Макаров Аркадий.
Рассказ «Утин…».
...– Илларион Семёнович, никак опять спина расхворалась? – озабочено спросила она Федоскина.
– Ох, Клавдия, Клавдия, мочи нет! Грехи-то наши тяжкие, они, как гири, завсегда на позвоночнике висят. Вот и гнут старика, говорят: «Гордый ходил, а теперь в землю кланяйся, ирод проклятый!» – тут же елейным тоном заговорил дед. – Вот ты, надысь, утин секла, мне сразу и полегчало. Мог людям прямо в глаза смотреть, а теперь опять вот, вроде, деньги на земле ищу. Может посекёшь, а? А бараны – ничего, ничего. Почём брала-то? Да, они, цены-то, кусаются. Кусаются... Милая, ну, – вернулся он к своей болячке, – пособишь, нет? Выгони этот проклятый утин!
Баба крапивой секла – не помогло. Пчёл по десятку на поясницу сажал – не полегчало, а с твоей руки – как корова языком слизала. Ну, сразу помолодел!
– Заходи. Заходи, Илларион Семёнович. Всё в руках Божьих. Господь поможет, отойдет от тебя утин этот. Отпустит.
Дед Ларя с благодарностью закивал головой, поднимаясь по ступенькам в избу. Мы с Пашкой, переглянувшись, нырнули за ним. Всё же интересно, что это за утин такой, который деда Федоскина за холку к земле гнёт.
– Павел, сходи во двор, голик принеси, да топор захвати! – Женщина провела деда в избу, отворила дверь и велела Федоскину ложиться на пол головой на порог из дома к выходу.
Дед, кряхтя и постанывая, опустился на четвереньки, затем лёг на живот и положил голову на чистый, скоблёный ножом порог.
Пашка принёс веник и топор, и всё передал в руки монашке Клавдии. Та положила веник, прутьями по направленью из дома, на спину деду, что-то быстро-быстро прошептала, трижды перекрестилась и начала мелко-мелко, понарошку, сечь топором прутья веника.
– Ой-ей-ей! Ой-ей! – стонал Федоскин, не поворачивая головы. – Что ты делаешь, матушка?
– Утин секу, батюшка!
И опять:
– Что ты делаешь, матушка?
– Утин секу, батюшка!
– Секи! Секи его, окаянного! Чтоб ему пусто было!
Повторив этот диалог три раза, монашка Клавдия брезгливым жестом отшвырнула веник в дальний угол сеней, и туда же бросила топор. Затем опять, что-то шепча, трижды перекрестила дверной проём...