Лидский Владислав.
Рассказ «Песня лодочников».
...Так было уже третий год – душевный, тайный его мир, и Петр Андреевич думал не раз о том, что геофизика хотя только наука о физических свойствах земного шара, но земной шар обитаем, на нем живут люди со своими чувствами, надеждами или горем, и Галя с ее матерью тоже жили на земном шаре со своими надеждами и горем, а сейчас горя было все же побольше, и кому же, как не ему, геофизику, быть ближе к ним в эту пору? В подкрепление своих поступков, или даже чувств, он всегда обращался к своей науке, и его поступки и чувства всегда были с ней в добром согласии.
Он сказал жене накануне, что проведет воскресный день на даче, нужно на яблонях подрезать сухие сучки, да и прибрать всякие садовые инструменты, – скоро, наверное, пойдут дожди, и лучше поехать сейчас, чем месить потом грязь по дороге от станции.
И вот, после прошедшего ночью дождя и утреннего тумана, возник день, полный золота, день, когда, как на басме – серебряной или золотой пластинке с ее рельефом – проступит выпукло каждое деревце рябины с ее коричневато-красными листьями, и каждый листочек в отдельности, особенно, когда он лежит на земле, прибитый ночным дождем, лежит в своей распластанной осенней яркости; и нет-нет да и подберешь такой листочек, или лапчатый, вино-красный лист клена, или замшевый листочек осины, – последние дары осени, которыми можно заложить страницу книги, и тогда зимой, открыв ее, сразу представишь себе подмосковную осень с ее красками.
Петр Ильич спал в нетопленной даче под двумя одеялами, – спал так, как никогда не спится в городе, утром вскипятил воду на электроплитке, не спеша попил чаю, поглядывая в окно на ближнюю рябину, и тихая мудрость осени подтверждала, что все правильно: и то, что поймал в силок такой день с его глубокими мыслями, и то, что он побывает у Гали, поговорит с ней, напомнит о том, что все же только лучшему дано в жизни царствовать, а худшее никогда не царствует, оно может налететь, поломать деревья, навести на душу человека уныние, но потом свет солнца пробьет туман, как это было утром, и встанет день в золоте, какой выплыл сегодня.
Это были утешительные мысли, и Петр Ильич представил себе, что останься он дома в Москве, лежал бы сейчас с книгой в руках на диване, может быть, заснул на минутку, а день тем временем померк бы за окном, и ничего от этого дня не осталось, а на смену ему пришло бы мелькание телевизора...
