Осколки. О Бытии и Ничто литературного творчества

 

 

 

 

Как мы уже выяснили, литература сама по себе – трансгрессия. Однако литература литературе – рознь, и коль скоро разные книги производят разное впечатление, то и переживаемая через эти книги трансгрессия разнится весьма.

Взять повествование, выполненное в традиции реализма. По сути, это простое отражение жизни в самых естественных ее проявлениях: обычное зеркало, направленное на окружающий мир. Когда реализм впервые возник литературе, где-то в начале XIX века, это было настоящим открытием: оказалось, можно писать «как в жизни»! Это было трансгрессией... Спустя всего какую-то сотню лет, простое отражение действительности перестало «цеплять». Начались затейливые модернистские поиски, и каждое из направлений ощутимо несло трансгрессию. Во второй половине ХХ века модернизм переродился в постмодернизм, который поначалу очаровывал своей необычностью, но к XXI веку тоже как-то забуксовал...

Тем не менее, каждая из этих эпох явила миру значительные произведения, некоторые из которых стали классикой на все времена, но бóльшая часть канула в Лету; хотя формально все эти книги – фикция (fiction).

В недрах фикции родилась метафикция. Это уже фикция, повествующая о фикции. Говоря яснее – заведомая фикция. В ней предполагается исчезновение иллюзии реализма. Даже если повествование ведется в реалистичной канве, читатель все равно не сомневается ни на миг, что читаемая им история выдумана, представляет умозрительное построение. Такова вся жанровая литература: любовные романы, детективы, боевики, авантюрные, приключенческие, мистические, магические – и прочие поделки той или иной степени не-реальности. Дальше всего от реальности уходит фантастика и, особенно, последнее изобретение – фэнтези. Здесь героями все больше работают киборги, монстры или какие-нибудь виртуальные зверушки. Такое вытеснение реального человека через пропагандируемую литературную моду уже воспринимается практически как реальность нашего современного, виртуализованного Бытия.

Вдумчивый читатель отворачивается от такой литературы. Читатель массовый – то есть, потребитель печатной продукции, – заглатывает, не жуя, этот конвейерный ширпотреб и, похоже, вполне сыт и доволен.

И тем не менее, в каждом из метафиктивных жанров и вдумчивый читатель, и потребитель печатной продукции, время от времени находят произведения, которые воспринимаются как неподдельно достойные. 

Правда, положение осложняется еще тем, что на читателя давит авторитет популярности автора или хорошо раскрученной, с финансовыми вливаниями, книги. Скажем прямо – прессинг рекламы. Вообще, в наше высокотехнологичное время все больше происходит подмена понятий: выдающимся произведением называют рентабельный книжный продукт, шлепнув на обложку «Во всем мире продано 5000000 экземпляров!». Есть и другая подмена: какое-нибудь бредовое словоплетство нарекают знáковым культурным явлением, подкрепив его отзывами влиятельных критиков и протащив в финал престижной литературной премии.

Но почему-то эти красочные изделия, в целом неплохо, наверное, продаваемые, далеко не всегда оправдывают ожиданий даже вполне благожелательного и непридирчивого читателя. Почему?  

Да потому что читатель не находит в предлагаемых произведениях той самой вожделенной духовной отдушины, ради которой покупается книга, и глаза погружаются в текст. Литература становится все более развлекательной, и все меньше дает что-то важное для души. Вот и говорят, что литература вырождается.

Она все реже предлагает читателю подлинную трансгрессию. 

Развлекательные бестселлеры, адресуемые массовому читателю, на время заполняют его душевную пустоту. Так и бредовое словоплетство, преподносимое как тексты элитные, по сути, являются тем же развлечением для эстетов. И то, и другое бывает довольно забавно. Особенно, если облачено в необычную, новую форму.

Но по убеждению скульптора Эрнста Неизвестного:

 

 «Форма – это не то, что снаружи. Форма – это то, что выпирает изнутри»...

 

Ну в самом деле, что с того, что у виртуальных зверушек возникают коллизии такие же, «как у людей»? Или что с того, что какой-нибудь «мастер слова» способен неординарно живописать ординарнейшую банальность? И то, и другое, на свой лад совершают трансгрессию, помогая читателю отвлечься от привычной унылости жизни. Но вот книжка прочитана, не оставив в душе и следа. Под зевок навалившейся скуки она прямиком отправляется в макулатуру.

Выходит, сказать что-то новое в литературе – еще не значит, сказать что-то новое людям. Какие угодно эксперименты с новыми формами, какое угодно «искусство для искусства», не прибавляют ничего к уже сказанному, если не открывают нового содержания. Новых граней, пластов, параллелей. Принципиально новой, еще не явленной жизненной глубины.

Вот и получается, что подлинная трансгрессия, – как ни тяжело это признавать, – главным образом, трансгрессия содержания.

Это трудно. Порой, кажется, невозможно. Но на то и трансгрессия, чтобы преодолеть предел невозможного. И на то и литература – я имею в виду, литература всерьез, – чтобы через нее не только развлекаться, но – думать.

К счастью, люди, идущие Путем Мысли, неистребимы. В любую эпоху, в любом жанре и стиле, как случайные цветы среди массового посева, появляются Книги, способные изумить. Они могут выделяться самобытной инаковостью, а могут маскироваться под традиционное или модное. Но в не зависимости от формы подачи, эти Книги несут глубинное содержание, которое затрагивает что-то важное в душе человека, неподдельно волнует, берет «за живое», а по прочтении – долго не отпускает.

Читатель ставит книгу на полку и говорит: это – Настоящее.