Шарашка. Текст.

На чтение краткой версии потребуется полтора часа, полной – 1 час 45 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Купить в журнале за сентябрь 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

Открыв глаза, не сразу, с медленной сонной оттяжкой осознаю, где я. Вот узкая кровать со скрипящей подо мной панцирной сеткой, вот прижатый к стене школьный стол, будто вывезенный из прошлого века, вот канцелярский стул... и даже оловянная кружка на прикроватной тумбочке. Бледный утренний свет освещает мою обитель сквозь полукруглое окно под косым потолком, какой бывает на чердаках загородных домов. Строгая, чистая комната, без запаха чужого жилья и чужого духа, не лишённая некоторого аскетического уюта. В маленьком предбаннике за перегородкой – душевая и нечто вроде кухоньки – чайник, кофемолка и спиртовочка, чтобы варить кофе в джезве, как было оговорено в договоре. Ничего лишнего, всё как нужно, всё точно. Славно постарались мои благодетели из ЗАО «Тибет».

Единственной деталью, показавшейся избыточной, был приколотый к стенке календарь, с картинкой, выполненной в чёрно-белом принте: выступающая из густой темноты бледная тонкая рука, обрамлённая манжетой; в длинных пальцах – гусиное перо, вознесённое над чистым листом бумаги. Дидактический смысл «тибетского» послания трогательно очевиден. Замаскированное пожелание вдохновенного труда и напоминание о быстро текущих днях. Спасибо, ребята.

Принимаю бодрый прохладный душ, растираюсь полотенцем для разбега крови, натягиваю джинсы и джемпер и иду варить кофе на спиртовке. Ритуал неспешного кофеварения всегда помогает мне сосредоточиться и настроиться на особый лад. И пока я вглядываюсь в коричневую тугую пенку, поднимающуюся к горлу джезвы, раздаётся короткий звонок, заставляющий меня вздрогнуть, и дверь, ведущая во внешний мир, бесшумно открывается. Передо мной женщина неопределённых лет, монашеского облика, с бледным, стылым лицом. На ней тёмное платье с белым отложным воротничком, серый длинный фартук на широких лямках – сестра милосердия эпохи Первой мировой. В руках она держит поднос, покрытый полотняной салфеткой.

– Здравствуйте, – говорю я, успевая схватить с огня джезву с закипающим кофе.

– Здравствуйте, – сдержанно отвечает она, ставит поднос на стол и жестом фокусника сдёргивает салфетку. – Ваш завтрак.

О, какое чудо – пшённая каша в миске с лужицей растаявшего масла посередине, ломоть чёрного хлеба, кусок сыра и молоко в гранёном стакане.

– Оловянной миски мы пока не нашли, только алюминиевая, – поясняет женщина с ноткой служебной вины.

– Ничего страшного, – успокаиваю я. – Простите, как к вам обращаться?

– Я сестра-хозяйка, – оповещает она, подобравшись и сложив в замок руки под животом. – Ознакомьтесь с распорядком дня. Завтрак в девять, обед в половине второго, ужин в семь. Прогулка – сорок минут после обеда и тридцать минут перед ужином. Раз в неделю, по субботам, я буду забирать бельё в стирку и приносить чистое, поддерживать порядок в помещении будете сами. Если вам что-то понадобится, – продолжает она неуязвимо-ровным голосом, – вот здесь, на стене, трубка переговорного устройства, вам ответят. Есть ли ко мне вопросы?

– Как к вам всё-таки обращаться? – спрашиваю я, пытаясь наладить личный контакт.

– Никак ко мне не надо обращаться. Я при исполнении.

Щёлкает замок, и в дверном проёме мелькает на секунду перекрестье серых лямок, перехвативших узкую спину. Дверь захлопывается, лязгает ключ в замочной скважине и поворачивается на несколько оборотов. И столько внезапной обречённости слышится в этом звуке, что сердце, не привыкшее биться в неволе, ошеломлённо обмирает. Спокойно, спокойно, приказываю я, со временем мы сроднимся с этим звуком, он перестанет нас пугать и сделается обыденным, как бой настенных часов в нашей старой квартире.

Проглатываю ложку пшённой каши, наливаю кофе в кружку и сажусь за письменный стол.

Безмолвный ужас чистого листа. Зыбкая дрожь внутри. Космическое одиночество. И тёмное сомнение – как пропасть, в которую лучше не заглядывать.

Небо смотрит на меня сквозь полукружье окна над головой. Благослови меня, Создатель, на моём пути, шепчу я. Темна моя душа, освети же мою тусклость, не дай превратиться в сухой бесплодный стебель. Неутомимый Творец всего сущего, не пожалей для меня искры своего пламени, позволь моему дерзанию служить во благо твоего творения. Ибо без дерзания жизнь моя невыносима!

Аминь!

 

После обеда (постный борщ, котлета с картофельным пюре, компот из сухофруктов) меня отправляют на «выгул». Происходит это так: предупредительный звонок в дверь, поворот ключа, и вот она – моя тётя Цербер в сером фартуке и накинутом на плечи пуховом платке.

– Вы ещё не готовы? – спрашивает она, глядя на мои домашние шлёпанцы и расслабленную полулежачую позу. – Четырнадцать ноль-ноль, вам следует быть одетыми к этому времени. Температура воздуха плюс восемь градусов, ветер южный, один-два метра в секунду, давление семьсот шестьдесят два миллиметра ртутного столба.

В её отрывистой речи мне слышится твёрдый немецкий акцент. Торопливо переобуваюсь, натягиваю куртку, сую в карман пачку сигарет. Она терпеливо ждёт, сцепив руки в замок, деликатно отводит глаза в сторону, заметив дырочку на моём левом носке. Мы выходим в глухой тамбур, освещённый энергосберегающей лампой (денежку-то зря не выбрасывают на ветер, мысленно отмечаю я). Я делаю шаг к двери в боковой стене, полагая, что за ней выход на улицу.

– Нет-нет, – быстро говорит мой страж и закрывает спиной массивную крашенную в коричневое дверь, видимо, ведущую в сокровенные недра «Тибета», куда мне нет хода, – вам налево. Осторожно, там лестница!

Спускаюсь по полутёмной скрипучей лестнице вниз, толкаю ещё одну дверь, обитаю дерматином, и оказываюсь в маленьком, мощёным плиткой дворике. Высокие резвые сосны бегут врассыпную навстречу из глубины бора и останавливают свой разбег по ту сторону высокого кирпичного забора, в нескольких метрах от меня. Я прислушиваюсь. Тишина. Ни души. Только я, небо и верхушки сосен. Воздух пахнет осенним лесом.

Мечты должны сбываться.

Неторопливо обхожу свои крохотные владения. Обстоятельно осматриваюсь. С трёх сторон дворик окружён забором (в кирпичной кладке, примыкающей к дому, обнаруживаются железные непроницаемые ворота), четвёртая сторона периметра – глухая стена дома, с пристроенным ко второму этажу выступающим флигелем, где и располагается моя келья с полукруглым окном под крышей, поделённом от сердцевины на апельсиновые дольки. Под флигелем – открытая деревянная терраса с перилами, крашенными в белое и светло-зелёное. Крылечко при входе, лавочка, прижатая к стене. Ласковый привет из моего далёкого дачного детства: сандалии на босу ногу, пикейная белая панамка, рыжий, выгоревший сачок для ловли бабочек, парное молоко из банки... Островок моего покоя, где всё так удобно ложится на душу. Дай бог здоровья и благоденствия кудесникам из ЗАО «Тибет».

Солнце мягко пробивается сквозь облачную кисею, окрашивает золотом ровные стволы сосен. Дымок от моей сигареты поднимается вверх и делает ленивый зигзаг, прежде чем растаять в неподвижном воздухе. Я прикрываю глаза, чтобы лучше слышать тишину, и погружаюсь в какое-то сладкое оцепенение.

– Время прогулки закончено! – сообщает мне бесстрастный голос. – Пройдите, пожалуйста, в дом.

Она стоит на пороге в накинутом на плечи платке и зябко поёживается.

– Ещё немного, – прошу я.

– Нет, это невозможно, – она стучит пальцем по наручным часикам.

Мы молча поднимаемся наверх.

– Любезная хозяюшка, – говорю я, прежде чем за ней захлопнется дверь и я останусь в одиночестве, – а нельзя ли чего-нибудь выпить в этом доме?

Она поднимает едва намеченные бровки.

– Сегодня первый день моей новой жизни, новоселье, так сказать...

За её бледным челом происходит какая-то напряжённая мыслительная работа. Видимо, довод про новую жизнь кажется резонным.

– Бокал вина? – осторожно спрашивает она.

– Рюмку коньяку! – говорю я с безнадёжной дерзостью.

– И ломтик лимона, – с потрясающей сообразительностью завершает она композицию.

Вот она, моя муза!

 

С утра идёт дождь – серенький, осенний, гаденький. Во время послеобеденной прогулки пришлось сидеть под крышей террасы и смотреть, как косые капли лупят по плитке, которой вымощен надел моего живого природного пространства. Во дворике нет ни кустика, ни деревца, ни клумбочки, – только вечнозелёные сосны за забором, которые не подскажут, какое нынче время года. Безвременье. Межсезонье.

После выгула ложусь на скрипучую койку, смотрю в косой потолок, обшитый сосновой доской (грамотно обшитый – ни одного гвоздя не видно) и прокручиваю в голове кусок написанного текста. В конце главы случился ступор, будто выключили свет и продвигаться приходится ощупью: забуксовал сюжет, обмелела идея, провис нерв. И теперь надо искать новый поворот, делать заходы кругами и обтаптывать территорию, на которую тебя не хотят пускать. Толкать руками паровоз, тужиться изо всех сил, преодолевая инерцию мёртвого покоя. Мысли, как ловкие мыши, разбегаются по сторонам, охотно подыскивая себе необременительные занятия. О, как хорошо я знаю эти лукавые моменты, когда цепляешься за любую соломинку, только чтобы не заниматься тем, чем надо. Сколько ухищрённых уловок, хитроумных ходов отступа – у нас, натренированных эскейперов! Вдруг возникает настоятельная необходимость выпить чашку кофе (хотя с утра выпито уже три), выкурить ещё одну сигарету (хотя во рту противно от выкуренного), постричь внезапно отросшие ногти...

Дождь кончился, и солнце пробивается сквозь апельсиновые дольки окна под потолком, освещая мою келью.

«Комната моя подобна клетке, солнце руку сунуло в оконце,

Чтоб мираж увидеть очень редкий, сигарету я зажёг от солнца.

Я хочу курить. Я не хочу работать».

Переливчатый звук переговорного устройства заставляет меня вскочить с койки, будто окатили холодной водой.

– К вам посетитель, – сообщает динамик.

– Кто это? – спрашиваю я в замешательстве.

Мне не отвечают, но через несколько минут открывается дверь и входит, заполняя могучим телом проём, мой старый знакомый – крупноголовый. Он широко улыбается, будто рад долгожданной встрече. На нём – джинсы, кроссовки, клетчатая рубашка – по-простому, по-свойски, в стиле кантри.

– Вы позволите? – интересуется он, продолжая улыбаться.

Делаю приглашающий гостеприимный жест. Он садится боком на единственный стул, я опускаюсь на скрипучую койку со смятым одеялом.

– Как вы себя чувствуете? Обжились? – спрашивает он, оглядывая комнату.

– О да. Чудесная мансарда, дворик, сосновый бор, строгость, опрятность... Всё по мне. Стопроцентное попадание.

– Мы старались, – со скромным достоинством говорит мой визави. – Рад, что вам здесь удобно и, надеюсь, ничто не отвлекает от дел праведных. – Он скользит взглядом по исписанным листам на столе и с любопытством останавливается на раскрытой книге в изголовье кровати. – Позвольте поинтересоваться, что читаете?

Я переворачиваю том корешком вверх. Склонив крупную голову набок, он произносит вслух название романа и заливается смехом.

– Жизнеописание великого ленивца Ильи Ильича Обломова! Потрясающе! В вашей-то ситуации. Это вы привезли с собой?

– Да, – говорю я. – Есть возражения?

– Да бог с вами! Ваше право. Если вам понадобятся книги, заказывайте, мы доставим в течение пары дней. Вы можете также заказать дополнительную еду – фрукты, печенье. Даже рюмочку коньячку – если вдруг взгрустнётся, – улыбается он лукаво. – В разумных, конечно, пределах.

(Ах ты чёрт, донесла-таки старуха-процентщица!) Несмотря на подчёркнутую вежливость оборотов речи и учтивые, несколько нарочитые манеры, острые насмешливые огоньки в любой момент готовы вспыхнуть в его тёмных фаюмских глазах. Надо держать с ним ухо востро и не принимать невозмутимого добродушия за чистую монету!

– Простите, как мне вас называть? – спрашиваю я с нотой официоза.

Взгляд его вдруг становится скучным и утомлённым.

– Да как хотите, так и называйте, если уж вам так неймётся. Придумайте что-нибудь на своё усмотрение, вы человек творческий... Только зачем?

– Так уж повелось среди нас, людей, – иметь имя собственное, – говорю я с усмешкой.

– Да забудьте. Вы – не среди людей. Имя – чистая условность, необходимая для проживания в социуме. Чтобы вас могли отличить от других, вам подобных. Идентифицировать. А в нашем случае? Сидим мы с вами друг напротив друга, никого нет и не будет, и какая вам разница, Коля я, Петя или Эдуард Филиппович? Да и вам, когда лежите и размышляете наедине с собой, что за дело, кто вы по паспорту и как вас называли люди.

Я слушаю его, и мне делается не по себе, будто с меня сдирают моё собственное привычное «Я» – как некий невидимый панцирь, и я стою с незащищённой спиной в пустыне, поёживаясь и прикрывая рукой причинное место.

– Не понимаю, чем вы так обескуражены, – говорит он, наблюдая за моим лицом. – Вам предоставлена возможность провести уникальный эксперимент над собой. Нет привычных связей, разрушены стереотипы и условности. Вас же всегда интересовал «человек внефункциональный» – вне семьи, вне ролевых ситуаций, вне системы, без долгов, обязательств и привязанностей – голый и чистый, каким бог создал...

– Откуда вы знаете? – вспыхиваю я.

– Здрасте пожалуйста, – огорчённо разводит он руками, – а анкета, которую вы заполняли перед собеседованием?

Да, действительно, была странная анкета из 163-х пунктов, где вопрос «можно ли сломать дух человека?» запросто соседствовал с вопросом «уклоняетесь ли вы от уплаты налогов?», но про «человека внефунционального» ничего там не было. И тут ужасное подозрение закрадывается в душу: а что, если я у них под колпаком? Меня прослушивают, за мной подглядывают, отслеживают? И я, непроизвольно зажав ладони между колен, шарю глазами по потолочной балке, ища скрытую камеру.

– Помилуйте, – хохочет мой собеседник, поймав мой беспокойный взгляд. – Что ж вы так подозрительны? Расслабьтесь, здесь нет жучков и видео. Всё чисто. Мы не играем краплёной картой.

– Вот как? Стало быть, это игра?

– В каком-то смысле – конечно. И ставка, заметьте, высока.

Несколько секунд мы молча смотрим друг другу в глаза. От него исходит энергия спокойной, умной силы, привычки управлять ходом событий. Такому трудно противостоять.

– Однако, – прерывает он паузу и хлопает себя ладонями по коленкам, – если нет ко мне вопросов, то не смею вас больше отвлекать от работы.

– Постойте, есть одна просьба. Могу ли я гулять, когда захочу, а не по расписанию?

Он задумывается.

– Видите ли, ваш организм должен перестроиться, привыкнуть к определённому ритму. Чтобы режим вошёл в вашу плоть и кровь, стал естественным. Для этого требуется время. Пуповина с тем миром ещё не перерезана. Изменения распорядка на данном этапе нецелесообразны.

Он встаёт, могучий и непобедимый, почти на голову выше меня. Если обрастить его лысую голову буйными кудрями, а голый подбородок обрамить окладистой бородой – натурально, олимпиец Зевс в момент короткого покоя и зыбкого благодушия.

– Кстати, – небрежно сообщает он уже на выходе, – завтра вам предстоит сдать экспертной комиссии наработанный материал. Мы с нетерпением ждём! – И быстро оценив степень моей растерянности, он исчезает за дверью вместе со своей доброжелательной улыбочкой.

Так вот зачем он пожаловал! Чтобы напомнить про взыскующее око неведомых судей, которые уже готовы с лупой изучать мой труд на предмет... как там?.. Эмоционального выгорания? Интеллектуального напряжения?.. (Признаться, тот пункт договора, где говорится о сдаче текста на экспертизу, напрочь выпал у меня из головы). Завтра! Так, между прочим, в дверях, через плечо... Завтра! Подлянка какая, а? Нашли собаку Павлова: они щелкают пальцами, а я, повиливая хвостом, встаю на задние лапы с текстом в зубах! Сщас! Волна негодования нарастает во мне, закручивается белыми гребешками, набирает силу и выплёскивается через край. Да кто они такие, в конце концов, чтобы давать оценочную стоимость моим личным усилиям! Плевать мне на вас! Сосновые половицы постанывают под тяжестью моих шагов. Звериной крупной рысью меряю свою клетку – от стены до стены, и, оказавшись в конце очередного перехода перед переговорником, с размаху жму кнопку вызова. «Слушаем вас», – отзывается механический голос. – «Бутылку минеральной воды! С газом! Сейчас!!». Господи, зачем с газом-то, я ведь не пью с газом... На том конце слышится какое-то шевеление, шарканье, недоуменное перешёптывание, и наконец старческий сварливый голос сообщает: «Минеральная вода-то у вас, извиняюсь, в холодильнике, две бутылки».

Чёрт бы вас всех побрал!

В бессилье опускаюсь на стул возле письменного стола. Подперев голову руками, смотрю на свои исписанные листки, разбросанные по столешнице. Текст сырой, необкатанный, последняя глава зависла... Завтра. Надо сконцентрироваться, сгрести себя по сусекам и скатать в тугой колобок. Глаза выхватывают отдельные строчки, пытаясь отыскать в них зародыш живой жизни. Откуда она вообще берётся – жизнь со святым духом внутри? Так сижу я довольно долго в своих беспросветных потёмках, тыкая ручкой в пустой лист. Но вот внезапно что-то зацепило, сдвинулось в тёмных недрах, слабый родничок пробился сквозь нервную дрожь и затаился в тишине, набирая новую силу. Ещё один робкий подземный толчок – и побежал, побежал-таки по камушкам живой ручей слова.

Впереди целая ночь!

 

– Ну что, коллега, как там Оле? Удалось припугнуть завтрашней комиссией? – поинтересовался делопроизводитель, разливая чай по чашкам.

Крупноголовый не спеша намазывал джемом круассан.

– Думаю, будет носом землю рыть до утра.

– Чует моё сердце, Зиновий, хлебнём мы горя с этим беспокойным экземпляром, – заметил первый, протирая запотевшие очки замшевой тряпочкой.

– Так не впервой, Леонтий, – отозвался другой и облизнул сладкие от джема пальцы.

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за сентябрь 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение сентября 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.