Сергей Багров
Повесть
Коллективизация, спасая от голода города и Красную армию, подрубила под корень становой хребет Советского государства, отняв у него истинных земледельцев, большинство которых было сослано в холодные земли русского Севера. Именно о таких выселенцах и идёт в повести речь. Не только тех, кого под дулом нагана отправляли в суровый путь, но и тех, кто добровольно рвался в необжитые места, где хозяином был больше волк, нежели человек. Почему добровольно? На этот вопрос и отвечает повесть.
Оглавление 6. Часть 6 7. Часть 7 8. Часть 8 Часть 7
Долгой кажется ночь, если она началась не с вечера, а с утра, и со всех сторон на тебя – неразглядные стены баржи, неразглядный пол с потолком, неразглядная дверь. Дверь закрыта снаружи, чтоб никто из нее – никуда. Мужики стали бить в нее кто рукой, кто спиной, кто обломком доски. Наконец дверь, роняя залоُжку, ослабла и подалась. Заключенные вывалились наружу. Кто-то крикнул Малявину: – Чего закрыл-то нас, командир? Малявину весело. Он поспал хорошо. И позавтракал хлебом с маслом. И чаю выдул четыре кружки. Улыбается, объясняя: – Для того и закрыл, чтоб спокойнее было и вам, и нам. Было раннее утро. Солнца еще не видать. Лишь местами оно пробивалось сквозь хвойные заросли побережья, и в эти минуты на гладкой реке, как веселые конькобежцы, скользили серебряные лучи. Возле Борзенина – братья Булькотины. Говорят, словно жалуются ему: – …Сундук еще свой утопили. А в нем плотницкий инструмент, и харчи, и все остальное. Прям, беда за бедой. Как и жить? Борзенин сочувствующе вздыхает: – Эту нашу беду, – от его глубоких с печальцею глаз к воспаленным глазам незадачливых братьев пробираются грустные мысли, – надо переступить. И уйти от нее туда, где она не схватит нас с вами за горло. – А если схватит? – Снова переступить. Запахло дымом, который нанес с восточного берега ветерок. Где-то там работают лесорубы. Валят лес, накопляя его, чтоб зимой лошадьми на подсанках и санках доставить к замерзшей реке. Солнце медленно поднималось. И не грело оно, а грелось от рождавшегося за лесом большого архангельского костра. Становилось теплее с каждой минутой. Многие, кто находился на палубе, прихватили с собой из трюма кое-какую еду. И Борзенин спустился вниз. Вынес два отощалых мешка – свой и Гаврин. Из Гавриного вынул толстый пирог. И поднес уже, было, его ко рту, как увидел мальчика в длинной, ниже коленок кофтенке с лицом худущим-перехудущим, на котором тускло синели смотревшие на пирог ожидающие глаза. –Ты, поди-ко, сегодня не ел? – И вчера он не ел, – ответила вместо мальчика чернобровая с очень красивым лицом молодая женщина в ветхой фуфайке. – Вот, возьмите, – Галактион протянул им пирог и добавил к нему кулек леденцов и последний, со спичечный коробок, пластик сала, достав все это из котомицы, где, кроме ножичка с яркой ручкой, уже не было ничего. – А сами-то вы? – сказала женщина с извиняющейся улыбкой. И то, как сказала она, как вздрогнули около рта ее две молоденькие морщинки, как она наклонилась и погладила сына по голове, было видно, что держится женщина на пределе, что горе ее велико, и никто в этом мире ей уже не поможет. Галактион успокоил ее: – Есть, есть у меня, – нащупал на дне Гавриной котомицы половинку от пирога, поднял ее, показывая, чтоб женщине не было неудобно из-за того, что он из-за них остался без пирога. – Спасибо вам, – женщина кушала, подставляя ко рту маленькую ладошку, чтоб не упала мимо крошка от пирога. И мальчик кушал, тоже подставив ко рту тощенькую ладошку.
День обещал быть погожим. Еще и утро, как следует, не настало, однако в природе что-то переменилось, нежно, по-родственному, как кусочек души, подкатил ветерок, принеся с собой запах веселого луга. Откуда-то сверху, как с неба: – Кьи! Кьи! Галактион изумился. Где-то от облака, как, нападая на пароход, снижалась бурая птица. По крыльям пугающей ширины, оперенью хвоста и клюву он мгновенно определил в ней орла. Еще по учебе в Ветеринарном он знал, что птица эта, хотя и оседлая, но иногда совершает огромные перелеты, достигая порою до Белого моря. Был орел одинок, смел, свободен и горд собою. Пролетая над пароходом, он опять бросил вниз: – Кии-кии! Словно клекотом и полетом своим он кого-то предупреждал, сообщая одновременно, что не всё еще так отвратительно в этом мире, что остались в нем и пространство, и воля, и высота, где властителем всей земли, всего неба и занебесья и является он, орел, пролетающий в эту минуту над пароходом. Галактион, как забылся, переместясь вместе с птицей в большую надречную высоту. Опустил оттуда его приклад, которым охранник опять, как вчера, тупо и грубо стучал по барже. – В трюм! Хватит, понежились! Ну-ко! Ну-ко! Запестрели, задвигались плюшевые жакетки, пиджаки, душегрейки и сарафаны. Чей-то зарёванный голос: – Хотя бы не спятить. Еще один голос, но мужественный и твердый: – Устоять бы средь этого окаянства. Галактион, как откликнулся. Но откликнулся не словами, а движением слов, шелестнувшим где-то под самым горлом: «Наше время пока не с нами. Но придет и оно. Наша, наша возьмет».
Как вечёр, уходить никуда он не стал. Полагал, что его положение изменилось. Он теперь не со всеми вместе. Он обособлен. И никто его отсюда не сшевельнет. Вскоре к нему подошел Малявин. Голова без фуражки, и жирные волосы развалились, падая над ушами, как два распластавшихся птичьих крыла. – Подъезжаем, – сказал снисходительно и небрежно. Борзенин заволновался. Сам не заметил, как встал, бодро покачивая плечами. – Где? – Уставился взглядом на берег, который был весь в лесу, и признаков хоть какого-нибудь селенья, как ни всматривайся, не видно. – Не туда глядишь, – усмехнулся Малявин, – вон, видишь, – показал на торчавший в воде метрах в ста от елового берега серый выступ. – Это чего такое? – смутился Борзенин. – Баржа, – отозвался Малявин, – затонула, как видишь. – Как это так? – Галактион растерялся, ощущая, как где-то снизу, от самых пяток по телу его пошел подниматься панический страх. Малявин и сам испугался. Никак не думал, что встретит такую картину. Ведь здесь, на барже, оставалось, насколько он помнит, 120 живых человеческих душ. Куда они все подевались? – А так, – сказал он Борзенину, – что на этой барже была и твоя семейка. – А где сейчас-то она? Малявин честно признался: – Этого я не знаю. – И что же теперь мне? Что делать? Где я их буду искать? Малявин пожал плечами. Нечего было ему сказать. Хотя про себя он подумал: «До берега далеко. И пловцу не доплыть. Значит, где были, тут и остались». – Смирись, – сказал он сочувственным тоном, – ничего уже не поправишь. Едем со мной. Будешь при должности. Я тебя прорабом назначу. Борзенин не сладил с нервами. – Не-ет! – закричал с отчаяньем горюна, готового с горя броситься в воду. – Я тут остаюсь! Малявин опешил: – Как это тут? На этом обломке!? Да ты и дня не продержишься! К рыбам уйдешь! – Останусь – и всё! Придержи пароход! Малявин не стал возражать. С безумцем не спорят. Достал из кармана зеленого галифе милицейский свисток. Над рекой полетел упреждающий свист.
Капитан был понятливым человеком. Мигом сообразил, чего от него хотят. Подошел к затонувшей барже, проведя пароход только-только что не впритирку. А минуту спустя застопорил ход, и живая баржа оказалась над мертвой, от которой торчал над водой только выступ кормы. Борзенин спрыгнул, попадая подошвами ног на этот скосившийся выступ. Пароход протрубил, подымая колесами веер воды, и живая баржа, отделившись от мертвой, поплыла к середине реки, где качался, как поплавок, белый бакен. Малявин стоял на барже рядом с юным охранником, чье лицо с тощими усиками под носом выражало сочувствие человеку, который остался один на один с неизвестностью и рекой. – Намучается, бедняга, – сказал охранник. Малявин тоже смотрел на торчавшего посреди реки рехнувшегося упрямца. «А если снимут его? – явилась досадная мысль. – И он останется жив? И кое-кому кое-что порасскажет…» Обернувшись к охраннику, быстро спросил: – Чего ты сказал-то? Чего? – Говорю, намучается бедняга. Ведь остался на верную смерть. – А мы поможем! – воскликнул Малявин. – Поможем нашему Робинзону! Чтоб не мучился дольше, чем надо. Человек-от он неплохой. Ну-ко, шлепни его. – Это ка-ак? – изумился охранник. – Пальни по нему! Охранник обмерил Малявина остановившимися глазами: – Вы же сами его отпустили. – Отпустил на одну минуту. А минута прошла. Дай сюда! – Малявин не взял, а сорвал с плеча молоденького солдата пристреленную винтовку. Сетуя, что отплыли далековато, и можно промазать, он направил ствол на серый пиджак, норовя попасть прямо в сердце. Выстрел был оглушительным. Передавая винтовку, Малявин спросил у охранника: – Ну, и как там? – Упал, – уныло ответил охранник. – Что и требовалось от нас! – улыбнулся Малявин.
Оглавление 6. Часть 6 7. Часть 7 8. Часть 8 |
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов
|
||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|