Цитата из рассказа Андрея Ускова «Чем пахнет клубника»:

...Кошка грациозно вызывается быть проводником в экспедицию на балкон. Она идёт в сторону шумящего цинком, пробуждающегося проёма балконной двери. Видно, там дождь. И те самые, вышеупомянутые гражданские сумерки. «Как упоительны эти длинные летние утренние сумерки, с неторопливым дождём! Как медлительны и спокойны. Серая наволочь туч теперь даёт ровный свет. В нём уже можно отличить собаку от волка, проходимца от постового, старость от юности. Но на улице – ни-ко-го. Теперь где-то до восьми часов будет такая картина. Нынче же ещё воскресенье. Улица ещё спит и видит свой десятый сон». Балкон Иван Макарыча смотрит на уютный двор, заросший старинной липой. Под деревьями разноцветными бликующими рыбами дремлют машины. В долгожданных лужах сочится и цепенеет белое небо.

Выпряжкин, как ревнивый старьёвщик, перебирает глазами все артефакты двора. Ему кажется, что появись в эту рань у него соперник по надзору за этим двором, он бы просто его уничтожил. Наповал. «Никто не имеет права отбирать у человека право на жизнь. Никто! А это – и есть моя жизнь. Тихая, старая и чуть запущенная летняя улица с сомкнутыми ртами пучеглазых автомобилей. Тихое старое утреннее небо с накрапывающим дождём. Тихая и немощная старость, рассматривающая свою жизнь, будто ящерица, размышляющая над своим оторванным хвостом. Всё это уже – и моё и не моё одновременно. Как ни крути, время сожжёт и эти мосты. Другие люди будут рассматривать этот двор, всматриваться в начинающийся день, зевать, стряхивать пепел сигарет, шутить, плакать, строить планы, очаровывать, разочаровываться, негодовать, приходить в исступление, смягчаться, стареть, думать о пустяках, вздрагивать, завидев похоронную процессию, размышлять: чем же пахнет клубника?».

Последняя мысль вызвала в старике приступ нежной привязанности к жизни. Иван Макарыч не боялся смерти. Сколько раз она была рядом на фронте, чего уж сейчас-то её страшится?.. Нет, он не боялся её. Просто она смущала его. Она смущала его некоей необустроенностью, непонятностью, неизвестностью. Старик допускал, что душа – бессмертна. Но ведь что-то же ей там да нужно-то будет? Она ведь и здесь при жизни покоя не знала. «Сколько она построила домов?». Иван Макарыч кивнул головой, мол, да, домов было построено предостаточно. «Сколько она восстановила мостов?». И ещё раз голова кивнула в знак согласия. «Сколько она здесь на земле выучила законов, предметов, понятий, буквально проникнув в суть каждой вещи?». Голова застряла в пространстве. Она недоумевала: «Как можно такой багаж просто так забыть, похерить, исключить за ненадобностью?».

В переселение душ старик Выпряжкин верил с трудом. Ну, переселится он в другое тело, ну начнёт потихоньку всё осваивать заново. Но это ж сколько бесполезного времени, сколько бесполезной энергии будет затрачиваться? Зачем? Неужели такая мудрая природа, что разместилась от атомов до галактик, упустила этот момент? «Невероятно глупо. Либо там наверху наша душа и ломаного гроша не стоит, либо мы до сих пор чего-то не уяснили. Жалко, конечно, если это знание существует, а мы его так и не узнали. Очень жалко»...