Хочешь, я тебе Москву покажу?

На чтение потребуется три с половиной часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы

 

 

 

Да, такого мне видеть ещё не приходилось!

Мои ровесницы обычно купались в широких из плотного сатина трусах и лифчиках, или реже в купальниках, закрывающих наглухо всё самое интересное. Да и плескались они больше отдельно, своим шумным кагалом.

Мальчишки купались больше нагишом, не обращая никакого внимания на свои более чем скромные достоинства, которые никоим образом не рассматривались местными красавицами по назначению.

Но здесь, в лесной глуши, был другой случай. Я уже вышел из подросткового возраста настолько, что обнажаться даже до своих «шикарных» семейных трусов считал невозможным и нелепым. Ведь рядом была девушка, нет, женщина из совсем другого мира, настолько изящная и красивая, что стоять рядом с ней в таком бесстыдном виде я никак не мог.

 

Вытянув над головой руки и грациозно потянувшись, она осторожно вошла в воду, перевернулась на спину и мягко закачалась на волне. Острые соски на обнажённых округлостях то скрывались, то показывались над водой, как яркие спаренные поплавки. Всё её протяжённое тело теперь сладко отдавалось какоё-то неизвестной мне чувственной неге, от которой становилось тревожно и страшно.

Медленно пошевеливая ногами, она словно зависла между землёй и небом, опрокинутым в эту насторожённо тихую гладь.

Там, где сходились её ослепительно белые ноги, под сводом живота, в тёмнеющей бровке ещё путались блестящие воздушные бусинки, от которых я никак не мог оторвать своих мальчишеских глаз.

В зёлёном окладе лесных опрокинутых в заводь деревьев и неба эта картина была настолько выразительна и зазывна, что повинуясь то ли желанию, то ли рождённой этим желанием ярости, я бросился прямо в одежде туда, в самую сущность, чтобы растоптать, задушить, измять и сокрушить это видение. Руки хватали, ловили, мяли, но в горстях оставалась только вода и пустота. Пустота и вода…

 

Не знаю, что тогда со мной приключилось, но всё это было похоже на безумие. Теперь уже на берегу смеялось и всхлипывало что-то враждебное, неуловимое, гибкое, яркое, от которого хотелось зажмуриться, быстрее уйти, убежать, скрыться за пологом лесной растительности.

Кое-как просунув в сапоги свои мокрые ноги, я не оглядываясь, в одежде с которой стекла бесчисленная вода, ринулся туда, наверх, на свободу, на воздух, как будто там, в лощине, было недостаточно воздуха, чтобы отдышаться и успокоиться.

«Стерва, стерва, стерва!» – бормотал я на ходу, уговаривая и оправдывая себя самого за взрывное действие обнажённой женской натуры: наверное, нельзя недоступное и запретное так просто и обыденно открывать незрелому возрасту.

 

Потрясение было великое.

Дядя Миша, увидев меня, только весело хмыкнул и отвернулся к своим деталям, которые промывал в бензине. Тёти Маши на улице не было, и я, забыв про ужин, быстро нырнул к себе на сеновал. Там, под крышей, было тепло и уютно. Отодвинув на горячей жести разные лесные ягоды, которые здесь сушились, я разложил свою мокрую одежду и совершенно голый, завернувшись в простыню, неожиданно уснул.

Спал я долго, так долго, что мелькнувшую в чердачном проёме тень принял за большую ночную птицу и, отгоняя её, резко взмахнул руками.

– Тише, – сказала птица и прислонила палец к губам. – Это я! Чего ты?

Я ничего такого не предполагал, и спросонку, как был голый, так и вскочил, ещё весь в сновидениях и не восходя к реальности.

– Это я! – повторила птица и начала обшаривать меня руками. – Ой! – встрепенулась птица, стараясь исклевать мои губы.

Но в сгустившихся потёмках, это ей удалось не сразу. Но вот когда мои губы слились воедино с порывистым и влажным дыханием другого существа, я ощутил всем телом жгучую сладость первого девичьего поцелуя.

 

Только теперь я по-настоящему пришёл в себя и стал стыдливо натягивать на себя простынь.

– Не надо! Не надо! Дурашка маленький! Так лучше! Какой ты горячий! Совсем растерялся! Я сейчас! Я сейчас!

Подо мной оказалось что-то податливое, трепетное и порывистое, дышащее тяжело и со всхлипом.

Моим неосознанным действиям мешало всё подряд: и непроглядная темень, вдруг налипшая на глаза, и моя стыдливая незащищённость тела, и колючее, жухлое сено в ногах, и движения мимо цели…

Всё! Короткая вспышка и мириады звёзд, рухнувших на мою голову.

Тихий смешок вернул меня к жизни:

– Ты как?

Что – «как?», я так и не понял. Впопыхах нащупал свою одежду и вынырнул из чердачного проёма наружу в ночь.

 

Одежда была сухой и тёплой на ощупь.

Скатившись с лестницы на землю, быстро натянул трусы, брюки и запахнул на груди рубашку. Руки дрожали так, что не могли застегнуть пуговицу. Ощущение такое, словно зарезал кого.

Наверное, так чувствует убийца, покинувший свою жертву. Назад возврата уже не будет.

Зарезал. Зарезал. Зарезал. Зарезал кого?..

Прохлада сгустившейся ночи медленно остужала меня. Стало нехорошо и стыдно за свою растерянность в столь деликатной области. Страшно захотелось курить. Нащупав в кармане махорку, я попытался свернуть цигарку, но только рассыпал табак между пальцами. Дрожь в руках никак не унималась.

Наконец я кое-как свернул козью ножку и закурил. В голове стучали молотками слова из какой-то песни: «Опять бью – мимо! Опять бью – мимо!»

« Ничего! Ничего…» – успокаивал я себя, присаживаясь на лавочку возле дома, ещё не понимая, что же со мной случилось в эту ночь? Но подспудно, откуда-то из глубины поднималась неосознанная мужская гордость: я был с настоящей женщиной, не во сне, а вот так наяву, и она ласкала меня везде горячо и жадно.