Самка скорпиона

дилогии «Скорпионья сага»
На чтение потребуется 7 часов | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Мне снился сон.

Тяжелый, мутный, тошнотворный, парализующий возможность что-то предпринять. Вокруг все было чуждо, незнакомо. И в то же время – ощущение мучительного дежавю. Звучали голоса. Когда-то где-то я их уже слышал. Голос справа принадлежал женщине. Голос слева мужской. Говорили обо мне. Я, прислушиваясь, пригляделся.

И вдруг осознал: я в зале суда, я подсудимый, меня судят...

Женский голос: «Этому человеку нет оправданья».

Мужской голос: « Он действовал в состоянии аффекта».

Женский: «Если имеется в виду алкогольное опьянение, то это как раз-то – отягощающее обстоятельство».

Мужской: «Вы проводили наркологическую экспертизу?»

Женский: «Да это же видно невооруженным глазом!»

Мужской: « И это все, что вы можете предъявить?»

Женский: «Нет, не все. И вам это прекрасно известно... В вину вменяются: кража государственного имущества, незаконная предпринимательская деятельность, неуплата налогов, утаивание денег от семьи, супружеская измена и, наконец, главный пункт обвинения – подсудимый поднял руку на женщину!»

Мое сознание едва поспевало за их пикировкой. Однако за миг до следующей реплики точно знал, что именно прозвучит. Это был кошмар. И это был абсурд. И все это было правдой. И мужчина, и женщина излагали факты, чья достоверность не оставляла сомнений. Но их совокупность вызывала ощущение фарса: все вроде бы так – и все как будто бы понарошку. Хотел рассмеяться. Не получалось. Пусть это и фарс, да только судили меня всерьез. Хоть все и недоказуемо, но я-то знал, что, по сути, виновен.

И тут вмешался еще один голос: «Все это неважно!»

Он прогремел непосредственно предо мной. Я не различил ни лица, ни пола, но догадался, что грозный голос принадлежит судье:

«Единственное, что нас интересует по делу... это Любовь... и Смерть...»

→

Я проснулся. Спина занемела. Раскрыл глаза, огляделся. Я лежал на дощатом настиле от стены до стены. Грубая штукатурка, суровая краска. Железная дверь с решеткой в оконце. Я осознал, что моя лежанка называется «нары».

В двух шагах вытянулся человек. Неопределенного возраста. Смотрел в потолок. Одежда стиля двадцатилетней давности. На пальцах – татуировки. Видать, бывалый. Кто-то за стенкой стучался в дверь, звал дежурного. Дежурный не шел. Я взглянул на часы. Одиннадцать. Утра или вечера? Окошко на волю отсутствовало.

Черт возьми! Так это она меня сюда упекла! Воспоминание хлынуло сразу во всех подробностях: ночь, задушевные посиделки; вернулся домой; потом такси в зоопарк; утром снова вернулся; и ведь правда был с другом, но она уверена, что с любовницей. Отмстила. Тьфу, дура!

Дверь залязгала, громыхнула. Втолкнули еще одного. Молодой. Шмотки по моде. Лицо в свежих отеках и ссадинах. Голова перевязана. Сквозь неряшливый бинт просочилась кровь. «Кто тебя так?» – поинтересовался бывалый. «Мусорá приложили», – тот весь трясся. Вскоре лег и свернулся калачиком.

Кажись, я тоже ее приложил. Да не крепко. Так, слегка шлепнул ладошкой. Привел в чувство – совсем уж разбесновалась... А вдруг она накатала заяву посерьезней, чем простая семейная ссора? С нее станется... Да хоть бы и так. Свидетелей не было. Буду все отрицать.

Часы ползли. Голова трещала. Во рту все склеилось. «Есть курить?» – спросил перевязанный. У меня было. Мне страшно хотелось пить, но я задымил с ним из солидарности. «Не спалитесь, – бросил бывалый. – Курить здесь нельзя. Если мусора увидят, будут проблемы».

Неожиданно я почувствовал, что хочу не только пить, но и писать. Постучал в дверь, кликнул дежурного... Тишина... Погромыхал, повыкрикивал: «Я хочу в туалет!»... Никого... «Ну что мне, на пол в камере ссать?!» «Терпи», – процедил бывалый.

Ситуация переставала казаться курьезом. Я сидел не в «обезьяннике», а парился в камере с уголовниками. Это недоразумение. Я стучался в дверь, но меня игнорировали. Мне невольно ближе становились сокамерники, а коридор за железной дверью превращался во враждебный мир мусоров.

И все – благодаря этой суке.

Было около трех, когда пришли за бывалым. Я вскочил. Презирая себя за вежливую интонацию, поклянчился в туалет. Снизошли, проводили. Какое блаженство! Как, в сущности, мало нужно для счастья! Бывалого увели. Вернувшись в камеру, я растянулся на нарах едва ли не с удовольствием.

«Тебя за что»?» – спросил перевязанный. «А-а, бесстатейная бытовуха. И базарить тут не о чем», – Я зевнул и уютно накрылся курткой. «А меня за квартиру. – Он тяжко вздохнул. – Два года минимум. Если повезет». Я молча пожалел этого неудачника. И порадовался за себя. Мне-то предъявят хулиганство. В крайнем случае влепят пятнадцать суток. Ничего страшного. Даже забавно. Экстремальный туризм. С этой веселой мыслью я снова уснул...

Проснулся от окрика:

– Кто здесь из зоопарка?!

– Из зоопарка?.. Кажется, я...

– К следователю!

Часы показали шесть.

→

Следователь был примерно моего возраста. Вежливо указал на стул. Я присел. Он начал формально: фамилия? имя? отчество? адрес? место работы... То, что я скорпиолог, ему показалось забавным. Улыбнулся. Я тоже. Мне, в свою очередь, показалось, что улыбка – хороший знак.

Он сообщил о жене, которая написала на меня заявление. Можно ли почитать? Он опять улыбнулся: конечно. Только немного позже... Для начала, он хотел бы услышать мою версию происшедшего. Я кивнул с пониманием: служба есть служба. И рассказал все как есть... Накануне слегка выпили с другом. Заметьте, слегка! Вернулся домой – она не впустила. Переночевал на работе. Утром, опять же заметьте, не нарушая общественного порядка, вторично прибыл домой. Она полезла царапаться, драться. Пришлось ее слегка отпихнуть.

– Слегка? – Он с улыбкой протянул мне бумагу.

Заключение судебно-медицинской экспертизы... Описание синяков на руках, на плечах и на горле. Впечатляло... Вот ведь гнида – пока я спал, она побежала снимать побои!.. Впрочем, наше взаимодействие эксперт расценил как «легкие телесные повреждения».

Я зло улыбнулся. Следователь улыбнулся, напротив, по-доброму. Мы оба мужчины, он меня понимал, я его тоже. Стоило ли забот серьезному человеку, вместо ловли преступников, разбирать семейные дрязги? Он улыбчиво согласился: да, банальная бытовуха, и так изо дня в день.

– А что насчет ножа? – Жестом факира он извлек столовый прибор.

Я ничего не понял. При чем здесь... Потянулся взглянуть... Он свою руку отвел на недосягаемое для меня расстояние.

– Трогать нельзя! Вещественное доказательство... – Он уставился без улыбки, со строгой пронзительностью. – Видите, запечатано в целлофан. Здесь ваши пальчики. Жена утверждает, этим ножом вы ей угрожали. Что скажете?

От неожиданности я задохнулся.

– Это... это ложь.

– Я запишу ваше мнение. Но упорствовать не советую. В данном случае, вы – подозреваемый, а она – потерпевшая.

– Потерпевшая? А где свидетели?!

– Суд примет к рассмотрению косвенные улики: заявление потерпевшей, показания понятых, опрос соседей и так далее. 

Суд? Я не ослышался? Хорошенькое дельце... Я вдруг осознал, что законодательство устроено однобоко. Кто первый накатает заяву, за тем и правда, так что ли получается? Но она-то, она какова! Вот, паскуда!

– А если подать встречное заявление? О клевете!

– Вы, конечно, имеете право. Но только после того, как будет вынесен приговор по вашему делу. Таков закон. А чем для вас кончится суд, неизвестно. – С выразительной грустью следователь покачал головой.

– Ну а если... если... – Я пытался сообразить, какую правду привлечь. – Если я обвиню ее в сексуальном насилии!

– Такой статьи нет. Насилуют только женщин.

– Но она действительно на до мной измывалась!

– Раз вы настаиваете, можно и посудиться. В отношении мужчин есть «склонение к действиям сексуального характера». – Полистав уголовный кодекс, он показал соответсвующую статью. – Только знаете... – Он вздохнул. – Не советую с этим связываться. У вас уже будет судимость, и это сработает против вас. Да и вообще, распространенная судебная практика такова, что суд, как правило, оказывается на стороне женщины.   

Вот как? Это даже забавно. Я вдруг опять кое-что осознал. На свои весы Фемида кладет половые признаки! Бляди априори подлежат защите, а мужики – обвинению! Их, видите ли, «насилуют», а нас всего лишь «склоняют»! Какое милое крючкотворство!

– У вас только один шанс. – Следователь откинулся. – Мировой суд. Дело может быть прекращено за примирением сторон.

– Примириться? С ней?!

– Да, именно. Причем, для того чтобы суд прекратил дело, должны быть непременно соблюдены четыре условия. Первое – подсудимый ранее не имел судимости. Второе – стороны готовы пойти на мировую. Третье – вы признаете все пункты обвинения. И четвертое – вы искренне раскаиваетесь. 

– Но ведь это же ложь! – Я невольно расхохотался от возмущения. – Я должен признать эту откровенную липу! Мало того, должен раскаяться... искренне... искренне...

– Зря смеетесь. Ваша статья называется «угроза убийством». По ней предусмотрен срок – два года.

Я мгновенно заткнулся.

Вспомнилась камера. Все уже тогда было решено. А мне-то казалось, это игра, забавное приключение. Как, однако, легко угодить под статью. Вот так живешь, ни о чем не подозревая, грызешься с женой, как и все, а оказывается, по тебе тюрьма плачет. Два года... Но как это можно – принять на себя ложное обвинение? Что это за суд такой? Где, черт возьми, закон?.. Я вдруг осознал: все буквы закона – исключительно женского рода. А цена каждой буквы – судьба человека. Моя судьба.

Следователь между тем закончил писать протокол дознания в соответствии с новой, сфабрикованной версией.

– Ознакомьтесь и подпишите.

Я взял шариковую ручку.

– А вдруг она меня кинет? Я подпишу, а она не пойдет на мировую?

– До суда у вас будет время договориться. Уж вы постарайтесь.

С бетонной плитою на сердце я подписал эту мерзость. Лист за листом. Чувствовал себя предателем всего святого.

Следователь облегченно вздохнул и заполнил еще один бланк.

– И последняя роспись. Вот здесь... – Он дружески улыбнулся. – О невыезде.