Цитата из повести Михаила Ковсана «Кара-н-тин 3»:

...После обеда их в заветном лобби собрали, привели доктора, высокого, тощего, словно смерть, по дороге косу потерявшая, и стали пугать. Минуты три все пугались, слабонервные – пять, потом зашевелились, оглядываясь, вспоминали и предвкушали, заулыбались, стали смеяться, сперва потихоньку, рот прикрывая, затем в полный голос. А зря. Увидев такое, доктор напрягся, какая-то струна в его музыке лопнула, и он, впадая в жестокий нуар, савонаролисто загремел, дерзкую глупость сидящих перед собой обличая. Он яростно живописал муки задыхающихся, чьи лёгкие нынешний вирус пожирал так сладострастно, что остальные – их на свете развелось великое множество – были по сравнению с ним сущими импотентами. Вздёрнувшись, вздрючившись, доктор, струны басовые неласково теребя, начал описывать страдания ждущих подключения к аппарату искусственной вентиляции, описывать так, что дантовы грешники в ужасном аду выглядели уже не страдальцами – заблудшими овечками, которых журили не слишком сильно, по-итальянски небрежно, слегка.

Изнемогая, летальными словами публику поражая, доктор, жуткому своему красноречию поражаясь, дрожащими пальцами, бутылку с водой открывая, словно патологоанатом, поражённое тело вскрывая, поток слов на мгновение перекрывая, залил в глотку воду, деепричастный поток прерывая.

Кадык дёрнулся, глаза вылезли из орбит.

Ошизеть. И публика испугалась.

И то сказать, никого из них никогда никто так не пугал. Куда Босху или Брейгелю-старшему. Не говоря уже о Хичкоке...