Сергей Решетников
21 Март 2008, 16:51:46
Поскольку «Солдаты неудачи» вещь, безусловно, спорная, то, на мой взгляд, лучше всего подойти к ней с самым обычным шаблоном. Мы знаем, что всякое литературное произведение оценивается по трем основным критериям: познавательному, эстетическому и этическому. По этим параметрам и посмотрим, что нам предложил Павел Зябкин.
С познавательной точки зрения я ставлю рассказу 5, потому что это записки очевидца с учетом того масштаба, который задан повествованием. Масштаб же определен обзором, открываемым с брони БМП бригадной разведки. Свидетель добросовестный: он не закрывает глаза ни на что мало-мальски существенное – как вокруг себя, так и в самом себе. Таким образом, для людей, не побывавших на войне, новой информации здесь много и она не пустяковая.
Эстетическая или художественная ценность произведения мной оценивается на 4. Автор выбрал внешне непритязательный хроникальный стиль повествования, который прекрасно соответствует замыслу, и добросовестно его выдержал – пустословия в хронике нет. Несмотря на фрагментарность записок, действие не отпускает, последнюю страницу переворачиваешь с сожалением. Однако есть редакторские замечания (тавтология, стилистические огрехи, пропуски), которые вынуждают снизить оценку.
Что касается нравственной идеи, заключенной в произведении, то с этим далеко не все так же просто и однозначно.
Рассказ шокирует показной безнравственностью:
- солдат из огнемета случайно уничтожает жилой дом с проживающей в нем семьей и равнодушно укладывается отдыхать, предаваясь эротическим мечтаниям;
- раненого пленного «чеха» выбрасывают из вертолета, а солдаты только радостно гогочут, передразнивая его кувыркания;
- очистив деревню от боевиков, федералы грабят дома;
- солдаты измываются над трупом боевика;
- будучи в окружении, вместо того, чтобы попытаться уничтожить позицию противника на винном заводе или хотя бы уж не высовываться, солдаты договариваются с чеченцами и таскают из подвалов вино и т.д. и т.п.
Такого рода сведений мы не находили в реляциях Минобороны и в сводках информационных агентств, подобных картин мы не видели по российскому ТВ. Война вдруг открылась другой стороной.
Автор врет? Не похоже, описания убийственно реалистичны.
Автор безнравственный урод? Такие мысли поневоле приходят в голову, и Лачин в своей рецензии в «Новой литературе» (
http://newlit.ru/~lachin/3369.html) указал на недопустимо низкий нравственный уровень авторской позиции как главный недостаток «Солдат неудачи».
Однако я по третьему – этическому – параметру оценки литературного произведения ставлю 5.
Автор безжалостно честен. Честен в равной степени по отношению к своим товарищам и к самому себе. Заключен ли в такой позиции нравственный урок? Попробуйте сказать, что «нет».
Но урок – это не только, когда тебе что-то растолковывают, но и когда спрашивают. Оценку увиденного и пережитого автор возлагает на читателя. Имеет он на это право? Ответ также очевиден: «да». Читателю предлагается контрольная работа, в которой подсказок нет. Кажущееся отсутствие авторской позиции – это невозможность воспользоваться шпаргалкой, это приглашение думать самим. Безучастность автора в данном случае только художественный прием – прием очень сильный и, безусловно, жесткий, на грани, если не за гранью, фола.
Подтверждением того, что автор не хуже нас с вами понимает значение описываемых событий, служит коротенькое послесловие, в котором он сам озвучивает вопросы, которые неизбежно накапливаются по мере чтения. И в качестве ответа предъявляет читателю встречный иск – за безучастность к трагедии, за равнодушное отношение к своим солдатам, за безмятежную жизнь здесь, когда там шла эта бессмысленная война. И как человек, побывавший ТАМ, он имеет на это право.
«Солдаты неудачи» сделаны в стилистике режиссера Алексея Германа – нарочито документально. Это делает повествование особенно красноречивым. Явным художественным приемом является только то, что хроникальная лента как бы черно-белая, а не цветная, не принаряженная. После чтения возникает чувство, будто сам помесил эту грязь, сам помок и померз, сам хлебнул этой водки и еще не унял дрожь в руках после пережитого страха и напряжения.
Вызывает уважение то, что, несмотря на обилие соответствующего материала, вещь сделана без надрыва, без педалирования особых заданных тем, без нагнетания тех же ужасов или акцентирования на тех же моральных аспектах. Большое впечатление производит легкость, с которой объектив документалиста с места событий переводится внутрь души героя, столь же бесстрастно фиксируя происходящее там. В том, что такой переход кажется абсолютно естественным, проявляется художник.
Эпизод, когда солдат, ворвавшись в дом, расстреливает зеркало, потому что самого себя принимает за врага, не узнавая себя в грязном, озверевшем человеке с автоматом, по-моему, уникальный по своей художественной силе и глубоко символичный. Это портрет войны.
Рискну предположить, что рассказу Павла Зябкина суждена непростая, но очень долгая жизнь. Читая его странички, испытываешь горечь, ужас, стыд, но написанное удивительным образом не оставляет тяжести в душе, вещь написана легко, ее хочется читать. Как во всяком хорошем армейском рассказе здесь достаточно юмора, хотя автор не увлекается этим безотказным средством привлечь читателя. Задача произведения серьезнее и сложнее, оно пафосное по своей сути и, несмотря на внешнюю непритязательность, уверенно поднимается на трагедийную высоту: очищение от крови, грязи и позора в нем произведено горнилом правды.