – это американский образ жизни.
Преступность существует во всех общественных системах, но ее специфика и размах определяются доминирующими в обществе культурными ценностями и социальными целями.

Преступность в Америке, во все времена, отличалась от европейской своими масштабами, разнообразием и была результатом демократических и экономических свобод, огромной социальной динамики. Общество ставило единственную цель – богатство, в борьбе за него участвовали многомиллионные массы, что не могло не привести, наиболее энергичных и способных преодолевать все барьеры, к поискам окольных, обходных путей,.Законы юридические и нравственные нарушались всегда, и всегда осуждались как деградация человека, как предательство священных норм жизни.

Но, к середине 19-века, преступление в глазах общественного мнения стало оцениваться иначе. В это время начало формироваться капиталистическое общество, в котором экономика стала занимать центральное место в шкале общественных ценностей. В литературе докапиталистической эпохи преступление воспринималось как индивидуальный выбор, переживаемый героем как трагедия. В 20-веке преступление перестало быть выбором личности, утратило трагедийные черты. Как в жизни, так и в литературе, преступление стало будничным социальным явлением, одним из способов решения жизненных проблем и, прежде всего, проблем экономических.

Теодор Драйзер в своих романах - «Титан», «Гений», «Финансист», показывает героя, Каупервуда, который переступает все законы этические, нравственные юридические, но все это полностью оправдано “Делом”. Честный путь долог и мало эффективен.«Общество делится на рабов, живущих по принципам рабской морали, и тех кто способен переступить мораль – это те, кто способен создавать богатства и умеет властвовать.», - пишет Драйзер в 1913 год, - «Удел слабых поражение. В отличии от сильных они боятся общественного мнения. Они слишком трусливы, чтобы пойти на риск взять что-либо чужое. Они называют преступниками тех, кто ищет власти и богатства. Миллионеры же, гангстеры и мошенники достигают успеха, потому что борются и поэтому побеждают.»

Заявление Драйзера может показаться преувеличением, Драйзер – литератор, а литература всегда пользуется преувеличением, как профессиональным приемом, но об этом, почти в тех же выражениях, говорит человек практики, закончивший лишь четыре класса церковной школы, не прочитавший в своей жизни ни одной книги, Луиджи (Лаки) Лучиано, босс боссов мафии 30-ых – 40-ых годов,  «Каждый хотел бы отнять что-либо у других, только у большинства не хватает смелости. У нас, у Мафии, она есть.»Классик литературы и “титан” американского преступного мира, также как и Раскольников Достоевского, делят мир на героев и “тварей дрожащих”.

Если следовать идее Достоевского о том, что нельзя пролить “слезинку ребенка”, тогда нужно отменить Прогресс. На миллионах “слезинок” строится мир материалистической цивилизации.«Страна предоставляет тебе выбор – или тебя грабят, или ты грабишь.», говорил Барнум, создатель самого известного в Америке цирка и выставок чудес света. Другая знаменитая фраза Барнума - «Простаки рождаются каждую минуту» (There′s a sucker born every minute) – имеет сегодня не меньшее значение, чем 100 лет назад, когда она была произнесена.

Ты или “sucker” - недотепа или “swindler”, “sharpie” - острый, находчивый, тот, кто на ходу подметки режет, способен всех обвести вокруг пальца. Турчанинов, полковник генштаба русской армии, иммигрировавший в Америку в 1856 году, ставший бригадным генералом в армии Севера в годы Гражданской войны, - «Smart guy, по-нашему ловкач, пройдоха, здесь великое слово. Будь человек величайший негодяй, в каком бы то ни было классе сословия, если он не попал на виселицу, он то и почтенный. За ним ухаживают, его мнение первое во всем, его суждениям и приговору верят более, чем библии.»

Сам концепт обмана и манипуляций лежит в основе культуры рыночного общества. Как говорил еще Цицерон, - «Рынок – это призвание тех, кто покупает для того чтобы перепродать подороже, и они не могут это сделать без наглого и беззастенчивого обмана.» Энгельс называл экономику формой дозволенного обмана. В феодальном обществе богатства приобретались насилием, рыночная демократия предложила более цивилизованные формы – обман, построенный на убеждении.

«Вся жизнь рыночного общества построена на завоевании доверия в деловой, политической и индивидуальной жизни. Успех во всех социальных сферах завоевывают только те, кто обладает способностью убеждать, способностью продать свой товар и свои идеи.» Социолог Джеймс Комбс.Главный инструмент убеждений – язык, и он отражает приоритет тех или иных качеств отношений между людьми в данной культуре, часто просто в количестве используемых слов. В американском варианте английского языка существует больше терминов для обозначения различных типов обманщиков и приемов обмана, чем в других языках мира., - frauds, charlatans, deceivers, dissemblers, tricksters, swindlers, mountebanks, impostors, hoaxers, fixers, cheats, pretenders, cynics, hypocrites, hoodwinkers, four?flushers, bunk, baloney, buncombe, sham, shilling, bamboozle, him?hamming, chisel, welsh, snake oil, bluffing, a bum steer, rook, flummox, selling a bill of goods, the put?on, a raw deal, diddling, swindling, the snow job, the come?on, the gambit, the royal shaft, the set?up, being fleeced, getting burned, the ream job, conning.

Большинство из этих терминов непереводимы, они отражают специфику деловых и человеческих отношений, характерных только для американской культуры, а широта терминологии говорит о степени распространенности и изощренности обмана.Гарри Линберг в своей работе «Тhe Confidence Man in American literature», «Мошенник в американской литературе», показывает, что американская культура создала специфическую форму гениальности – гениальности обманщика. Этот социальный тип видит общество как сборище недоумков (suckers), которых он может убедить в своей заботе об их благополучии и, таким образом, за чужой счет, создать благополучие собственное.С одной стороны, какой же разумный человек будет действовать против собственных интересов, с другой стороны, в каждом человек существует желание верить. Мы не всегда доверяем собственным чувствам и убеждениям, и готовы доверять тем, чьи убеждения логичнее и эмоционально более интенсивны, чем наши.

Все, в той или иной степени, стали бизнесменами, капиталистами, финансистами - играют на бирже, вкладывают свободные деньги в бизнесы, участвуют в различных формах деловых отношений, а в них самым важным является умение убеждать, умение купить дешевле, продать дороже.

Естественно, что в атмосфере рыночного общества “Confidence man”, мошенник, превратился в доминирующий социальный тип. В общественной шкале престижа, мошенники, добившиеся значительного успеха хитроумным обманом, традиционно занимали очень высокие места. Умение продать товар, который никто в здравом уме не купит, умение продавать все, даже то, что продать нельзя, требует активного творчества. Продажи, в широком социальном смысле, требуют изощренной изобретательности, и сами качества сэйлзмена–манипулятора, наиболее уважаемы в обществе. Недаром, в греческой мифологии, покровитель творческих профессий, Меркурий, был богом всех искусств, включая торговлю и воровство. Америка всегда была страной творческого подхода ко всем проблемам, всегда искала и находила новые, небывалые пути и, прежде всего, в создании богатств, недаром ее называли страной неограниченных возможностей, “land of unlimited opportunity”.

Окруженный первозданной природой, американский колонист должен был забыть о морали, в борьбе с природой моралист не выживал. Мораль – результат развития цивилизации, и вне цивилизации неприменима. Поступок правилен, когда он ведет к выживанию, и неправилен, когда ставит жизнь под угрозу, на моральные реминисценции просто не было времени. Процесс развития капитализма, с одной стороны, создавал новый мир разветвленной цивилизации, противостоящий природе в своем материальном воплощении и, в то же время, возвращал человеческое общество к тем формам отношений, которые существовали в природе – борьбе за выживание, в которой побеждает сильнейший.

Условия конкурентной борьбы требовали творческого подхода и мгновенных решений, уголовные законы и законы морали усложняли путь к достижению цели, поэтому преступление, как инструмент делового процесса, стало органической чертой нового общества. Генри Торо: «Вынужденный опираться только на себя, американец определяет свою свободу, как независимость от закона и традиций. Американец принимает закон, когда он на его стороне, и отвергает, если он против. Только он сам решает, что справедливо и что нет.»

Экономическая свобода, которую предоставил массам демократический капитализм, открыла все шлюзы для творческой энергии народа, и эта энергия сметает на своем пути все барьеры, стоящие на пути, устаревшие традиции и моральные нормы. Это борьба всех со всеми, и в ней выигрывают те, кто способен находить самый короткий путь к успеху, способен нарушать правила игры, игры с высоким уровнем риска.Характерен взрыв преступности в постсоветской России, когда появились небывалые возможности для индивидуального предпринимательства.

Первыми российскими предпринимателями стали те, кто имел уголовный опыт, опыт приобретения богатств в условиях высокого риска. Уголовный мир был лучше приспособлен к деловой игре, чем основное население, приученное Советской властью к экономической и социальной пассивности. В стабильной экономике легальный бизнес прибегает к нарушению закона лишь в крайних случаях. При отсутствии стабильности, как это произошло с появлением свободного рынка в бывшем Советском Союзе, в условиях разваливающейся политической и экономической структуры, индивидуальное предпринимательство выбрало самый простой путь к достижению цели – игнорирование всех законов. Обман, мошенничество и убийства превратились в России в основное средство концентрации богатств, обнажив основные принципы бизнеса в условиях конкуренции. И это закономерно, что уголовники, самая активная часть населения, стали авангардом развития капитализма в России, бизнес требует умения рисковать.

Бизнес без риска может существовать лишь в застывших бюрократических, государственных формах, и, как правило, мало эффективен. На сегодняшнем Западе преступления в экономике не выглядят настолько чудовищно, как в России, бюрократизированные корпорации выработали многоступенчатую систему сокрытия механизма экономических манипуляций, он не виден за сложными цивилизованными ритуалами, создававшихся в течении двух столетий рыночных отношений.

«Бесконечны напоминания прессы о беззаконных операциях в России. Но экономические преступления в России выглядят как наивный провинциализм, в сравнении с отточенной стилистикой гигантского мошенничества западного коммерческого мира. ...В этом наиболее наглядное преимущество западной цивилизации перед Россией. Западный человек получает достаточную тренировку в рационализации бизнеса, и уважение к закону. Он не будет надувать кого-то по мелочам. Обман по мелочам не продуктивен. Западный бизнесмен перед тем как совершить незаконную операцию, консультируется с юристом, и, в основном, старается держаться внутри границ закона, который, при помощи опытного адвоката, всегда работает в его пользу. У русских же нет многовековой практики ведения бизнеса. Поэтому русский бизнесмен, совершая точно такую незаконную операцию, как и его западный коллега, делает это непрофессионально, т.е. грубо и вульгарно. Он не озабочен даже тем, чтобы скрывать следы, и достаточно недальновиден и туповат, чтобы обманывать даже там, где в этом нет абсолютной необходимости. У русского нет того артистизма, внутренней дисциплины и того опыта обмана многих столетий, который есть у западного бизнесмена. Русский действует импульсивно, спонтанно, по-варварски. Склонность к преступлениям у русских не больше, а более очевидна. Она осуществляется в самых неприхотливых и неприкрытых нецивилизованных формах, а это не может не вызывать яростный протест у Запада. Не умея носить сложный маскарадный костюм благопристойности, над которым Запад работал веками, русские, в своем наивном невежестве, открывают для всеобщего обозрения сам механизм бизнеса.» Социолог Филлип Слатер.

В 90-ые годы ХХ века Россия повторила американский путь. В США, в 19-ом веке, в начальный период развития индустриальной экономики, откровенное взаимное надувательство в бизнесе, без маскарада благопристойности, также было общепринятым правилом. Бюрократическая структура бизнеса еще только создавалась, экономического законодательства не существовало, что позволяло использовать любые формы творческого подхода, поэтому обман, в среде деловой элиты, был откровенным и наглым.

 Американская публика, в своем большинстве, не знает истории своей страны, не знает имен большинства президентов, не говоря уже о мировой истории, но такие имена, как Билли Кид, Джесси Джеймс, Бенни и Клайд, Претти Бой Флойд, Ма Бэккер, Джон Диллинджер, Ал Капонэ, Лепке-Бухалтер, Багс Моран, Багси Сигель – эти имена знают все. Голливуд создал сотни фильмов о великих гангстерах, им посвящены тысячи книг и исследований их жизни, многотомные труды рассказывают в подробнейших деталях об их жизни..  В реальной экономике корпорации победили в борьбе с индивидуальным предпринимательством, но их победа была гарантирована самой атмосферой общества, преклоняющегося перед силой и удачей, и видевшего нарушение закона как бизнес другим путем.

«Наш идеал – большие деньги. Идеал рождает несметные полчища преступников и они истинные герои. У них одна мораль – мораль победы. Они не верят ни в какие правила, законы, нормы, поэтому они побеждают всегда. Их успех доказывает моральное превосходство мошенников над толпами верящих в честную игру (fair game) дураков.». Р. Милл, классик американской социологии.«Сегодня, с отдельного человека полностью снята ответственность перед обществом – «If it feels good, do it.» - если ты чего-то хочешь, делай, «Good guy finish last» - честный человек приходит к финишу последним. Побеждает только тот, кто играет без правил.»
Социолог Thomas D. Kerr.

Если считать, что искусство отражает наиболее важные для общества вопросы жизни, то американская литература, кино и телевидение, в которых тема преступности занимает доминирующее место, отвечает на эти вопросы. Не только на вопрос «Что делать?», но и на вопрос «Как делать?», но не отвечает на вопрос о социальных причинах преступности. Искусство, став индустрией развлечений, продает товар, на который существует огромный спрос. Никогда до второй половины ХХ века преступления не занимали такого огромного места в общественном сознании и культуре, но, в ХХ веке они заняли почти все пространство в средствах массовой информации.

Преступления - центральная тема газет, телевидения, радио. Подавляющее большинство преступлений имеют один и тот же мотив – деньги. Размах уголовных преступлений лишь верхушка айсберга – они показатель, широко принятого в обществе, стремления находить самые короткие пути к успеху. Более двух миллионов заключенных в американских тюрьмах это неудачники, те кто неспособен к манипуляции другими и обману внутри рамок закона.

Система предоставляет огромное количество возможностей именно в этой сфере, а это широкая творческая база для самовыражения, проявление индивидуального таланта, игра, в которой победитель самоутверждается как активный участник делового процесса. Автомеханик определит владельцу машины, врачу, несуществующую проблему в моторе, которая принесет ему наибольшую прибыль. Врач назначит пациенту, автомеханику, тот набор ненужных пациенту тестов, который увеличит его доход. Продавец страхового полиса навяжет клиенту, водопроводчику, страховку, которая ничего не покрывает. А водопроводчик, за минимальную работу в доме страхового агента, сдерет с него три шкуры. В деловую игру вовлечены все слои населения, все эксплуатируют всех.

В динамике перехода денежных знаков из одних рук в другие, они оказываются у наиболее энергичных, наиболее беззастенчивых, наиболее гибких в достижении личного успеха. Они и двигают экономику, увеличивая ее коэффициент действия в целом, во всей стране. Как писала Жорж Санд более ста лет назад, - «Европейский романтик повесил бы скорбную лиру меж прибрежных ив, дабы излить проклятия на зло цивилизации. Американец же не может беззаветно клеймить позором зло, из которого произошли сила, богатство и независимость его народа».

5  Свободная публикация / Иной взгляд / Искусство жить или искусство выживать : 21 Август 2020, 00:40:10
Многогранная культура искусства жизни, эстетика повседневного существования в Европе создавалась в течении веков. В Соединенных Штатах, в цивилизации бизнеса, это искусство не могло привиться. Недаром европейцы называли американскую цивилизацию “цивилизацией без культуры”.

«Америка это страна, в которой 32 религии, и всего одно блюдо на обед, бобы», писал Шарль Талейран, деятель наполеоновской эпохи. Со времен Талейрана американское меню значительно расширилось, утонченная французская кухня стала популярной в среде образованного среднего класса, но массы лишь сменили бобы на стандартный, стерильный гамбургер.

Александр Герцен, в середине 19-го века, со времен Талейрана прошло почти пятьдесят лет, пишет об американцах-богачах, нуворишах в Европе, - «...(они) готовы слушать все без какого-либо исключения, глазеть на все, что попадается на глаза, питаться всем, что подают, носить все, что предлагается, ... они носят дешевую, безвкусную одежду, которая на них отвратительно сидит, это всемогущая толпа всепоглощающей посредственности. Все попытки остановить триумфальное шествие мещанства обречены на неудачу.»

Об этом же качестве американской жизни говорил и современник Герцена, Алекс Токвиль, - «Они (американцы) видят счастье, как физический комфорт, и ... невозможно представить себе, что можно тратить больше энергии на его достижение.»

Американский мещанин, по своей сути, ничем не отличается от российского. Та же цель жизни, увеличение своего материального богатства, тот же смысл жизни, увеличение материального комфорта и разнообразие физиологических ощущений. Остальное, красота природы и творений человеческих рук, богатство эмоций и мыслей, вне его интересов.
В Европе человека, не имеющего интереса к тому, что цивилизация считает своим истинным богатством, культуре, философии, искусству, называли “филистер”, низшая, недоразвитая человеческая порода, неспособная подняться выше своей физиологии.

“Поэзию физиологического существования” в русском языке принято называть пошлостью. Пошлость - это все, что делает высокое низким, многомерное одномерным, это элементарная, упрощенная форма жизни, равнодушная ко всему, что выходит за пределы физического и физиологического мира. Владимир Набоков, в биографии Гоголя, написанной им для американского читателя, посвятил 12 страниц из 155 объяснению русского понятия пошлости, которого нет в английском языке. Почему Набокову, знатоку обоих языков, понадобилось 12 страниц для объяснения такого феномена, как пошлость? Американец видит себя и мир только в физических категориях и, характерное для русской культуры пренебрежение к физической стороне жизни, ему непонятно. Набокову понадобилось длительное и подробное объяснение феномена пошлости, его негативной оценки в русском сознании, в то время как для американца это естественная и единственно возможная форма жизни и мироощущения.

Новый Свет, в отличии от Европы, ничего не мог предложить кроме материальной, физической стороны жизни. Новый Свет не имел многовековых накоплений культуры, цивилизация на новом континенте только создавалась, и эта форма жизни стала доминирующей.

 Правнук второго президента США Адамса, Джеймс Труслоу Адамс, в своей книге «Our business civilization», объясняет появление этого человеческого типа тем, что Америка - это цивилизация бизнеса, - «Кто такой бизнесмен? Это человек, который рассматривает весь мир с точки зрения прибыли, он слеп ко многим другим сторонам жизни. Прекрасный пейзаж для него не больше чем удачное место для постройки жилого комплекса, а водопад наводит на мысль о плотине и электростанции. Бизнесмен глух к эстетике и поэзии жизни. Его жизнь вряд ли можно назвать полноценной. Убожество, нищета, скука такой жизни очевидна.»

Чарльз Диккенс, после своего путешествия по Америке, также увидел это качество американского образа жизни, - «Я вполне серьезно говорю, что нигде не видел жизнь такой бесцветной и такой интенсивной скуки. Вряд ли кто-либо, кто не побывал здесь, может себе представить о чем идет речь».

Генри Джеймс, классик американской литературы, также как и Адамс, считал что цивилизация бизнеса, - «пунктуально и эффективно ампутирует все что не входит в деловой интерес, и само содержание жизни становится всепоглощающим монотонным однообразием.»

Диккенс, Адамс и Генри Джеймс говорили об Америке прошлого, когда бизнесмены-капиталисты составляли незначительную часть населения, но, сегодня этот тип человека доминирует. Сегодня каждый чувствует себя бизнесменом, основывая собственное маленькое дело, вкладывая деньги в акции, в недвижимое имущество, и, посвящая себя полностью Делу, перестает воспринимать жизнь в ее полноте. Публицист начала ХХ века Льюис Мэмфорд, - «Современный человек выдрессирован выполнять монотонную работу и его праздники также монотонны и однообразны, как и его работа. ...жизнь становится все менее и менее интересной в ее человеческом аспекте. Она становится невыразимо скучной."

Бизнес в Америке не отделен от остальных сфер человеческой жизни, он органично вплетен в саму ее ткань. Бизнес воспринимает все окружающее через количественные меры, и они используются в каждом аспекте повседневности. Красота человеческого тела оценивается, мужского, объемом мышечной массы, женского, размерами бедер, талии груди, длине ног. Еда не вкусом, а количеством калорий. Общение, популярностью, количеством людей которых вы знаете. Знание, не глубиной и силой мысли, а количеством информации в вашей памяти. Дом, в котором вы живете не эмоциональным комфортом или дискомфортом, который вы в нем испытываете, а его стоимостью. Вещи, не их соответствием вашим представлениям об эстетике, а магазинным ценником. В этом мире количеств исчезает качество, которым только и определяется полнокровная, полноценная жизнь, но оно исчезает и в других странах мира.

В России, когда-то гордившейся духовностью своей культуры и ее огромным престижем для масс, после ее вхождения в цивилизованный мир, мещанские ценности приобретают небывалый статус, вытесняя существовавший когда-то интерес к богатству мировой культуры и человеческому духу. Ни богатая Америка, ни разбогатевшая Россия не приняли европейское “искусство жизни” по разным причинам, но их объединяет глухота к красоте, отсутствие вкуса к многообразию жизни во всех ее проявлениях. Искусство жизни не предполагает наличия огромного материального богатства. Оно возникает в атмосфере общества, уверенного в завтрашнем дне, где большинство удовлетворено своим местом в обществе, где существует полнота и глубина отношений с людьми. Но жизнь, построенная на экономике, ради экономики - это жизнь на бегу, она воспитывает не искусство жить, а искусство выживать.

Только старые центры европейских городов напоминают об уходящем в прошлое “искусстве жизни”. Виктор Гюго говорил, “архитектура - это душа нации”, душа американской архитектуры - стандарт, полное единообразие, деталей и нюансов в ней нет, это эстетика функциональности. Жан-Поль Сартр после своего посещения Америки, - «Уродство архитектуры здесь ошеломляет, особенно в новых городах. Улица американского города это хайвей, просто дорога, в ней отсутствует даже напоминание, что здесь живут люди.»

Американские мегаполисы - идеальные механизмы для жизни миллионов, это огромная стандартная инфраструктура, в которой учтены все функциональные нужды работника и потребителя. Они занимают пространства на многие десятки миль, где адрес может обозначаться как дом # 12,566, на улице # 357 - это гигантский человеческий муравейник, в котором все подчинено требованиям безостановочного движения и накопления.

Новеллист Чивер, в цикле своих рассказов о средней американской семье, живущей в в таком мегаполисе, в районе для обеспеченного среднего класса, Буллет Парке, пишет о хозяине дома, Тони, "болеющим тоской" в своем комфортабельном доме со всеми возможными удобствами. Желая хоть как-то уйти от монотонности и бесцветности упорядоченной функциональной жизни в вакууме своей жилой ячейки, Тони каждый год перекрашивает стены многочисленных комнат своего дома. В одном из своих монологов он говорит, - «Они отменили всю огромность человеческих эмоций и мыслей. Они выщелочили все краски из жизни, все запахи, всю необузданность жизни природы.»

Воплощением функциональности строительства, динамики и масштабов американской жизни стал небоскреб, символ высокой технологической цивилизации. Он собирается и разбирается как детский набор из стандартных кубиков. Его можно увеличить, его можно уменьшить. Его интерьер также стандартен, как экстерьер, поэтому его можно делить на узкие отсеки или расширять до больших залов. Первый небоскреб появился в Чикаго в 1885 году. Это был Home Insurance Building, высотой в 10 этажей, и он еще следовал европейской традиции, был обильно декорирован. Пиетет перед европейской традицией отношения к архитектуре, как “музыки в камне”, был преодолен через 40 лет, когда начали появляться сотни зданий без каких-либо украшений.

Европейская традиционная архитектура, с ее богатством разнообразных фасадов, следовала идее эстетического обогащения жизни и была рассчитана на века. Она была неизменяема, стабильна и традиционна, как само общество. В Европе здания возводились на века, в Америке в расчете на одно поколение. В течении двадцати лет вся экономическая и социальная ситуация в стране менялась, и строить на века, в этой ситуации, было нерентабельно, кроме того, эстетика требует нефункциональных затрат.

Как писал Маяковский после своего путешествия по США : «При всей грандиозности строений Америки, при всей недосягаемости для Европы быстроты американских строек, высоты американских небоскребов, их удобств и вместительности, дома Америки, в общем, производят странное ощущение временности. Даже большие, новейшие дама кажутся временными, потому что вся Америка, в частности Нью-Йорк, в постоянной стройке. Десятиэтажные дома ломают чтобы строить двадцатиэтажные, двадцатиэтажные чтобы тридцати-этажные, затем чтоб сорока-этажные...»
Задолго до Маяковского европеец Алексис Токвиль был также поражен американским отношением к эстетике архитектуры. Эстетика не ее органическое качество, неотъемлемая часть всей конструкции а декорация закрывающая конструктивные элементы, - «Когда я подплывал к Ню-Йорку, на берегу реки я увидел несколько монументальных мраморных зданий в античном стиле. На другой день я решил посмотреть их поближе. Оказалось что то что издалека виделось как мраморные плиты, были стенами из одного ряда кирпичей, побеленных известкой, а мощные мраморные колонны были деревянными стойками, окрашенными яркой, масляной краской.»

В Европе одним из критериев подлинности считалась длительность существования отношений, вещей и зданий, то, что прошло проверку временем. Как гласит древняя мудрость, истинность - дочь времени. Америка же создала временный пейзаж, “landscape of the temporary”.
Утилитарность и экономичность архитектуры требование общества, построенного на принципе непрекращающегося движения, ландшафты городов и пригородов поэтому и выглядят как плоские, временные декорации. В них нет подлинности, так как у них как бы нет возраста, нет прошлого, как и у самой страны иммигрантов, где каждое новое поколение иммигрантов разрывает с прошлым своих отцов, чтобы все начать сначала. Динамизм американской жизни, естественно, рождает безразличие к эстетике, красоте каждого момента жизни. Вечное беспокойство, страх упустить свой шанс на удачу где-то в другом месте, заставляет миллионы людей находиться в постоянном движении, передвигаться с места на место, отсюда убогий вид многих американских городов, временный и незаконченный характер застройки, он выражает сам характер нации иммигрантов, отсутствие корней, нежелание пускать корни на одном месте.
Анти-эстетизм американской жизни, с одной стороны, возник спонтанно, как результат общей атмосферы общества иммигрантов, озабоченных прежде всего необходимостью выживания в новой стране, им было не до эстетики. С другой стороны, анти-эстетизм был также частью широкой программы создания технократической, машинной цивилизации.
В 20-ом веке цивилизация стал машино-центричной, человек стал соотноситься с машиной, так как машина превратилась в меру, эталон функциональности, эффективности и эстетики. Новые города стали строиться как машины для жизни, они создавали новую красоту, красоту функциональности. Геометрические, кубистические формы зданий создали небывалые, фантастические, инопланетные городские пейзажи. Жилые дома перестали отличаться от зданий фабрик и заводов. Те же плоские стены, без всяких украшений, прямоугольники окон и мертвые, химические краски фасадов.

Эстетика геометрических форм в архитектуре получила также широкое распространение в 20-ые годы в Советской России, в работах советских футуристов, кубистов и конструктивистов, и это они первыми сформулировали основные принципы “научного градостроительства”. Научное градостроительство предполагает, что жизнь, с ее непредсказуемостью, во всем многообразии ее форм, должна быть упрощена до функционального минимума. И новые города ХХ века строились на принципе функциональности, прямолинейная застройка, квадратные сетки проспектов и улиц создавали идеальные условия для транспортировки людей и грузов. Отсутствие тупичков, переулков, маленьких скверов, характерных для старых кварталов европейских городов, позволяло контролировать весь жизненный процесс и служить интересам экономики.

Задачей традиционной архитектуры было обогащение эстетикой повседневной жизни. Но безликие, агрессивно анти-эстетичные города, построенные в 20-ом веке, строились не для людей, а для “рабочей силы”. Французское студенчество, в период молодежных бунтов конца 60-ых, требовало снести “рабочие бараки”, как называли тогда новые, безликие жилые комплексы, и построить “дома для людей”. Сегодня этого уже никто не требует, жизнь в современных бараках стала приемлемой, они стали привычны для миллионов во многих странах мира. Жизнь в таких районах соответствует требованиям индустриального производства, в котором заняты миллионы жителей, и ничем не отличаются от безликих жилых кварталов американских городов. И только культурная элита страдает ностальгией по прошлому.

Симона де Бовуар, после своего путешествия по многим городам Среднего Запада, говорила, что у нее было ощущение, что это один и тот же город. В фильме Ярмуша, «Stranger Than Paradise», герои фильма, двигаясь по Америке, заезжают в Кливленд, и один из них говорит, - «Это забавно, но когда видишь какое-то новое место, все кажется таким же, как и там, откуда только что приехал, как будто никуда и не уезжал.»

Журналист-иммигрант Генис, - «В Европе за четыре часа можно проехать три страны, дюжину городов и две горные системы. В Америке за это время вы минуете сто бензоколонок. ...Проехав столько-то миль до, допустим Буффало, ищешь место, чтобы наконец выйти из машины и погрузиться в городскую жизнь, в жизнь неповторимую, единственную, существующую только здесь, в Буффало, штат Нью-Йорк. И вот выясняется, что выходить негде и незачем, разве только в туалет.» «Америка уничтожила разницу между городом и деревней. Это место, где все устроено для удобства, и не более того.» Александр Генис.

Видя в Америке образец для подражания, большевики также мечтали о “стирании граней между городом и деревней”, но, в отличии от Америки, не смогли мечту реализовать. Советская власть, уничтожая крестьянство как класс, не смогла добиться той производительности труда, которая сохранила в американском сельском хозяйстве лишь 3% населения, а в России и по сей день население деревень составляет более 40% населения. Экономика, строящаяся на насилии, не может быть эффективной.

В Америке же это произошло в органическом процессе экономической динамики. Крестьяне–фермеры, в условиях ожесточенной конкуренции, были вынуждены отказаться от вековых традиций ведения хозяйства и начали создавать сельскохозяйственные индустриальные комплексы. В результате исчезли тысячи фермерских поселков, исчезла деревня. На месте фермерских поселений появились сабербы, огромная сетка прямолинейных улиц, застроенных двухэтажными домами на одну семью, и разница между городом и деревней исчезла.

Первым стандартизированным пригородным районом был Левиттаун на Лонг-Айленде, штат Нью-Йорк, где сразу после окончания II Мировой войны сотни абсолютно идентичных домов-коробок были возведены за короткий срок и продавались по доступной цене. С Левиттауна началась реконструкция пригородов, сабербов, которая проводилась в соответствии с тем же принципом стандарта и полного контроля над окружающей средой, как и в городах, и поэтому исчезли качества отличающие жизнь на природе от городской жизни, огромное разнообразие и непредсказуемость. Искусственно созданная природа сабербов лишена этого фундаментального качества, декорации природы не обладают способностью обогащать человеческие чувства, способностью постоянного обновления.

Научное градостроительством и не ставила перед собой такой задачи, ее целью было создание единой системы контроля всех аспектов жизни в едином, стандартном для всех районов страны мегаполисе. Научное градостроительство, в его ошеломляющем контрасте с традиционной архитектурой, наглядный показатель победы стандартного над индивидуальным.

Борьба за стандартизацию всех аспектов общественной жизни начался задолго до ХХ века. С появлением в 17-ом веке на исторической арене новой религии, протестантизма, противопоставившего себя католицизму, изменился взгляд на смысл и содержание человеческого существования. Католицизм видел в красоте материального мира проявление божественного начала, и внимание к красоте повседневной жизни католических стран привело к расцвету всех искусств. И искусство, с его вниманием к оригинальности уникальности каждого момента человеческой жизни, стало органической, интегральной частью мироощущения рядового католика.

Протестантизм же отрицал саму необходимость искусства, проповедовал аскетизм, упрощение, унификацию всех сторон жизни, что в архитектуре привело к казарменному стилю, и это особенно наглядно в жилых кварталах городов в протестантских странах, Англии, Германии и Швейцарии, построенных в 17-19 веках. В этот период начала внедряться идея ценности жизни как труда, и люди постепенно подчинились дисциплине завода и офиса, приняли условия труда в уродливых зданиях, окруженных ржавым металлом и серым бетоном. Приняли, как огромный прогресс, переселение из убогих лачуг в новые жилые районы, которые ничем не отличались от фабричной застройки.

Новая архитектура для миллионов отказалась от фасадов, украшенных орнаментами и барельефами, от украшения потолков лепкой, от маленьких тенистых аллей и сквериков, характерных для старых кварталов европейских городов. В новых городских пейзажах, с их геометрическими линиями зданий и улиц, с их огромными масштабами, человек стал выглядеть приживалкой рядом с тем, что он сам создал.

«Где Жизнь, которую мы теряем в Выживании?» Английский поэт Томас Эллиот

6  Свободная публикация / Иной взгляд / Когда деньги становятся целью жизни : 09 Август 2020, 00:10:52
«Деньги, а не Мораль, являются главным принципом общественных отношений цивилизованной нации.” Томас Джефферсон

«День­ги низ­во­дят всех бо­гов че­ло­ве­ка с вы­со­ты и об­ра­ща­ют их в то­вар. Они, по­это­му, ли­ши­ли че­ло­ве­че­ский мир его соб­ст­вен­ной ценности.» Карл Маркс.


Когда-то говорить о деньгах считалось неприличным, тема была недостойной общественного внимания не только потому, что воспринималась как «низменная», но и потому, что не у всех они были, не для всех были достижимы. В последние десятилетия тема денег превратилась в центральную, в главную тему обсуждений, звучащую в офисах, на улице, в семье, во всех человеческих связях, во всех произведениях искусства. Экономические возможности появились у многих, деньгaми стали определяться не только покупательная способность, но и способность участвовать в экономической игре.

Кредитная система позволила даже тем, чья заработная плата покрывает только необходимые ежедневные расходы, приобретать дома, автомашины, предметы роскоши. Выходные дни большей частью посвящены приобретению всё новых вещей, Shopping превратился в форму отдыха и развлечений. Отношения между людьми всё больше стали регулироваться деньгами, и деньги заняли центральное место в шкале общественных интересов.

Деньгами стали оцениваться те сферы жизни, к которым раньше применялись другие критерии. Талант в любой сфере деятельности определяется не профессиональными достижениями, а уровнем оплаты.

Успешный врач не тот, кто помог большему количеству пациентов, а тот чей, годовой доход выше, чем у его коллег. Инженер не тем, сколько благ обществу он принёс своей работой, а тем, сколько он за неё получил. Писатель, художник, актер, режиссёр оцениваются не по значимости своих творений, а по размеру полученного гонорара.

Деньги всегда были символом жизненного успеха, но в условиях экономической демократии они больше, чем абстрактный символ общественного статуса, так как дают многие формы свободы, делают человека хозяином своей судьбы. Ими, а не сложными критериями оценки человеческой ценности прошлых эпох, определяется ценность личности.

Аристократические общества строились на иерархическом принципе - высшие классы, низшие классы, на вершине герои, личности, яркие индивидуальности, внизу безликая толпа, масса. В “правильно же построенном обществе”, говорил Базаров в «Отцах и детях»,  «... совершенно будет равно, глуп ли человек или умён, зол или добр.»

Деньги всегда играли огромную роль в жизни любого общества, но, степень значения денег в различных культурах была разной. В «Венецианском купце» Шекспира герой-ростовщик использует силу денег, чтобы наказать тех, кто видит в нём лишь изгоя, которым венецианские патриции пользуются в своих целях и презирают его за то «неблагородное занятие», которым он добывает средства к существованию. В период интенсивного развития капитализма, в первой трети XIX века, деньги превратились в основной инструмент роста экономики, роста капитала и их значимость начала возрастать для всех общественных классов.

В России, капиталистические формы экономики, изменявшие традиционные критерии ценности человека в глазах общества, появились позднее, чем в Европе. Но тенденция уже чувствовалась, и первым её увидел Пушкин. В «Скупом рыцаре», само название пьесы подчёркивало несоответствие жажды денег и рыцарского достоинства.

В «Пиковой Даме» блестящий гвардейский офицер, аристократ, убивает старуху ради денег, угрожая ей пистолетом. Не происхождение, благородство, аристократизм или личные качества, только деньги приносят уважение общества. Имя героя, Герман (German), немец, вполне однозначно говорило, откуда эта тенденция пришла.

Александр Герцен, много лет проживший в Европе, в которой тенденция уже превратилась в фундамент жизни: «Прежде хоть что-нибудь признавалось, кроме денег, так что человек и без денег, но с другими качествами, мог рассчитывать хоть на какое-то уважение. Ныне же без денег не только на уважение, но и на самоуважение нельзя иначе рассчитывать.».

Для имущих классов борьба за богатства во все времена была привычной частью жизни, но к середине XIX века интенсивность борьб возросла - в денежные отношения стали вовлекаться «неимущие классы». В течении столетий пистолет, шпага, кинжал, яд были теми средствами, которые применялись в борьбе за богатство внутри аристократической элиты. Герман в «Пиковой Даме» использовал пистолет. Раскольников в «Преступлении и Наказании» взял топор, который он нашёл в каморке у дворника.
Борьба начала приобретать всё больший накал, в её арсенал были включены все подручные средства. Топор средство народное, и он показатель того, что в процесс погони за деньгами включились массы. С деньгами человек получает уважение, без денег он “тварь дрожащая”.

Достоевский недаром по сей день остаётся остросовременным писателем – он, как никто другой, показал возрастающую власть денег над общественным сознанием. В чём Достоевский остался человеком своего времени, так это в том, что трагедия его героя в непреодолимом противоречии между религиозной моралью и практикой жизни. Нравственная мука и есть главное наказание Раскольникова за совершённое им убийство - преступление приводит к распаду личности.

Сегодня морализаторство Достоевского вызывает недоумение, в современном экономическом обществе мораль утратила своё былое значение, вместе с потерей статуса морали в общественном сознании исчезла сама дилемма мораль-деньги.

Огромный накал страстей во всех романах Достоевск­го, сюжеты которых строятся вокруг денег, показывал реакцию тогдашнего российского образованного класса на власть денег над жизнью людей, которая воспринималась как трагедия, так как противоречие морали и денег было неразрешимо. Российская либеральная интеллигенция видела возможность решения этой дилеммы в революционной буре, в уничтожении всей государственной структуры, все беды страны она видела в безнравственности власти.

Европейская литература, начиная с мольеровского «Мещанина во дворянстве», говорила о пересмотре иерархии традиционных оценок без надрыва Достоевского. Процесс разрастания статуса денег в Европе был достаточно драматичным, но он не нёс в себе трагедии, так как традиционная мораль постепенно, шаг за шагом, уступала своё место жизненному практицизму, философии выживания, характерного для низших классов, впервые в истории получивших возможность уйти от вековой нищеты.    

В России до 1917-го года этот процесс проходил по другому. Россия использовала принципы капиталистической экономики, но власть в экономике принадлежала государству, новые формы экономики вписывались в традиционную структуру - феодальную. В феодальной системе богатства не зарабатывались, а получались, в зависимости от связей с вертикалью власти. События 1991 года вернули Россию в ряд стран, где деньгами стал определяться общественный статус, Россия "демократизировалась". Но также, как и во всей предыдущей российской истории, новые предприниматели получают богатства из рук государства.

С момента появления капитализма в XVIII веке, культурная элита Европы осуждала процесс смены ценностей нравственных, духовных, т.е. аристократических, на мещанские, демократические, денежные. И реакция культурной элиты была понятна, она лишалась привычного заказчика, новому заказчику они были не нужны, у новых хозяев жизни  были другие интересы и другие ценности.

Новые формы экономических отношений создавали условия,  в которых высокие, духовные ценности начали уступать своё место ценностям экономическим. Деньги превратились в цель и смысл жизни масс, так как они давали физический комфорт, свободу и общественный статус. Тем не менее, в глазах европейцев, обожествление денег в Америке перешло допустимые даже для них пределы.

Французский аристократ, маркиз Алексис Токвиль: «Я не знаю страны, где страсть к деньгам так поглощала бы все мысли и чувства людей. Обогащение, деньги, в такой степени мыслятся как самоцель, что становятся чем-то трансцендентальным и даже просто иррациональным по отношению к счастью и пользе отдельного человека...».

Чарльз Диккенс в своём романе «Мартин Челзвик» показывает шок своего героя, англичанина, путешествующего по Америке, узнающего, к своему удивлению, что в этой демократической стране существует аристократия. Когда он спрашивает, на каких же принципах стоит американская аристократия, ему отвечают: «На уме и силе характера. Точнее, их последствии, долларах». Мартин слышит разговор бизнесменов после делового обеда: « ... ему казалось, что всё  чем они озабочены, их радости, горести, надежды, всё растворяется в долларах. Люди оценивались в долларах, измерялись в долларах. Сама жизнь продавалась с аукциона, взвешивалась, смешивалась с грязью или поднималась на огромную высоту через доллары.»

Обеспеченные классы Европы видели в деньгах лишь средство для полноценной жизни, целью было счастье, которое достигалось в гармоническом слиянии человека с природой, в постижении истины, в широкой палитре чувств, эмоций, мыслей, в богатстве человеческих отношений. Жизнь, посвящённая лишь погоне за деньгами, казалась им иррациональной.

Философ Ральф Эмерсон: «Американец просто машина, добывающая доллары. Он придаток к своему имуществу.»

Генри Джеймс, классик американской литературы, бежавший от меркантильного духа Америки в Европу, где провёл большую часть своей жизни, говорил с сарказмом: «Te, кто не делает деньги, принадлежат к дегенератам, которые думают, а таким нет места в Америке.»

Противостояние общей тенденции видеть в деньгах не средство для жизни, а цель самой жизни, в начале ХХ века было достаточно широко распространено и в проповедях протестантской церкви. Tак, Вильям Нэймс, один из самых известных в то время проповедников, говорил о преимуществах бедности: «Мы презираем тех, кто избрал бедность для того, чтобы упростить своё существование и сохранить свою внутреннюю жизнь. Мы не имеем мужества признать, что идеализация бедности в течении многих веков христианской цивилизации означала свободу, свободу от мира вещей, человек оценивал себя через то, что он есть, а не через то, что он имеет.»

Но что сегодня означает осознанный выбор жизни в бедности? Он означает не только общественное презрение. Он означает, что в условиях современной цивилизации бедняк полностью отрезан от тех источников, которые и делают жизнь счастливой. Раньше говорили, что «не в деньгах счастье», что в жизни есть множество необходимых для счастья вещей, красота природы, искусство, чувства, привязывающие нас к другим людям, а их нельзя купить.

Но сегодня за чистый воздух, чистую воду, за натуральные продукты, не прошедшие химическую обработку, за пребывание на природе в естественных природных условиях, нужно платить. Нужно платить также и за человеческие отношения внутри того социального круга, к которому человек хочет принадлежать. Без определённого экономического статуса вход во многие социальные круги закрыт.

Деньги стали важнее самой жизни. В журнале «Reader Digest» приводился случай, когда пяти женщинам-лаборанткам, работавшим в химико-фармацевтической фирме, предложили оплату $100,000 в год, если они будут работать с радио­активными материалами, имеющими смертельный уровень радиации. В глазах пяти работниц это была выгодная сделка.

Деньги, более чем когда-либо раньше, стали определять все формы человеческих отношений. Цифры денежной оценки делают отношения людей, неравные в своём качестве, т.е. в своей природной сущности, равными друг другу в абстрактной шкале измерений. Деньги виртуальная схема мира, они являются чем-то вроде географической карты, изображающей города, реки, горы точками, линиями, цифрами, а географическая карта безразлична к цветам и краскам природы, к человеческим чувствам, ко всей культуре, гуманистической цивилизации в её многомерном, качественном содержании.

Принято считать, что деньги разрушают человеческие отношения, но они также вносят в хаос спонтанных отношений, построенных на чувствах, эмоциях, импульсах, порядок, новый порядок. То качество отношений между людьми, которое вся мировая культура считала высшим выражением человеческого духа, бескорыстие, создавало огромное напряжение.    

Моральные, этические или идеологические принципы далеки от определённости и чёткости экономических критериев, что приводило к постоянным конфликтам, взрывавшихся гражданскими войнами и войнами между странами. В экономическом обществе конфликты разрешаются большей частью мирным путём, а высокие принципы и этические нормы лишь обязательный декор, соблюдение правил приличий, за которым стоит прагматизм, экономический интерес.

Но можно ли было создать достойные условия материального существования для масс зовом сердца, непосредственным чувством, чувством справедливости и состраданием к слабым? На чувствах симпатии и антипатии, на высокой морали и этике, в конечном счёте, на бескорыстии, экономика строиться не может, и только благодаря ожесточённой борьбе эгоистических, «корыстолюбивых» интересов миллионов и взаимной эксплуатации, массы смогли получить то что они сегодня имеют.

Экономический интерес, став центральным, не вытеснил другие интересы человека, но сделал их значительно менее привлекательными, превратив количество в более важный критерий нежели качества. Объём материального богатства ценнее объёма человеческой жизни, её многокрасочной палитры эмоций, чувств, переживаний.

Рациональная логика вытеснила непосредственное восприятие, но лишь развитый капитализм с его рационализмом, пронизавшим все аспекты общественной жизни, смог уничтожить унижающую нищету, в которой массы жили веками.

Америка начиналась как рыночное общество и, за почти два столетия, сумела ввести рыночные ценности во все формы человеческих отношений, она их очеловечила, если считать, что рационализм такое же органически присущее человеку качество, как понтанность и непосредственность чувств. Деньги превратились в самый мощный инструмент рационализаци всех аспектов деловой жизни и всех форм человеческих отношений, сделавшие Америку самой богатой страной мира.

Культура денежных отношений в США в течении времени приобретала всё более цивилизованные, благопристойные формы,  в их создании участвовало всё общество, все его институты. Это культура общественного договора, консенсуса, всеобщего согласия, а деньги, чётко обозначая границы конфликтных интересов, выполняют роль регулятора, жироскопа, удерживающего баланс.

Российская либеральная интеллигенция в XIX веке видела в Америке образец для подражания, но недостижимый в российских условиях, в ХХI веке, несмотря на всю антиамериканскую пропаганду, Россия внедряет американскую модель в экономике, культуре, повседневной жизни. Сегодня весь мир хочет стать Америкой, не только Европа, но и Азия пытается воспроизвести в своих национальных формах систему, показавшую свою эффективность.

Но без сложной общественной инфраструктуры, без бюрократизации, т.е. рационализации всех форм общественной жизни, развитого законодательства и воспитания норм индивидуального поведения, которые создавались в Европе и Америке в течении столетий, процесс проходит, как в Азии, так и в современной России, в атмосфере стихии бесконтрольного базара, где хозяйничает криминальный элемент вместе с представителями власти, так как нормативные инструменты развитой экономики отсутствуют. В стихии базара норм и цен не существует, есть лишь столкновение инересов в данный момент, в котором стоимость определяется лишь тем, на чьей стороне в данный момент сила.

Запад же постепенно подменял стихийность отношений межу людьми отношениями, регулируемые деньгами, законами рынка, создавал сложное законодательство и многослойную инфраструктуру общества внутри сетки взаимосвязанных экономики, культуры, пропаганды и системы образования.

На людском рынке, который в Штатах принято называть «personality market», прейскуранта цен нет, но есть общее представление о том, что сколько стоит. Несмотря на сложность определения, сколько стоят в денежном выражении человеческие чувства, те или иные формы привязанности, обязательства друг перед другом, они, тем не менее, введены в более или менее твёрдые рамки. Цены на рынке человеческих отношений выработаны практикой.

Денежные отношения обозначают точные границы и формы всех видов неопределённых и постоянно меняющихся чувств, возникающих между людьми. Брачный союз, основанный только на чувстве любви, приводит к трагедии, когда это чувство притупляется или исчезает. Материальная сторона отношений становится инструментом войны между охладевшими друг к другу супругами. Брачный контракт, оговаривающий все стороны материальных претензий, переводит неопределённость страстей и претензий, основанных на чувствах, в чёткие параметры денежных оценок.

Отношения между друзьями, ведущими общее дело, может превратиться в испепеляющую ненависть, при малейшем подозрении на невыполнение неопределённых, построенных только на чувстве симпатии друг к другу, обязательств. Эмоциональные отношения между родителями и детьми также несут в себе зёрна часто неразрешимых конфликтов.

Рыночная цивилизация сумела ввести многие формы отношений, раньше стро­вшихся на моральных нормах, на симпатиях-антипатиях, любви-ненависти, в русло чётких экономических норм, формулирумых традицией и законом. Она ввела стихию человеческих отношений в русло математически рассчитанного, рационального порядка, в котором бескорыстие, построенное на чувствах, эмоциях, выглядят безнадёжным атавизмом, лишь напоминанием об уходящей или ушедшей в прошлое иррациональной эпохе.

Старую, уходящую цивилизацию было принято называть гуманистической, так как в ней человек, Human, был мерой всех вещей, сегодня мерой всех вещей и самого человека стали деньги.
7  Свободная публикация / Иной взгляд / Цена успеха : 26 Июль 2020, 01:16:38
  Согласно Библии, человек, построивший дом, вырастивший в нем детей, посадивший дерево рядом с домом, прожил свою жизнь не зря. В течение веков семья была эпицентром жизни каждого и личный успех выражался в ней и через нее. С появлением индустриального массового общества семейная ячейка превратилась лишь в одну из составляющих жизни отдельного человека, большая же ее часть стала проходить в многообразных отношениях с обществом, оценивающим жизненный успех по-другому.
В Европе личные достижения определялись их ценностью для государства, нации и профессионального круга. В Соединенных Штатах, где экономика формирует все общественные ценности, успех в бизнесе, науке, культуре, искусстве, спорте, в любой профессиональной сфере, определяется количественно, суммой личного денежного "приза".
Что в этой системе отсчета означает успех? Это когда кто-то достигает вершин, а кто-то остается внизу. Человек чувствует себя успешным, только когда рядом есть проигравшие, когда большинство не добилось того, чего смог добиться он.
Успех предполагает огромный разрыв между средними достижениями и достижениями уникальными. Только прыжок через гигантскую пропасть между бедностью и богатством - "from rugs to riches" - дает ощущение жизненного успеха. Пропасть настолько широка, что те, кто сумел ее преодолеть, становятся национальными героями. Те же кто «героем» не стал живут в состоянии "молчаливого отчаяния", обвиняя себя, свои человеческие качества. Чувство личной вины особенно тяжело переживается бедняками, приводя многих к полной деморализации.
Все хотят подняться на верх социальной пирамиды. Но для того, чтобы существовал острый верх пирамиды, у нее должен быть широкий фундамент, и этот фундамент составляют неудачники. Благодаря им и существует верх. По-существу, резкое экономическое неравенство является генетическим свойством самой системы.
В бО-е годы президент Л.Джонсон объявил "войну бедности" - это была разветвленная сеть помощи беднякам, но ни одна из программ (Job Force, Youth Corps, Project Head Start, Community Action) не смогла достичь фундаментальной цели, уничтожения бедности. Результатами стали повышение профессиональной квалификации, улучшение условий жизни для многих социальных слоев, но, несмотря на сотни миллиардов долларов, потраченных на эти программы, бедняки продолжают составлять более 20% населения страны. Система может быть улучшена, но основной ее механизм остается неизменным.
Идея успеха создает два класса: победителей и побежденных.
Уровень экономической динамики, как в электричестве, зависит от разницы на полюсах - чем больше разница напряжений, тем интенсивнее поток электронов. Высокая продуктивность американской экономики во много обусловлена тем, что разрыв между полюсом бедности и полюсом богатства здесь больше, чем в любой стране мира.
"Бедность и богатство это то поле высокого напряжения, в которое попадает человек, и оно заставляет его стремиться вверх, по дороге вращая колеса этого общества. Общество специально обновляет иерархию ценностей, чтобы человек всегда чувствовал себя чем-то неудовлетворенным, чтобы все время стремился наверх" Д.Гэлбрайт.
За 100 лет до Гэлбрайта об этом же писал Токвиль: "В Америке я видел свободных и образованных людей, живущих в самых счастливых условиях, которые может предоставить этот мир. И в то же время, видел людей, настолько озабоченных, смертельно серьезных и часто подавленных, даже в то время когда они развлекаются. Странно видеть лихорадочность, с которой они строят свое благосостояние, и наблюдать, как их постоянно гложет страх, что они выбрали не самую короткую дорогу к успеху. Они постоянно спешат, их сердца переполнены только одним чувством, добиться еще большего".
Используя естественное желание людей сделать свою жизнь материально богаче, общество ставит все более высокие требования к определению того, что считать успехом. 50 лет назад глава семьи, работая, обеспечивал нужды всей семьи. Сегодня, для того чтобы соответствовать принятому средним классом образу жизни и приобретать все, что связано с этим статусом, работать должны оба, муж и жена, причем по 60-70 часов в неделю, а часть работы делать дома в выходные дни.
"Бросается в глаза резкий контраст между теми счастливыми и радостными лицами, которые мы видим на телевизионном экране, и угрюмостью, подавленностью реальных людей. Возвращаясь в Америку после путешествий, меня всегда поражает та аура горечи разочарований, которую люди здесь проецируют", замечает социолог Ф.Слатер, имея в виду то самое большинство, которое составляет нижнюю часть пирамиды успеха.
Но даже те, кто сумел подняться наверх, не чувствуют удовлетворения. Успех поднимает человека в глазах общества, успех дает любовь и уважение окружающих, однако он не несет в себе никакой другой награды.
Успех это нечто вроде рекорда поставленного на стадионе, где герой дня первым пересек ленточку финиша, получил минутные аплодисменты публики и после этого снова должен вернуться к тренировкам. Философия успеха, философия спорта, где успех подтверждается цифрами дохода, превращает жизнь в непрерывный бег за рекордами.
Решающий фактор в погоне за успехом удача, как в лотерее. В лотерее все равны, ни у кого нет привилегий, но победитель получает все, что вложили остальные. Участники лотереи отдают свой вклад победителям в надежде, что они тоже когда-нибудь выиграют. Когда в обычную лотерею вкладывается несколько долларов, подавляющее большинство тех, кто не выиграл, не чувствует себя обманутым или ограбленным.
Но, в лотерею делового успеха вкладываются все ресурсы, материальные и человеческие, на кон ставится сама жизнь, и тогда игра начинает напоминать не лотерею, а "русскую рулетку", в которой проигрыш означает смерть, экономическую и гражданскую. Проигрыш в борьбе за успех означает не только экономическую смерть, нищету, это прежде всего доказательство никчемности его соискателя, проигрыш личности.
"Американская нация ненавидит проигравших", говорил герой Второй мировой войны генерал Дж.Паттон. Успех оправдывает все средства, обман, мошенничество, воровство, грабеж, если это привело к цели, к победе. Америка прощает все, кроме поражения. В бизнесе нет морали, цель оправдывает любые средства.
В стабильной экономике старой Европы, где все было поделено, а разделение на имущих и неимущих было наглядным, успех в погоне за богатством воспринимался как нравственное падение, так как был не результатом труда, предприимчивости или удачи, а результатом классовых привилегий, эксплуатации других и обмана. Те, кто разбогател в Европе, в глазах общества не без основания рассматривались, как хищники. Так же, как в России дореволюционной и в России советской успешный человек нередко считался подлецом.
В США, стране рыночной демократии, успех любой ценой национальная религия. Идея успеха внедрятся не только школой, масс-медиа, но и специфической литературой, пособиями по самосовершенствованию.
Выдержка из книги «Как стать успешным»: «Вы можете добиться успеха, если сделаете правильные инвестиции времени и денег, правильные инвестиции в здоровье, которое является вашим капиталом, мотором успеха. Ваше экономическое и физическое здоровье зависит только от вас. Если вы проиграли, это ваша вина, вы можете винить только себя. Если жизнь вам кажется мрачной, то это не потому, что она действительно мрачна, а потому, что вы настраиваете себя на эту волну. Если вы будете убеждать себя, что все прекрасно, ваша жизнь и станет в вашем ощущении прекрасной. Успех зависит только от вас, надо только верить в свою способность его добиться.»
Однако, ни трудолюбие или качества характера, ни работа над собой являются ключом к успеху. Ключ - принадлежность к определенному классу, наследство и связи как семейные, так и профессиональные, также как и в сегодняшней России.
Дети из семей образованного среднего класса посещают привилегированные частные или просто хорошие публичные школы. По статистике, они имеют более 50% возможностей подняться на самый верх социальной лестницы. У детей из простых семей лишь 6% возможностей получить полноценное образование, ведущее к приобретению наиболее оплачиваемых профессий. Только 4% представителей управляющего класса выходцы из семей неквалифицированных и полуквалифицированных работников.
Пресса, как бы подтверждая возможность успеха для всех, показывает только выходцев из социальных низов, но не они составляют основную массу тех кто добился успеха. Демагогия прессы камуфлирует истинное положение вещей, успешные - выходцы из управляющего класса.
Какова же жизнь тех кто живёт на вершине социальной пирамиды?
Наибольшая ценность богатства определяется вовсе не возможностью иметь больше денег и больше вещей, без оценки другими ценности этого богатства оно не значит ничего. Успех приносит материальный комфорт, но не гарантирует комфорт эмоциональный. На вершине успеха часто холодно и одиноко. Динамика деловой жизни настолько велика, что у победителей нет возможностей сформировать свой социальный круг, так как в процессе погони за успехом разрываются традиционные, бескорыстные связи между людьми. Исчезла семья-клан, не остается стабильного круга родственников, друзей. Связи, возникшие в школе и колледже, невозможно удержать, темп жизни слишком велик.
В партере Метрополитен Опера можно увидеть сидящих рядом девушку в мятых джинсах и даму в бриллиантах, в платье от модного дизайнера, стоящем тысячи долларов. Какова ценность бриллиантов, если их некому показать, какова ценность модной модели машины, если нет никого, кто бы выразил свое восхищение или позавидовал вам?
Успех это не физическое обладание завоёванным в жесточайшей борьбе материальным богатством, это не возможность вкусить то, что это богатство может дать, это абстракция цифр на банковском счету, спортивный кубок победителя, на который можно время от времени взглянуть. Успех, определяемый размером банковского счета, не приносит счастья победителям.
Одним из таких "победителей " был Г.Киссинджер, немецкий иммигрант, говорящий с сильным акцентом, поднявшийся на самую вершину социальной пирамиды, сказавший в конце своей блистательной карьеры: "Когда человек тяжело работает всю жизнь и не получает ничего в награду, это трагедия. Но это катастрофа, когда он добивается, чего хочет, и видит, что награда - блестящие погремушки"
Но, как говорит народная мудрость: "Только тот, кто добился успеха, имеет право сказать, что не в деньгах счастье. Когда о том же говорят те, у кого их нет, это звучит, как "виноград зелен" в басне Эзопа". Следовательно, другого выбора, кроме бега в толпе претендентов на успех, просто нет.
Мечта об успехе вечная невеста, ждущая женихов, и только тем, кто ее добивается, открывается факт, скрытый от соискателей, она просто потаскушка, вместо любви предлагающая только секс.
Но ни авторитеты, ни религия, философия, социология или "высоколобая" литература не могут изменить приоритеты масс: "побрякушки", о которых говорил Киссинджер, для большинства важнее всех других ценностей человеческой жизни.
Культ успеха полностью отсутствовал в русской дореволюционной литературе, как и сам жанр литературы успеха чрезвычайно популярный в Америке. Русское общество не видело в успехе цель жизни, а в поражении в битве за материальное благополучие недостаточность, ущербность личности. В США успех был национальной религией с момента основания страны. Полная отдача сил, энергии во имя достижения успеха превращалась в единственную цель и содержание жизни.
Казалось бы, когда успех достигнут победитель мог бы остановитья и насладиться достигнутым богатством. Но желание воспользоваться богатством останавливает формула "время-деньги". Время, истраченное на себя, это время, отнятое у возможностей заработать еще больше.
"Мы начинаем жить только в пенсионном возрасте", говорят американцы, посвятившие жизнь погоне за экономическим успехом. Но эта иллюзия, которой тешат себя стареющие американцы, не подтверждается жестокой реальностью. Придя к финишной ленточке и получив "призы", победители оказываются в стороне от общей дороги, на обочине, никому более не нужные и забытые.
"Эти несчастные, богатые старики во Флориде и Калифорнии, которые не знают что делать с собой. Они имеют достаточно денег, чтобы позволить себе почти все. Новые машины и новые лекарства, новые диеты и новые религии, новые фильмы, лучший климат на земле и в то же время они проецируют такое убожество, такую нищету жизни, которую вряд ли можно встретить в каком-либо другом месте", итальянский писатель Л.Барзини.
Реплика на русском Интернете :
  «Недавно беседовал со своим знакомым, чрезвычайно успешным, и казавшийся мне человеком добившимся всего, о чем я мог только мечтать. Он мне: Понимаешь, я могу заработать очень много и зарабатываю! Но я не вижу сутками жену, не вижу как растут мои дети, у меня есть всё, но у меня нет времени этим пользоваться. Всё подчинено зарабатыванию денег, которые я уже и не знаю, на что тратить. И зачем мне это?! Жизнь проходит мимо меня, и в тоже время не могу остановиться, все будут видеть во мне неудачника!» И я понял, что его успех это как приговор на всю оставшуюся жизнь.»
  Стали ли вы победителем или потерпели поражение, вы проиграли с того самого момента, как только поверили в идею жизненного успеха как обладания богатством.
8  Свободная публикация / Иной взгляд / История Американской Мечты. Часть вторая : 11 Июнь 2020, 00:12:51
Америка самая свободная страна мира, потому что здесь каждый чистильщик сапог может стать миллионером, гласит расхожая истина, но все чистильщики сапог не могут стать миллионерами. Если все станут миллионерами, то кто же будет “миллионером”? Миллион – понятие символическое. Оно означает, что иметь миллион – это иметь больше, чем большинство. Все не могут иметь больше, чем большинство. Это противоречит здравому смыслу, но мечта к здравому смыслу отношения не имеет, мечта – это идеал, пускай и недостижимый.
«Американец черпает свои убеждения из народного фольклора, в котором каждый может стать миллионером, если мобилизует всею свою энергию и способности. Хотя это противоречит его жизненному опыту, он никогда не станет опровергать этот общепринятый миф.» Американский социолог Абель.
Мечта может противоречить жизненному опыту, но мечта – это не абстракция, она воплощает себя в системе общественных ценностей, и главная из них – уважение других. Человек может выжить в любых физических условиях, но, психологически, без уважения общества, он не выживает. И не он сам, а общество определяет, за что оно человека уважает, а за что презирает.
В Старом Свете качества личности – уникальность внутреннего мира, широкие и глубокие знания, эмоциональное богатство и высокие этические нормы, традиционно были качествами, которые приносили уважение общества. В Новом Свете уникальность личности определялась уникальностью банковского счета, и, чтобы стать личностью, заслужить уважение, нужно было стать “миллионером”. Непереносимо чувствовать себя, в глазах окружающих людей, ничтожеством.
Общественное уважение определяется количеством богатства, и прежде всего, деньгами, а критерии денежного статуса постоянно меняются. До середины 19-го веке обладатель нескольких сотен тысяч долларов считался богачeм. Во второй половине 19 века, такой же престиж имел миллионер, в последние десятилетия ХХ века – миллиардер. Движение к мечте не имеет конца.
Скотт Фитцджеральд в романе «Великий Гэтсби», – «Мечта всегда впереди, чем ближе мы к ней, тем дальше она уходит в будущее, но это не имеет значения. Мы побежим быстрее, протянем наши руки дальше. И, в одно прекрасное утро…» Или, как говорилось в старом анекдоте советского времени, – «коммунизм – это линия горизонта, которая удаляется по мере приближения к ней».
Казалось бы, что может быть общего у Америки и Советского Союза, но цель советской и американской мечты была одна – рост материальных богатств.
Разница только в том, что Американская мечта – это мечта об индивидуальном материальном успехе, советская же мечта была мечтой о всеобщем, коллективном материальном благополучии. Но обе мечты выросли из одной и той же почвы, из идеи Прогресса, необходимости безостановочного индустриального развития, а цель индустрии – движение, движение с постоянно отодвигаемой целью.
Главный постулат Прогресса – покорение природы, не только физической природы, но и природы самого человека. В процессе приспособления к изменяющимся условиям жизни человек должен постоянно меняться, и только эта способность дает ему возможность выжить.
Экстремальным примером такого покорения природы и человека, служит история штата Джорджия, которая начиналась, как ссыльная колония для преступников. Заключенные британских тюрем, ступив на новую землю, получили свободу, свободу выживать в условиях дикой природы, при отсутствии всякой цивилизации и государства, свободу обрабатывать землю, по которой никогда не проходил плуг землепашца. Трудиться не на лендлорда или государство, а только на себя. Труд превратил британских уголовников в крупных землевладельцев, хозяев плантаций, а их потомков в аристократов Юга.
«Аристократы», пьеса Афиногенова, театральный триумф 30-ых годов, не сходившей с советской сцены почти сорок лет, также об уголовниках, заключенных, работающих на строительстве Беломоро-Балтийского канала, они также изменяются, но не в процессе труда на себя, а в условиях трудового лагеря. Советские уголовники создавали богатства, создавали “общественную собственность”, и превращались в “аристократов” советской жизни. В процессе развития Прогресса труд превратился в главный инструмент “покорения природы” и человека, и стал ассоциировался со свободой. Лозунг, стоящий перед внутренними воротами советских трудовых концлагерей, гласил – “Труд – путь к свободе”. В немецких концентрационных лагерях лозунги были те же.
“Кто был никем, тот станет всем”, провозглашала пропаганда труда в Америке и Советской России. Труд стал новой формой религии, недаром в Советской России широко употреблялся термин “религия труда”, источником термина был американский протестантизм, который, собственно, и был истинной религией труда, без кавычек. Трудом создаются не только материальные ценности, труд воспитывает человека, создает тот общественный порядок, абсолютный порядок, о котором человечество мечтало со времен Платона, чья «Утопия» показала основное направление движения цивилизации к идеальному обществу .
Социалисты-утописты 17-го века, Томас Мор и Кампанелла, а в 18-ом Сен-Симон, Оуэн и Фурье, продолжили и развили идеи Платона, но это были лишь размышления, теории, в ХХ веке они получили материальную базу – развитую индустриальную, массовую экономику. Ее цели, ее направление, определялись специфическими особенностями всех стран цивилизованного мира. В странах где государственные, политические цели традиционно считались более важными чем цели экономические новый порядок строился насилием государства, тотальный контроль осуществлял репрессивный аппарат. В странах экономической демократии инструментом тотального контроля была сама экономика.
Нацисты называли свою мечту – Третий Рейх, Новый Порядок, порядок, установленный на тысячелетие. Большевики также видели свою версию Нового Порядка, коммунизм, будущим всего мира. У Америки была та же цель – Новый Порядок на века, “Novus Ordo Seclorum”, эти слова впечатаны в однодолларовый банкнот, главный символ американской нации.
«Предшествующие века не могли дать тоталитарных режимов, в сословном обществе политика делалась узкой, элитарной группой и отражала её представления. Благодаря активному участию масс в политической и экономической жизни была создана база для создания тоталитарного общества.» Александр Зиновьев.Утопии прошлого говорили о незыблемости правильного порядка, а идея Нового Времени – постоянное изменение, постоянное разрастание богатств. Утопии видели в прошлом образцы “золотого века”, ХХ век, век Прогресса, видел в прошлом только ошибки. “Завтра будет лучше, чем сегодня”, говорила американская пресса, “Новое лучше старого”, говорила советская пропаганда.
Американский Эксперимент, начатый в 17-ом веке, к концу Первой Мировой войны превратил США в лидера социальных изменений, экономика общества потребления позволила создать новый общественный порядок. Свобода индивидуального предпринимательства, естественно, без какого-либо государственного нажима, вела экономику аграрной Америки в направлении индустриального производства, которое создавало больше продуктов массового потребления чем ремесленный труд. Массовое производство предоставляло массам все виды материального комфорта и их создатель и потребитель принимал новый порядок в котором он добровольно становился винтиком экономической машины.
Советский Эксперимент по созданию индустриальной экономики начался намного позже чем в США, и был попыткой, в условиях крестьянской, сельскохозяйственной, по преимуществу, страны, добиться того же уровня развития, которого достигла Америка. Единственной силой контроля в России традиционно было государство, и большевики придя к власти использовали мощь государственной системы, которая, уничтожая крестьянство как класс, формировала новый класс, рабочий. Государственным насилием крестьянин был превращен в работника сельскохозяйственной индустрии и вошел в состав индустриальной рабочей силы.
Америка, добившаяся огромных успехов в создании индустриального производства, превратилась в образец для Страны Советов. «Новая Русь», назвал свой гимн Америке крестьянский поэт Петр Орешкин в 1922 году :
И снится каждой полевой лачуге чудесный край.Железный Нью-Йорк.
В до-индустриальном обществе крестьянин добывал средства к существованию на своем участке земли, который давал ему все что нужно было для жизни, крестьянин зависел больше от природы, чем от общества в целом. В индустриальном обществе массовое производство продуктов потребления предоставляло не только рабочие места, но и в все средства существования, индустриальная экономика стала мощным инструментом контроля как отдельного человека так и всего общества. Aктивноe участие масс в экономической жизни привело к созданию огромных, небывалых богатств, сконцентрировавшихся в руках американской экономической элиты, давших ей возможность, манипулируя общественными институтами, создавать новые структуры власти, изменять жизнь всей страны.
В Советской России политическая элита, владея монополией на средства производства продуктов потребления, сумела провести кардинальные изменения во сферах общественной жизни. Полная экономическая зависимость населения от государства давала партийной номенклатуре мощный инструмент подчинивший общество и воспитать новую мораль, новое сознание, новое мировоззрение. Тем более что в России общество традиционно привыкла уступать государственному насилию.
В европейских странах социальную политику также осуществляло государство, но государство контролировалось обществом. В Америке государство также служило интересам общества, главной целью которого было увеличение богатств, поэтому экономическая элита, “капитаны индустрии” формулировала политические и экономические цели, создавала жизненные идеалы и воспитывала мировоззрение масс.Европейские страны создавали Новый Порядок разрушая старый мир, путем революций. «Мы старый мир разрушим, а затем…» В Новом Свете разрушать было нечего, Новый Порядок строился на континенте без всяких признаков цивилизации, и в этом было главное преимущество Америки перед старой Европой. Америка начинала с чистой страницы.
Французская революция 1789-го года провозгласила «Свободу, Равенство и Братство», – обобщенную трактовку многовековой мечты об обществе, где братство должно было стать результатом свободы и равенства. Американская Декларация Независимости, как будто объявляла о том же, – «Свобода, Равенство и Право на поиски счастья».
Но, «Свобода», в отличии от лозунга французской революции, не означала свободы личности, свобода понималась, как право на участие в конкурентной борьбе. «Равенство», понималось не как равенство социальное и экономическое, а как равенство возможностей в условиях индивидуального предпринимательства. Братству же не было места в борьбе всех со всеми за богатство, и призыв к братству, в лозунге Французской Революции, сменился «Правом на поиски счастья».
Европейские революции провозглашали расцвет личности, как свою цель и результат, а свободу, как свободу самовыражения личности, это была иерархическая система в которой свобода для личностей подразумевала отсутствие свободы для толпы, безликой массы. Американская цивилизация не ставила своей целью расцвет личности, на новом, необжитом континенте требовался работник, все слои населения превращались в работников, в свободной экономике возникала другая социальная иерархия, иерархия результатов труда. Как писал один из создателей американской конституции Томас Пэйн, – «…экономика эффективно реализует принцип всеобщего равенства.»
Экономика нуждается лишь в одном типе человека, человеке Дела. Дело нивелирует личность, доводит ее до общепринятого стандарта и создает, таким образом, общество равных. В Европе одним из критериев определения личности была приобщенность к мировому знанию, высокой культуре, а человек дела не нуждается в знании большем, чем нужно для дела, а культуру видит как форму отдыха, как развлечение, он не нуждается в богатстве мировой культуры, богатство он понимает лишь как богатство материальное, физическое.
В Европе доступ к культуре имела потомственная аристократия и буржуазный класс, передававший богатство из поколения к поколению, а вместе с ним и культуру. В Соединенных Штатах не было ни потомственной аристократии, ни сложившегося буржуазного класса, ее элита состояла из тех, кто поднялся наверх из самых низов. Общественные классы отличались друг от друга не образованием, культурой и манерами, лишь экономическим статусом.
В Европе высшее общество жило литературой, театром, философией, а культурой простого люда были рыночные зрелища. Америка – страна простых людей, и рыночные зрелища здесь стали культурой для всех классов. Поэтому в Америке, раньше чем в других странах мира, выросла массовая культура, культура зрелища, которая, во второй половине ХХ века, начала победоносное шествие по всему остальному миру. Экономика, став главной целью американской демократии, вырвала людей из нищеты, унижавшей их достоинство, создала материальную базу для полноценной человеческой жизни, предоставила материальный комфорт, а культура должна была стать формой отдыха, развлечением в свободные от работы часы, обеспечить комфорт эмоциональный.
Маркс предвидел, что при капитализме экономика перестанет быть отдельной сферой жизни общества, займет собой все общественное пространство, и создаст те формы жизни, которые соответствуют целям экономики. Работы Маркса, во многом, были построены не столько на анализе, сколько на догадках, многие его догадки не подтвердились, но его догадка о том, что экономика, в будущем, станет главным содержанием и смыслом общественной жизни, была гениальным прозрением. Экономика, превратившись в центр общественных интересов, перестает служить интересам общества, она начинает служить только себе.
Маркс говорил о том, о чем, впоследствии, через сто лет, сказал, в форме сказочной аллегории, драматург Шварц, в своей философской пьесе “Тень“. В ней, “Человек” и его “Тень”, символизирующие Добро и Зло, представлены как единое целое, одно не может существовать без другого, человек и его тень неотделимы. Человек ценит свою тень, она его друг и, в тоже время, его слуга. Но “Тень”, Зло, не хочет смириться со своей служебной ролью, хочет занять место “Человека”, Добра.
Если наложить мысль Маркса на сюжет “Тени”, и рассматривать отношения человека и его тени, как отношения человека и экономики, тогда становится наглядным, что произошло через 150 лет после Маркса. “Человек”, в пьесе Шварца, дал “Тени” полную свободу, но получив ее, она хочет не только полностью подчинить себе человека, она хочет его уничтожить, но, отрубив ему голову, она отрубает и свою. В пьесе, которую поставила западная цивилизация, “Тень” поступила умнее, маскируя себя как слугу общества, она стимулировала в человеке желания всего внешнего, физического, материального, что увеличивало ее рост, физический объем и, соответственно, ее власть над человеком.
Человек определяется его духом, его внутренней жизнью, но когда внешняя, материальная сторона жизни превратилась для него в единственную ценность, человек утратил свое духовное начало и стал частью материального мира, частью экономики.
До начала индустриальной революции политика, религия и культура были основными инструментами совершенствования человеческих отношений внутри стабильных социальных условий, но фундаментальные проблемы оставались нерешенными. Экономика смогла, во многом, эти проблемы решить, и политика, идеология, культура, вся жизнь общества подчинились ее огромной силе.
Экономика доказала свое преимущество перед всеми другими формами в создании сбалансированного общественного механизма, и, после крушения советского коммунизма, последнего оплота идеологии, на службу которой были поставлены политика, культура и экономика, западная демократия отказалась от декораций идеологических формул, и признала, что основным регулятором общественных отношений является сила, сила экономики.
Цивилизацию Запада принято называть христианской, но христианская мораль видела в Силе Зло, этические нормы христианства – любовь к ближнему и сострадание к слабым. Мораль сдерживает тот созидательный порыв, который несет в себе Сила. Сила, разрушая старое, создает новое, слабые только пользуются тем что создается Силой. Не личность, не свобода духа, не добродетель создают богатства, их создает Сила, в формах, рожденных индустриальным обществом. Эта Сила сумела реализовать многовековую мечту человечества о материальном благополучии, воспитав новое отношение к человеку – он ценен только тем, что он создает. Маркс был первым, кто увидел противоречие интересов экономики и целей, интересов человеческой жизни и назвал его одним словом, “отчуждение”. В процессе роста значения экономики в общественной жизни человек будет отчужден не только от продуктов своего труда, он будет отчужден от самого себя. Утратит те качества, которые и делают его человеком.
В Европе считалось, что государство является гарантией общественного и экономического развития, что оно балансирует интересы экономики и общества в целом. Но государство, громоздкий механизм, не обладает теми возможностями которые имеет свободный рынок, гибкий, постоянно приспосабливающийся к изменениям. Государство, регламентируя все формы общественных отношений не только подавляет творческий потенциал нации в создании богатств, но и ограничивает все виды свободы.
Отцы-основатели США видели в государстве главную опасность для свободного развития общества, и стремились ограничить его власть. «Государство – главный враг общества», писал Томас Джефферсон, создатель Декларации Независимости.
Первый американский президент, Джордж Вашингтон, сравнивал государство с огнем, – «Пока огонь в камине, он добрый слуга, но если вы перестанете за ним следить, он сожжет ваш дом».
Без государства общество существовать не может, но общество должно научиться контролировать эту силу, которая всегда имеет тенденцию вырваться из «камина».
В конце ХХ века стало очевидно что ту же тенденцию имеет и другая сила, экономика. В период экономических кризисов это становится особенно наглядным. История дает множество примеров когда государство насилием подчиняло общество своим целям, противоречащим задачам и целям человеческой жизни. Экономика обладает еще большей силой влияния на общество, так как строится на общественном договоре, общество добровольно принимает условия которые диктует ему экономика.
 
9  Свободная публикация / Иной взгляд / История Американской Мечты. Часть первая : 11 Июнь 2020, 00:11:03
    Американская мечта это мечта о богатстве. Но почему нет французской, итальянской, русской мечты? В европейских странах мечта о богатстве также существовала, но она включалась в широкий спектр представлений о полноценном существовании, была растворена в общей культуре кастового общества, где, для подавляющего большинства мечта о богатстве было беспредметной фантазией. В США, стране индивидуального предпринимательства, богатство стало достижимо для миллионов, мечта, перестав быть абстракцией, превратилась в жизненную цель и эпицентр общественных интересов.
Термин Американская Мечта появился в 1931 году, в книге историка Джеймса Труслоу Адамса “Американский эпос”, где автор проследил трансформацию «американской идеи» с момента основания Нового Света.Американская идея изначально была идеей религиозной. Английские протестанты, прибывшие в 1620 году на новый континент, не мечтали о богатстве, их целью было построение Царства Божьего на земле, где человек направит все силы на расцвет своего духа. В глазах первых переселенцев, Отцов-Пиллигримов, пуритан, в Старом Свете не было места для Царства Божьего, католическая Европа, живущая низменными страстями, предала идеи истинного христианства, духовная жизнь в ней угасала и она была обречена также, как когда-то Содом и Гоморра.
На новом континенте, далеком от развращенной цивилизации Европы, среди нетронутой природы, протестанты надеялись построить новый совершенный мир, и в процессе его созидания, в процессе труда, очистится и обогатится духовная природа человека. Труд – служение Богу, он увеличивает богатство, которое Он подарил человеку и результат труда должен принадлежать только Ему. Тот же кто создает богатства только для себя, теряет свою душу, опускаясь в бездну греховных наслаждений плоти, как гласит Библия, – «Плоть – тлен, дух нетленен», духовное богатство важнее всех физических богатств мира.
Библия для первых переселенцев, протестантов была не просто Священной Книгой – она была руководством к жизни, все поступки членов общины сверялись с божественным законом. Следуя библейским постулатам, протестантские общины ограничивали попытки личного обогащения. Власть общины над жизнью ее членов была абсолютной, так как в первый период освоения нового континента в одиночку выжить было невозможно. Но, когда последующие поколения колонистов адаптировались к новым условиям жизни, из общин начали выделяться семейные кланы и группы единомышленников, создававшие свои маленькие колонии, а к середине 18-го века одиночки могли уже не просто выживать, но и создавать богатства только для себя. Протестантские общины, приспосабливаясь к изменяющимся условиям, начали менять свои постулаты. Добродетельным человеком стал считаться тот, кто своим трудом создавал личное богатство, но часть доходов отдавал на нужды общины. Бедность была отнесена к разряду пороков, так как быть бедным, в стране огромных возможностей, означало лишь одно – несостоятельность человека, отсутствие воли, характера, моральную ущербность. Бедняк ничего не вносил в общину, и хотя получал ее помощь, уважения получить не мог.
Библейская заповедь, “все люди братья”, уступила свое место заповедям Успеха, который стал своеобразной формой национальной религии. Америка создавала новую цивилизацию с новой моралью, моралью труда, моралью всеобщей конкуренции, в которой успех – знак любви Бога. Все что ведет к успеху, к богатству добродетельно. Аморально все, что ведет к неудаче. Неудача подтверждение порочности человека, а способность создавать богатство божественный дар, позволяющий приблизить человека к Богу, к Богу-Создателю.
«Христианство, в конечном счете, приспособилось к капитализму, которое было глубоко чуждым учению Христа.», писал немецкий философ Адорно.
Во второй половине 19-м века началась массовая иммиграция из стран Европы, и ее цели были иными, нежели цели Отцов-Пиллигримов. Это было бегство от европейской нищеты в земной рай, где “тротуары выстланы золотом”.
Оставить родную страну и отправиться на далекий континент, с только намечающимися признаками цивилизации, могли не только самые отчаявшиеся, но и самые отчаянные, способные на риск, динамичные и агрессивные в достижении поставленной цели, охотники за удачей. Значительный процент иммиграции составляли также “джентльмены удачи”, криминальный элемент, убийцы, воры, мошенники, бежавшие от европейского правосудия в страну полной свободы.
Новые иммигранты прибывали в Новый Свет служить не Богу, а Успеху. Для европейских бедняков материальное благополучие было важнее, нежели духовное совершенствование и нравственная жизнь. Русский поэт писал об Америке этого времени:
Какая смесь одежд и лиц,племен, наречий, состояний!Из хат, из келий, из темницОни стекались для стяжаний.
Рядом с притягательной, яркой мечтой о богатстве, все остальные аспекты жизни утрачивали свою ценность, и многообразие человеческих желаний и интересов, пройдя через американский плавильный котел, уходило в осадок.
Алексис Токвиль, французский юрист, побывавший в США в начале 30-ых годов 19-го века, увидел в американской экономической демократии огромные преимущества перед европейской авторитарной системой, но отмечал ее специфику, поражавшую многих европейцев , – «Страсть американцев к приобретению богатств превзошла обыкновенные пределы человеческой алчности.»
Доступность богатств создавала небывалый накал борьбы среди многочисленных претендентов, и те формы жизни, которые возникали в ее процессе, резко отличались от традиционных норм Старого Света, что шокировало европейцев, для которых богатство было лишь средством для достойной жизни, но не ее целью.
В иерархическом Старом Свете богатства переходили от поколения в поколение и борьба за него проходила только внутри привилегированного, имущего класса, низшие, неимущие классы боролись лишь за физическое выживание. А Америка предоставила полную свободу всем, и в борьбу за богатство были вовлечены миллионы. В отличии от других стран мира, которые строились на традициях и опыте прошлого, Америка создавала свою историю заново. Это было общество иммигрантов и оно складывалось в процессе слияния и взаимопроникновения полярных идей и идеалов, многочисленных культур и моральных ценностей. Америка сплавила противоречия в единое целое, соединив расчетливый прагматизм, необходимый для выживания, с религиозными идеями и рационализмом эпохи Просвещения, и создала особый, отличавшийся от европейского, американский образ жизни.
Как писал Фридрих Энгельс, – «Америка создавала свои традиции сама, исходя из конкретных обстоятельств, и обстоятельства формировали необходимые новые формы отношений…»
В новых формах отношений крайности сливались в непривычном для европейцев симбиозе, который европейцы не могли расшифровать. Всемирно известный английский путеводитель по многим странам мира, Бедеккер, в 1890 году предварил свое описание Америки следующим кратким комментарием, – «Америка стоит в том месте, где сливаются в одну две реки, одна течет в рай, другая в ад. Соединенные Штаты особая страна – это страна контрастов.»
Религиозность, которая, по сути своей, иррациональна, уживалась с рациональным, материалистическим мировоззрением. Уважение к другим сосуществовало с агрессивностью, отзывчивость и желание помочь с безразличием к чужой судьбе, честный труд и уважение к закону с широко распространенной преступностью, вера в честную игру – “fair game”, с всеобщей тенденцией к манипуляции другими, конкуренция всех со всеми, со стремлением к кооперации. Крайний индивидуализм с конформизмом.
Контрасты возникали в атмосфере небывалых свобод новой страны. Это был свободный поток в котором все его струи сливались в единое и неразрывное целое. Это были не две реки, а одна, она текла в одном направлении, в направлении разрастания материального богатства, и внутри нее возникали те формы и виды свободы, которые соответствовали фарватеру движения.
С одной стороны, свобода индивидуального предпринимательства привела к уровню материального комфорта, достижимого для многих, а в Европе доступного лишь ограниченному кругу. С другой, в рыночной демократии индивидуальная свобода могла существовать только внутри жестких рамках требований экономики, в которой для достижения личного успеха индивид должен отказаться от свободного самовыражения, экономическая игра требовала приспособления к постоянно меняющимся условиям. В Европе конформизм, приспособление, были добровольным выбором, в Америке конформизм выбором не был, это была единственно возможная форма выживания.
В Европе, с ее сложившейся в течении веков экономической и государственной структуре, общество ставило индивида в рамки обусловленные законом, традициями, внутри этих рамок он был свободен. В Америке, где общество и государство только создавались, не существовало инструментов контроля над разношерстной массой иммигрантов из всех стран мира. Здесь свобода могла привести не к власти демократии, а к власти охлократии, власти толпы, власти плебса, в конечном счете, к анархии. Свобода, в этих условиях, была опасна, и чтобы обуздать хаос человеческих воль, ввести их в созидательное русло, были использованы те качества человеческой природы, которые в Старом Свете считались негативными, относились к разряду пороков.Один из основателей американского государства, Мэдисон, писал – «В европейской схеме гражданского общества утверждается, что человек, по своей природе, стремится к добру, а это приводит к расцвету всех человеческих пороков, и только деспотия сильного государства позволяет удержать людей от разрушительных инстинктов. Вера в добродетели человека не подтверждается жизнью. Когда человек говорит о свободе, он думает о свободе только для себя, когда он говорит о справедливости, он думает о справедливости только для себя. Не добродетели, а грехи двигают человеком, им двигает эгоизм.»
В Европе цели общества, нации, государства считались более важными чем цели и интересы каждого отдельного человека. Если позволить каждому думать только о себе, игнорируя интересы всех остальных, это неизбежно приведет к развалу общества. Всеобщее благополучие создается подчинением личного интереса интересам всего общества в целом. Государство, всей своей мощью, регулировало конфликты классов, социальных групп и индивидов.
Но в Америке, где сильного государства еще нет, общественный порядок мог быть создан только самими людьми, волей миллионов. Европа много веков создавала общественные структуры, используя разнообразные инструменты поощрения и наказания. У Америки, начинавшей с нуля, создававшей все общественные институты заново, с чистого листа, был лишь один инструмент – экономический, эгоистический интерес. Личное богатство может появиться только в результате многочисленных взаимовыгодных экономических связей, а в них необходим консенсус, всеобщее согласие с правилами, нужно считаться с интересами других, коллег, партнеров, поставщиков, покупателей.
В Европе идеалы гуманизма ставились выше практики материальной, а жизненный успех определялся по многим параметрам. Америка сузила представление об успехе до одной составляющей в конкретной, осязаемой форме, а счастье было определено количеством денежных знаков. Мечта о счастье воплощалась, как говорил Токвиль, в «романтике цифр, которые имеют неотразимое очарование». Цифры богатства приобрели значение почти религиозное, это была особая форма идеализма, которую Токвиль отметил в своей фразе, – «Есть что-то сверхъестественное, мистическое в невероятной способности американцев к приобретению.»Через 100 лет после Токвиля, президент Кальвин Кулидж, в своей инаугурационной речи, скажет, – «Америка – страна идеалистов.», страна мечтателей, где любая идея, любая мечта достойна уважения если она ведет к большему богатству. Позади остались века мучительных раздумий человечества о смысле жизни, и о том, что такое успех, что такое счастье.
10  Свободная публикация / Иной взгляд / Культуру массам. Часть вторая : 21 Февраль 2020, 23:27:05
«Большинство американских фильмов замороженный обед, как правило, никаких следов жизни.». Кинорежиссер Андрей Кончаловский, проработавший много лет в Голливуде.
 
Кабельное или сателлитное телевидение предоставляет сотни каналов, освещающие тысячи тем: передачи о работе полиции, опросы людей на улице, фильмы об истории страны и мира, биографические серии, но все они создают впечатление, что это сделано одним и тем же режиссером, на одном и том же конвейере. В тоже время у потребителя есть выбор  это он держит в руках “remote control” и всегда может переключиться на другую программу. Но, и на другой программе он увидит только стандартное зрелище или стандартные новости  то, что ему хотят показать те, кто владеет средствами массовой информации.

Культурный ширпотреб не ставит вопросы, не ставит под сомнение общепринятые взгляды, не ищет новые неосвоенные пути. Массовая культура воспитывает другие ценности, другое мировоззрение  пассивное приятие мира. Критическое начало, двигатель истинного развития общества, в ней отсутствует.  Критический подход к жизни общества, попытки понять происходящее, тем не менее, существует, в литературе, кино, телевидении, но он не доходит до массового читателя и зрителя. Спрос на него сужен, он  интересен лишь узкому кругу интеллигенции. Рыночный подход к культуре загоняет высшие произведения культуры и искусства в изолированный кокон.
 
В тоже время, лучшие образцы критического, реалистического искусства входят в обязательные курсы гуманитарных факультетов университетов,  Когда студенты выходят из «башен из слоновой кости» университетских кампусов в обычную жизнь, в процессе борьбы за жизненный успех они теряют всякий интерес к высокой культуре, она требует времени, размышлений, Гамбургер массовой культуры больше соответствует стилю жизни в процессе борьбы за успех.
  Кроме того высокий уровень культуры и его следствие, собственная позиция, собственное мнение, воспринимается как вызов обществу. “Ты что, умнее других?”. Собственная позиция может привести не только к общественному остракизму, тут надо отвечать себе самому на вопрос, как жить, противостоя большинству. В повседневной жизни, мало кто решается на такой мужественный, отчаянный акт, как собственное мнение. Касаться не принятых тем, относиться критично к происходящему во все времена было опасно.
 
Алекс Токвиль писал 175 лет назад: «Свобода мнений, безусловно есть, но она не вызывает ничего кроме презрения. Ты свободен думать что хочешь, никто не посягнет ни на твою жизнь, ни на твое имущество, но ты превратишься в чужака, в парию, отверженного обществом. Ты сохранишь свои гражданские права, но они будут бесполезны. Близкие люди будут шарахаться от тебя на улице, и твое существование будет хуже чем смерть.»
 
Массовая культура это гигантский склад идей, образов, фактов, из которых можно черпать сведения о мире, но само их количество блокирует возможность связать их в какую-либо логическую цепочку, свести в систему. Ценность культуры в том, что формирует мировоззрение в котором факты осмысленны, сведены в какой-то порядок, а формула современности - «время-деньги», времени на осмысление фактов она не оставляет. В огромном, не структурированном, т.е. неосмысленном потоке фактов, образов, идей, потребитель превращается в щепку, не понимающую в каком направлении ее несет.
 
Произведения искусства, пытающиеся осмыслить глубины человеческой жизни  никогда не имели и сегодня не имеют массового спроса. А массовый потребитель вполне удовлетворен средним качеством стандартных продуктов в супермаркете культуры, так как в течении десятилетий ему прививалось уважение к стандартизации во всех сферах жизни.  Стандартный гамбургер и попкорн выполняют функцию еды, заполняют желудок, но стерилизованные продукты питания в процессе обработки теряют вкусовые качества исходных продуктов.
 
Французская кухня считается высшим достижением мировой кулинарии и воспитанием этой культуры еды французское общество занималось столетиями. От романа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» высмеивавшего обжор, поглощающих огромного количество еды без всякого разбора, к 19-му веку французская кухня превратилась в эталон высокого вкуса и эстетики.
Как говорил Виктор Гюго: «Мир может не знать нашей славной истории, нашей великой литературы, но мир признателен Франции за французскую кухню и французское вино.»   
 
Но сложная гамма ощущений, которую предлагает меню не только французского, но и европейского, традиционного ресторана, сегодняшнего среднего потребителя часто просто пугает, он прошел процесс воспитания на стерилизованных продуктах. Культура, также как и продукты питания, пройдя через фильтры требований массового рынка также теряет широкую палитру и обьем оригинальных произведений. Культура “попкорна”, культура “snacks”, отбивает вкус к разнообразной, широкой культурной диете. 
 
«Все бурление культуры, которое если начинать перечислять, здесь, в Америке, действительно есть, но оно не складывается в некую единую культурную жизнь, а состоит из отдельных событий, а массовая культура лишь декорация для прикрытия функций ежедневной жизни, а не часть самой жизни.» Русский иммигрант Шоссет.
 
Культура и искусство в американской истории никогда не были органической частью жизни общества как в Европе, они всегда воспринимались утилитарно, как форма отдыха от трудов насущных, как развлечение, как часть функционального комфорта.  «Искусство для нас не первая необходимость, нашей стране нужны ремесла.», писал Джон Адамс, второй президент Соединенных Штатов. 
 
Жизнь Европы строилась на культуре, вокруг культуры, материальное богатство, создаваемое цивилизацией, оценивалось не как цель, а как средство, ведущее к расцвету всех видов искусств. Для Нового Света, строившегося на континенте без каких-либо признаков цивилизации, интеллектуальное, эстетическое, эмоциональное наполнение жизни не было целью американского общества.   Улучшение условий повседневного быта было важнее культуры и искусства, недаром европейцы называли американцев “новыми варварами”.

Америка создавала новое мышление, новую психологию, новые культурные ценности,  ценность труда, материального богатства, роста экономики.  Европейцы находили красоту, волнение, катарсис, в искусстве, американцы в строительстве бизнеса, в росте капитала. Культура и ценности все усложнявшегося производства и рынка становились культурой и ценностями повседневной психологии. Европейцы обогащали себя, приобщаясь к высшим формам искусства и гуманитарного знания. Американцы совершенствовали себя, впитывая сложные формы деловой жизни, вырабатывая в себе те черты, которые приводят к успеху и обогащали свою жизнь новыми формами физического комфорта и развлечений.
 
Классическая культура была не приложима к американским условиям, она не могла иметь такого авторитета, как в Европе, так как говорила о вечном, и не соответствовала специфике американской жизни, построенной на философии бизнеса, на постоянном изменении.  Однако классическая культура не была полностью отброшена, она была использована массовой культурой как сырье, которое, после вторичной переработки, "cultural recycling”, становилось частью товаров широкого потребления, культурного ширпотреба.  "Cultural recycling”. Индустрия культуры фильтрует богатства мировой культуры  оставляя лишь те ее компоненты из которых можно составить эффектное зрелище. Ядро традиционной культуры, ее духовное содержание, осмысление жизни, идет в отходы. 
 
«В отличии от классической культуры масс-культура не стремится отразить реальность, она эту реальность реконструирует, создавая одномерную декорацию из элементов старой культуры, что придает пустоте и вакууму, химерам новой жизни некоторую достоверность.» Журналист-иммигрант Александр Генис.
 
Чтобы эффективно выполнять свою функцию декорация должна быть яркой, зрелищной, зрелищность важнейшее качество массовой культуры, она гарантия массового интереса, она решает кассовые сборы, поэтому наиболее популярными становятся не те книги, фильмы, телевизионные программы, которые говорят не об основных вопросах жизни, а о событиях, экстремальных в своей зрелищности.  Зрелища, преображая мир в красочные фантазии, развлекая, воспитывают. Если вам что-то не нравится в вашей жизни, рисуйте себе мечту, верьте в мечту, заменяйте мечтой реальность, живите в мечте.
 
Советские фильмы, «Цирк», «Свинарка и пастух», послевоенные «Кубанские казаки», в длинном ряду других, показывали страну такой какой она может быть только в мечте. Мечта примиряла людей с нечеловеческими условиями существования.  Советская пропаганда говорила «Человек кузнец своего счастья», каждый может изменить мир. 
 
Тем же приемом пользуется и американская массовая культура, провозглашая “One can make a difference», один человек способен изменить мир. Мир в массовой культуре изменяют Superman, Batman, Spyderman, в фантастическом мире они в одиночку борются с силами Зла и побеждают. В мире фантазий все возможно.   В  фильме “Rambo IV”, герой Сильвестра Сталлоне, железным кулаком, в одиночку, наводит порядок в Юго-Восточной Азии. Он побеждает там, где американская армия потерпела сокрушительное поражение. Хотя это противоречит историческим фактам, зритель верит впечатляющему зрелищу, а не историческим фактам, до которых ему нет никакого дела.  Таково парадоксальное свойство сознания среднего человека конкретность опыта, который говорит, что один ничего не может изменить, и способность верить в иллюзию, созданную массовой пропагандой, что мир изменяют одиночки.
 
Мир изменяет вся система в целом, в которой отдельный человек лишь песчинка в огромном песчаном потоке.  Массовая культура часть этого потока, и в него вливается все больше “песчинок” многих стран и континентов, массовая культура становится космополитической, интернациональной.  Начинает происходить, естественная в этом процессе, унификация всех национальных культур, появляется единый мировой стандарт, образцом которого является стандарт американский.

Несмотря на анти-американские настроения в Европе, России, Азии и Латинской Америке, количество проданных на этих рынках американских музыкальных дисков и видео увеличивается каждый год. Этот странный феномен объясняется тем, что массовая культура рисует мир, часто не имеющий никакого отношения к конкретной американской жизни.   
Потребитель тянется ко всему экстремальному, ко всему что выходит за пределы его монотонного, стерильного существования. К длинному перечню тем, всех видов и форм преступлений, катастроф, фантазий, в последнее десятилетие добавились порнография, гомосексуализм, садизм, мазохизм. Рынок начинает обслуживать группы «специальных интересов», эти интересы постепенно включаются в мэйнстрим, становятся частью популярной культуры. 

«Американская культура прививает молодежи всего мира американский стиль жизни. Также, как физическое загрязнение атмосферы городов Запада приводит к ухудшению качества жизни, так и популярная культура, настоянная на помоях, отравляет культурную атмосферу агрессивно антигуманистической философией, что приводит к дегенерации всего общества, но, прежде всего, к дегенерации молодежи, будущего мира.   Если атмосфера, которую создает американская массовая культура, распространится по всему миру неоткуда будет даже импортировать свежий воздух.» Венгерский композитор Сандор Баласси. Но эта проблема уже решается созданием такой человеческой породы, которая не только способна дышать “настоянным на помоях” воздухом, но воспитывает гурманов мусорного ящика, у которых от свежего воздуха наступает удушье. 
 
Но появление «помоев» в массовой культуре, в определенном смысле, оправдано. Классическая культура не включала физиологию в круг своих интересов. Все что «ниже пояса» считалось недостойным рассмотрения и огромная часть жизни, находившейся под спудом запретов, выплеснулась с огромной силой на авансцену общественного внимания.  Мировая литература говорила о любви, старательно обходя тот факт, что сексуальная, ее физиологическая составляющая, также органично присуща человеку, как и высокие эмоции. Христианство, в период средневековья, провело непереходимую границу между духовным и физическим. Духовное рождает добродетели, физическое пороки. Возрождение попыталось вернуться к представлениям древней Греции и Рима. Книга Бокаччио «Декамерон», была одной из многих попыток легализовать эту часть человеческой жизни.

Протестантизм, в период Реформации, повернул эту тенденцию вспять, проповедуя аскетизм во всех сферах жизни, объявляя все физические потребности человека греховными. Эротизм из отношений мужчины и женщины был исключен, отношения полов существуют лишь для продления рода. Викторианская эпоха создала жесткую регламентацию взаимоотношений между полами, которая просуществовала до 60-ых годов прошлого столетия.   

Американская контркультура молодежной революции 60х годов была по своей сути революцией  сексуальной. Сегодня она майнстрим массовой культуры. Это была естественная реакция на многовековой запрет на физиологическую сторону взаимоотношений.  Популяризация секса имеет просветительскую функцию, но, также как и все виды индустрий, индустрия секса следует законам рынка. Она, предлагая потребителю широкий набор стандартной сексуальной техники, которую способно освоить большинство, нейтрализует интерес к глубине и богатству эмоций любовного чувства, ведь на него способны немногие, рынок сбыта слишком узок. Воспитание чувств процесс длительный, требующий огромных вложений, а рынок требует быстрого возвращения инвестиций.

Само слово любовь начало исчезать из ежедневного словаря, его, под влиянием пропаганды секса, сменило слово «fuck».  Да и секс реальный, физический начинает сменять секс виртуальный, виртуальность специфическое качество всей массовой культуры, где  все большее место занимает жанр «фантази». 

  Стандартизация жизни сводит сложное к простому, высокое к низкому, индивидуальное к всеобщему, объемное к одномерному, и из жизни, как и из стандартизированной культуры, начинают исчезать живительные соки.  Исчезает и способность воспринимать  полноценное  искусство прошлого. Так, жанр трагедии когда-то считался высшим из всех видов искусств, так как в нем был огромный объем, трагедия раскрывала бездонные глубины человеческого существования. Но сегодня этот жанр умер. Начинает исчезать также и драма, так как сама жизнь, построенная на рациональной основе, на стандарте, снимает драматизм, т.е. столкновение жизненных противоречий. Вместо драмы массовая культура предлагает триллер, в котором конфликт мировоззрений и мироощущений героев подменяется рядом ситуаций, динамика действия в триллере важнее динамики внутренних и внешних противоречий персонажей, а сюжет и диалоги лишь связка между фейерверками акробатических номеров и технических эффектов.   
 
 Фейерверки привлекают всех, в независимости от национальности, возраста, образования и культуры, так как фейерверк не предполагает размышлений, не обращается к пониманию, не обогащает эмоции, его назначение ослеплять, ошеломлять своей яркостью, оставляя все остальное вокруг в полной темноте. 
11  Свободная публикация / Иной взгляд / Культуру массам. Часть первая : 21 Февраль 2020, 23:24:18
                                                

 «В будущем будет создана такая форма контроля над обществом, аналога которому не знает история.... бесчисленное множество людей, равных и одинаковых, будут  жить в постоянной погоне за все новыми и новыми удовольствиями. Они полностью подчиняться той силе, которая эти удовольствия поставляет. И сила этой власти будет абсолютна и незыблема.» Олдос Хаксли.

  О каких удовольствиях говорит Хаксли? Каким образом удовольствия могут стать средством контроля? И что это за сила которая эти удовольствия поставляет?
Когда в ХХ веке на авансцену истории вышли массы, весь цивилизованный мир, вне зависимости от политической системы каждой страны, встал перед вопросом, как контролировать эти миллионы, и направить их энергию в безопасное русло.  Политические и экономические механизмы регулирования общественных процессов были недостаточны. Церковь, как идеология и основной институт воспитания общественного сознания, начала утрачивать свои позиции, и роль церкви, как воспитателя масс, должна была взять на себя культура, новая культура.
  
Новая культура поставила на конвейер огромный поток книг, журналов, кино, музыки, в количествах, во много раз превышающих все, что было создано когда-либо раньше. И, прежде всего, телевидение. По определению французского философа Ги Дебор, телевидение, став основным источником развлечений, превратило искусство в «бесконечный поток банальностей, представленных со страстью шекспировских трагедий.»  
  
Традиционная культура, выросшая из религии, была в своей основе идеалистической, но в ХХ веке индустриальное общество ставило перед собой задачи сугубо материальные и новая культура должна была воспитать новое материалистическое мировоззрение. Образы искусства обладают большей силой воздействия нежели политические лозунги, прямая пропаганда и искусство превратилось в инструмент воспитания масс.  Традиционная культура была предназначена для образованной элиты, отвечала ее интересам - познанию мира, его истории, человеческой психологии и требовала многолетнего воспитания.  Она содержала высшие духовные ценности без которых невозможно истинное усовершенствование общества и человека, она была аристократична, обращалась к ценностям духовным, доступным только тем кто не тратил всю энергию на выживание, высшим классам. Литература, театр, опера, балет предназначались для узкого круга образованных людей, культура была предметом роскоши.
  
Новая культура, массовая, должна была стать предметом ежедневного потребления  и только индустриальный метод ее создания мог обеспечить доступный по цене культурный продукт. Новая культура для масс должна была соответствовать запросам миллионов простых людей, живущих в сугубо материальном, физическом мире, в котором духовные ценности не более чем абстракция, ценность личности достаточно сомнительна, а ценность культуры в её способности развлекать.  
  
Традиционные народные развлечения стали фундаментом на котором развивалась массовая культура, уличное зрелище, цирк, рыночный балаган, ярмарка. Они с их праздничностью, зрелищностью, жизненным оптимизмом удовлетворяли незатейливые вкусы городских низов которые стали основными потребителями новой демократической культуры рыночного общества.

Можно было бы предположить, что культура для масс впервые появилась в странах рыночной демократии, но это произошло впервые в Советской России 20-ых годов прошлого века, в которой она имела, правда, другое название, «пролетарская культура». Искусство стало принадлежать народу. В Советской России создавались массовые зрелища на огромных городских площадях, и советские идеологи этого времени, раньше чем идеологи Запада и точнее, откровеннее их, формулировали задачи массовой культуры. Искусство должно было «служить народу», т.е. тем идеологическим целям, которые определяла руководящая элита. Главной из всех целей пролетарской культуры был подъем экономики которая была важнее морали, эстетики и духовности идеалистического искусства прошлых веков.
  
Эпицентром интереса многовековой культуры был человек во всем многообразии его проявлений, сложности внутренней жизни человека, богатства материального и духовного мира. Но у массового общества другие задачи и цели. Не становление личности, а формирование нового человека. Как писал Горький: «Человек не цель культуры, а eё объект. Цель культуры создание нового человека». Новый человек это, прежде всего, человек труда, созидатель, строитель нового мира. Экономика в нем видишь лишь инструмент, ценный только тем что он создает. В процессе созидания действие человека важнее многообразия и сложности его внутреннего мира.
  
Осип Брик, один из наиболее влиятельных советских идеологов 20-ых годов:  «Мы ценим человека не потому что он переживает, а по той роли, которую он играет в нашем деле. Поэтому интерес к делу, к действию, у нас основной, а интерес к человеку производный.»  Арватов, один из лидеров «Пролеткульта», следующим образом определял задачи мастеров искусств: «....художник проникается идеей целесообразности, обрабатывая материал не в угоду субъективным вкусам, а согласно объективным задачам производства, Организуя общий продукт. Руководствуясь не личными побуждениями, а выполняя задания класса...»  
  
Работники западной индустрии массовой культуры никогда не делали таких откровенных заявлений, но они также, как и как советские “инженеры человеческих душ”, выполняли задание управляющего класса, формирование нового сознания, необходимого системе восприятия мира, соответствующего интересам заказчиков.  Целью воспитания нового массового сознания была : «... дрессировка масс, чтобы они не были обеспокоены вопросами, угрожающими стабильности общественного порядка. ... бесполезно обращаться к разуму и интуиции людей, нужно обработать их сознание таким образом, чтобы сами вопросы не могли быть заданы. ... задача социальных инженеров, социологов и психологов, находящихся на службе у правящей элиты, создание оптического обмана колоссальных размеров, в сужении всего объема общественного сознания до тривиальных, бытовых форм.» Оруэлл.  
  
Индустриальное производство нуждалось в средствах для восстановлении сил работника в свободное от работы время и культура должна была стать «культурой досуга», давая работнику возможность на время уйти от проблем каждодневной жизни и отвлекать от «ненужных вопросов», давая те ответы которые соответствуют целям руководящей элиты. До появления массовой культуры, низшие общественные классы не имевшие доступа к  образованию, прививающее интерес к культуре, видели в плотских радостях жизни, еде, вине, сексе не только компенсацию за тяжелый труд, но и единственно доступные им формы отдыха и развлечений.
  
Но, на определенном витке развития экономики, когда индустриальная цивилизация превратилась в цивилизацию технологическую, потребовавшую полной вовлеченности работника в трудовой процесс, эти формы проведения свободного от работы времени стали восприниматься как отклонение от новых норм жизни.

Они отнимали энергию работника, который должен был все свои человеческие ресурсы использовать для эффективного труда в течении рабочей недели.    «Культурный досуг» стал той формой проведения свободного времени, которая сохраняла жизненную энергию работника, экономила его силы для интенсивной работы и отвлекала от попыток понять или изменить свою жизнь.  Культурный досуг, о котором так много говорила советская пропаганда, ограничивался несколькими газетами, несколькими сотнями книг, одним фильмом в неделю, говорившим, по преимуществу, только о трудовом энтузиазме, поэтому подавляющее большинство проводило свое свободное время с «бутылкой на троих». Как и вся советская экономика народного потребления, индустрия досуга создавала дефицит всех продуктов культуры. Тем не менее, хозяева жизни понимали значение которое играет культура в воспитании масс. Заказывая музыку исполнителям, они вооружали их необходимыми техническими средствами. Особое внимание было уделено кинематографу, как говорил Ленин, - «Самым важным из всех искусств для нас является кино, так как наше население по преимуществу безграмотно.»  
 
Советские фильмы 20-ых годов, «Броненосец Потемкин», «Октябрь», «Конец Санкт-Петербурга», «Юность Максима», были не только шедеврами киноискусства, но и шедеврами манипуляции массовым сознанием, исторической фальсификацией, принятой массами как единственно возможная трактовка событий революции. Шедевром был фильм классика американского кино Гриффитса «The Birth of a Nation», Рождение Нации, (1915 год), с необычайной художественной силой провозглашавший идеологию  Кук-клукс-клана, как двигателя цивилизации. Шедевром был также и фильм Лени Рифеншталь «Триумф Воли», пропагандирующий идеи фашизма.  
  
Идеологический гламур возник не в ХХ веке, глянцевые картинки, декорирующие сложную реальность, создавались и раньше. «Пятнадцатилетний капитан» Жюль Верна показывал колонизацию африканского континента, превратившую свободные племена в почти бесплатную рабочую силу для европейских предпринимателей как триумф прогресса, несущим высокие гуманистические ценности «отсталым народам». Приключения трех мушкетеров Дюма проходили во времена трагической эпохи европейской Реформации, но в романе центральной была история алмазных подвесок королевы. Многие поколения читателей были воспитаны на подобных книгах, а их влияние на формирование массовых представлений было гораздо более значительным чем занудные работы профессиональных историков.  
  
Популярное искусство имеет свою специфику, оно не ставит свой задачей показ реальной жизни, ее назначение развлекать, но развлекательная литература и искусство прошедших эпох существовали на периферии культурных интересов общества. Обращенная к образованному классу традиционная культура приобщала индивида к богатству чувств и мнений мировой цивилизации, она помогала индивиду в процессе поиска истины найти свой уникальный, индивидуальный путь, подталкивала все общество к осмысленному подходу к проблемам жизни. Культурой также определялась принадлежность к социальной иерархии, что придавало ей в глазах низших общественных классов престиж, ценность ее обладанием.
  
Массовая же культура ХХ века сменила приоритеты, рынок культуры определил иерархию ценностей в которой культура как развлечение получила доминирующую роль, а сложность и глубина традиционного искусства потеряли свой былой статус.  Массовая культура использовала новые технические средства, кино, радио, а впоследствии телевидение, создала новую эстетику, небывало широкую по своей палитре. Новые представления, новые нормы поведения, нормы жизни благодаря технологии производства продуктов культуры, давшей в руки создателей огромный набор средств психологического воздействия, внедрялись в общественное сознание более эффективно нежели образы традиционной, лимитированной в средствах, не технизированной культуры.
  
Работник индустрии культуры не озабочен созданием шедевров он выполняет задачи которые перед ним ставит производство, работодатели, а их цель не расширение объема знаний и понимания происходящих общественных процессов, а создание такого продукта который бы отвечал на запросы рынка и проводил общие идеологические установки заказчика.  Недаром Голливуд называли фабрикой общественных иллюзий, а советское производство фильмов «Кинофабрикой». На индустриальной основе создавалась новая мифология, мир фантазий, мир эскапизма, уводящий от повседневной реальности, от жизненных проблем. Ни советская пропаганда, ни пропаганда Голливуда не говорили о реальных проблемах с которыми сталкивался средний человек, а то, что не имеет своего образа в средствах массовой информации, выталкивается на периферию сознания.  
  
Теоретики постмодернизма называют творения массовой культуры “симулякрами”  в которых факты жизни не более, чем игровой материал. Из гигантского объема фактов, образов, идей формируется динамичный и эффектный калейдоскоп, его логика, логика игры, а назначение игры отвлечь от ненужных вопросов, отвлечь от попыток создать осознанное восприятие мира.
  
Олдос Хаксли: «Массовая культура делает все чтобы люди были полностью погружены в свои игры и не пытались понять, что происходит вокруг.»  
 
 Александр Зиновьев: «Массовая культура, компенсируя чувство беспомощности среднего человека создает образы суперменов, преодолевающих те препятствия, которые в практике непреодолимы, побеждающие там, где среднего человека неизбежно ждет поражение. Супермены не ходят на работу с девяти до пяти. Не дрожат перед начальством. Не боятся, что завтра их уволят без всякого объяснения причин. У них нет проблем, как выплачивать месячные счета. Супермены в одиночку решают все социальные проблемы, в очень простой и понятной форме - чаще всего физической силой. Эти сказки не уменьшают стрессов, но хотя бы на время, перед уходом в сон, приносят состояние сладкой дремы.»  
  
Рынок, поставив культуру в один ряд с другими товарами потребления, уничтожил ее былой авторитет как источника знания, но, превратив культуру в одну из форм развлечений, построил эмоциональное убежище, кокон в котором можно укрыться,  психологически выжить во все более усложняющемся и все менее понимаемом мире. Индустрия эскапизма поставила на конвейер огромный поток книг, журналов, кино, музыки, в количествах, во много раз превышающих все, что было создано когда-либо раньше. И, прежде всего, телевидение, все 24 часа в сутки, все 386 дней в году.
  
Предшественника телевидения, кинематограф, в Америке в начале двадцатого века назвали “motion pictures”, движущиеся картинки, название отражало отношение  к нему публики, кинематограф не считался тогда искусством.  Сегодня количество и качество зрительных и звуковых эффектов движущихся картинок несопоставимы с теми, что производились в рыночных кино-балаганах (Nickel Odeon) того времени, но темы те же, драки, стрельба, погони, ограбления, наводнения, пожары, автомобильные катастрофы. Перед зрителем мелькают тысячи картинок, наполненных действием, но без всякого содержания, содержание в них действие, действие само по себе, шоком  неожиданных трюков вызывается подъем адреналина в крови.    
  
Зрелища массовой культуры, определению Оруэлла, «сужают объем общественного сознания до тривиальных, плоских мыслей, идей и образов».
  
В массовой культуре отсутствует спонтанность, непосредственность чувств, в ней нет размышлений над жизнью, нет обобщений жизненного опыта. На первый план выступают действия персонажей, а не их переживания, мысли, их внутренний мир. Истинное искусство обращается к логике, к пониманию, ведет к эмоциональному подъему, катарсису, используя мир сложных образов, идей, эмоций. Зрелища масскульта обращаются к элементарному, к импульсам. Дается “kick”, удар, ударом встряхиваются эмоции.
 
 Адольф Гитлер, мастер массовых зрелищ, говорил, что воздействие логики на массы минимально, манипуляция бессознательными импульсами, рефлексами, намного эффективнее.  
Зрелища отвлекают от знания, знание опасно для власти,  все тоталитарные режимы стремятся уничтожить сам интерес к нему. Фашисты сжигали книги на улицах и площадях, советская власть гноила книги в библиотечных архивах.
  
Рынок массовой культуры делает это более эффективно он прививает безразличие к знанию.  Рэй Брэдбери боялся того, что государство запретит читать книги. Олдос Хаксли боялся другого, что будут созданы условия, в которых люди не захотят больше читать книги. Но они оба ошибались, сегодня читают намного больше, чем раньше.  В США сегодня выпускается 1,500 ежедневных газет и 7,000 еженедельников. Каждый год выпускается 75,000 новых книг.
Это по преимуществу, развлекательная литература, и массовый спрос существует только на нее, на литературу типа “гамбургер”, на упрощенную до уровня массового вкуса информационную жвачку, “литературу для бедных”.  

Истинные произведения искусства штучный товар, они глубоко индивидуальны, а конвейер индустрии культуры выпускает “standardized diversity”, стандартизированное разнообразие. При покупке музыкального диска в магазине вы видите разделы  стандартный джаз, стандарткантри, стандарт-классика, стандарт-рэп, стандарт-поп. Выбор стандартов неограничен.  
Выбор стандартов в кино еще более широк. Каждая группа населения, черные, латино, интеллектуалы, рабочий класс, бэби-бумерс, гомосексуалисты, подростки, пенсионеры, любители фильмов “action” и любители картин, описывающих жизнь старой британской аристократии 19-го века, все получают свою культурную жвачку. Существует стандарт фильма для традиционной семьи, стандарт для любителей острых ощущений, стандарт для любителей изысканной европейской эстетики. Сотни новых фильмов, выпускаемых за год, также, как и сотни телевизионных каналов, оставляют у потребителя ощущение, что отличие между ними настолько поверхностно, что они практически неразличимы.  

12  Свободная публикация / Иной взгляд / Новый человек- Постчеловек. Часть вторая : 04 Февраль 2020, 00:37:49
«Психиатрия, психология и психотерапия сегодня, заявляя о себе как о науке, исследующей внутреннюю жизнь индивида, являются инструментами манипуляции сознания. Манипуляция сознательным и бессознательным объявляется формированием свободного человека», —  Эрих Фромм
Психоанализ лишь один инструмент из того широкого набора, который предлагает рынок психологического сервиса. В фильме «Пролетая над гнездом кукушки», герою, независимому в суждениях и поведении, удаляют лобовые доли мозга, и это приводит его в «норму» он становится послушным и податливым, в конечном счете превращаясь в зомби, перестает существовать как личность.
Сегодня техника хирургического вмешательства в мозг почти не употребляется, сузился спрос и на психоанализ, их сменила фармакология, которая, как форма психологического контроля, проста, доступна по цене, не требует больших временных затрат и, в целом, более экономична, нежели «conditioning», психоанализ или хирургия.
Появление антидепрессантов предвидел еще в 50-е годы Олдос Хаксли, назвавший в «Этом прекрасном, прекрасном мире» эти средства одним словом, «Сома». Приняв «Сому», герои Хаксли, в его мире будущего, погружаются в эйфорию, в которой исчезают как внутренние конфликты, так и конфликты с обществом. Предвидение Хаксли было верным, единственное в чем он ошибся, это название, сегодня «Сома» — это Прозак.
Современный психотерапевт мог бы предложить принимать Прозак Вилли Ломену, герою «Смерти коммивояжера», потерпевшему жизненный крах в борьбе за успех и кончающему жизнь самоубийством. Он мог бы также выписать несколько рецептов из своего набора и Гамлету, Офелии, королю Лиру.
Лекарственная терапия, основанная на преамбуле, что психологические проблемы — это недостаток или переизбыток тех или иных химических элементов в организме человека, постепенно вытеснила с авансцены психоанализ и психологический тренаж. Асоциальное поведение, преступность, агрессивность, пристрастие к алкоголю, азартным играм, наркотикам или к насилию рассматриваются как результат нарушения биохимического баланса. Причины асоциального поведения — плохая наследственность, наличие лишнего хромосома.
Психотропные средства используются для контроля над поведением, они нейтрализуют эмоции, которые порождены социальными условиями и, по словам Ноама Хомского, «Прозак — это ничто иное как химическая смирительная рубашка. Недаром количество психологов и психиатров сегодня превышает количество полицейских в стране».
Большинство психологических проблем, страх, раздражение, стресс, гнев или безразличие — это естественная реакция на окружающую социальную среду. Психолог же убеждает своего клиента, что его негативные реакции не отражают реальности, это его соллиптические фантазии, и, в определенном смысле, это верно, потому что условия жизни загоняют человека в индивидуальный кокон, в замкнутый на себе мир, мир соллипсических фантазий.
Принято считать, что человек будет счастлив и психологически устойчив, если у него достаточно еды, если он имеет крышу над головой, если у него после работы остается достаточно сил, чтобы развлекаться, если у него будут неограниченные возможности приобретать все больше и больше вещей.
Но эта логика не может ответить на вопрос, почему в наиболее экономически преуспевающих странах, Швеции, Швейцарии и Соединенных Штатах, самый высокий процент людей испытывают постоянный психологический дискомфорт, который во многих случаях перерастает в психические заболевания. Те, кто не в состоянии приспособить свою психику к монотонности, пресности стандартизированной жизни, уходят от невыносимого давления дегуманизированной атмосферы в душевные болезни.
Улучшение материальных условий не привело к богатству эмоционального, духовного наполнения, к полноценности, объему существования. Победа технического прогресса и создание «экономического человека», по определению Фромма, сформировало «...общество глубоко несчастных людей — одиноких, вечно озабоченных, зависимых, душевно угнетенных,... они чувствуют, что живут не живя, что жизнь проходит сквозь пальцы, как песок».
Panic attack, anхiety attack, quiet desperаtion, нервные срывы, состояние отчаяния, эти определения самочувствия постоянно фигурируют в диалогах, как будто бы не имеющих для этого никаких объективных причин, преуспевающих американцев. Но объективная причина есть, органика человека сопротивляется процессу превращения в плоскую фигурку из мультипликации.
Эрих Фромм называл человека, полностью адаптированного к среде обитания, аутистом. Аутист, производное от слова out, вне, человек, живущий вне человеческого мира. Он лишен каких либо эмоций, но хорошо разбирается в математике, машинах и механизмах, и в его глазах другие люди не более чем часть машинного мира.
Это человек способный решать сложнейшие математические задачи и не состоятельного в эмоциональных отношениях с другими людьми. Он не понимает те формы жизни, которые не поддаются рационализации, и, как и компьютер, владеет только формальной, стандартной, наукообразной речью, не прочитывая нюансов живого, часто нелогичного языка. Общение для него лишь средство коммуникаций, как машина-компьютер, он передает и принимает информацию.
«Человек, ведущий себя, как машина, никогда не задумывается над тем, кто он есть. Он видит себя таким, каким ему положено быть. Искусственная улыбка заменяет ему естественный смех, поверхностная болтовня заменяет полноценное общение. Осознавая себя лишь через функциональные, физические реакции на мир, он не в состоянии переживать глубокие эмоции радости или душевной боли», — Эрих Фромм.
Аутизм считается заболеванием генетическим, но почему тогда количество случаев аутизма с каждым годом возрастает? Пропорция нормальных и аутичных детей 60 лет назад была 1 на 10,000, сегодня 1 на 200. Рост аутизма в мире уже сопоставляют по масштабам с эпидемией, но это социальная эпидемия, результат приспособления человека к машинному миру.
Медицинская наука говорит, что причиной аутизма является не только генетика, но и наличие ртути в еде, лекарствах, вакцинах. Но, как тогда объяснить, что наибольшее количество аутичных детей, 1 на 50, рождается в Силиконовой долине, мировом центре компьютерной технологии, это дети компьютерных гениев, а они едят ту же еду, употребляют те же лекарства, что и все население страны.
Человек — самоадаптирующаяся машина, он, под влиянием общественных условий, вырабатывает в себе те качества, которые требует от него логика выживания, выживания в рациональном мире машин. Человек, каким он был во все времена, со своими импульсами, сменой настроений, противоречивыми желаниями должен исчезнуть, на смену ему должен придти Новый Человек, Постчеловек.
Экономическая демократия, фашизм и советский коммунизм создавали нового человека, каждый по-своему, специфическими для каждой страны средствами, но, в целом, саму идею сформулировал точнее других Лев Троцкий, который писал еще в 1917 году: «Человечество поставит себе целью создать более высокий общественно-биологический тип, если угодно, сверхчеловека.»
Появляющийся сегодня «сверхчеловек», это движение от высших органических, сложных форм к низшим, элементарным, механическим. Современная технологическая цивилизация создает человека сложного по своим внешним проявлениям, сложным, как машины, с которыми он работает, и упрощенным внутренним миром.
«Когда все действия, мысли, чувства человека рационализированы, т.е. функциональны, он, как и машина, производит множество постоянно повторяющихся действий и также, как и машина, он внутренне мертв», — Немецкий социолог Фридрих Мюллер.
Можно ли сохранить эмоциональный мир человека в условиях все более возрастающей рационализации всех жизненных процессов? По-видимому, можно, но только отказавшись от технического и материального прогресса. А ведь именно рационализация, унификация производства и общественной жизни предоставили многомиллионным массам высокий уровень жизни, которого большинство населения были лишены в течение веков. Благодаря обществу-машине и работнику, полностью к ней адаптированного, можно было создать достойные условия человеческого существования.
Российский социолог Александр Зиновьев назвал это общество-машину «глобальным человейником». Его черты начали проявляться 20-ые годы прошлого века, которые отмечал французский писатель и драматург Жорж Дюамель: «Что ошеломляет европейца в Америке — это поразительная схожесть человеческой жизни с жизнью муравейника.»
Сегодня это уже никого не ошеломляет, новые районы многих городов современного мира неотличимы друг от друга, изощренные геометрические формы гигантских зданий создают впечатление человеческих ульев с миллионами одинаковых ячеек. На улицах мировых столиц туристы со всего света ничем не отличаются друг от друга, ни внешним видом, ни поведением. Их можно отличить только по языку, но, по-видимому, и это отличие вскоре исчезнет, английский становится языком всей планеты.
Муравейник, как прообраз рационально построенного человеческого общества, наиболее соответствует принципу технологического общества, в котором люди, как и муравьи, действуют по заданной программе. Муравьи по программе, заданной генетикой, человек по программе, заданной обществом.
Французский философ Кожев так представлял себе будущего человека-муравья: «Это существо будет выполнять многие из тех функций, которые выполнял человек. Оно будет создавать здания, но такие, которые будут напоминать муравьиные ульи. Оно будет вовлечено в различные формы общения, но того же сорта, что и жужжание пчел. Оно будет создавать искусство, но это будет нечто подобное тому, как пауки ткут паутину. Оно будет создавать музыку, которую создает природа, музыку квакающих лягушек и стрекочущих цикад. Оно будет чувствовать себя счастливым в тех же формах, в которых чувствуют себя счастливыми животные. Возвращение человека в животный мир раньше казалось только одним из путей, по которому может пойти человечество, но сегодня это единственный путь.»
В этом мире-муравейнике человек будет чувствовать себя свободным как животное в природе. Свободным в борьбе за выживание, за доминирующее положение в своей социальной группе, за сексуальное удовлетворение.
13  Свободная публикация / Иной взгляд / НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК-ПОСТЧЕЛОВЕК. Часть первая : 04 Февраль 2020, 00:36:05
                                      
Общество, ставящее развитие экономики как свою главную цель, нуждается в новом безликом человеческом архетипе, функциональной части машины экономики.
И первой страной, открыто провозгласившей эту идею нового времени, идею общества-машины, была Советская Россия, которая в своей пропаганде, литературе, искусстве говорила, что люди должны стать «винтиками» материального прогресса, «винтиками» индустриального производства. Этот высший человеческий тип, Новый Советский человек, писатель 20-ых годов, Андрей Платонов, ненавидевший Советскую власть, представил символом индустриализации — человек-паровоз.

В глазах наших светятся горны,
В сердцах взрывается кровь,
Как топка дыша раскаленная,
Как песня гудков наших рев.

«Поклонение машине стало новой религией большевиков с Лениным как ее пророком. Все общество должно быть организовано на научных технических принципах стать безотказно функционирующей машиной, а человек ее винтиком.», писал социолог Фюлоп-Миллер в 20-ые годы прошлого века.
Но большевики следовали в русле всей западной цивилизации. Еще до появления Советской России, финансист и общественный деятель кайзеровской Германии Уолтер Ратенау говорил, что только машина приведет человека к свободе и счастью. Математик Лейбниц в 18-ом веке утверждал, что человек такая же машина, как и часовой механизм. Идея человека-винтика развивалась вместе с усложнением технологии, от человека-паровоза до современного идеала человеческого совершенства — человека-компьютера.
Журнал «Современные технологии и общество» в 1985 году: «Главным барьером на пути развития экономики является не проблемы создания новых технологий и организационных методов, а приспособление человеческой психики к эффективной рациональности, разумной логике компьютера».
Сегодня эта идея не дебатируется, она осуществляется на практике, но еще несколько десятилетий назад вызывала сопротивление. Стэнли Кубрик, поставивший в 60-ые годы фильм «Механический Апельсин», писал, — «Постиндустриальное общество поставит человека в условия, в которых он лишится всех сладких соков самой природы и станет механизмом.»
К концу ХХ века американская научная фантастика, экстраполируя сегодняшние тенденции в будущее, уже не видела ничего трагического в превращении человека в машину, скорее наоборот, человек-машина стал более привлекателен, чем обычные люди. Человек несовершенен, машина совершенна. Современные автомобили с их идеальными пропорциями подчеркивают недостатки человеческого тела, рядом с возможностями компьютера интеллект человека кажется беспомощным.
Можно благодаря многолетним тренировкам, технике body sculpturing, создать атлетическую фигуру, как у «Терминатора», но у человеческого тела есть лимиты, у робота этих лимитов нет. Можно выработать мощный интеллект, но все равно он будет уступать интеллекту компьютера. Чемпион мира по шахматам Каспаров проиграл компьютеру шахматный матч. Недаром в легендах современной массовой культуры, в фильмах 80-х годов, получеловек-полумашина предстает как улучшенный образец обычного человека, ограниченного в своих возможностях, а возможности человека-робота безграничны.
Reader Digest, самый популярный журнал Америки, тираж 22 миллиона в год, восхищается звездой бейсбола Солом Магли: «Он действует, как совершенный робот, его движения отточены и методичны, как у машины.» Но тот же Сол Магли, вне бейсбола, в обычной жизни, далек от того совершенства, которое он демонстрировал на спортивной площадке.
Как же создать такого совершенного человека-робота вне бейсбола, во всех других сферах жизни? Жизнь не бейсбол, а человеческая психология чрезвычайно сложна и далеко не всегда поддается разумному контролю. Работа сознания и подсознания до сих пор остается загадкой для науки. Внутренний мир человека часто иррационален, а задача общества создать мир, в котором все проверяется и контролируется разумом.
Пока наука не создала технических средств контроля внутренней жизни человека, общество использовало традиционные формы, воспитательные меры и меры полицейские. Эмоции, импульсивные порывы регулировались внешним давлением, этикой, гласными и негласными правилами морали, в конечном счете, всеми общественными институтами. Но этика была эффективной пока в обществе существовали стабильные формы жизни и общественных отношений, а в условиях огромной экономической и социальной динамики понадобились новые методы, новые формы контроля.
Идея создания новых методов контроля поведения появилась в Англии уже в середине 19-го века, в так называемую Викторианскую эпоху. К этому времени Великобритания превратилась в лидера индустриального мира и в ней впервые стала осознаваться необходимость не только рационализации внешнего поведения, но и контроля внутреннего мира человека входящего в новый машинный мир. Первозданные инстинкты, агрессия, бесконтрольные реакции масс должны быть обузданы, индустрии требовался дисциплинированный, рациональный, сознательный работник.
В это время проходила ожесточенная дискуссия между сторонниками рационализации и группой диссидентов, во главе которой были писатели Карлайл и Раскин предупреждавшие, что рационализация человеческих эмоций стерилизует живые, объемные чувства, и отношения людей станут плоскими и бескрасочными. Непосредственные, спонтанные реакции огромная ценность, их непредсказуемость вносит в человеческие отношения ту игру жизненного спектакля, в котором постоянная импровизация является живым источником новых чувств, впечатлений, идей. Материальные же ценности, которые будут созданы в результате унификации поведения, обогатят материальный мир окружающий человека, но его внутренний мир будет обеднен.
По мнению Карлайла и Раскина изменить психологию масс разбивающих друг другу головы в пьяных трактирных драках, гораздо эффективнее может не контроль и драконовские полицейские меры, а приобщение к мировой культуре на которой выросла общественная элита, аристократия. Массы, воспитанные на этих образцах, смогут приобрести те же качества, сформируется высший человеческий тип, Gentleman, от слова «gentle», мягкий, должен стать высшим достижением британской цивилизации.
Карлайл и Раскин были теоретиками, но вся европейская литература их времени говорила о том же, о ценности внутреннего мира человека во всей его сложности и богатстве. «Воспитание чувств» Флобера была настольной книгой для нескольких поколений. Достоевский был самым читаемым русским автором в Европе. Появился новый тип театра, психологический. В это же время родилась новая наука, психология.
Защитники идеи контроля масс, считавшие единственным средством перевоспитания ужесточение полицейских мер, видели в психологии очередной либеральный нонсенс, ибо человека из общественного дна нужно не воспитывать, а дрессировать. Не воспитание культуры поведения, а тренаж дисциплины поведения должен стать инструментом трансформации массовой психологии. Впоследствии одним из таких методов стал «conditioning», или психологический тренинг.
Термин был введен в обращение Иваном Павловым, создателем теории безусловных рефлексов. Павлов доказал, что можно специальной методикой контролировать поведение собак, вырабатывать любые бессознательные рефлексы по заказу. Подопытным собакам навязывались различные программы поведения, каждая из которых противоречила предыдущей. После длительного стресса, доводящего до изнеможения, собаки принимали любую программу без какого-либо сопротивления.
Необходимость советской власти в методике психологического тренинга масс была настолько велика, что Павлову, в эпоху сталинских репрессий, когда за малейшую критику в адрес режима следовали жесточайшие наказания, позволялись откровенно антисоветские высказывания. Психологический тренаж, тем не менее, не был взят на вооружение, Советской властью, в ее руках был гораздо более действенный психологический инструмент — страх.
Система Павлова в России была забыта, но её использовала Северная Корея во время войны 1950-53 годов в лагерях для американских военнопленных. Меняя программу дня, меняя расписание часов работы и еды охранники доводили пленных американцев до полного эмоционального ступора и, в этот момент, обрушивали на них идеологические догмы. Промывка мозгов проводилась непрерывно в течение многих месяцев.
Чтобы сломить волю к групповому сопротивлению проводились личные беседы, в которых, логически и на живых примерах, объяснялось, что никому нельзя доверять, что настоящих друзей не бывает, что даже ближайший друг за лишнюю порцию похлебки или освобождение от работы донесет о твоих «неправильных» поступках и мыслях. Только сотрудничество с охранниками могло дать преимущества в борьбе всех со всеми за выживание. Требования к пленным постоянно увеличивались, льготы сокращались, и борьба за награды становилась все более ожесточенной.
Жизненные условия, в которых существует средний американец, борьба всех со всеми за лучшие условия жизни, постоянно повышающиеся требования на работе, непреходящий стресс, недоверие к другим соответствуют той же атмосфере, которую создавали последователи Павлова в Корее.
В США павловский «conditioning» использовал социолог и психолог Скиннер, который назвал свою версию модификации поведения — бихевиоризм. Conditioning — кондиционирование, анестезирование эмоций. Эмоции, также как воздух, проходя через фильтры кондиционера, лишаются всех нюансов, ароматов и объема воздуха живого.
Психолог Виктор Франкл о результатах методики «conditioning» Скиннера: «...внутренняя жизнь глушится, опыт фильтруется, чувства анестезируются, и, в результате, исчезает способность проявлять себя непосредственно, выражать себя как уникальную личность, исчезает способность к полноценным связям с другими людьми.»
Скиннер был проклят публикой, объявлен еретиком в академических кругах, методики бихевиоризма были объявлены недейственными, и психологическая наука начала искать другие методы модификации поведения.
Методики Павлова и Скиннера были отброшены, они были построены на прямом насилии, а насилие вызывает сопротивление и эффективно лишь временно. Требовались долговременные инструменты контроля, а наиболее эффективен не внешний контроль, а внутренний, самоконтроль. Проблемы были во многом решены популяризацией теорий Зигмунда Фрейда.
Цель прикладной психологии, по Фрейду, расширение сознания, увеличение объема личности через реальную оценку самого себя, своих внутренних ресурсов, которая приводит к реалистическому подходу к жизненным проблемам.
Фрейд в своей работе «Civilization and It’s Discontent» говорил, что культура и цивилизация развиваются в направлении ко все увеличивающемуся контрасту между реальными нуждами отдельного человека и теми целями и желаниями, которые навязывает ему общество. В результате этого контраста рождается феномен, который он назвал «социальным неврозом».
По мнению Фрейда, общество потребления создает неврозы, потому что человек существует в мире неразрешимого конфликта, конфликта между задачей, которую перед ним ставит общество, работать чтобы потреблять, и желанием потреблять как можно больше, а оно никогда не может быть полностью удовлетворено. Потребитель оказывается в перманентном состоянии отчаяния от недостижимости идеала, абсолютного потребления всех богатств материального мира.
Неразрешим также и конфликт между свободой, которую общество объявляет главной ценностью жизни, и реальностью дисциплины производства и необходимости приспособления для достижения успеха, о чем постоянно напоминает все окружение и массовая культура. Эти неразрешимые конфликты выражаются в самых разнообразных формах, в как будто бы ничем не обоснованных страхах, фобиях и депрессии.
Психоанализ Зигмунда Фрейда мог помочь человеку осознать себя как часть большого мира и обогатить его внутренний мир. Но теорию Фрейда американская психологическая наука использовала для другой цели, для адаптации к существующим условиям, для сужения сознания до функционального уровня. Это были почти математические формулы воздействия на человеческое поведение, близкие по своей сути к инженерным решениям.
После своего визита в Америку Фрейд был настолько возмущен тем, как используется его теории в американской психологической практике, что, оставляя Америку, в заключение своего интервью журналистам, в котором он говорил о своем неприятии Америки, сказал: «Я не ненавижу Америку, я только сожалею, что Колумб ее открыл».
Американская психология, тем не менее, использовала имя Фрейда для популяризации методик позволяющих манипулировать внутренним миром личности. Человек должен принять внешнее давление, давление общества, как необходимую данность, тогда стерилизация эмоций, чувств и мыслей для него проходит безболезненно. Но если внутреннее давление, индивидуальность человека, начинает сопротивляться давлению внешнему, возникает депрессия, широко распространенное явление в современной жизни.
«Что такое депрессия? Это неспособность чувствовать, неспособность воспринимать мир непосредственно, когда тело живет а внутренний мир умирает. Счастье, состояние, противоположенное депрессии, есть интенсивность внутренней жизни, которая является отражением многочисленных, глубоко индивидуальных связей личности с миром», — Эрих Фромм.
Попытки сохранить свою уникальность приводят к депрессии, к чувству постоянного беспокойства, «permanent anxiety» и тщательно скрываемому отчаянию, «quiet desperation», они показатель сложности противоречий в процессе умирания индивидуальности. Те, кто пытается противостоять гигантскому прессу общества, обречены на психологическую травму.
Состояние депрессии в предыдущие эпохи носило другие названия — неврастения, ипохондрия, сплин, меланхолия и являлась уделом лишь привилегированных классов, основных потребителей материальных богатств. Внутри элитарного круга существовала жесткая регламентация всех форм поведения, требовавшая не только внешнего, но и внутреннего конформизма, что делало именно представителей элиты жертвами многообразных неврозов. В процессе экономического развития общества большая часть рабочего класса превратилась в преуспевающий средний класс, для которого, также как и для преуспевающих классов прошлого, внутренний конформизм стал обязательным.
«Self-made man» 19-го века «делал себя» сам, но к середине ХХ века сам себя делать человек уже не мог, он перестал понимать себя, стал нуждаться в помощи психолога.
«Мы не понимаем не только жизнь вне дела, которое делаем, мы также неспособны понять самих себя, нам нужен психоаналитик».— Писатель Ральф Эллисон.
Необходимость масс в помощи психолога привела к созданию огромной индустрии психологического сервиса, обслуживающую более 80 миллионов пациентов, ищущих возможность покончить с неудовлетворенностью собой, своей жизнью. Источник эмоционального дискомфорта — общая атмосфера общества, но большинство воспринимают свою неудовлетворенность как дефект личности, а не дефект всего строя жизни, так как не понимают ни механизма общества, в котором живут, ни процессов своей внутренней жизни.
Представители образованного среднего класса обладают чрезвычайно высоким уровнем в рационализации, логическом обосновании своей деловой жизни и часто беспомощны в объяснении своих эмоциональных реакций: «Они знают, как читать колонки сток-маркета, но не знают, как понять свои собственные эмоции или эмоции других, проявляющиеся в изменении тона голоса, взгляде, жестикуляции и выражении лица». - Журнал Psychology Today.
Помочь человеку понять себя должна наука, психология: «Психологи должны стать архитекторами и инженерами современного человека», — Джон Мак-Коннел, профессор психологии Мичиганского университета.
Европейская традиция всегда рассматривала внутреннюю жизнь человека как мистерию, в которую посторонним нет входа. Гамлет говорит Розенкратцу и Гильднестерну, пытающихся манипулировать его чувствами: «Вы думаете, что можете играть на мне, как на дудке? Меня нельзя настраивать, как флейту или скрипку.»
Психологическая наука ответила на гамлетовский вопрос положительно. Да, может. Имея ключи к внутренней жизни человека, она способна контролировать его эмоции, чувства, мысли. Психолог объясняет проблемы жизни пациента, вырывая их из широкого социального контекста, вне которого нет и не может быть понята их причина. Психоанализ — это не процесс самопознания личности, самопознание приходит как результат понимания себя как части общества, а облегчение страданий человека теряющего живые связи со все более усложняющимся,. становящимся все более анонимным, безликим миром.
Страниц: [1]

Powered by SMF 1.1.4 | SMF © 2006, Simple Machines LLC
Manuscript design by Bloc
Поддержите «Новую Литературу»!