...Неужели могли мы помыслить, что все заметят сошествие бога? Ведь это же только тупой попсовик может выдать такую идею. Бог сошел на землю и прославился; хоть ненароком распяли его, но всплакнули потом, и уверовали. Пошлость подобной картины еще не осознана нами.
У Цветаевой есть стихотворение столь высокого уровня, что дивлюсь я порой, как взяла такую высоту – при том что силы она немереной. Сомневаюсь, чтоб ей хватило интеллекта осознать свое свершение.
Лермонтистка по мироощущению, Цветаева всегда равнялась – пыталась равняться; считала, что равняется – на Пушкина. В этом произведении Пушкина нет. Автора охватывает мысль-ощущение: не лучше ли, не достойнее ли уйти незамеченным, непонятым. Задается вопросом об этом, и вдруг проникается убеждением: «Так: Лермонтовым по Кавказу / Прокрасться, не тревожа скал…». Все здесь внове у поэтессы: и появление Лермонтова, и интонация, без всегдашней ее экстатической взвинченности, без юродивой надсадности голоса, без всего того, в чем она несравненна – тем удивительней художественное совершенство этого сочинения, редкостное даже для Цветаевой. Голос опускается до шепота, ей несвойственного – будто дивится тому, что пишется. В некоем озарении, единожды в жизни, вплотную приблизилась к великой тайне, главной тайне Лермонтова.
Бог прокрался незаметно...