Цитата из статьи Владимира Соколова «Фигура переводчика» :

...Сразу возьмём быка за рога: проблема точности перевода – это надуманная проблема. Точный перевод важен в профессиональной деятельности, чтобы не получилось, как с китайцами в прошлые века, да и в нынешнее время. Когда с ними подписывали договоры, они писали в своем тексте всё что хотели и что было весьма далеко от достигнутых договорённостей (китайского-то ни русские, ни европейцы не знали), а потом ссылались на эту ксиву как на документ. Проблема решается тем, что в любом языке существует набор штампов, и при развитой необходимости переводить служебные тексты к штампам одного языка подбирают соответствующие штампы другого. На этом же основано мастерство синхронного перевода: быстро присобачивать к общему месту одного языка общее место другого.

В творческой же деятельности само понятие точности абсурдно, ибо переведённый текст не с чем сравнивать в родном языке. И получается, что точность перевода нужно сравнивать с самим же переводом, что нелепо.

Во-первых, потому что разные языки используют для выражения похожих мыслей совершенно разные средства. Поэтому при переводе некоторых слов нужно употреблять не те, что стоят в переводимом тексте, а другие:

Эта шляпка тебе идёт. Она совсем новая. – Dieser Hut steht dir gut. Er ist ganz neu.

Дословно: «этот шляпка стоит тебе хорошо. Он совсем новый». По-русски если предмет одежды к лицу, то он «идёт», по-немецки же «стоит». Кроме того, шляпа в русском языке женского рода, а в немецком – мужского. Поэтому «он» нужно заменять на «она», а прилагательные мужского рода – на прилагательные женского.

Ещё более это правило применимо к конструкциям.

La ville où elle avait vécu, et la ville où ils étaient, ils examinèrent tous. – Они обсудили город, в котором они жили когда-то, и город, в котором они жили теперь.

По сравнению с французским текстом, в русском переводе есть слова, которых нет во французском. Французский текст состоит только из существительных, местоимений и глаголов, в русском же появились ещё и наречия. Дословный перевод был бы: «город, в котором они жили, и город, в котором они жили», – одно и то же повторялось бы два раза, так что можно было бы подумать, что либо речь идёт об одном и том же городе, либо что они живут в разных городах одновременно. «Когда-то» и «теперь» позволяют разнести эти два состояния во времени: сначала они жили в одном городе, потом в другом. Для французского языка эти наречия излишни: французы решают проблему употреблением разных времён, просто прошедшего времени, и прошедшего в прошедшем. Это последнее время уже само по себе показывает, что относимое к нему действие произошло раньше, чем действие, относимое к просто прошедшему. Вводить наречия приходится потому, что в русском такого времени нет. Такой перевод называется описательным. Без него обойтись никак невозможно, но не очень умными переводчиками такой способ перевода считается некорректным, и желательно, если полностью избежать его невозможно, то, по крайней мере, применять как можно реже.

Но, во-вторых, к описательным конструкциям не стоит бояться прибегать, потому что язык буквально переполнен метафорами. Причём по большей части метафорами обыденными, так въевшимися в плоть языка, что уже и метафорами-то они не ощущаются. «Его жжёт пламя любви», «они пришли к договорённостям», «мы не знали, с какого конца начать», «в этом деле ещё куча белых пятен». Мне кажется, люди, и переводчики, поглощённые поисками адекватности, в том числе, слишком мало задумывались, как они переводят. А если бы задумались, они бы обратили внимание, что они при переводе вот такие обыденные метафоры чужого языка заменяют метафорами своего...