HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Олеся Брютова

Верую

Обсудить

Повесть

Опубликовано редактором: , 28.09.2007
Оглавление

1. Часть первая
2. Часть вторая
3. Часть третья

Часть вторая


Во мраке просыпаясь, звуки шлю
Тому, кого не знаю и люблю,
Кого люблю за то, что не познаю. 

Ты слышишь?.. Мы живем на сквозняке.
Рука во тьме спешит к другой руке,
И между ними нить горит сквозная. 

Ты чувствуешь?.. Душа летит к душе.
Так близко Ты, но мгла настороже.
Закрытых окон нет, глаза закрыты.

Во мраке просыпаясь, звуки шлю
Тому, кого не знаю и люблю,
И верю, и ищу, как знак забытый… 

               Владимир Леви




Часть вторая


Для того чтобы умереть, не нужно много времени. Еще меньше нужно его, чтобы позвать смерть. Особенно, если тебя гонят в ее пасть Страх и Безысходность. Страх неведомого и Безысходность невозвратного.

Для чего жить тому, кто проклят этими страшными словами?

Саша не стала жить. Она решила, что лезвие бритвы спасет ее. Но ей не дали спокойно умереть.

Вторые сутки в реанимации между жизнью и смертью.

Зачем, зачем все это? Зачем затягивать агонию?

Но ее не отпустят. Она вплелась в тесный узел того, что гораздо хуже проклятия.

За ней стоят. Ее держат. Ее возьмут.

А первые шаги навстречу уже сделаны.

Ворота распахнулись. Проводники не дадут свернуть. Убежать невозможно. Как убежать от своей судьбы?

Но Фатум уже сыграл свою роковую роль, и в игру вступают силы второго порядка.

 

 

 

* * *

Она сидела у дверей палаты и мотала клубок. Клубок был большой, серый, и все время норовил выскользнуть из непослушных немеющих пальцев. Глаза ее были уставлены в пустоту, губы что-то шептали. На лбу блестели бисеринки пота. Она тянула нитку будто бы с величайшим трудом, и от этого казалось, что она совершает какое-то очень важное действо.

Обряд? Таинство?

Воля посредством символов.

Чья воля?

 

 

 

 

 

 

 
Первое пришествие

 

 

1

"…белые стены. Белые пустые стены. Жизнь – к чертям. Умереть, умереть, умереть, уме…"

Белый потолок темнеет, расцветает радужными пятнами и уносится в небытие. Заливается багровым заревом. Конец?..

 

 

* * *

" – вторые сутки. Из конца в конец, из конца в начало… Саша, Саша, зачем ты сделала это, Саша, вернись, приказываю, умоляю, взываю – вернись!! Тяну тебя, зову тебя, кричу тебе – сюда, сюда, сюда, к живым, к живым, к живым! Нить твоя – нить моя – вернись!"

 

Клубок все рос и рос в помертвелых пальцах. Виток за витком, шаг за шагом, ближе и ближе… И в этом полубреду-полуяви Ольге мерещилось, что в ее руках действительно Сашина жизнь, а не обычный клубок серой шерсти.

" – Не останавливаться ни секунды, ни мгновения. Твоя жизнь – моя жизнь. Я тяну тебя, тяну из преисподней, тяну из ада, тяну из смерти. Я – твоя душа, ты – мое отражение. Мы сливаемся, мы идем друг к другу, идем сквозь смерть, сквозь сон, сквозь страх… Идем!.."

 

 

* * *

" – Красная-красная кровь через час уже просто земля. Через два на ней цветы и трава, через три она снова жива… Жизнь. Не хочу. Не хочу страдать от того, что стала убийцей, не хочу страдать от того, что стала проклятой, не хочу! Смерть, смерть! Упасть, опаленной страшной звездой, звездой смерти, звездой ада… Ольга, Ольга, молю тебя, убери свои страшные глаза, оставь, отпусти мою душу, не зови ее туда, где ей никогда не будет места. Ведь умирать совсем не больно, совсем не страшно. Смерть – великий бог в огненно-красном плаще… кровь стекает по его пустым глазницам… кровь! Моя кровь на алтаре твоем, смерть! Смерть, прими мой дар, забери меня к себе! Она уже близко, о Смерть! Спаси меня от нее, она зовет меня, повелевает мне вернуться! Смерть, ведь ты сильней ее, не отдавай меня, не отдавай!"

 

 

* * *

Ольга продолжала судорожно мотать клубок. Воля посредством символов, как любил говаривать Апостол. Воля и Идея – инструменты Бога…

Воля и Идея. То, чем свершилась Вселенная. Мириады и мириады миров в одной фразе: "Да будет Свет!". Слова – те же символы. Символы, которые провели в мир Божественную идею. Идею… И Волю.

Так почему же чья-то иная столь же грандиозная воля не сможет повелеть: "Да будет Тьма!"?

И стала Тьма. Тьмой оделся туманный взгляд. Тьма просочилась под закрытые веки и вспыхнула сотней дьявольских огоньков. Тьма просочилась и глубже, сквозь зеркало души – в самою душу.

Ольга почувствовала в своих руках невиданную силу.

Силу, настолько всеобъемлющую, что удерживать ее было так же абсурдно, как и Вселенную на вытянутых руках.

Сила взорвала Ольгу изнутри, вырвалась вместе с тонким Ольгиным криком и затопила мир.

 

 

* * *

Саша открыла глаза.

Что-то изменилось. Что-то неуловимо изменилось.

Тому виной даже не эта странная для умирающей бодрость и ясность мысли… что-то гораздо более странное. Причина следствия.

Присутствие.

Саша ощутила внутри себя чье-то присутствие.

Оно дарило покой и возвышало над миром.

А с присутствием пришла Сила.

Сила сказать – пусть тихо и неуверенно – " Да будет…"

Саша вдруг с пугающей четкостью осознала – люди это куклы. Глупые, пустые куклы.

А она… она – не кукла.

И мысль: Ольга думает сейчас то же самое.

Ольга…

В мозгу зашевелилась цепочка: гадкий труп под потолком; обжигающее чувство вины, от которого не спасают беспомощные иллюзии; теплая ванна с красной водой и алая кровь на запястьях; тьма и свет, свет и тьма, и голос…

Но все это прошло. С каждым новым звеном цепочка рушилась в пропасть. Все это вдруг стало Саше глубоко безразлично.

Пришла Сила.

 

В палату вошла дежурная медсестра и в изумлении застыла на пороге. Прошло полторы минуты, пока Сашин блуждающий взор столкнулся с остекленевшими глазами медсестры. Взор этот сначала застыл, потом осмыслился и, наконец, налился какой-то радостной распирающей злобой.

И злоба эта выпила лицо вошедшей. Оно превратилось в маску слепого подчинения. Маску, надетую на куклу.

– На колени, – не узнала Саша своего тихого голоса, в тени которого стояла нехорошая радость.

Немного помедлив, словно приказ не сразу дошел до отупевшего сознания, медсестра начала опускаться на нетвердых ногах.

– Поклонись мне, кукла. Скажи, что я – твой бог. Твой Хозяин!

– Это и так ясно, Саша, – раздался за спиной медсестры усталый голос. – Отпусти ее, – в дверях показалась бледная как смерть Ольга. – Отпусти. Зачем тебе глупые игрушки?

Пока она говорила, гротескная белая фигура попыталась упасть ниц и что-то шептала бледными губами.

– Иди, – промолвила Ольга, и та, покачиваясь, побрела по коридору. – Иди, и мы тоже пойдем отсюда. Пойдем далеко-далеко… Будет новая жизнь. Мне многое нужно рассказать тебе, многому научить.

Ольга подошла к Саше и взяла ее за искалеченные катетерами руки. Саша легко поднялась и встала напротив. Глаза их встретились. Каждой из них казалось, что она смотрит в свои собственные.

– Идем, – в один голос сказали они, и рука об руку направились к выходу.

Присутствие заполнило их.

 

 

* * *

– Хозяин! Хо-зя-ин! Х-о-о-зяин! Х-о-о-о…

Старик бился головой о прутья, и в разные стороны летели кровавые капли слюны.

– Хозяин! – ревел он, заходясь в хрипе, но даже в хрипе этом звучал триумф. – Хозяин! Отец наш! Грядет царство твое! Грядет воля твоя! Подари нам мир! Отомсти должникам нашим, Хо-зя-ин, Хо-зя-ин, Хо…

– Да он же сумасшедший, вы что, не слышите?! – надрывался по телефону молоденький лейтенант. – Без всяких экспертиз и тестов ясно! Свихнулся на кладбище и глотку кому-то кусанул!… – Не убийца он, псих ненормальный. Ну да, свихнулся, и я свихнусь к чертям!… Да заберете вы его, или нет?! Вы что, не слышите, что он орет? Это же уму…

– Сладостно искушение твое, мы в тебе, Хозяин, мы твои, Хозяин…

Руки беснующегося в изоляторе были по локоть в засохшей крови, жидкая бороденка стояла колом, глаза с бельмами закатились под череп.

Постепенно хрип его перешел в неопределенное бульканье – сумасшедшего стошнило кровью. После этого он сразу как-то успокоился и посерьезнел. Укоризненно взглянул на бледного лейтенанта с безнадежно гудевшей трубкой в руке, но ничего не сказал, а сел изучать свои руки в самый дальний угол.

Может, ошалевшему служителю порядка и показалось, но между этой сумасшедшей сменой противоположных настроений взгляд хромого был осмысленным. Даже, пожалуй, чересчур.

С размаху всадив трубку на рычаг, лейтенант спешно пошел по коридору, сыпля неразборчивыми ругательствами. Так он пытался скрыть от самого себя липкий страх. Безуспешно.

– Первое дежурство, мать вашу!..

Но хромой и так услышал его страх. Он тихо усмехнулся и обсосал пальцы.

– Да, Хозяин, – прошептал он, – мы все сделали, как надо. Скоро ты будешь свободен.

 

 

2

 

– Знаешь, когда я их увидела впервые, они показались мне безобразными – до того они красивы… Не мне говорить, что идеальную красоту легко спутать с безобразием, когда видишь ее в окружении обыденного несовершенства. Она неуместна, и находится выше привычных канонов. А они красивы так, что захватывает дух. Наверное, в мире больше нет ничего, подобного им.

– Почему я не вижу их?

– Скоро ты научишься. И тогда в них не будет недостатка. Они ведь везде, с каждым человеком. Ну, или почти с каждым. Когда-то их называли демонами…

Обычно это приходит, когда для них много пищи и они сильны. Ярки.

– Много пищи?

– Праздники. Много пьяных, которых легко взять – много пищи. Или дни, когда открываются Ворота.

– Шабаши?

– Да. Вот тогда они сильны, и их легче увидеть. Не беспокойся, это придет. Пока же можно увидеть речных хозяев. Это очень забавно. Или иных других. Они – силы природы; примитивны, но сосредотачивают в себе грубую, древнюю энергию жизни. Это проще для восприятия и ощущения, чем тонкие структуры более молодого и утонченного Зла…

А вообще – это целый мир. В этом мире не то, чтобы все иначе… Он как бы продолжение нашего. В нем обоснованно все то, что мы считаем случайностью, что кажется нам невероятным, невозможным.

Когда вливаешься в эту новую реальность, начинаешь чувствовать себя глупцом и мудрейшим из людей одновременно. Глупцом там и мудрецом здесь. Обретаешь смысл жизни, потому что все становится на свои места; ты видишь причину следствия, а так же самый исток причины… В этом новом полном мире с легкостью видишь, кому служить; кто даст тебе все. Все: Силу, Власть и Истину. Три ключа от полной Свободы, потому что власть эта без обременительных забот монарха о народе, раз есть сила просто повелевать ими, и истина, которая гласит, что так и должно быть.

– За все хорошее надо платить… Как и кому платить за это?

– Приятно видеть, что Сила не вскружила тебе голову.

– Ну, положим, это потому, что я не знаю всех ее возможностей.

– Может быть. Но разве ты не чувствуешь этот поток, который вливается в твою душу безудержным ликованием Тьмы?

– Я боюсь ему верить. И… ты не ответила на мой вопрос.

– Платить?.. Не могу сказать тебе. Ты сама поймешь скоро.

– Это так страшно?

– Нет. Страшно, когда ты похож на жертвенного барана, обреченного на обыденность. Страшнее этого нет ничего. И все, чем ты откупаешься от этого – мелочь.

Саша так не думала. После первого приступа всевластия в больнице она потихоньку пришла в себя.

Постучался страх. Такой страх охватывает каждого, кто, прельстившись коротким путем, уже шагнул в пропасть – но не видит там обещанных ступенек.

Ольга долго и изучающе смотрела на нее. Потом сказала:

– Пойдем к окну.

 

С высоты девятого этажа открывался вид почти на весь город. Внизу сновали люди; Саша видела лишь разноцветные головы.

– Видишь? – Ольга указала вниз. – Это стадо. Безмозглое, серое, послушное стадо. А теперь – смотри.

Она вытянула перед собой руки ладонями вниз и закрыла глаза.

Сначала ничего не произошло. Потом Саша услышала бормотание. Бормотание усиливалось, как прибой.

Саша распахнула окно и увидела толпу у подножия дома. Толпа все росла и ширилась; вместе с ней разрастался и ширился скандирующий гул:

 

– Хо-зя-ин, Хо-зя-ин, Хо-зя-ин, Хо…

 

– Внимайте! – крикнула Ольга резко и властно. Толпа подняла свою многоглазую и многоухую голову, всем своим существом готовая внимать.

– На колени!

Сотня ног подкосились, как одна.

– Кто я?

– Бог! – проорали глотки с восторженным хрипом.

– Кто – я?

– Бог!! – раболепие слуги и лизоблюда. – Хозяин! Хозяин! Хозяин! Хо-зя-ин! Хо… – хор переплелся с торжествующим смехом.

– Кто вы?

– Твое стадо.

– Что вы?

– Ничто! Хозяин, хозяин, хозяин, хо..

 

Ольга повернулась к Саше. В глазах ее пели бесы.

– Теперь – видишь? Видишь возможности, видишь разницу? Это не какая-нибудь нервная медсестра. Все они – то, чем ты была до Пришествия. Ты могла стоять в этой толпе и орать до хрипоты, и класть мне земные поклоны. Ты же теперь свободна, дура! Какое тебе дело до цены Свободы, до цены Силы, Власти и Истины?!

Ну, прикажи же им что-нибудь! Они, сшибая друг друга, помчатся исполнять твой приказ. Это куклы! Куклы! Их хорошие и дурные качества зависят только от того, кто ими играет.

Или ты уже выросла из своих кукол? Ну, тогда знай мир. Знание – антипод веры. Не верь, но знай. Потрогай руками, пощупай свою Силу и Власть, и тогда Истина придет к тебе. А истина в том, что Бог действительно настолько велик, что глуп в своем величии. Нет овец и козлищ, а есть стадо и его хозяева.

Ну же, не молчи, отвечай мне! Отвечай!!

 

– Ты предлагаешь мне все царства мира… – задумчиво посмотрела вниз Саша. – Только мы не в пустыне, а ты не Дьявол.

– Черт тебя возьми! Ты же чувствовала ЭТО, как ты можешь быть так спокойна?!

– Да. Чувствовала, – сказала Саша, думая о чем-то своем. Потом все так же задумчиво, грустно глядя на толпу, произнесла:

Умрите.

 

 

 
Антикварный магазин

(дневник)

 

 

1

 

Я много думал, прежде чем начать писать это. Во-первых, зачем, во-вторых, для кого?

Но потом понял: мне не разобраться без этих записок. А разобраться надо, и не только в себе. Последние события…

Я давно веду дневник; записываю чушь, случившуюся в течение дня. И до некоторых пор это была действительно чушь. Но последние события…

Короче, вокруг меня творится чертовщина, и виной этому некая девушка по имени Ольга.

 

Я встретил ее осенью. Мы познакомились в автобусе, и я сразу понял, что это не просто мимолетная встреча. Почему? Да черт его знает. Вот так живешь себе, живешь, ничто не нарушает привычного хода жизни – и ты наивно полагаешь, что теперь никогда не нарушит. А потом – вдруг, словно чтоб натыкать носом в собственную самонадеянность, появляется на твоей дороге такой человек. Появляется, и ты сразу понимаешь: привычная жизнь полетела к чертям. Когда он к тебе ворвался, следует забыть про все законы и правила, потому что отныне все идет по новым правилам и законам. И диктуешь их далеко не ты. Меняется мир вокруг. Так настойчиво, что невольно меняешься ты сам. Я, к примеру, никогда бы не подумал, что меня сможет увлечь девчонка, годящаяся мне в дочери. Но Ольга…

Она поразила меня. В свои шестнадцать лет она казалась гораздо старше – во всех смыслах. Дьявольски умна и начитана, блестяще разбирается в людях и очень интересная собеседница. Ее внешность… Сначала она казалась мне странной. У нее очень яркое лицо, но, как бы это сказать… Наверное, нестандартно, вот что. Оно не подходит ни под какой канон, но забыть его невозможно. Любая фотография уродует его, поскольку не дает ни малейшего представления о внешности Ольги. Сложена она безукоризненно, что редкость в наше время.

Вот, пожалуй, и все, что приходит на ум без дневника. Теперь же я беру моего честного свидетеля и заклинаю его говорить только правду и ничего кроме правды.

 

3 марта 2000, пятница.

Сегодня закрываю магазин пораньше. Все-таки решился идти. Именно решился. Вроде бы – чего особенного? Знакомая пригласила посмотреть старинные книги. Но я долго решался. Чем-то она неприятна мне. И в то же время жутко интересна. Это мне не нравится. Хотя причем тут ситуация? Дело во мне.

Крутится, крутится в голове что-то совсем уж не соответствующее обычному непримечательному свиданию с полузнакомым человеком.

Да – а … похоже, я начинаю понимать, чем это пахнет.

"Ведьма или Ангел, птица или зверь, вернись, я оставлю открытым окно и незапертой дверь…". Смерть или спасенье?

Да и время ли уже об этом спрашивать?..

А Ольга – она странная.

 

10 марта, пятница.

Хм, болезнь прогрессирует. Ольга преследует меня днем и ночью. Положительно, когда я с ней встретился, то даже не подозревал, куда это заведет. Это даже как-то неприлично; она могла бы быть моей дочерью… старый дурак.

А, к черту!! Вот именно. Я пошлю все к черту, если она… Нельзя об этом думать.

Старый дурак.

Иногда мне кажется, что она читает мои мысли и усмехается про себя. А еще – что она все знала заранее. И про автобус, и про книгу. И про то, что потом я обязательно найду ее.

Она так и сказала: " – Я тебя ждала! ", когда я увидел ее входящей в подъезд… Было это месяц спустя после встречи в автобусе. Случайной встречи.

Я почему-то зашел следом за ней. Она обернулась и сказала: " – А, это ты! Я тебя ждала " …

 

Она обещала на следующий день забежать ко мне в магазин (о том, что у меня антикварный магазин, я говорил еще тогда, в автобусе).

Я сказал адрес. И она пришла.

Странная.

И тогда я понял, что люблю ее.

Хотя, наверное, "люблю" – не совсем то слово. Не могу жить, не могу забыть, не могу уйти – вернее. И все бы хорошо, но ко всему этому примешивается какая-то смертная тоска; ощущение неотвратимости, рока. Словно это все без моего желания, без моего согласия.

А, может, это и есть настоящая любовь? Черт его знает. Мне надоело копаться в себе. Все равно ничего хорошего мне не выкопать. Хочется послать к дьяволу всяческий самоанализ и предаться событиям, очертя голову; ни о чем не думая и ни о чем не беспокоясь. Хоть и заводил этот дневник для самокопания, мне впервые в жизни не хочется его вести.

Странные Ольгины глаза будят во мне такое, в чем я не хочу признаваться самому себе. А тем более писать это…

Я уже не мальчик и прекрасно все понимаю… но не хочу понимать. К тому же, черт меня возьми, она совсем не производит впечатления наивной девочки!

Но это, извините, не оправдание. И даже не повод. Она может быть совершенно иной, чем хочет казаться. Все эти юношеские ломки, переходный возраст и все такое… психологическая травма. У нее ведь умер отец, которого она, по-видимому, очень любила… И отсюда эта тяга к моему обществу, которую она объясняет себе любовью, в которой еще ничего не смыслит. Все это переплетается в ней с превращением девочки в женщину, и я это чувствую…

 

Я сам себе кажусь жалким.

Передо мной снова стоят ее глаза.

А в них – бездна. Страшная и манящая бездна. Я смотрю в нее и вижу там древнюю мощь искушения, слаще и преступнее, чем райский запретный плод.

Я смотрю в эти глаза и чувствую их силу, которой нельзя долго противостоять.

Я смотрю и понимаю, что мне уже некуда деться. Рано или поздно я сделаю все, как она хочет.

И я знаю, что она хочет.

 

15 марта, среда.

Она бывает у меня в магазине каждый день. Сегодня была до закрытия.

День выдался хлопотный, и она, чтоб не мешать мне, ушла в потайную комнату-склад. Там я держу еще не оцененные вещи, или которым не нашлось места. Почти все свои лишние деньги я трачу на книги, и большую их часть также храню там. Мне приносят много редких и старых книг. Ольга обожает в них копаться.

Когда я вечером вошел, она тихо читала нараспев:

"И видех инаго зверя восходящего от земли, и имаше рога два, подобна агнчьим, и глаголаше яко змий. И власть перваго зверя всю творяше пред ним: и творяше землю и вся живущия на ней поклонитися первому зверю, емуже исцелена бысть язва смертная.

И сотворит чудеса велика, да и огнь сотворит сходити с небсе на землю пред человеки. И льстит живущия на земли, ради знамений, яже дана быша ему пред зверем творити, глаголя живущим на земли: «– Сотворити образ зверю, иже имать язву оружную, но жив бысть!»".

Услышав меня, она подняла голову и прервала чтение.

" – Что это? – " Я правда не совсем понял, что она читала.

Ольга очень удивилась.

" – Ну, как же? – и она вдохновенно закрыла глаза. – Здесь – мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число Зверя; ибо это число человеческое. Число его шестьсот шестьдесят шесть".

" – Антихрист? " – догадался я.

" – Ну да. Апокалипсис. Откровение Иоанна Богослова, глава 13, стих 13".

Я вспомнил потрепанную библию неизвестного года издания, которую месяца полтора тому назад принес мне благообразный старичок.

" – Как же, как же: " Блажен читающий и слушающий слова пророчества сего, ибо время близко".

" – А ты веришь в Конец света?".

Спросила так, словно о Зеленых перчатках, Красной простыне или Пиковой даме.

И я пустился в классическое: " ну, вероятно, рано или поздно человечество постигнет крах, поскольку уже сейчас ощущаются сильные противоречия между человеком и природой…"

" – Нет, я не о том! – нетерпеливо перебила она. – Я о библейском Конце света; со Звездой-Полынью, саранчой и четырьмя страшными всадниками".

" – Н-ну…, – глупо протянул я, – это же все аллегория, м-м… метафора. Существует множество версий и толкований Откровения"

" – К черту все толкования. Время близко; все чувствуют это. Потому и посыпались толкования с гипотезами. Человечество уже агонизирует. Летя в пропасть, оно глубоко задумалось: а не нужно ли было ее обойти? "

" – Не любишь людей? "

" – Ненавижу. Глупые жадные твари. Они родились, чтоб ими управлять. Стадо".

Я посмотрел на нее. Она говорила не зло. Тихо. Презрения почти не было в ее голосе. И лицо было спокойно. Как-то… даже обыденно, что ли.

Она посмотрела мне в глаза. Мир поплыл, и сердце запрыгало пьяной жабой.

" – А что, если все – правда, и Антихрист сейчас разгуливает среди нас? Его срок еще не пришел, но он уже здесь, и ждет какой-то малюсенькой детали, чтобы проявить себя?" – медленно произнесла она.

Я тупо глядел в ее глаза и думал, что она тысячу раз права. Иначе не появились бы в мире такие, как Ольга.

В полутемной комнате, заваленной гротескными предметами и мебелью, на старинном диване с высокой спинкой, она раскинулась, как огромная летучая мышь с человеческим лицом и кошачьими глазами. Она была сейчас не человек, а демон-суккуб, пришедший непосредственно по мою душу.

Я поспешно загасил огонь в глазах и что-то пробормотал в ответ, наивно полагая, что она ничего не заметила. Ольга тихо усмехнулась. Мне снова почудилось, что она читает меня.

И снова – голос: " – А ведь Антихрист должен быть женщиной! В самом деле: ведь он должен быть полной противоположностью Христа. И потом, женщина во всех верах всегда была олицетворением или носителем Зла. Ева – первая искусительница, соблазненная Змеем – пустила человечество по пути технического прогресса, угостив Адама яблоком с дерева Знания. Кстати говоря, это косвенно подтверждает то, что все знания – от Сатаны.

Огненная Лилит… Черное начало Инь… Разрушительница-Иштар, она же плотская и похотливая Астарта… Сторукая Кали, Мстительница, богиня войны и смерти.

От Сатаны и от женщины. Не зря Зверь-Антихрист – «восходящий» от земли. Земля, Темная мать богов Кибела-Рея – женщина. Антихрист – женское начало Хаоса. Тьмы. Сатаны " – с увлечением и как бы мечтательно говорила она, полузакрыв яркие глаза.

" – Убедительно, – промычал я. – Действительно, свежая идея ".

Меня охватила неизбывная тоска. Захотелось немедленно бежать от этих страшных глаз. И плевать я хотел на судьбы мира.

Я устало опустил веки и помял пальцами висок.

" – У тебя болит голова?"– участливо спросила она. Не успел я ответить, как ее холодная рука оказалась у меня на лбу. Я испугался увидеть ее лицо рядом с собой и почти зажмурился. Но это меня не спасло от запаха кожи и каких-то мягких духов…

Усилием воли сбросив наваждение, я резко поднялся и сказал: " – Да, не очень. Пройдет на свежем воздухе. Пойдем, я провожу тебя".

Она не обиделась. Молча надела свое пальто и беретку, из-под которой немедленно выбились гладкие рыжие пряди.

Мы вышли на улицу, она поддела мою руку своей.

Мы шли молча, а я в это время думал: " – Ну, хорошо, сегодня я выдержал. Это было не так сложно, как я думал; но с каждым днем будет труднее и труднее. И что будет завтра?"

Сейчас, написав эти строки, думаю то же самое.

Она убьет меня. Уничтожит. Раздавит.

И я буду счастлив, когда это случится. Но пока буду бороться.

 

26 марта.

Пишу через силу. Забросил дневник. Дела обстоят все хуже. Презираю себя.

 

26 – 27 марта, ночь на воскресенье.

Бессонница. Ольга. Туман. Полнолуние. Вою.

 

30-е.

"Я пытался уйти от любви, я брал острую бритву и правил себя…" К черту. Это не любовь. Это черт знает что. Пишу бездарные стихи, сжигаю и выбрасываю вон. Не помогает. Боюсь, мне ничто уже не поможет.

Смотрю в твои глаза,

Они – как окна в душу.

И то, что вижу в них,

Себе назвать я трушу.

Я для себя молчу,

Что в них – лишь стылый воздух,

И надо бы назад, а сердце шепчет: " Поздно…"

Но я кричу: «– Назад!..»

Ломаясь на куски.

И тихо прячусь в Ад

От мертвенной тоски…

Чувствую себя подростком, одуревшим от превратностей жизни. Подарил Ольге серебряную цепочку с кулоном в виде змеи, оплетающей сердце.

Символично.

Отдал бы ей все, лишь бы она отпустила меня.

Но, похоже, она заберет и без моего согласия.

 

2 апреля.

Ольга куда-то исчезла. Сказала – нужна подруге. И исчезла. Особого облегчения это не принесло. Глаза никуда не ушли. Они плывут в воздухе и следят за каждой моей мыслью. Читаю в них свое будущее.

 

3 апреля.

Читаю, читаю, читаю. До одури, до отвращения…

Увлекся Библией. Особенно Апокалипсисом. Мне стало интересно, почему этот текст до сих пор будоражит умы; что же в нем есть эдакое, позволившее прожить почти два тысячелетия и не утратить актуальности.

Впечатление, конечно, сильное, что и говорить... Но искать в этом смысл…

Хотя, несомненно, "время близко".

Не знаю, чем убить это время. Без нее все как-то не так.

 

6-е.

Вернулась. Влетела в магазинчик, уселась на прилавке и начала рассказывать, что у нее, несомненно, сегодня удачный день.

Ей иногда доставляет удовольствие изображать девочку своих лет. Раньше меня это сбивало с толку и успокаивало, но теперь я не обманулся, и ожидал скорой атаки.

И не ошибся.

Лукавые недобрые глаза впились в меня. Казалось, они облизывают мою душу языками пламени.

" – Я соскучилась, – сказала она. – Буду ждать тебя вечером. Когда закроешься, приходи".

И все. На месте Ольги дует ветер. Я не успел ответить: "Нет".

Значит, она будет ждать.

Значит, я приду.

 

Раннее утро 7-го.

 (почерк коряв и нетверд, под конец выравнивается, но становится размашистым; ошибки).

 

Я пришел от нее. Я пьян как свинья. Зачем? Чтоб забыть. Наивно и глупо.

Глупо.

Сидели на диване… свет... Не было света!.. Она принесла свечу.

Были одни.

И да, конечно!.. Ее глаза!..

Ее глаза…

НЕНАВИЖУ!!!.. Все.

 

Был груб, как скотина. Потому что ей так нравилось. Она – тварь. А я …

Слабак, слабак, слабак!!

Выплеснуть, вывернуться наизнанку, вытрясти все то, что было, вытрясти эту пакость, вытрясти…

Помню все, и никогда не забуду. Это будет теперь со мной. Вечно. Ничем не изгнать. Ничем не изжить. Никуда не убежать. Глупо бежать.

Она впаяла это в мою кровь, в мои мозги, в мою душу. Эта страсть больного вампира, садистская жестокость превосходства – потому что ей так смешно; ей смешно играть в покоренную рабыню, ведь она – госпожа. Хозяин. Тварь.

Грязь, грязь! Господи, какая это грязь! Она называла меня своим господином, богом, и в ее сумасшедших глазах стонал и пенился смех. А я дрожал от этих слов, я хотел этих слов, и все было, как сладкий больной кошмар. Сладкий, преднамеренный суицид.

Я пишу это, и у меня дрожат руки, потому что я ненавижу все и хочу, чтоб снова было так.

Она размазала и уничтожила меня.

Ее стон срывался на хриплый крик, и она закатила глаза, а когда открыла, они были спокойные, холодные и изучающие, а я в это время захлебывался воздухом и наслаждением, меня трясло, а она смотрела, смотрела… этот ее холодный взгляд пил мой экстаз, смаковал его, как редкое блюдо.

Мерзко.

 

Я хочу отомстить ей. Хочу бросить на пол, подмять под себя, и чтоб она задыхалась и просила еще, и чтоб я смотрел…

Смотрел и понимал – это все придумала она.

Боже, как тяжко, страшно, страшно я проклят!!

 

(несколько страниц вырвано; обрывочные фразы и даты, так, словно человек пытался что-то написать, но это у него не вышло)

 

Записи возобновляются с 24 апреля.

 

Вы знаете, очень поучительная книга – Новый Завет. Иисус – светлая личность.

Но ничего. Мне не дадут постричься в монахи. Она пытает меня каждый вечер.

И ночь.

Отхожу. Быть рабом – к этому можно привыкнуть… Похоже на то, как смертельно больной человек врет самому себе и изворачивается, страдая от неизвестности и мнительности, а после совершенно определенно узнает, что неизлечим. Страшно неизбежной смерти, но – проблемы больше нет.

Передо мной больше не стоит вопроса, что происходит. Передо мной стоит вопрос, как жить дальше, после того, как все произошло.

Что она такое? Я смирился с ее властью. Но с ней самой…

Она – как клубок нервов; не светится, не горит, а пульсирует светом. На улице люди часто провожают ее взглядом, вероятно, сами не зная, почему. Что в ней? Что за этими насмешливыми глазами, которые выхватываешь в любой толпе? Которые видишь отвернувшись, видишь спиной, видишь во сне…

Очень неуравновешенна. Срывается иногда. Кричит, что я сейчас говорю не то. Веду себя не так. Словно перед ней вместо меня все время стоит какой-то человек, которого я напоминаю.

Это похоже на истерический припадок. Иногда мне кажется, что она больна; что она – самая настоящая сумасшедшая. Нет, она не путается в своих мыслях и не кажется жалкой. Просто дикая энергия, которая затаилась в ней, не вписывается в рамки обычной жизни. Не может принадлежать нормальному человеку! Скорее вспоминается падучая, болезнь-знамение, разрушающая человека с такой силой, что это чувствуется всеми.

Припадок молниеносен и не оставляет после себя следов. К этому ко всему, она осознает впечатление, которое оставляет в людях, и постоянно твердит о каких-то тайных знаниях, мистике, колдовстве… Усиливает впечатление, но скоро бы приелось, если б не естественность и увлеченность, с которыми она об этом говорит. Для нее это действительно значимо; это не маска. Но что же?

Она – ведьма? Охотно верю.

Хотя, впрочем, глупости.

 

Она увлекает меня, как щепку – водоворот. Эта стерва переделывает меня по какому-то одной ей известному образу и подобию.

Хочу быть собой.

Хочу быть собой.

Хочу быть собой.

Хочу…

 

30-е.

Очередная ночь кошмара. Фантазия безгранична – теперь я это понял. Изобретательность – так же. И власть.

Это как наркотик. Сначала кайф, потом – стыд, отвращение и ломка. Я – наркоман. Интересно звучит. И очень точно. Иногда среди ночи просыпаюсь (ломает) и бегу к ней (за дозой). Вот так. И она всегда знает, когда я приду. Я иду и вижу свет в ее окне. Третий час ночи. И у нее уже все готово для новой пытки…

Самоубийство маячит сладко и призывно.

Но я не смогу. Точно теперь знаю – не смогу. Стоял на дороге. Словно что-то держало меня и наполняло отвращением, когда я представлял, как будут хрустеть под колесами мои кости.

Отвращением и брезгливостью.

А, может, и страхом.

Но чужим страхом, чужим. Это я точно знаю. И, мне кажется, начинаю понимать. Все то, что я приписывал воображению, влиянию необычной ситуации, на самом деле не объясняется так просто. Хотя… ум, тонкий психолог… В этом нет ничего таинственного.

Но это ничего не объясняет.

Мои ощущения… Хотя – к черту мои ощущения. Я запутался. Меня раздавили. Прежняя жизнь смеется мне в лицо, и я не могу возразить…

Что-то происходит во мне. Неуловимо изменяется. Корежит медленно и уверенно. Кто я?.. Что – она?.. Что происходит?..

Разорвали, и теперь равнодушно сжигают лист за листом мои представления о жизни... Тоска, тоска!.. Становится наплевать на все, что будет, что есть, что было… странные мысли.

Недавно задумался: почему людей так тянет к тому, что им противно? Какой-то извращенный, патологический интерес заставляет их смотреть, например, на сцены насилия, особенно – подлинные, хотя ничего, кроме возмущения, гадливости, страха они у них не вызывают. Один мой приятель не пропускает ни одной передачи подобного свойства (из цикла "криминал" и т.п.), а потом искренне возмущается увиденным. Но зачем он тогда смотрит их? Зачем, не отрывая глаз от экрана, сидит на протяжении всей передачи? Он честный, прямой человек, без разных там странных наклонностей. Но это его любимая передача. Почему? Уверен, что, спроси я его, он начнет врать и мне, и самому себе, объясняя этот интерес чем-то обыденным, нормальным, понятным. Но не один из его доводов не объяснит его глаз, когда он это видит.

Нет. Это не нормально. Это совсем не нормально. Как не нормально желание пугать самого себя, находясь в темной комнате; желание страха. Невольное желание. «Не – вольное»

" – Внутренний голос шепнул ему: " – Не гляди!". Не вытерпел он, и глянул"

И самосохранение хваленое не спасло.

Так, черт возьми, что это? Что глубже сидит в нашем подсознании, чем впаянный в недра главный природный инстинкт? Может, это и перебор с моей стороны, но… Черт возьми, почему? Уродство притягивает наш взгляд так же, как красота; смерть завораживает, и завораживает бездна, ураган, дикий зверь в смертоносном прыжке. Желание суицида. Что, что все это?

Мне кажется, Ольга знает ответ. Именно потому так насмешлив взгляд, так уверен голос.

Я не знаю, что чувствует кролик перед удавом, но, наверное, что-то вроде того, что чувствовал Хома Брут под взглядом Вия. И что чувствую я, видя Ольгу.

Личное желание или чужая воля?.. Не знаю. Если – личное, очень прискорбно для человечества. Это лишний раз доказывает, что оно – выродок. Чужая воля? Еще хуже…

Силы иссякают. Я на пределе.

Но кто знает предел? Тогда, в первый раз, я думал, что не выдержу; кончусь на обломках себя. Ан нет. Может, и в этот раз также? Придет новая ступень, новый круг Ада, и мне все это покажется детской шуткой? Может быть. Может. Быть. Быть. Может.

Спать. Немедленно спать. Хотя бы попытаться.

 

2 мая, понедельник.

 

Вот интересно, сойду я с ума, или нет?..

Впрочем, начну сначала.

 

В полдень, когда обычно появляется Ольга, звякнул колокольчик, подвешенный над дверью. В первую секунду мне показалось, что зашла она. Достаточно удивительно: вошедшая ни единой чертой не напоминала Ольгу. Тем не менее, в первую секунду на пороге стояла словно бы ее сестра-близнец.

Какое-то неизгладимое клеймо-печать связывало обеих. Незримая, полуощущаемая черта, присущая, как мне казалось, только Ольге.

Но более между ними не было ничего общего. И чем дольше смотрел я на нее, тем сильнее удивлялся, как мог принять ее за Ольгу.

Хотя я понял, кто это: та самая загадочная подружка.

Сразу не понравилась. У нее был какой-то назойливый взгляд, как у Фриды из "Мастера", состоящий словно бы из двух этажей. Похоже, первый этаж служит для маскировки второго. Вся ее фигура выдавала внутреннее напряжение, тогда как глаза смотрели с любопытством. Но я видел – там, под любопытством и спокойствием, как топь под внешне благополучным фундаментом, скрывается нечто, и нечто абсолютно непонятное. Слава богу. Потому что человек гораздо лучше спит, когда меньше знает.

Но мне пришлось кое-что узнать, так что я легко могу представить остальное содержимое этого этажа. И я теперь буду очень скверно спать. Хотя – куда уж хуже?

Так вот, глаза ее выражали любопытство. И любопытство обидное, от которого чувствуешь себя редкой зверюшкой в зоопарке.

– Ольга еще не пришла? – произнесла она.

Голос у нее был очень самоуверенный и… злой, наверное. Она продолжала меня рассматривать; я платил той же монетой. В верхнем этаже читалось: " Так вот ты какой", но было ясно: пришла она сюда не за тем, чтоб поглазеть на меня.

Увидев, что ей было надо, она вернулась к своим мыслям. Я продолжал стоять, как пень. Меня взяла злость.

– Девочка, взрослым дядям надо говорить "здравствуйте", – потом помолчал и идиотски добавил: – Или "добрый день".

– Так значит, она еще не пришла… – похоже, самой себе сказала она и повернулась к двери.

Но вновь звякнул звоночек. Подружка лоб в лоб столкнулась с застывшей в дверях Ольгой.

– Саша? Зачем ты здесь?!

Саша не отвечала. Даже ее спина дышала ненавистью.

Глаза Ольги из удивленных превратились в понимающие и многозначительные.

– Пойдем, – коротко бросила она, и Саша направилась за ней в ее потайную комнату. Я очень сожалею, что у нее такая тонкая дверь. Привожу их диалог практически слово в слово.

 

– Ты видела их? Они пришли к тебе, да? – услышал я Ольгин полувопрос – полуутверждение, когда дверь за обоими захлопнулась. Ответом был звук пощечины.

Истеричный голос:

– Ты спрашиваешь, тварь? Ты еще спрашиваешь? Да, он пришел, пришел! О, я расплатилась! Я расплатилась сполна! – и потом какое-то скомканное, судорожное рыдание.

– Не плачь. Так было надо.

– Надо?! Черт возьми!! Да ты хоть знаешь, что было, знаешь?! Саин! Его зовут Саин! Он повторял это все время, как отец, когда… О Дьявол, Дьявол!!! Тварь, ты ничего не сказала мне, когда я убивала его! Ты не сказала! Не сказала!! Он был одержим, о-дер-жим! Когда он делал это со мной, он был… Но тебе надо было получить свою игрушку, воскресить этого твоего…

Фраза оборвалась на полуслове, как будто Ольга зажала ей рот рукой.

– Заткнись! – прошипел Ольгин голос. – Молчи, дура.

– А с чего мне молчать?

– Молчи, если не понимаешь.

– Что, что здесь понимать? Что алкаш-отец был одержим бесом, и что я убила его за это, а бес вернулся и закончил то, что не успел мой папочка? Что этот любезный бес все объяснил мне, просветил мое невежество, и…

Раздался второй звук пощечины; голос словно бы захлебнулся.

– А вот теперь послушай меня. Да, я ничего тебе не сказала. Не сказала, потому что это было бессмысленно. Мы должны были выпустить Его.

– Твои загадочные намеки меня уже бесят! Говори как есть, или я подумаю, что ты боишься!..

– Пришествие. Ты, надеюсь, помнишь…пришествие?.. Так вот: его бы не было, если б мы не сделали…того, что мы сделали. Мы впустили в себя Его. Ты понимаешь? Открыли себя для Него. Без этого не было бы ни Свободы, ни Силы, ни Власти… да ничего бы не было!! Дьявол, да неужели, будь у тебя возможность повернуть все вспять, ты поступила бы по-другому? Быть, как все? Черт возьми!! Отказаться от Силы! О, нет, нет, я вижу, я знаю – нет. Потому что так предначертано, потому что это Судьба, потому что ты в своем невежестве не понимаешь, не осознаешь…

– Не прикрывайся Судьбой, – прозвучал тихий ответ. – Я теперь не та наивная девочка, что трепетала от самого звучания "фатум". Я прозрела, Ольга. Да, ты была права: это целый мир. Картина грандиозна… но теперь на фоне ее ты кажешься мне жалкой. Ты – такая же марионетка судьбы. Как и я. Как и все мы. Ты понимаешь это, и потому тебе доставляет удовольствие издеваться над людьми, изображая бога, изображая Хозяина… Да, но и над тобою есть хозяин; и ты никуда от этого не денешься.

– Нет. Ты ошибаешься, Саша. Очень, очень ошибаешься, как может только наивная маленькая девочка. Над нами нет хозяина! МЫ – ХОЗЯИН!! Мы!! Мы – Сила, мы – Власть, мы – Судьба!! Но пока ты колеблешься, пока ты слепа, все эти слова – просто слова.

– Даже как слова они глупы. И я идиотка, потому что поверила тебе. Власть… А на что мне власть над куклами?.. Такой ценой.

– О, мы, оказывается, не так просты! Тебе мало кукол? Хорошо. Скоро все эти существа, все эти саины, которые сейчас издеваются над тобой, признают в тебе равного. И вот тогда…

– Хватит с меня бреда. Ты втравила меня черт знает куда. Я шла за тобой, как слепой котенок. И ты топишь меня, топишь… – голос сдавлен и глух.

Долгое молчание.

– Но почему? Почему всегда – ты? Как крышка гроба. Неизбежно. Я просто хочу понять… Ты – мой кошмар, Ольга, моя болезнь… Неужели мне не излечиться? Я хочу жить, жить, ты понимаешь?! Ненавижу тебя!!

– Ничего не поделаешь. Ты сама это выбрала. Твоя ненависть глупа.

– Ты, ты зато слишком умна! Слишком умна для маленькой и глупой вселенной! Какую радость тебе это все доставляет!.. Так проваливай в Ад, Ольга, и командуй там своими бесами, но оставь в покое меня!!

Дверь в подсобку открылась, и вылетела Саша. Входная дверь сама распахнулась перед ней, словно какой-то человек услужливо потянул ее с той стороны; и Саша, не поднимая лица, за этой дверью исчезла. Потом невидимая рука выпустила, вернее, толкнула с силой дверную ручку, так что звоночек долго и жалобно причитал.

За этим всем с улыбкой наблюдала Ольга из-за приоткрытой двери. И я – с отвисшей челюстью.

Ольга ничего не пыталась мне объяснить. Да я и не ждал от нее объяснений. Глупо было бы ждать их от Ольги. Если бы она захотела, я бы уже давно все знал.

Не хочу писать своих соображений по этому поводу. Но скажу одно: сегодня я снова буду очень скверно спать.

 

" И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил, как дракон…"

 

2.00

Осел!.. как я не понял сразу – 1 мая, ночь с 30-го на 1-е, Вальпургиева ночь!!

Да, кто-то толково и методично доказывал мне, что я сошел с ума. И вот, наконец, я в это поверил. Все ясно, теперь все ясно… трудно было только признаться в этом самому себе. Да и теперь с трудом верится.

 

3, среда.

Главное – начать. Главное – просто допустить такую возможность, и все встает на свои места. Ночь пролетела без сна, зато породила множество догадок. И они теснятся в моей голове, просят выхода… Что ж… Пусть это порождение бессонницы и свернутого набекрень ума будет записано.

Все сходится. Может, я и сошел с ума, но все сходится. Все сходится. Воля посредством символов.

Да, такие вещи никогда не стареют. Только глупцы думают, что все дело в специальных словах, магических ритуалах. А на самом деле все просто – воля посредством символов. Для этого не нужны путаные халдейские заклятия: заклятие лишь выражает волю, и, если воли нет, любое заклятие бессильно. А если есть воля… то будет достаточно одного жеста. Одного взгляда. Одного слова.

Это понятно. Это может каждый. КАЖДЫЙ.

У кого есть Воля. А тогда сгодится любой символ.

Можно не понимать Сальвадора Дали, Пикассо, Малевича… Но никто не пройдет мимо их работ. Никто, глядя на них, не скажет, что это – как все, рядовое пачканье холста. Почему? Потому, что картины – лишь символ. Символ, за которым скрывается Воля.

Не мастерство художника, а его Воля, выраженная мастерством, заставляет нас часами смотреть на полотно. Многие говорили мне: "Что такое Мона Лиза? Она совсем не красива". Да, она не красива; но художник, написавший ее, велик. И его Воля заставляет нас восхищаться этим шедевром. Его воля вдохнула жизнь в эту работу и заставила ее обрести бессмертие. И заставляет нас на протяжении веков свято чтить это бессмертие. Из глаз ее глядит непреклонная Воля умершего художника, и мы называем ее – гений, за неимением других слов.

Гитлер, произносящий безумные речи, но могущий зажечь своим безумием толпу… Это мог только он, потому что здесь дело снова не в словах, а в Воле, направляющей их. Никому теперь не удастся, произнося те же слова, добиться такого же эффекта. Да, все просто. Разве не может Воля выражаться словом? Ведь это, пожалуй, самый древний символ Волеизъявления. "Вначале было слово…", как говорится. Магическое ли, нет – оно пришло в мир. И в мире появилась Воля.

Но тут встает вопрос: на что еще способна Воля? Где предел?

Завораживать и смущать умы, притягивать внимание, рушить и создавать личность… а свергать огонь с небес на землю перед людьми? А творить «чудеса велика»?

Или отворять двери взглядом…

Дар, или направленная Воля? Если Воля, то чем, черт возьми, такой человек отличается от бога?!

Нет, здесь надо разобраться. Понять, откуда берется Воля… не все же так просто, в самом деле. Что-то должно устанавливать предел возможного. Но что?..

Да, иначе быть не может.

Воля порождается Верой. Вернее, даже не так: Вера порождает Силу, а Сила порождает Волю… Да, именно. И возможности ограничиваются силою Веры.

Ученики спросили Иисуса однажды: " Почему мы не можем изгонять бесов, как Ты?" И Он ответил: "Потому что Вера ваша слаба"… Вот как. При всем своем просветлении они были всего лишь люди. Люди, скованные мирским и бренным: "А как это так у меня получится?… Такого же не может быть!…" и это – граница. Прочная и неразрывная. Недаром Библия так часто ругает человека "неверным". Не-верным…

Но Ольга, Ольга, черт возьми! Ольга…

План действий: немедленно найти эту Сашу и все вытрясти из нее об Ольге.

 

Господи, неужели освобождение?!

 

Конец дневника.

 

 

 
Посланник

 

1

 

В этот раз я застал ее дома. Мне открыла ее мать, рано постаревшая женщина с издерганным лицом, с больными глазами. Она ничего не спросила, просто крикнула Сашу и ушла. По-моему, ей было все равно, кто я.

Саша вышла. "Какой угрюмый подросток! – невольно подумалось мне. – Ее подкосило страшное потрясение". Она была задумчива и погружена в свои мысли, а меня словно не замечала. Но когда молчание стало уже казаться странным, прикрыла дверь за собой и вышла ко мне, на лестницу.

– Что вам нужно? – спросила, как пустую формальность.

– Знать все об Ольге.

– Все? – в ее голосе блеснула ирония. Оказалась она и в верхнем этаже глаз, когда Саша подняла их на меня. Изучала.

– Пойдем, поговорим, – наконец кивнула она. Но повела не в дом, как я было подумал, а вниз. Села на деревянный ларь, стоящий там, в лестничном пролете. Взглядом показала мне место рядом с собой.

Помолчали.                           

– Ну, спрашивайте. Я отвечу.

– Э… даже и не знаю, с чего… начать… – промямлил я.

– Так зачем пришли? – она было поднялась, но я тут же собрался с духом и выпалил:

– Она – ведьма, так ведь?

Саша вновь села.

– И да, и нет.

– Очень категорично.

– Ты не поймешь.

Мне вдруг неожиданно понравилось, что она перешла на "ты". И развязало.

– Ну, может, ты зря это так. Я тоже кое-что смыслю в этом. Знаю, например, что такое воля посредством символов…

Саша вздрогнула. Все два ее этажа обратились на меня.

– Ты виделся с Апостолом Петром?!

– Гм. Вообще-то, мне там еще не приходилось м-э… бывать.

– Ясно. Ольга, значит, сказала?.. Странно.

– Нет, не Ольга. Допустим… в умной книжке прочитал.

– А. Понятно. – Голова ее вновь опустилась, и голос опустел. – Что же ты еще там вычитал? Наверняка глупости.

– Может быть. Вычитал, к примеру, что магия сегодня – не совсем то же, что вчера. То есть в средневековье и древнем мире. Сегодня ситуация изменилась таким образом, что магом, ну, или ведьмой, может стать всякий, кто обладает сильной волей. В древности, в принципе было также, но для усиления воли требовалось обличать ее в специальные формы; но и тогда эта форма без воли была ничто. А сейчас – бешеный простор для деятельности. И вот две маленькие девочки…

– Это ты тоже вычитал в книжке? – полное безразличие.

– Почти. Так вот, эти две маленькие девочки решили приложить свою волю… куда-нибудь. И приложили. Вера, как известно, рождает Силу, а Сила – Волю. И у них получилось… Что у них получилось, я не знаю.

– Не написано было? – участливо осведомилась Саша.

– Не совсем. Смерть – это не шутка, но им это показалось веселой шуткой. И они принялись шутить дальше в том же духе…

– И встретили дяденьку, страшно положительного, в очках; с эдакой бородкой сатира, отшельника и реалиста. Тогда одна из девочек подумала: "Пусть этот дяденька, смеху ради, станет моим любовником", – так там у тебя дальше написано?

Я не ответил. Не знал, что.

– Так вот, дяденька! Мы – не маленькие девочки, и все это совсем не смеху ради. Может, Ольга пока и смеется, но ей скоро будет не до смеха. Решено. Ты сам напросился. Идем.

– Куда?

– Туда. Вот переоденусь только.

И она поднялась к своей двери.

 

 

…Троллейбус был полупустым. Этот дачный рейс обычно битком набит, но пассажиры были немногочисленны, и к дачникам, похоже, не относились.

Мы с Сашей сели спиной ко всем; я попытался продолжить разговор:

– Так куда мы все-таки едем?

– Подумай.

– Подумал. Не знаю.

– Скоро узнаешь.

Пришлось опять замолчать. И думать.

Может, это место, где они с Ольгой совершали какие-то обряды, чтоб убить… какого-то человека? Насколько я понял из диалога, Ольга неким образом подставила Сашу, как более опытная. А той пришлось нести какое-то наказание, физическое или психическое…

Какое-то, каким-то, зачем-то… Она ясно назвала наказание "расплатой". А саму эту расплату – "бесом". Способ, которым подставила Сашу Ольга – обманом. Назовем вещи своими именами.

Ольга воспользовалась Сашей, и та поняла это слишком поздно. Кто-то причинил ей зло, и Ольга воспользовалась этим для достижения своих желаний…

"…чтоб воскресить этого твоего…" – пролетело в голове. ВОСКРЕСИТЬ?! Ну, уж нет. Я еще не совсем чокнулся, чтоб допускать возможность такого. И почему Ольга испугалась этих слов? Зажала, видимо Саше рот, а потом, по-моему, даже ударила ее, когда та попыталась повторить свои слова? Почему?

Я скосил глаза на Сашу. Бедный ребенок; что пережила она, чтоб стать такой!

И снова – окрепшая уже злость. Против Ольги.

Какое она имеет право калечить людей?!

– Зря жалеешь меня, дядя. Я не такая, как ты… думаешь. Ты не знаешь меня. И вообще ничего не знаешь. Хотя многое понял. Понял, но несколько неверно осознал. Не можешь ты пока этого осознать.

– Пока?

– Да. Приехали, дядя.

И мы слезли у ворот кладбища. Я ожидал чего угодно, но этого? Зачем? Почему?!

"…воскресить этого твоего…" – неприятно прошелестело в мозгу. " – Господи, если она умеет воскрешать… И творить «чудеса велика»…"

Однако. Нет. Это невероятно. Бред.

Саша взяла меня за руку. Заглянула в глаза. Спросила:

– Дядя, а у тебя с сердцем все в порядке? – серьезно, и даже как будто озабоченно.

Я также серьезно кивнул.

– Ну и хорошо. Пойдем.

И мы пошли по главной асфальтированной дороге кладбища. Дойдя до первого поворота, свернули вбок, петляя между надгробиями.

" – Черт ее знает, как она тут находит дорогу! Видать, такое памятное место", – холодок пробежал у меня по спине.

Тут Саша как будто засомневалась, куда дальше. Огляделась хорошенько и вдруг присвистнула:

– Ты ж смотри! Дядя, обалдеть: ты действительно – копия.

Сжимаемый тоскливым предчувствием, я проследил Сашин восторженный взгляд… и ноги подо мной подкосились.

Мир вздыбился перед глазами девятым валом: с памятника, в круглой траурной рамочке, с именем-фамилией-отчеством, с годами жизни-смерти внизу смотрела на меня… моя собственная фотография.

 

 

2

 

Я смотрел ошалело, тупо, и пытался что-либо понять. Этот памятник с моей фотографией. Моим именем. Годом рождения и – смерти?! Чушь, чушь, чушь!!!

Я плавал в тумане и натыкался на какие-то логико-фантастические химеры. Я – это не я? Я – мертвый и воскресший?! Кто похоронен здесь?! Я???!

Нет, нет, нет, не понимаю, не могу понять, когда я стою и смотрю на свою могилу!!

Мою? Выходит, я умер четыре года назад?!

Ха-ха. Ха-ха-ха.

Смешно.

"О Боже, Боже, живут же люди нормально, не страдают от того, что похоронены и не могут вспомнить, когда же это они успели умереть. Живут наивные ползучие люди, и я хочу жить. Не хочу всего этого. Не хочу всей этой Ольги и Саши и памятника!!! Не хочу!!"

Саша, Ольга, все эти недомолвки, чушь собачья и вчерашний бред смялись в голове в ненавистную кашу. Что-то родное и материалистичное отказало мне, и я почти… хотя, нет, я действительно верил – все это возможно. Все это реально – это я нереален, невозможен в сошедшем с ума мире.

Я стоял на коленях, катался по земле, бился лбом обо что-то и пытался понять. Понять… Понять… Понять…

– Дядя, дядя, – тревожно говорила Саша и пыталась поднять меня с земли, – я объясню, дядя, ну прекрати же! Это двойники…

– А. Понятно. Очень хорошо. Нет, как она это… того… меня? А? – мысли мои продолжали наматывать километраж.

– Вот мучение, дядя! Ты вообще не имеешь к нему отношения. Ты – двойник. Двойник, понимаешь? Ты слышишь меня?..

При повторе слова "двойники" что-то передо мной начало проясняться. Заметив это, Саша все же попыталась начать объяснение:

– Ольга заплатила за то, чтоб найти тебя. Двойника… Найти, а не… воскресить. Черт его знает, что это такое – двойники. Я сама не знаю еще, как связанны души и судьбы двойников; но связь эта очевидна. Точно так же, как связь между землей и небом, светом и тенью, любовью и ненавистью… Они связаны. Она захотела найти тебя. Своего отца.

– Отца. Отца?!..

"Зачем?" – хотел я сказать. И не сказал.

Потому что понял.

 

Это было, как шквал ледяного ветра – прямо в душу. Внезапно.

Да, я понял. Хорошо понял…

Долгое время просто ничего не мог выговорить.

На второй план уплыли все мистические подтексты. Да, на второй. Потому что все, весь мир заняли глаза Ольги.

Глаза, ее глаза, – я вдруг сумел прочитать, что в них так долго было написано. И я еще мог… Как я мог?!..

Да. Тогда я поневоле не во всем сумел разобраться. Такое мне просто не могло…

Саша посмотрела на меня с улыбкой.

– Не бойся этих слов. Ты слышал наш разговор, я знаю. И ты многое понял, это я тоже знаю. Но, конечно, не все. Мог ли понять это нормальный, трезвомыслящий пока еще человек? По лицу твоему видно, что сейчас до тебя все дошло… И я отыгралась.

Я криво усмехнулся.

– Хорошо. Чего не случается в жизни!… – медленно выговорил непослушные слова. – Но какое право вы, стервы, имели на то, чтоб играться мной?! Кто вы такие, чтоб вить из меня веревки? Кто дал вам право?! Ты – такая же тварь, как и она! Она насильно, помимо моей воли, влезла в мою жизнь, делала с ней, что хотела, а ты хряпнула меня об эту могилу, чтоб свести с ней счеты.

– Ах прости-извини меня, нежный цветочек! Как же это я так, а? Не пожалела бедного дяденьку… А кто меня жалел? Кто!? Меня трахнул собственный отец – или бес, влезший туда, где обитала его вшивая душонка – хрен теперь его знает, – чтоб я возненавидела, чтоб я захотела убить, чтоб я захотела зла! Кто пожалел меня?! Ольга, когда притащила на кладбище? Да ей плевать было на меня. Плевать, что я продам душу – свою-то она давно уже заложила. И ей было плевать, как я потом буду жить, зная, что убила отца, зная, что она меня подставила, зная, что я теперь обречена… И почему я теперь должна жалеть тебя?! Почему? С чего вдруг? Нет… Н-е-е-т, я теперь никого не жалею, никого! Люди – это мои куклы, и мне плевать. Плевать на все! Хочешь, дядя, я заставлю тебя волочиться за мной вместо Ольги? Я могу! Я все могу!! Все! Все… – по ее щекам покатились слезы, – только, дядя, на кой хрен мне это надо?.. Это тупое всевластие, которое не может спасти меня от меня самой? – она застонала, прижала руки к лицу и зашептала жарко:

– Дядя, дядя, спаси меня. Ты можешь, ты сильный, я вижу, я знаю, ты… ты… Спаси!.. Она, даже она боится тебя! Она говорит, еще ни с кем не сражалась так долго. Ты долго держался; ты сильный, дядя…

Оттого, что утратил ощущение реальности, я обнял Сашу, прижал к себе и что-то начал бормотать, гладя ее по голове. Не понимая ничего и не пытаясь понять.

 

…Сила разорвала объятья и бросила меня на крест спиной. Саша тоже упала, но, похоже, включилась раньше меня и сгруппировалась лучше.

Я понял все, когда взглянул на ближайшее надгробие, инстинктивно озираясь.

Из-за него со сверкающими бешенством глазами и дьявольски перекошенным ртом вышла Ольга.

 

 

* * *

Ольга, ничего не говоря, приблизилась к Саше. Та не успела еще подняться и замерла в странной позе, уставившись в Ольгины глаза. Саша улыбалась.

– Я говорила тебе… Предупреждала!.. Вот мое слово. Он все знает, – поговорила она.

– Все? – ласково спросила Ольга, а глаза ее кричали о ненависти. – Ты. Сказала. Ему. Все?

– Да! Да, да! Он больше не твоя кукла. Он знает теперь, кто мы. Знает, каким путем ты завладела им! И главное – для чего!.. Съешь это и подавись!

Сашин рот перекосил истеричный хохот.

Ольга перевела глаза на меня. Я увидел, что она безобразна.

– Подойди… ко мне.

– Приказ?

– Нет.

Сильно болела спина. Я, как мог, разогнул ее и подошел.

– Зачем ты пришел сюда? Зачем пошел за ней?! Зачем слушал ее?!! – она перешла на визг и с силой ударила по щеке.

Я развернулся и хотел идти. Но не смог. Ее сила повернула меня. Она уже овладела собой. Тогда я не стал ждать:

– Мне надоело все это. Ты не даешь мне жить. Больше всего я хочу умереть, Ольга. И, видит Бог, я это сделаю.

Меня, как кипяток, ошпарил ее смех. Смех?..

Она смеялась долго, а потом улыбнулась:

– О!.. Я боялась чего-то более существенного!.. Нет, папочка, ты не сбежишь больше от меня! Нет, нет, нет! Не сбежишь! О! Я была глупа, я думала, что ты это можешь… Но нет! Ты связан. Связан жизнью. Посланники так просто не умирают.

И она снова закатилась триумфально.

Я ощутил беспомощность. И безысходность.

Мысли мои помутились, их захлестнула ярость. Захотелось сделать что-то. Что угодно, лишь бы опровергнуть ее; сделать не так, как хочет или думает она.

И фотография в рамке участливо улыбнулась мне. Я взревел раненым зверем и со всего маху, со всей силой своей злобы, врезался глупой моей головой прямо в ненавистный памятник.

Последнее, что я слышал, был ее хохот.

 

 

3

 

Дворик, ослепительно залитый солнцем. Поздняя весна. Или раннее лето?

Утро 4-го мая 70-го года.

Осколки битого стекла переливаются, как алмазы. Вчера он нашел среди них замечательную штуку, она очень заинтересовала ребенка.

Маленькая буква "Т" с низко опущенной горизонтальной перекладинкой; сверху дырочка для шнурка, и на "буквочке" этой нацарапан раскинувший руки человек. А на обороте – странные слова. Он еле разобрал их; надпись была полустерта, а читал он еще плохо: " Спаси и Сохрани".

Спаси и сохрани?

Кого же может спасти и сохранить этот человек с беспомощными руками?

Он наводил штуку на яркое солнце, и, щуря до боли глаза, любовался темным силуэтом, словно бы испускающим ослепительные лучи. А потом разглядывал человека. Некто весьма искусный немногими, но очень выразительными штрихами изобразил на маленькой штучке печальное, скорбное лицо. То мудрое, то доброе, а то – злое. Смотря как повернуть.

И он вертел; и его терзало любопытство: зачем беспомощный и раскинутый – " спаси и сохрани"?

Тайна требовала немедленной разгадки.

– Мама, это что?

Он пытливо смотрел на мать, потому что знал уже – взрослые не всегда говорят то, что думают.

И доверчивая его ручонка протянула матери находку.

Мама очень разозлилась. Не объяснила, схватила штуку и бросила в печку.

– Кто тебе это дал?

– Никто. Я нашел. Зачем выбросила?

– Затем. Много будешь знать – скоро состаришься.

– Неправда, неправда, зачем выбросила?!

Ответом был шлепок пониже спины.

– Марш отсюда. Иди играть, – и почему-то напустилась на бабушку. Мальчик услышал в дверях:

– Что ж ты, за ребенка теперь принялась? Сколько говорено было – не засоряй ему мозги. Мы просвещенные люди, члены Партии, и я…

Дальше ему стало неинтересно, и он ушел играть.

Но деревянная лошадь не радовала больше; и не выходило из ума странное лицо – то доброе, то злое.

И не объяснит теперь никто, почему. Отобрали. Реви – не реви… Да и нельзя реветь. Отец станет смотреть этими своими глазами, а это хуже всякой порки. Ему-то хорошо не реветь, он все знает. И герой труда. Он бы объяснил. А мать выбросила.

Он стал от скуки ковырять прутиком землю. Начертил палочку. И перекладинку. А над ней начал выводить: " С-П-А-" Дальше он забыл, как пишется.

Вдруг кто-то сзади погладил его по голове. Оглянулся – бабушка. И слезу утирает.

– Не обошла нас, видно, милость Божья…

Он было подумал, что бабушка будет ругать его. Но она молчала и ласково глядела на мальчика, так что тот решился спросить непонятное:

– А что это – "милость божья"?

– Так говорят, когда что-то хорошее случится.

– А что хорошего сейчас?

– Утешил ты меня внучек на старости лет. Слава Богу!

– Бабушка, а так почему говорят? Ну, когда случается что-нибудь – я свалюсь с березы и штаны порву – мамка скажет: " Слава Богу!", и подзатыльник. За штаны. А кому слава?

– Ты, милый, сам нарисовал, кому. Это называется крест. А на нем распят наш Спаситель...

– Это ему слава?

– Ему, дитятко, ему! Одной его милостью и живем. Он, внучек, всех нас любит; и потому умер за нас, за наши грехи.

– За что?

– За грехи, деточка. За все дурное, что у нас есть. За все наши злые дела. Понимаешь, люди все время делают плохо – и это называется "грех". Как бы сказать… Один сделает чуть-чуть, другой – вот они и копились помаленьку. Но однажды стало их столько, что не сосчитаешь; что терпеть невозможно. И вот пришел он, чтоб расплатиться за их все. Искупить наши грехи.

– А почему – он? Грехи-то не его.

– Так любил же он нас, вот как… И дал нам распять себя на кресте. И умер. За нас, внучек, умер. Вместо всех нас.

Мальчик задумчиво возюкал палочкой по земле.

– Ничего не понял. Я вот люблю маму, потому что она – добрая, и печет вкусные пирожки, и гладит меня по голове. А папу – за то, что он сильный и умный. Но он-то, – за что он нас любил, если считал, что мы – злые?

– А он не мог по-другому, внучек. Он умел только любить.

Ему сделалось страшно. Как это так – уметь только любить? А если Петька, например, даст подзатыльник, или отберет самосвал – он бы что, любил его за это?

Он поделился своими страхами с бабушкой. Та покачала головой:

– Любил бы, деточка. Ты вот нагрубил вчера маме, а она все равно тебя любит. Хотя, вроде бы, за что тебя, озорника, любить?

Мальчик надолго погрузился в свои думы и не заметил, как бабушка ушла.

Не у кого стало спросить, за что же его люди так, если он такой добрый? И почему он раньше ничего не слышал о нем? И почему мама выбросила крест в печку? Может, ей стало жалко, что он такой добрый – и умер?

Но мальчик решил больше не говорить об этом непонятном человеке. Одно засело – мамка говорит – "Слава Богу", а крест выкинула в печку.

К вечеру мальчик уже забыл обо всем этом. Пришел отец и принес большую книжку, написанную аршинными буквами.

" Д-э-ля че-те-ни-я" – прочитал по складам мальчик. И весь вечер возился с книжкой. Там он читал про великого человека, который решил освободить всех людей от рабства – про Ленина. О нем он и раньше знал, но имя его всегда не нравилось чрезвычайно – на девчачье имя "Ленка" похоже…

Уже ночью, ворочаясь в кровати, мальчик вспомнил про крест. И невольно начал сравнивать:

" – А что толку, что он всех нас любил? Сам мучился, и другим легче не стало. Вот Ленин освободил народ…"

Но тут перед мысленным взором мальчика оказался пылающий в солнечных лучах крест. "Спаси и Сохрани"

" Почему так испугалась мать? Почему? Он ведь нам тоже добра хотел, пускай и как-то странно. Зачем же – в печку? А Ленин у нас на стенке висит, на портрете, и на значке тоже он… Может, Ленин, как и все, не любил того, доброго? А, ведь, наверное, тоже говорил – "Слава Богу!"

И все эти непонятные мысли без ответа тяжко терзали ребенка. Ему было невдомек, что взялся он за проблему, которую трудно, очень трудно разрешить. Не под силу это было даже умному отцу, хоть он и герой труда…

Мальчик уснул. Ему снилось бескрайнее снежное поле. И ветер, и лютая стужа. А солнце светило так ярко, но нисколько не грело. Мальчику стало страшно. Нигде не было ни домика, ни забора, ни деревца, а от этого казалось, что мальчик навечно брошен здесь, в стужу, в мороз, совсем один.

Тут в снегу он увидел картину из дома. "В-И-Ле-нин"– прочитал он. И обрадовался. Значит, дом рядом, где-то близко.

Но что-то вдруг стало происходить с лицом старичка. Благостная бородка его вытянулась клинышком, улыбочка стала оскалом, глаз злобно заблестел.

Подошел из неоткуда взявшийся человек и начертил чем-то красным поверх портрета пятиконечную звезду рогами вверх.

– Ты не так нарисовал, – сказал мальчик.

– Отчего же? Не думаешь ли ты, что мне лучше знать?

– Правильно – наоборот! И это – наша картина, наша!

– И здесь ты ошибся. Это – моя картина. Человек этот – мой человек. Я забираю его с собой, – доверительно сообщил неизвестный, – и – фить! – провалился под землю.

А снег из белого вдруг сделался кроваво-красным; затопил все вокруг. Алое зарево поднялось из-за горизонта, и воздух ожил. Ничего не было видно, но всюду слышались выстрелы, звон стали, крики, хрипы и стоны. Конский топот и свист бичей, ругань, проклятия, грохот оружия. А потом – взрывы, стрекот пулеметов, гул моторов и тарахтение танков, жалобный стон пуль, звяканье их о невидимую броню… Когда же страх стал невыносим, все внезапно стихло.

На алой и липкой земле виден был след гусениц, и отпечатки сапог, и вмятины от мертвых тел, и воронки от взрывов.

Мальчик не смел пошевелиться. Он тихо плакал. Земля перед ним вздыбилась высоченным лысым холмом, и исчезла кровь со страшными отпечатками смерти.

Из макушки этого безволосого холма потянулась к солнечному небу буква, огромная буква "Т" с низко прибитой перекладиной.

Крест.

С креста на мальчика смотрел странный – не то добрый, не то злой, бесконечно мудрый и наивный, как ребенок.

– Спаситель… – прошептал мальчик, – спаси. Спаси и сохрани! Я не хочу, чтоб кровь, чтоб холод и стужа, и далекое чужое солнце.

Странный улыбнулся; и так у него это вышло, что мальчик тоже улыбнулся. И рассмеялся.

А потом сказал:

– Я понял. Они не умеют все сделать правильно. Потому что любят себя. А Ты любишь их. И поэтому Ты можешь их спасти… Но зачем Ты бросил нас, когда нам так плохо и страшно без Тебя?

– Так надо. У вас всегда есть выбор; и вы выбираете. Но я уже спас вас однажды. И спасу снова.

– Правда?! – возликовал мальчик, но тут же погрустнел, – но ведь это значит, что Тебя опять убьют, и ничего из этого не выйдет…

– Выйдет. Потому что вместе со мной умрет То, что толкает вас на зло.

– Ты убьешь Это?

– Нет. Вы. Вы должны будете убить. А я помогу вам Верить. Ты поможешь мне?

– Я?! А как?

– Расскажи всем, что Я уже иду.

– А мне поверят?

– Верь сам, и кто-нибудь обязательно поверит тебе.

– Хорошо. Я расскажу. Я обязательно расскажу! – закричал мальчик, – я расскажу всем, кто может слышать!

И он повернулся и побежал.

Поле вдруг наполнилось людьми. Со всех сторон навалилась безмолвная толпа.

А мальчик бежал и кричал:

– Люди! Люди! Он вернется! Он обещал! Он вернется!!

Вдруг из толпы вышел один и спокойно спросил:

– А чем ты можешь доказать?

– Он сам сказал… – слова мальчика потонули в хохоте.

А тот, спокойный, сказал:

– Смотри.

И он увидел человека, недвижного и бледного; на груди у него расплывалось кровавое пятно. В человеке он узнал своего отца.

– Смотри!

И перед ним оказался урод без носа, с запавшими губами, в лохмотьях. Он отошел, и его сменила красивая женщина, ведущая за руку калеку-ребенка, а за ней мальчик увидел страшного человека с сумасшедшими глазами, пожирающего мертвое тело; и он исчез, а за ним…

Мальчик привстал на цыпочки. Увидел, что вереница перед ним уходит за горизонт.

– Смотри!! – расхохотался человек – и мальчик узнал того самого, забравшего картину. – Видишь?

– Вижу… – прошептал мальчик.

– Так вот. Ты – лжец. Я доказал тебе это.

– Нет, – ответил он, вспоминая мудрое лицо, – нет. Я – прав. И я тоже докажу.

Тут небо над бескрайней толпой просветлело, и показались великие пронзительные глаза.

– ВЕРЬ!

– Да… – шептал мальчик, – да, да…

Он не замечал, что толпа впереди закипает, и вся эта вереница калек, уродов и маньяков лезет друг другу на плечи, образуя величайшую в мире трибуну. На ее вершине оказалась странная женщина со взглядом того спокойного человека. Она воскликнула:

– Люди! Молитесь мне! Разве вам надо доказывать, что зло вечно?

Раздались приветственные крики.

Люди, забывая себя, кинулись поклониться властной и гордой женщине.

На мальчика не обращали внимания. Его толкали, пихали, давили и, наконец, сбили с ног.

Чудовищное людское обезумевшее стадо пронеслось по его распростертому телу, а губы его все шептали: "Да… Да… Я верю. Верю. Верю".

Но вот что-то страшно обрушилось на голову.

– Верю, Господи! – прошептал мальчик в последний раз…

 

…и проснулся.

Голова болела нестерпимо. Вокруг белые больничные стены.

– Тише, тише, не двигайтесь, у вас тяжелейшее сотрясение, – милое лицо кукольно-раскрашенной медсестры склонилось над ним.

– Кто… я?.. – губы слушались с трудом.

– Ну вот, этого мы и боялись. Амнезия. Мы нашли вас на кладбище. Там была могила вашего брата, и вы…

– О, черт! А где… Ольга?

– Какая Ольга?

– А, впрочем, зачем она. Идите от меня; от вас косметикой разит непереносимо.

– Хам.

Зашлепали, удаляясь, босоножки.

"– Боже… Как я мог забыть… Этот детский сон. Он тогда поразил меня, но почему-то ускользнул из памяти. Для того чтоб вернуться. Сейчас.

Ольга сказала – Посланники так легко не умирают. Посланники? О, неужели?.."

И на потолке из трещин известки сложилось лицо. Женщина. Гордая. Властная. Дьявольская.

Саша с Ольгиными глазами.

"– Да. Теперь я знаю! Знаю, кто ты. И я скажу…"

Но тут потолок померк, и сознание его оставило.

 

 Смерть и Бессмертие

 

 

1

 

Буря взревела, буря пронеслась, буря затихла. Но не угасла! Буря улеглась в сердцах и душах, потому что эта буря не может, подобно Посланнику, так просто умереть. Буря призвана распахнуть настежь ворота Конца.

После ненависти пришла Месть. Месть – это требовательный демон. Он был прислан, чтоб распахнуть ворота. Ворота в душе Саши.

 

Она очень волновалась, но волнения оказались напрасны – ее пропустили к Апостолу Петру. Умные врачи определили маниакально-депрессивный психоз с длительными интервалами маниакального припадка (за время пребывания в клинике пока не наблюдался). И потому Саша стояла сейчас перед палатой – хватило одного внушения дежурному врачу.

Апостол был неизменен. Все так же страшен и грязен, и все так же недобро глядел его единственный глаз.

Он сидел на стуле, словно бы на троне. Тихие неизлечимые психи оказывали ему всяческие знаки внимания. Он нараспев тянул свое вечное:

– Блаженны нищие духом; блаженны, пресветлы и славны! Славьте наш рай, и славьте меня, Апостола Петра, ибо я впустил вас сюда. Я дал вам рай, но знайте – грядет Некто, чье настоящее имя запретно, и рай наступит для всех, кто слуги его. Кто верно служил ему…

Тут он обернулся.

– А, это ты, Саша? Не забыла старого сторожа? Не забывай, ведь я послан специально для тебя. Я послан говорить о тебе… но ты молчишь?.. Скажи мне, что тебе нужно? О, я вижу, тебе нужно много, очень много… – и в глазу замерцало придурковатое лукавство.

– Апостол, она – тварь.

– Конечно, тварь. Все мы – твари Хозяина.

– Не паясничай. Скажи, как ее убить.

– Как убить? Так же, как и любого из нас. Хотя бы так, как ты убила своего отца.

Саша быстро обернулась к восковому дежурному:

– Ты не слышишь! – приказала она. – Нет, она – не любой, – продолжила Саша. – У нее – большая сила. Она не человек. За ней стоят те, кому я плачу дань.

Тут один из психов заинтересовался Сашей. Он близко-близко подошел к ней, маленький сухонький человек, и долго смотрел в глаза, словно бы видел там что-то, недоступное другим. Его собственные глаза глядели пустым и блеклым рыбьим взглядом.

Вдруг он взвизгнул:

– Не смотри! Не смотри! – и отшатнулся. Потом испуг в его глазах сменился почтением: – Ты велик, Господин. Взгляд твой велик и страшен! Потому я испугался. Но я верен тебе. Я приносил тебе черных петухов и черных кошек… и здесь я верно служу.

Он распахнул халат. Саша увидела на его груди знак Козла, начертанный кровью. Он медленно и почтительно, не отводя глаз от лица Саши, опустился на колени.

– Не карай меня. Я молюсь тебе, Господин.

– И я…

– Я тоже!

– Я тоже, Господин… – восклицали психи один за другим.

Сумасшедшие стояли на коленях, оголенные по пояс, и на многих был Знак. Один суетился вокруг неподвижного кататоника, расстегивая его одежду.

– И он, он тоже с нами, Господин! Взгляни! Он сам вырезал ее, когда твои слуги пришли беседовать с ним.

В припадке кататоник чем-то неровным, но очень острым, нацарапал перевернутую пятиконечную звезду на своей безволосой груди. Рана уже покрылась сухой коркой.

– Вот видишь… Господин, – прибавил Сторож с ухмылкой. А ты говорила!

– Это…это ты научил их? Я ничего им не приказывала.

– Зачем же? Они ведь все одержимы. Они сами знают, кто их хозяин.

– А… кто?

– Они же ясно сказали… Господин. Ты – их Хозяин. Ну… положим, не сам Хозяин, но имеешь к нему прямое отношение.

– А Ольга?

– О, Ольга… – хитро усмехнулся Сторож, – она должна умереть.

– Да. А ты кто, Апостол Петр?

– Я… Я э-э, в некотором роде – Посланник.

– Посланник?!

– Ну да. Я послан говорить о тебе.

– Но ты так и не сказал…

– Сказал. Воля посредством символов. Дождись Черной Луны, Луны Бесов, и они помогут тебе – ведь они – твои слуги.

– Хороши слуги, которые помыкают своим хозяином!

– То ли еще будет, девочка. Ты просто еще не осознала, КТО ТЫ.

– Кто я… – повторила задумчиво Саша, и повернулась к выходу, – так значит, Черная Луна? – бросила она через плечо.

– Да-да, Черная. В первую ночь. Но ты уходишь? А как же дежурный врач? Я не хочу, чтоб он оказался среди нас.

– Да пошел он… – донеслось из коридора.

                            

 

* * *

– Ольга, славная Ольга! Ты не забыла своего верного Апостола Петра!

– Не забыла, старик. После того, как ты приказал мне не ходить к нему больше, нет дня, чтоб я тебя не проклинала.

– И я слышал твои молитвы, Черная вдова!

– Прекрати так меня называть!.. Если он умрет, я убью тебя! Это ты сказал, что он – Посланник!.. Что ты задумал? Зачем неделю назад Саша была здесь? Это, что, заговор?! И отгони от меня психов, пусть не лезут со своими козлами и звездами!

– Они не послушают меня, отгони сама. А насчет Саши…

– Прочь!

– Ладонь покажи…

– Сама знаю. Глядите, вот! Прочь! Дьявол, да не визжите вы так громко!.. Так что с Сашей?

– С Сашей? Все идет, как угодно Хозяину.

– Да свершится воля Его!

– Да, свершится.

– Ч..черт!.. Стало быть… Пришло время?

– Пришло.

Воцарилось долгое молчание.

– Послушай, я только теперь понимаю, как это страшно.

– Дороги назад нет. И никогда не было. Но не бойся, девочка! Игра стоит того! Помни – Сила, Власть и Истина!..

– Сила. Власть. И – Истина. Во веки веков.

 

 

2

 

– Ольга. Ты должна умереть. А я должна царствовать, – произнесла Саша, с трепетом открывая дверь хижины Апостола Петра. Фонарик запрыгал по стенам.

В ней все было по-прежнему. Только не горели свечи на столе.

Саша зажгла принесенную с собой черную свечу и выключила фонарик.

Свечу она поставила на стол, и в нише под ним нашарила восковой клубок.

– Вот оно, Ольга! Молись, кому хочешь, хоть самому дьяволу! Это не поможет, ибо дьявол со мной!

 

 

* * *

– Иди, Ольга, уже пора.

– И все же мне страшно, Апостол. Страшно второй раз в жизни.

– Не бойся, не бойся. Это будет быстро.

– Хорошо. Но все, что ты говорил – правда?

Апостол лишь молча взглянул на нее.

– Да. Я иду.

– Иди. Да будет с тобой Безымянный отец твоей души.

– Прощай, Сторож.

– До свидания, Ольга.

 

 

* * *

– Демоны Черной Луны, Бесы Ночи-без-глаз, зову вас, зову для таинства смерти! – прокричала Саша в воздух.

Руки ее подняли над головой восковую фигурку, скрученную со свечей.

Каморка наполнилась ветром и свистом. Перед лицом хохочущей Саши проносились призрачные фигуры. Обнаженные неистово-прекрасные руки, от изгибов которых хочется кричать и умирать, холодные пустые глаза – рисунки глаз, бесстрастные мраморные губы – рисунки и слепки губ; скулы, дышащие своеволием и гордостью, безупречные нагие тела мужчин и женщин, которых никогда не было и не будет вовсе – все это кружилось в едином ритме песни Ветра, Стона и Жажды.

– Слушайте меня, Демоны Ночи! Вы можете насытить свой голод теплой, живой, красной крови!

И Саша оторвала от свечи фигурку, бросила ее вон, а свечу начала бешено мять в руках, и она стала принимать форму человеческого тела.

Свист и улюлюканье усилились и закрутились быстрее, в темпе Сашиных мыслей.

Наконец, в руках ее оказалась кукла. Саша бережно положила ее на стол перед собой. Зашептала:

– Вот, Ольга, час расплаты настал!

 

 

* * *

Ольга шла по улице, погруженная в свои мысли. Мысли эти чрезвычайно занимали ее. Это были мысли о смерти.

И бессмертии.

Она не могла слышать смех, звон бокалов в доме на другом конце города и голос:

– Братишки, извините, за рулем я!

– Не уважаешь, меня не уважаешь?

– Да, это он от одной рюмки окосеть боится. Правда, Наташа?

– Да ну вас, в самом деле.

– Ну что ты не мужик, что ли?

– А, пропади все…

 

И все пропало. Осталась лишь ночная дорога и бредущая по ней одинокая фигурка девушки.

 

 

* * *

Восковая фигурка лежала перед ней. Блики делали лицо Саши похожим на Ольгино как две капли крови. Руки ее порхали над восковой куклой.

– Скажите мне, Изгои Небес, кто перед вами?

– НАША СЕСТРА! – отвечал хор бархатных голосов.

– Скажите мне, Призраки столетий, кто мой враг?

– ТВОЯ ДУША!

– Кого я хочу убить?!

– СЕБЯ. СВОЕЙ ЖЕ РУКОЙ УБЕЙ ПУТЬ НАЗАД…

– Ты неверно говоришь, дитя мое! – вдруг раздалось за спиной Саши.

Саша вздрогнула, и все стихло. Ни свиста, ни шепота. Только ласковый голос:

– Позволь, я помогу тебе!

– Кто ты?! Почему… я не почувствовала тебя, как… как любого человека? – спросила дрожащая Саша, не оборачиваясь.

– Потому что я не человек, моя прелесть, – руки обвили ее сзади за талию, и подбородок лег на плечо.

– Ну-с, посмотрим, что у нас здесь? Ну конечно! Все неверно, все неверно! Ты еще такая глупенькая, такая слабенькая. Не то, что твоя сестра! Ну да ладно вместе управимся… Закрой глаза!

Ледяная до того, что обжигала, ладонь опустила покорившейся Саше веки.

– Вот так! А теперь – дай мне руку!

Саша протянула почему-то руку вперед. Почувствовала в ней что-то тяжелое, гладкое и холодное. Металл?

– Держи крепче! – шепнул участливо голос.

Саша притянула руку к себе. Почувствовала, что предмет этот длинен.

"Меч!" – стукнула догадка.

Провела второй рукой по лезвию и вскрикнула. Меч был острее бритвы.

Вошедший с улыбкой смотрел, как пустые Сашины руки вздрогнули, а проведшая по пустоте обагрилась кровью.

– Увы. Без жертвы – никак. Пока еще – никак, моя радость.

– Не говори так. Молчи вообще. Меня бросает в дрожь от твоего голоса. Ты говоришь как…

– А так оно и есть. Но к делу же! Итак, – Ольга: представь ее! Представь детально. Так, словно она стоит перед тобой.

Саша представила, вложив в это всю свою ненависть. Всю, до капли.

– Ну-ну, полегче, а то мало ли. Открой глаза!

Перед Сашей стояла Ольга. В руках ее был меч, и в руках Саши так же.

– Ап! – воскликнул невидимый теперь неизвестный. – Ты ненавидишь? И она – тоже. Убей ее, коли можешь.

Сверкнули мечи. Ни стола, ни неизвестного, ни свечи – пустое пространство. Арена.

Мечи скрестились. Рука болела, но это лишь подогревало Сашино бешенство. Вот уже вскрикнула Ольга, на щеке ее показалась царапина.

Саша улыбнулась.

 

 

* * *

Ольга вскрикнула. Она глубоко поранила щеку застежкой от браслета, когда подняла руку убрать волосы с глаз. Задумчиво глядя на кровь, остановилась.

А ключ уже повернулся в зажигании, и мотор заурчал, заставляя красный "москвич" разрезать ночь своим телом. Пускай, пускай туман в глазах, зато Наташа согласилась ехать…

Ольга приложила платок к щеке, и сердце ее забилось.

Дьявол, как страшно умирать!

 

 

* * *

Ольга наседала, выпад за выпадом; и отражать их все труднее.

– Смелее, смелее, детка! – кричал голос, и Саша, уходя от меча, поняла, что нужно сделать. Ударяя по ногам Ольги, она так низко опустила меч, что он прочертил борозду. Вышла линия.

– Браво, браво! – раздались аплодисменты откуда-то сверху.

Саша заскочила за эту линию, поменявшись с Ольгой местами, и чиркнула снова, чудом уцелев; так как предугадать Сашу стало легко.

А на земляном полу красовалась латинская буква "V"

Еще черточка (а так же рана на плече Саши) – и это уже перевернутая "А", знак Козла.

Линия (Саша успела отразить идущий в голову клинок), и это – недорисованная пятиконечная звезда, перевернутая относительно сторон света.

В глазах Ольги – бешенство и страх.

В Сашиных – торжество. Торжество. Глаза ее горели, как…

 

 

* * *

…фары ближнего света. Зачем дальний на этой безлюдной дороге! Держа одну руку на баранке, водитель положил вторую на колено девушки. Та не стала ее убирать. Машина вильнула вправо, но выровнялась…

…Ольга обернулась на свет и в ужасе закрылась рукой. А на нее, как кошмар, словно бы не двигаясь, летел "москвич". Страшный удар по ногам…

 

 

* * *

Страшный удар по ногам, и Ольга упала в центр неровной звезды, закрывая в ужасе лицо.

Саша вдруг поняла, что это!

– Распятие! – страшно крикнула она, и Ольга обречено раскинула руки.

Саша занесла над ней меч…

 

 

* * *

Он ухватился за руль и попытался свернуть, но было поздно. Под визг пьяной Наташи тело сбитой с ног Ольги, как тряпичная кукла, перекатилось через машину, разбив лобовое стекло, и упало на бок, на асфальт.

Сломанное ребро вышло из грудной клетки, словно…

 

 

* * *

…Меч пронзил грудную клетку и пригвоздил Ольгу к центру звезды. Раздался звон стекла, картина перед Сашей раскололась, как… зеркало.

– Молодец, радость моя! – воскликнул голос. И тут же осколки исчезли; и звезда, и тело, и меч. А оказалось то, что было – стол из гробовой плиты, и на нем выцарапана перевернутая пятиконечная звезда с распятой булавками восковой куклой.

 

– Ты достойна награды, – в голосе больше не было иронии, – обернись.

Саша против воли обернулась, и…

УВИДЕЛА БЕЗЫМЯННОГО.

 

* * *

В реанимацию доставили два трупа, как заверил водителя хирург. Женщина в машине умерла сразу – осколок в сердце.

– А вторая… – хирург содрогнулся, – ни одной целой кости, как вижу.

– Саша… – прохрипел второй труп, – Саша!

– Пустите, пустите, это моя сестра! – раздался в реанимации крик.

– П… пустить, – справился с собой врач.

Саша, исступленная, страшная, ворвалась в операционную и упала на колени перед столом с телом Ольги.

– Я… Я… Это… Ты… Убила. Меня. Я знаю. До свиданья, с… сестренка. Ты… еще не знаешь… что будет.

Мертвая рука сжала Сашину живую, и разжать ее уже не смогли.

Когда с помощью скальпеля это удалось сделать, то Саша увидела: никакого Знака на ладони Ольги больше нет.

А на своей она увидела знак Козла.

Саша ничего не слышала – ни криков, ни приказов, ни стонов. Будь она способна что-либо понимать, она бы наслаждалась невольным покоем. Последними мгновениями покоя в ее жизни.

Бесконечной жизни.


Оглавление

1. Часть первая
2. Часть вторая
3. Часть третья
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!