Вторая вода

На чтение потребуется 2 часа 30 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Горизонтали на карте легли на отметке 102. 102 метра над уровнем моря. Соединив их изгибами линий, картографы получили овал с головой и крылами дракона. Дракон был площадью в 4600 квадратных – не метров, а километров. Он покрывал собою всю Молого-Шекснинскую пойму, захватив плодородные земли Ярославской, Вологодской и Тверской областей. Длина берегов предстоящего затопления была равна 1720 километрам. Под затопление попадали город Молога с населением в 5000 человек, посёлок Абакумово, где жителей столько же, как и в Мологе, древний Борисоглеб, усадьбы дворян Волконских, Мусиных-Пушкиных, Азанчеевых, Соковниных, Югская Дорофеева пустынь, 6 монастырей и 140 храмов. Угрожал запланированный потоп и городам Весьегонску, Калязину, Угличу, Брейтову, Пошехонью.

Ленинский план электрификации страны продолжился планом «Большая Волга». Он предусматривал создание на реке искусственных водопадов и водоёмов. Главная цель проекта – дать стране дешёвую электроэнергию, а южным, подверженным засухам землям – воду для орошения.

Рыбинское водохранилище должно было стать основным в этом плане. Разработчиками проекта была группа молодых инженеров во главе с профессором Рахмановым. Им принадлежала идея полного затопления Молого-Шекснинской низины с выселением с нее 130000 людей, уничтожения, помимо городов, 600 сёл и деревень, 408 колхозов, 224 школы и 46 сельских больниц.

Многие гидростроители были против кощунственного проекта. Однако отменить его было уже нельзя. 14 сентября 1935 года Совет народных комиссаров СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление о сооружении Рыбинской ГЭС. Единственное, что могли сделать противники варварского проекта – это предложить собственный план – вариант щадящего затопления со снижением отметки подтопляемых вод со 102 до 98 метров, что способствовало бы сохранению всех городов, включая Мологу, Углич, Брейтово, Весьегонск.

 

Щадящий вариант был принят как основной. В системе НКВД была создана организация Волгострой. За короткое время были мобилизованы на строительство десятки тысяч заключённых. Многие из них проживали на территории между Шексной и Мологой, но были приговорены по 58-й статье как вредители и враги народа. Они и взялись за строительство перемычки около ярославского села Норское. Но вскоре в сопровождении войсковых частей со всеми повозками, тачками, бетономешалками, лопатами, кирками и ломами были переброшены к селу Переборы.

Профессор Рахманов был человеком честолюбивым. Отстаивая свой проект, он апеллировал к Сталину, единственному в Советском Союзе, кто мог решить судьбу Молого-Шекснинского междуречья.

Карта, где рукотворное море легло поверх огромной русской низины, лежала на синем сукне кремлёвского кабинета. Проектанты стояли и ждали, когда пожилой, с густыми бровями, запакованный в китель, с трубкой в зубах хозяин страны объявит решение: «за» или «против».

«Против» – останутся в целости города и сотни селений.

«За» – будет ужасный потоп, дном которого станет, в первую очередь, город Молога.

 

«Безумству храбрых поём мы песню!» – писал провозвестник потопа. А тот, кто прикидывал, «за» или «против», стоял над картой, покуривал трубку и думал. Думал о грандиозном. О том, как взыграет волнением новое море, как поплывут по нему корабли, как оживут на засушливом юге безводные земли, как вспыхнут лампочки Ильича.

Сухие, прокуренные до золотого нагара пальцы сжимались, как передавливая кому-то безвольное горло. Сосредоточена в пальцах власть над целой страной. Так что какая-то там Ярославская местность, где проживает всего-то 130000 людей, для товарища Сталина значения не имела.

– Я – за, – сказал он и вышел из кабинета – спокойный, скрытный, с сутулой спиной, согреваемой взглядами проектантов, чьи ошалелые от везенья глаза победно сияли, выплёскивая еле сдерживаемый восторг.

 

Жители же Мологи ещё не знали, что городу угрожает беда. Да и откуда ей взяться, если Советская власть признала город, а вместе с ним и всё междуречье, территорией перспективной. Здесь хорошо развивалась лесная промышленность. Речной порт каждый день принимал до трёхсот кораблей. В трёх техникумах готовились высококвалифицированные специалисты. Заливаемые паводками луга позволяли содержать огромное стадо дойных коров. По кулинарным достоинствам мологское сливочное масло считалось в стране самым вкусным. Разнотравье лугов давало ещё и отборное сено, большая часть которого шла на корм армейских коней. Благодаря отличному состоянию растительного хозяйства народный комиссариат земледелия СССР объявил Мологу всесоюзным рассадником семеноводства лугопастбищных трав. В самом городе развивалось цветоводство и садоводство. Всё шло, казалось, по Маяковскому: «Я знаю, город будет, я знаю, саду цвесть, когда такие люди в стране советской есть!»

И даже приезд в Мологу председателя ЦИК СССР Михаила Ивановича Калинина в сопровождении начальника Волгостроя Якова Рапопорта никого не насторожил. Хотя приезд высоких гостей был связан с будущим затоплением города и началом переселения мологжан. Было несколько встреч, в том числе и в райкоме партии. И везде Калинин рассказывал о перспективах страны Советов, о том, что они коснутся и ярославских земель, где строительство Рыбинской ГЭС началось, и что оно даст силу заводам, фабрикам, электрическим поездам и непременно зальёт светом села и города.

 

За всю поездку был задан Калинину только один вопрос:

– В каком году в Мологу придёт электрический свет?

Спрашивал первый секретарь райкома партии, не представляя трудности, с какой изворачивался Калинин, знавший о том, что Молога такой возможности лишена, и получит не свет, а воду. Много, много воды. Вражьей воды.

И всё же вывернулся Калинин, ответив, как мог ответить лишь опытный лицемер:

– Подождём. Все, что положено, то и будет. А вот когда? Давайте с этим спешить не будем. Всему своё время…

 

Свои чудовищные указы руководители государства воплощали в жизнь, надо думать, не сами. Калинин уехал, а вскоре в Мологу, во все силовые структуры, партийные органы, учреждения и конторы посыпались установки: в связи с ликвидацией города приступить к сносу крепких домов, перевозя их к Тутаеву, Рыбинску, Ярославлю.

Известили об этом жителей города в сентябре 1936 года. Началась повальная паника, а вместе с ней и переселение.

Правительство обозначило срок – два месяца, с сентября по ноябрь 1936-го, пока не замёрзли Молога и Волга. За это время город должен быть выселен целиком.

Посыпались просьбы в райком и обком, в Волгострой и даже в НКВД самому Николаю Ивановичу Ежову. Просьбы о том, чтобы сроки переселения перенесли на 1937 год, чтоб, переехав на новое место, не встретить там зиму без крова над головой.

Именно с 1937-го после вскрытия рек и началось небывалых масштабов переселение. Продолжалось оно до 13 апреля 1941 года. Само же затопление затянулось на несколько лет, вплоть до 1947 года.