HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Рая Чичильницкая

Женские портреты

Обсудить

Сборник рассказов

На чтение потребуется четыре с половиной часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск
Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 20.07.2014
Оглавление

12. Анечка
13. Чёртово колесо
14. Богадельня

Чёртово колесо


 

 

 

Рая Чичильницкая. Иллюстрация к сборнику рассказов «Женские портреты»

 

 

 

– Ася... Ася... останови колесо... Ася... – потусторонний, почти неузнаваемый, непохожий на себя голос доносился из телефонной трубки, как из глубокой колодезной шахты. – Пожалуйста, останови это колесо, Ася…

– Я сейчас буду у тебя! Не волнуйся, всё будет хорошо!

– Ася... Ася... я так больше не могу... Останови это ко…

… Трубка полетела. Разговор оборвался.

Let's go. Something's wrong with her… she needs help![24]

Please, dont panicmaybe[25] – начал было Алекс, но, натолкнувшись на выражение Асиных глаз, осёкся и резко встал с кресла. – Ok, lets go!

Впопыхах, на ходу натягивая на себя куртки, они ринулись к двери. Лифт, подъезд, машина, несколько промелькнувших кварталов, вход в подъезд. Попытка войти внутрь подъезда. Судорожное нажатие кнопки аутофона: отчаянная токката азбуки Морзе.

Аутофон отвечал молчанием. Дверь в подъезд не открывалась.

I'm afraid something terrible is happening![26] – всхлипнула Ася.

Алекс молча обнял её за плечи.

 

 

*   *   *

 

Они познакомились в 81-м у входа в подъезд многоэтажки, где проживала баба Дора – известная в округе бэбиситерша, присматривающая за большинством эмигрантских детишек, живущих на Беннет авеню, в том числе и за Асиным сынишкой. Ах, сколько их перебывало в двухкомнатной квартирке этой немолодой, неряшливо-грузной одесситки с необъятной грудью и вечно растрёпанными седыми вперемешку с чёрными прядями волосами, один бог знает! Женщина простая, едва в свое время окончившая шесть классов, баба Дора многого в сфере детского воспитания предложить не могла, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Баба Дора могла только присматривать за детишками, пока их мамы где-то вкалывают, ну и на том спасибо. Впрочем, делала она это далеко не за спасибо, и деньги за свои услуги брала по тем временам приличные. Разрешения от города на свой детский сад у неё не было, как и не было никаких страховок «на всякий случай». Рассчитывались с ней только наличными, и налогов с заработков она, естественно, не платила. Так что бабы Дорин бизнес относился к разряду не совсем легальных. Однако родителей, пользовавшихся услугами бабы Доры, это не смущало.

 

– Вот эта та самая новоприезжая, которой нужно помочь, – баба Дора подтолкнула вперед стоящую рядом молодую, несколько сутулящуюся женщину с печальными глазами.

– Лариса, – протянула женщина руку, обнажив в улыбке ряд абсолютно ровных, сверкающих белизной зубов.

«Какая необыкновенная красавица! – подумала Ася. – Похожа на Элину Быстрицкую, если бы та была светловолосой. Такой бы в кино сниматься… вот только очень уж грустная».

От её улыбки, как и от вялого рукопожатия, тоже веяло печалью и какой-то заторможенностью. Или, может быть, заторможенность Ася добавила в свои воспоминания позже, задним числом: она не была уверена… Впрочем, это несущественно…

 

Асин малыш ходил к бабе Доре чуть более года, с четырёх лет. До двух Ася сидела с ним дома, а затем, пойдя учиться, наняла приходящую няню – в прошлом химика по имени Наташа – молодую, фасонистую, курящую и никогда не имевшую своих детей. Конечно же, не самый подходящий вариант, но оказалась она единственной, согласной работать за те копейки, которые Ася могла предложить в то время.

Вначале всё шло вроде бы неплохо, но однажды Ася неожиданно вернулась домой раньше обычного, и выяснилось, что Наташа часами держит её Мишеньку привязанным в коляске, вместо того чтобы он резвился, свободно бегая по парку. Но ведь тогда и она должна была б побегать за ним на высоченных каблуках, а этого ей не хотелось. Так он, бедненький, и сидел сиднем, а она – рядом на скамейке, листая журналы мод, обкуривала его дымом своих элегантно длинных сигарет. Разумеется, Наташа тут же была уволена.

За этим фиаско последовали короткие пребывания в двух детских садиках. Из первого её Мишенька принёс вшей, а из второго – религиозные наставления о том, как правильно мыть руки, приготавливать пищу и зажигать свечи по субботам. И то и другое Асю шокировало.

Уже к тому времени устроившаяся на работу Ася в отчаянии испробовала ещё парочку вариантов, ни один из которых не подошёл. И наконец судьба привела её к бабе Доре, и… как известно, всё познаётся в сравнении… в сравнении с предыдущим, условия у неё оказались наиболее приемлемыми. В то время баба Дора уже присматривала за восемью детьми, к которым потом прибавились ещё двое. Более десяти она старалась не брать: и так повернуться негде. Поэтому баба Дора подчёркивала, что Ларисину девочку берёт она к себе в виде исключения и только из жалости, потому что у неё «очень доброе сердце». И действительно, слыла она женщиной добродушной и сердобольной.

 

Самых маленьких деток баба Дора рассаживала по манежикам и стульчикам, давала им какие-то игрушки – и вперёд. Дошкольников постарше развлекала телевизором и заставляла помогать, присматривая за малышами. А младшеклассников собирала утром в школу, а потом из школы отбирала. Помогал ей в этом муж, деда Лёня: он ходил за продуктами, пылесосил и возил детей на своём стареньком «Бьюике» в школу и из школы.

В прошлом баба Дора родила и вырастила четверых, и много лет проработала детсадовской поварихой, а потому славилась она вкусной стряпнёй и неуёмным желанием всех кормить. Так что своих подопечных закармливала она на убой своими кашками, супчиками, тефтельками, пюре и компотами.

Дети её, уже сами семейные, хорошо устроенные и владеющие собственными домами, жили в престижных районах Нью-Джерси, изредка навещая родителей, и баба Дора не переставала ими хвастаться.

В хорошую погоду выводила она детей гуськом в скверик через дорогу от дома, где они могли кататься на качелях, ездить на велосипедиках и играть в песочнике. В плохую же – сажала всех перед телевизором смотреть мультики до того времени, пока мамы не приходили с работы их забирать. Надо ведь было чем-то детишек занять, пока она хлопотала на кухне.

Мамы же деток, преимущественно одиночки-разводки, вынужденные ишачить допоздна, приходили домой уставшими и издёрганными. Их детки, уставшие от сидения перед экраном, обычно капризничали, и мамы от этого дергались ещё больше. Да и выслушивать каждодневно о том, как повезло бабы Дориным дочерям с замужеством, а её сыновьям – с покупками дорогих домов, в тот момент им было совсем ни к чему. Ну, а в добавок к этому, баба Дора имела привычку подливать масло в огонь: «У меня твой ребенок был просто золото, а как тебя увидел – сразу испортился!». Мамам только это и надо было слышать. Не приходить домой, что ли?!

Периодически, обычно посреди недели и всегда некстати, любила баба Дора неожиданно намекать, что, мол, платят теперь уже таким как она няням больше, а так, за эти деньги ей работать невыгодно. На вопрос: «А сколько вы хотите?» – она уклончиво отвечала: «Ну, сколько твоей совести не жалко», – и потом торговалась за каждый лишний доллар сверх предложенного. Такая у неё была игра. А попробуй в неё не играть, попробуй не заплатить! Работающие мамы чувствовали себя заложницами: с кем завтра оставить ребенка? Выбора у мам не было. Район тот не славился качественными услугами по уходу за детьми. Работать же было необходимо. Вот и платили, скрипя зубами...

Однако, несмотря на такие издержки, баба Дора пользовалась большой популярностью и была, что называется, нарасхват. И то, что Лариса оказалась очередной матерью-одиночкой, а дочка её – рыжеволосая Яночка – новой воспитанницей бабы Дориного доморощенного детсадика, Асю не удивило...

 

 

*   *   *

 

Теплынь. Субботний майский день. Весна в разгаре.

Липы обрамляли Беннет авеню зеленью, расцветала сирень, жужжали шмели. Местный скверик был заполнен детишками. Кошки грелись на солнышке. Соседи судачили у подъездов. Соблюдающие шаббат нарядно одетые американцы возвращались из местной синагоги. Несоблюдающие шаббат «наши» возвращались из супермаркета с переполненными тележками для продуктов. Открывались и мылись окна. Выбивались ковры. Воздух был пропитан запахами цветения, свежевыстиранного белья и масляной краски, и пронизан звуками голосов, криков и шума проезжающих мимо машин.

– Как хорошо! – глубоко вздохнула Ася. – Быть в такой день в помещении – просто грех…

– Да, домой совсем не хочется, – поддержала Лариса, – давайте посидим.

Они нашли себе пристанище на удачно освободившейся скамеечке в углу скверика: там, где потише и можно поболтать. Быстро и естественно перешли на «ты», и Лариса сразу принялась рассказывать о себе.

 

Новоиспечённая эмигрантка из Киева, ещё совсем «зелёная»: ни языка, ни денег, ни опыта здешней жизни. Жила она на скудное наяновское пособие, которое вот-вот подойдёт к концу, и ей необходимо было оформляться на Вэлфер, а значит, требовалось заполнить кучу всяких бумаг и пройти множество собеседований на английском, которого она почти совсем не знала. И в этом, конечно, ей нужна была помощь.

Ася как-то сразу прониклась к ней, этой застенчивой, печальной женщине с мелодичным голосом и мягкими манерами и, конечно же, согласилась помочь. К тому времени сама она уже прилично владела разговорным английским, окончила компьютерные курсы, получила свою первую работу на Уолл Стрит и, разумеется, обладала намного большим опытом нью-йоркской жизни. И с тем, через что сейчас проходит Лариса, Ася была весьма знакома: сама не так уж давно испытала на своей шкуре. Внезапный развод. Малыш на руках. Полное отсутствие средств, языка и профессии. Необходимость выживать и спасать сына. Пособие и унижения перед всеми… Этот временный, тяжёлый и яркий период произвел на Асю неизгладимое впечатление и, казалось, запомнится ей на всю оставшуюся жизнь. При всей благодарности за помощь в кризисную минуту она рассматривала Вэлфер как явление кратковременное, и буквально с первого же дня ей не терпелось вырваться из его зависимости и поскорей встать на собственные ноги.

Так же, похоже, рассуждала и Лариса.

– Вот только закончу курсы языка, научусь печатать и сразу же... – мечтала она.

В общем, сдружились они в одночасье и продружили почти год.

 

 

*   *   *

 

Вначале всё шло хорошо.

Дружба между ними, хотя и несколько односторонняя, доставляла Асе радость. Обе жили относительно недалеко друг от друга, были одногодками и выходцами примерно из одного круга, их дети играли вместе, и ей нравилось, что она уже не нуждается в помощи и сама в состоянии кому-то помочь, будь то деньгами, советом, переводами, моральной поддержкой или ещё чем-то. Делала она это от чистого сердца, искренне, безвозмездно и с удовольствием.

Стремительно пролетела весна, и сразу же, без передышки, летняя, влажная жара овладела городом. Воздух стал тяжёлым от липкой духоты. Повсюду затарахтели вставленные в окна и мало помогающие при такой жаре кондиционеры.

Наступило время каникул и отпусков.

Детей, обитающих на Беннет авеню, обычно вывозили в Катскильские горы на дачи. Там, в старых, полупрогнивших бунгало, отдыхали они в те годы со своими бабушками и бэбиситерами, как, впрочем, и большинство детей «русских» ньюйоркцев. Там детей откармливали гречкой и макаронами, но зато они целыми днями бегали на свежем воздухе, до пупырчатой синевы купались в бассейнах, и это шло им на пользу. А их нагруженные сумками родители навещали детей по выходным, и это тоже давало им передышку от удушающей жары. Худо-бедно, в тех местах хоть можно было нормально дышать.

 

Отправили туда и бабу Дору с её питомцами. По субботам Ася с Ларисой как-то добирались к ним на автобусе: машины ни у одной из них не было. Навьюченные, как ослы, они с трудом дотаскивали детям бельё на перемену и что-то вкусненькое. Яночка, любящая сладкое, удовлетворялась конфетами. С Мишенькой было посложней: он просил котёнка, а Ася объясняла, что сначала он должен подрасти и стать ответственным, чтоб за этим котёнком ухаживать. Приходилось удовлетворяться игрушечными машинками.

С конца июня Лариса – уже на Вэлфере – начала ходить на курсы английского, куда её направили. Она надеялась, что по их окончании её пошлют ещё на какие-то курсы, где она сможет приобрести новую, ходкую специальность, например, выучиться на keypunch operator или, может быть, даже на компьютерного программиста, как Ася… а там, примерно через годик, ей, возможно, удастся устроиться на приличную, более оплачиваемую работу. Вот только б осилить учёбу…

– Конечно, осилишь, – подбадривала Ася, – ты ж ещё совсем молодая… ну, и я чем смогу помогу.

С деньгами Ларисе теперь стало немного легче: вэлферное пособие оказалось получше наяновского, и давали его матерям-одиночкам, пока ребёнку не минет двенадцать лет. Дамоклов меч потери средств существования, висевший над её головой, испарился. Казалось бы, жизнь налаживается.

Однако с этим было вскоре покончено.

 

– Не даётся мне этот язык, ничего не запоминаю, – жаловалась она, а потом и вовсе перестала посещать курсы. – А, ладно, обойдусь и так…

И действительно, в те годы можно было обойтись и без английского. Подрабатывать где-то на cash[27], убирать или присматривать за детьми, а то и вообще не работать, сидеть в скверике на скамеечке, лузгать семечки и точить лясы с соседками: благо, держали тогда на пособии долго, пока дети не подрастут, и можно было не торопиться… а там, гляди, и чего случится со здоровьем или годы подойдут, и можно сразу на SSI, Medicaid и прочее.

Такое было объяснимо, когда на это шли люди постарше, которым мало что светило в смысле устройства на работу и карьеры, но чтобы молодую, физически здоровую красавицу устраивал такой образ жизни, этого Ася в то время осознать не могла.

 

Наступила осень.

Однажды Лариса попросила Асю написать письмо: у нее резко ослабло зрение, и писать, особенно вечерами, стало трудно. Ася, понятно, согласилась: писать она всегда любила.

Письмо было адресовано бывшему мужу, отцу Яночки. Лариса рассказывала, диктовала, а Ася литературно обрабатывала и записывала.

В тот день она узнала кое-что новое о Ларисином прошлом, и это её озадачило.

Услышала о том, как Лариса и её муж горячо и страстно любили друг друга… как они стояли, обнявшись на вокзале, и их не могли оторвать друг от друга… как он поклялся обязательно приехать, как только сможет, чтоб она в этом не сомневалась… и ещё многое на ту же тему. Захлёбываясь обожанием, Лариса не переставала говорить о любимом муже.

– Вот он, мой Лёвочка! Посмотри, какой он красавец!

С маленькой нечёткой фотографии на Асю смотрел бледнолицый большелобый мужчина лет тридцати пяти, с рыжими, как у Яночки, курчавыми волосами, тонким носом и округлыми глазами. Что-то было в нём от филина, и назвать его красавцем Ася никак не могла.

– М-да, большой лоб… видно, что интеллигентный, – сказала она.

– Ещё какой интеллигентный! А какой он умница… – исходила восторгом Лариса. – У него вся семья такая… Папа математик, мама профессор… Правда, они нас не любили… ни меня, ни Яночку, наговаривали, хотели разлучить, – она внезапно погрустнела. – Наверное, поэтому он нам не пишет.

В общем, послание, адресованное бывшему мужу, получилось весьма длинным и любовно-лирическим, и полная благодарности Лариса была им довольна. Отправленное тем же вечером, письмо это, однако, осталось без ответа. Так же, как и последующие, сочинённые подругами, всё более душераздирающие письма…

 

Ася не могла себе представить, как после такой необыкновенной любви он мог не ответить?! Как мог отправить её одну, беспомощную, с ребёнком, за океан, где их никто не ждал?! Как мог оставить своих любимых жену и дочку без хоть какой-либо поддержки?!

Лариса же его защищала и продолжала отправлять остающуюся без ответа отчаянную корреспонденцию.

Наконец, Ася не выдержала.

– Зачем ты ему пишешь? Он всё равно не ответит. Постарайся забыть…

– Я перед ним очень виновата, – с натугой произнесла Лариса. – Он не должен был с нами быть. И перед Яночкой я тоже виновата.

Фраза показалась странной, но Лариса объяснять ничего не хотела, и тема на этом закрылась. Больше писем они ему не писали.

 

Зато вскоре пришло письмо от её матери, и Лариса, ссылаясь на слабое зрение, попросила Асю прочесть его вслух.

Письмо, как бы делившееся на три части, Асю поразило. Создавалось впечатление, что оно писалось двумя разными людьми. В то время как его начало и конец отличались хорошим слогом и были изложены на редкость грамотно и логично, середина письма – сплошная нелепица и поток сознания – представлялась написанной совершенно другим человеком.

– Мама не совсем здорова. Она заболела, оттого что папа ушёл от нас, – отреагировала на недоумение подруги Лариса. – Она его так любила, так любила…

По её предыдущим скупым рассказам Ася уже знала, что мать её в прошлом преподавала литературу в каком-то техникуме, что отец их оставил неожиданно и беспричинно, и что старший брат, виня мать и сестру в уходе отца, относился к ним очень плохо.

Со временем детали несколько менялись и добавлялись вызывающие возмущение подробности.

Оказалось, что мать заболела после вторых родов, и отец ушёл не сразу, а когда Ларисе было пятнадцать, и что вернувшийся к тому времени из армии брат был так расстроен уходом отца, что начал над обеими женщинами издеваться, вплоть до жестокого рукоприкладства.

Асю это шокировало. Бить мать?! Сестру?! В приличной интеллигентной семье?! Где это видано?

Чем больше история обрастала деталями, тем непонятней она ей представлялась.

 

Прошло несколько месяцев, и Ларису познакомили с молодым человеком, который, как и большинство других мужчин, увидевших её, сразу в неё влюбился. Влюбилась в него и Лариса, а влюбившись, выпала на время из Асиного поля зрения.

От бабы Доры Ася получала каждодневные отчёты о том, как Ларисе повезло, как её ухажер уже две недели приезжает на своём новеньком автомобиле, как он забрасывает её цветами, как возит её повсюду, дарит ей подарки и, что главное, как хорошо он относится к Яночке.

Однажды вечером Лариса появилась на пороге Асиной квартиры. Она порывисто обняла подругу:

– Асенька, а вот и я! Прости... хотела позвонить, забежать, но… Всё происходит так быстро… Я так счастлива! Не обижайся… Я выхожу замуж! Порадуйся за меня… Смотри, вот! – Она выставила руку, на безымянном пальце которой сверкало алмазное колечко.

Ася её поздравила:

– Я очень за тебя рада!

Лариса широко улыбнулась, блеснув белизной зубов, плюхнулась на стул и принялась рассказывать. Из её облика полностью исчезла печаль: она сияла радостью и строила планы совместного будущего. Глаза её искрились и сверкали. Голос вибрировал от возбуждения. И Ася ещё раз восхитилась красотой подруги…

 

– Ах, какой он чудесный... мой Толик! – захлёбывалась словами Лариса. – Я так счастлива, так счастлива! Наконец-то дошла и моя очередь на что-то хорошее, наконец-то и мне повезло в этой жизни, – повторяла она снова и снова. – Теперь всё у нас пойдёт по-другому, теперь всё у нас будет прекрасно!

Действительно, по её рассказам в том молодом человеке было всё, о чём можно было мечтать, особенно недавней эмигрантке, матери-одиночке: он и устроенный, он и заботливый, он и отца ребёнку сможет заменить.

– Ты знаешь, это судьба! Всё у нас произошло так неожиданно… и само знакомство как будто кем-то запланировано… а потом всё понеслось, закрутилось в стремительном, может быть, даже слишком быстром темпе… Не могу поверить своему счастью… Неужели меня действительно кто-то любит?! Знаешь, Толик знакомит меня завтра со своей мамой, а мне нечего одеть: одолжи мне что-нибудь.

Ася полезла в свой шкаф и вынырнула оттуда со своим самым нарядным платьем:

– Вот, померь, надеюсь, подойдёт.

– Ну как? – Лариса выглядела ослепительно. Зелёный шёлк гармонировал с её светлыми волосами и огромными серо-зелёными глазами.

– Лор, ну ты и впрямь как голливудская звезда!

– Да? Ты думаешь, им это понравится?

– Ну как такое может не понравиться? Ещё как понравится!

– Знаешь, я так волнуюсь… хочу, чтоб всё было хорошо: мне очень важно… я ведь Толика так люблю!

– Всё будет хорошо, не сомневайся, – уверила её Ася, – завтра расскажешь, ладно?

 

– Ну вот, наконец-то будет у ребёнка отец, – прокомментировала баба Дора. – Лариса молодец! Тихоня тихоней, а ведь знала, как нужного мужчину закрутить. Ну, а ты когда со своим хахалем распишешься? Твой малой ведь тоже растёт без отца… не помешало бы…

«Не ваше это дело», – хотела отрезать Ася, но, не поддавшись искушению, только улыбнулась. – Мы с Алексом еще не готовы.

– Я тебя умоляю, «не готовы»... – закатила глаза баба Дора, – ты просто не умеешь... вот, учись у своей подруги!

 

Несколько дней от Ларисы ни слуху ни духу. Ещё через день-другой они столкнулись в супермаркете.

– Ну, чего ж ты не позвонила? Рассказывай… что было? Как тебе его мама?

– Плохо, – потухшим голосом пробормотала Лариса. – Никакой свадьбы не будет. Мы с Толиком разошлись.

– Как?! Что случилось?!

– Мама его – ведьма. Она своим невесткам на фотографии ножницами глаза выкалывает. Она и мне будет тоже выкалывать. Но я её сразу раскусила. А он на её стороне и говорит, что я выдумываю.

– Какая ещё ведьма? Какие ножницы? Зачем это ей надо глаза выкалывать?

– Как зачем, а чтобы невестки во всём её слушали… Ты что, мне тоже не веришь? Думаешь, я придумываю?!

Понимая, что Лариса расстроена, больше ни о чём Ася её не расспрашивала.

 

 

*   *   *

 

Наступила зима.

Виделись они теперь реже. То детки их болели, то ещё чего происходило. Общались, в основном, по телефону, да и то не так часто, как раньше. Лариса перевела Яночку в иешиву, и теперь сама отправляла её утром на занятия и после забирала из школы. Услугами бабы Доры она пользовалась теперь лишь изредка.

На работе у Аси царил непрекращающийся аврал, частые проблемы – production problems – они всегда случались по ночам, и ей надо было срочно вызывать такси и мчаться в офис, чтобы выяснить, что произошло, и исправить. В те времена ещё не было технической возможности делать это на расстоянии, из дому: личных компьютеров не существовало.

Приходилось выпрыгивать из тёплой постели, напяливать что-то на себя и быстренько, вызвав машину, лететь через полупустой Манхэттен на другой конец в офис, где она работала. А там, в облаке сигаретного дыма и окружении других «ночных птиц» – её усталых коллег и нервозно дышащих в спину начальников – сидеть перед чёрно-зеленым экранчиком, поглощая чашку за чашкой горького кофе и лихорадочно стуча пальцами по клавиатуре, изменять программный код, надеясь, что это устранит проблему. Устранить же её было необходимо до утра, и чем быстрее, тем лучше. Ведь всё остановилось и теперь стояло, ожидая разрешения проблемы, и каждая минута простоя потенциально выливалась в миллионы долларов. А потом, часто моргая покрасневшими, иссушенными от дыма и яркого дневного света глазами, просматривать горы репортов и проверять, проверять результаты, удостоверяясь в том, что все цифры правильно выпечатались и суммы между собой сошлись, и объяснять менеджменту, что и почему произошло.

 

Программистом Ася в те годы была начинающим, неопытным, в себе неуверенным, и страшно боялась потерять свою первую, такую ценную для неё работу, для получения которой потратила она столько усилий и так упорно занималась, набивая свою голову непонятной технической терминологией. Как много бессонных ночей провела она в зубрёжке, заучивая всё подряд и не имея понятия, что из этого могут спросить на интервью! Как сложно ей было играть роль, делая вид, что она что-то знает, хотя никогда в жизни до этого компьютера близко не видела и ни одной программы толком не написала! Ася даже была готова поступиться своими принципами и солгать, рассказывая легенду о своём «рабочем опыте»... только бы заполучить эту заветную работу! Заполучилась же она достаточно легко, в первом же месте, с первого же интервью, и лгать, к Асиному огромному облегчению, не пришлось: предыдущий опыт не требовался. Оказалось достаточным без запинки ответить на ряд стандартных IBM-овских вопросов – зубрёжка пригодилась – а денег предложили даже больше, чем она могла себе представить в самой дерзкой фантазии!

Взяли Асю на должность trainee, и она, в своей наивности, приготовилась к тому, что будут её обучать. Но этого не произошло: полгода никто к ней не подходил, а просто платили зарплату, ничего не требуя. А потом повысили в должность программиста, и… вот тут и началось! Навалилось, закрутилось, поехало… и кончился для неё покой. Только тогда Ася по-настоящему поняла, насколько курсы, которые она окончила, ничему толком не учили; насколько вбитая ею в голову информация ничего не значит без практики; насколько она ничегошеньки не знает! Большинство ею зазубренного так и осталось ненужным балластом...

А также поняла она, что такое настоящий стресс. Каждая допущенная ошибка, каждая неразрешённая вовремя проблема могли стать поводом для увольнения и поэтому повергали её в полуобморочное состояние. Нервы были на пределе. Руки дрожали. Из головы вылетали даже те скудные, непрочные знания, которые там уже осели. Каждый ночной вызов был пыткой.

Где-то примерно к полудню ажиотаж стихал, страсти успокаивались, допросы заканчивались и можно было отправляться домой досыпать. Благо, что компания оплачивала такси в обе стороны. Но что было делать с ребёнком, когда посреди ночи раздавался звонок?

Лариса не раз предлагала:

– Оставляй его у меня. Я присмотрю.

Но как можно знать заранее, в какую именно ночь прозвучит треклятый звонок?! Да и потом было что-то ещё, тогда необъяснимое, что останавливало Асю от того, чтоб воспользоваться предложением подруги.

Оставался единственный выход. На помощь – за деньги, разумеется, – приходила живущая по соседству баба Дора, за что ей и огромное спасибо. «Каково было бы мне, если б она не выручала?» – часто приходило Асе на ум.

 

 

*   *   *

 

Что и говорить, зима в тот год выдалась очень тяжёлой, с непредсказуемой экстремальной погодой: лютые морозы и снежные метели, перемежающиеся с весенней теплынью… вот-вот зацветёт… как одеться, непонятно… день на день не похож. Все это сказывалось, конечно, и на транспорте, и на здоровье людей, ну и, соответственно, на их настроении тоже…

Ася уже какое-то время наблюдала в Ларисе изменения в характере и поведении. Изначальная мягкость уступила место настырности, печаль – озлобленному недовольству, а мелодичность голоса – раздражённой интонации. Странности, казавшиеся вначале слишком мелкими и незначительными, чтобы заострять на них внимание, со временем набирали силу и частоту, и не реагировать на них становилось труднее. Всё чаще в Асин адрес неслись претензии, обиды и необоснованные упрёки. Всё чаще Лариса ревновала Асю к другим и другому: к Асиным родным, друзьям, бойфренду, работе, свободному времени, знанию английского языка, покупкам нового платья. Всё чаще она бомбардировала Асю требованиями помощи, затем, чтобы только отказаться от предложенного, а чуть позже поплакаться об отсутствии близкого человека, который хотел бы ей помочь.

– Почему же ты отказала мне? Я же предлагала свою помощь… – удивлялась Ася.

– А значит, не так предлагала, – усмехалась Лариса, – не достаточно искренне. Я всех вижу насквозь, Асенька. Да это и понятно… Как ты можешь мне помочь? Ты ведь не такая, как я, у тебя всё хорошо, а у меня… – её красивые глаза застилались слезами.

«Вот видишь, у меня этого нет, а у тебя это есть… это несправедливо», – стало лейтмотивом их отношений.

Да, Лариса явно завидовала, но ведь не от хорошей жизни…

 

«Бедная, как ей должно быть одиноко и трудно», – жалела подругу Ася, продолжая всячески помогать и не реагировать на Ларисины выпады. Иногда она пыталась Ларису подбадривать, но чаще уже просто молчала, потому что видела, что её подбадривания не помогают. Разговоры с Ларисой стали походить на попытки надуть продырявленный воздушный шар и полностью обесточивали Асю. Масса энергии, затраченная ею на эти попытки, себя не оправдывала. Она полуночничала с Ларисой, накачивая её своей моральной поддержкой и утешением, и радовалась, когда та будто бы начинала приходить в себя. Но за ночь, очевидно, что-то происходило: накаченный Асей дух, просачиваясь через какую-то невидимую глазу дырочку, полностью выветривался, и на следующий день всё возвращалось на круги своя.

Это повторялось почти ежедневно, и к февралю Ася, уже здорово вымотанная такой рутиной, чувствовала себя на пределе.

– Я больше так не могу, – оборвала она как-то очередной поток Ларисиных упрёков. – Что-то не получается у нас в последнее время… вместо дружбы сплошные разборки и мучения, а почему, непонятно. Не моя это вина, что у тебя такая тяжёлая ситуация. Я искренне стараюсь помочь, но моя помощь не так воспринимается. Мне это надоело. Я желаю тебе всего самого лучшего, но… В общем… давай закончим.

– Асенька, родная, прости меня… я виновата, я не знаю, почему я так себя веду… ты ведь единственная родная душа здесь, на чужбине, у меня с Яночкой никого, кроме тебя, здесь нет, – расплакалась Лариса. – Я же тебя так люблю, поверь мне: ты мне как сестра, даже ближе, намного ближе… – Она кинулась Асе на шею и принялась её целовать. – Асенька, не отдаляй нас, пожалуйста! Не оставляй меня одну! Я не выдержу без нашей дружбы!

Они стояли на углу обочины под светящимся фонарём. Ларисины плечи подрагивали от рыданий, и Ася опять переполнилась к ней жалостью.

– Я хочу с тобой дружить... просто мне очень трудно…

– Обещаю, обещаю, Асенька, я больше никогда не буду… Ты права... это я… прости меня… Уверяю тебя, начиная с этой минуты всё будет по-другому… Только дай мне ещё один шанс…

– Хорошо, я тебе верю… забудем о том, что было, – сказала Ася, и они обнялись.

 

 

*   *   *

 

Ничего, однако, по-другому не стало, и забыть надолго не получилось.

То есть первые две недели Лариса явно старалась и как-то себя сдерживала, но потом всё очень быстро вернулось на старые рельсы. Лариса опять ревновала и упрекала, а Ася винила себя за слабость, неумение поставить точку на их болезненных отношениях и за свою наивность.

«И как я могла так попасться, как могла поверить её обещаниям? Она же мной просто манипулирует... – думала она. – Впрочем, скоро этот кошмар, наверное, закончится».

Дело в том, что в ту субботу баба Дора справляла свой день рождения в брайтоновском ресторане «Одесса», и Ася была приглашена. Получила приглашение и Лариса. Ася, собирающаяся прийти с Алексом, предчувствовала дальнейшее. Она была уверена, что Лариса что-нибудь обязательно ей скажет, как-то уколет, попрекнёт более шикарным нарядом, американским бойфрендом, которого у той нет, или ещё чем-то. Она заранее решила, что будет избегать Ларису насколько возможно, но если же они всё-таки столкнутся, то выскажет, выдаст той всё, что у неё накипело! А если та опять начнёт плакать, то уже больше ни за что не поверит её крокодиловым слезам, не простит и не даст никаких шансов. Всё, с неё хватит, сыта по горло!

От предчувствия того, что через несколько дней их мучительным отношениям наступит конец, Ася испытывала определённое облегчение. Однако этому не суждено было случиться.

 

 

*   *   *

 

Тем вечером неожиданно раздался звонок.

Aлекс, ответивший на него, протянул Асе трубку:

I can’t understand.[28]

Wonder who that might be. Hello...[29] Алло... кто это?

– Ася... Ася... останови колесо... Ася... – потусторонний, почти неузнаваемый голос доносился из телефонной трубки, как из глубокой колодезной шахты. – Пожалуйста, останови это колесо, Ася…

«Боже мой, неужели опять?! И чего она от меня хочет?!» – разозлилась Ася.

– Лариса, это ты? Что случилось?!

– Ася... Ася... Я больно… мне очень плохо, Ася...

Раздражение сменилось сочувствием:

– Что с тобой, Лариса? Что у тебя болит? Есть температура?

– Ася... Ася... Я больна… мне очень плохо, Ася...

– Ладно, я буду у тебя через пару минут… Ларис, повесь трубку, я уже бегу…

Ася опустила трубку на рычаг.

Alex, I’ll run out to see what’s wrong with my friend. I think she’s unwell and needs my help. I’ll be back as soon as I can, ok?[30]

Oh, c’mon baby, she’s a big girl and will be fine without you… probably has some flu bug that’s going around… no big deal…[31]

Телефонный звонок прервал его рассуждения.

– Ася... мне очень плохо, Ася...

– Я же сказала, что уже выхожу, не волнуйся… дай мне только одеться…

– Ася... Ася... Зачем ты это делаешь, Ася... что мы тебе с Яночкой плохого сделали?.. Пожалей нас, Ася... останови это колесо…

– Что за колесо?! Что ты такое говоришь?!

«Бредит… наверное, у неё жар», – подумала Ася.

– Колесо... оно вертится, вертится... только ты его можешь остановить... почему ты не хочешь нам помочь?! Почему ты хочешь нас убить?! Я ведь про тебя всё знаю! Как ты все про нас записываешь в свою чёрную книжечку… Выкинь, выкинь её, пожалуйста, Ася, я тебя умоляю…

– Хорошо, дорогая, не волнуйся, я всё сделаю, как ты хочешь… вот сейчас приду к тебе, и мы всё уладим вместе. Видишь, я уже выбрасываю ту черную книжечку…

– Какую книжечку? А у тебя нет никакой книжечки.

Ася опустила трубку. Сердце её колотилось, в висках стучало, к горлу подступил судорожный комок страха.

Alex, come with me, please! She sounds weird and I may need your help...[32]

Она надела сапоги, схватила сумку… ключи, кошелёк…

Резко затрезвонил телефон.

– Не смей к нам приходить! Я не хочу тебя видеть! Не впущу тебя, не открою тебе дверь, не дам тебе нас убить…

– Хорошо… только не волнуйся…

– Ася... Ася... я так больше не могу... останови это коле…

…Трубка полетела. Разговор оборвался.

Let's go. Something's wrong with her… she needs help!

Please, dont panicmaybe – начал было Алекс, но, натолкнувшись на выражение Асиных глаз, осёкся, резко встав с кресла. – Ok, lets go!

 

 

*   *   *

 

Наконец им повезло, кто-то из жителей дома открыл своим ключом парадную дверь, и Ася с Алексом, проскользнув за ним, оказались внутри. Ещё минута в стареньком, дребезжащем лифте, и они стояли перед распахнутой настежь дверью в Ларисину квартиру. В квартире никого не оказалось. Они вышли в коридор, не зная, что им теперь предпринять.

В противоположном конце коридора отворилась дверь. На пороге стояла Лариса, бледная и нетипично гладко зачёсанная.

– Лора, как ты?! – бросилась к ней Ася.

Лариса резко отшатнулась. Лицо её с заострившимися, жёсткими чертами лица и несвойственно пустыми, смотрящими в одну точку глазами напоминало маску. В немигающем взгляде вместо обычной печали застыло напряжённое спокойствие. Однако в остальном больной она не выглядела.

– Уходи! Как ты посмела сюда прийти? Я не желаю тебя больше видеть! Ты нам враг! Я тебя ненавижу!

Взгляд ее был полон злобы.

– Вы, наверное, та самая Ася, да? – На порог вышла хозяйка квартиры. – Идите-ка, милочка, себе домой, пока я полицию не позвала. Ларисе ваша помощь не нужна. Как-нибудь обойдётся без ваших таблеток!

Дверь резко захлопнулась.

«Боже мой, что происходит?! Полный абсурд! Что она такое говорит?!»

Listen Alex, they both are mad! We need to do something! Let’s call 911… take her little girl with us...[33]

How? Why? What right do we have? It’s illegal. We’ll be occused of kidnapping. And what will you tell the police? She looks calm, does nоt behave crazy or threatening… you don’t like something that she’s saying? Well, that’s not a good enough reason.[34]

Ася знала, что он прав…

 

В эту ночь она не сомкнула глаз. Сердце давила тяжесть, в ушах звучал Ларисин голос, в мозгу перетасовывались странные слова: «чёрная книжечка»… «останови колесо»… «обойдётся без ваших таблеток»…

«Нет, что-то там явно не в порядке. Следовало не слушать Алекса, а забрать ребёнка: взять в охапку и унести».

Ася переживала, плакала и корила себя… а что, если… Предчувствия, страхи, сомнения раздирали ночь в клочки.

Утром первым делом к телефону – звонить Ларисе. Длинные гудки, никто не берёт трубку. «Только не надо паниковать», – сказала она себе. – «Может быть, она ушла посадить Яночку на школьный автобус или пошла в магазин? Может быть, всё в порядке, а я просто преувеличиваю и даром нервничаю?»

Ася побежала в душ.

– Дура я впечатлительная, придумываю всякое, – бормотала она, ёжась под тепловатыми струями, – ещё опоздаю на работу.

Опаздывать сегодня было нельзя. Последняя пятница месяца: именно сегодня в production шла система, за которую она несла личную ответственность, и если что-то не так… Асю ожидали напряжённые 24 часа, и она порадовалась тому, что накануне оставила сынишку у бабы Доры с ночёвкой: хоть сейчас не нужно время тратить на его сборы.

 

День действительно выдался на редкость напряжённый, и его нервотрёпная суета полностью перекрыла Асины волнения и мысли о Ларисе. Успела только звякнуть бабе Доре, чтоб узнать, как там её мальчик, и попросить подержать его ещё эту ночь: вдруг что-то случится и её вызовут…

Поздно вечером, как-то дотащившись домой и содрав с себя одежду, Ася упала на кровать. «Ой, только бы не позвонили...» – подумала она, проваливаясь в сон.

К счастью, ночь прошла спокойно. Асина система сработала, и обошлось без аврала и полуночных звонков. Утром проверили репорты, и тоже… всё выпечаталось и сошлось. Разумеется, остались маленькие шероховатости, которые надо будет выправлять, но это так... мелочь, косметика… не горит.

«Вот повезло, – ликовала Ася, – ведь так редко случается, чтобы в первый раз запускалось в production – и всё в порядке!»

Окрылённая удачей, она поспешила к бабе Доре.

 

 

*   *   *

 

Мишенька встретил её в коридоре, как всегда побежав навстречу, прямо в её распахнутые объятья.

Ася прижала его к груди, зацеловывая мягкие шелковистые кудряшки. Боже, как же она по нему соскучилась! Как ей мечталось побыть с ним подольше вдвоём, чтобы не надо было вечно спешить, торопиться, нервничать, что опоздаешь куда-то или не успеешь что-то сделать! Хотелось просто быть с ним, кормить самой его завтраком, а после играть в скверике, катать его на качелях, рассказывать ему свои любимые сказки и слушать его очаровательный лепет… И чтобы не надо было каждое утро проходить через сердцераздирающую сцену расставания и силой расцеплять обвивающие её ноги ручонки, видеть его слёзы, слышать бабы Дорины обманы, усылающие его в другую комнату за чем-то, чтобы Ася могла поскорее незаметно убежать. По дороге на работу она представляла, как он возвращается из той комнаты, куда его отослали, надеясь увидеть её, свою маму, и как, наверное, плачет, увидев, что её там уже нет.

«Да что ты переживаешь?! Не бери себе в голову: он ещё маленький! Ничего, забудет», – так считала баба Дора и многие другие.

Но Ася продолжала «брать в голову» и переживать. Дети, даже очень маленькие, не забывают, когда их обманывают взрослые, даже когда они об этом и не говорят. Это только кажется, что они со временем забывают: взрослым просто так удобней думать… приглушает их чувство вины. Ася судила по себе: она прекрасно помнила, как обманывали её в детстве. Боль и разочарование от этого, хоть и в приглушённом виде, не на поверхности сознания и не мучительные, всё же остались навсегда.

Да, она прекрасно знала об этом, но что же делать, если жизнь складывается так, что обман становится необходимостью? Необходимостью во имя лучшего для обманутого ребёнка?! Или это «лучшее» совсем даже для него не лучшее? Может быть, это просто проявление нашего собственного эгоизма, а мы, родители, только утешаем себя, считая, что это и есть то самое лучшее? К сожалению, далеко не всегда получается так, как бы хотелось, и не всегда есть возможность дать ребёнку то, что ему хочется. Вот, например, даже такая мелочь… Мишенька упрашивает завести котёнка, и она б – с удовольствием, но в их доме животных держать запрещено. А жаль, детям ведь было бы так полезно общение с какими-то живыми существами, зачастую гораздо полезнее, чем общение с себе подобными. Однако что поделать, если в их доме такие правила? Нравится, не нравится, а приходится соблюдать… Или искать себе другое, более подходящее место жительства.

 

– Мам, а что ты мне принесла?

– Ничего, сыночек, не принесла в этот раз.

Обычно она приходила домой с какой-то маленькой игрушкой, шоколадкой или ещё чем-то, но в этот раз, замотавшись с работой, ничего купить не успела и пришла с пустыми руками.

А-а-а… ok... – мальчик, тут же утратив интерес, вырвался из материнских объятий и побежал досматривать мультики.

«Напрасно я его к этому приучила... теперь он радуется не мне, а моим подаркам, – расстроилась Ася. – Всё, надо это дело прекращать!»

– Ну, наконец-то! – В дверном проёме появилась чем-то явно огорчённая баба Дора.

– Что-то случилось? Малый не слушался?

– Ты что, не знаешь?! Тут такое вчера было… бедная Лариса…

– Боже мой! Я же накануне её видела… ей было плохо… А как Яночка?! Она в порядке?!

– Да, вроде… – баба Дора прослезилась.

Вперемешку с её всхлипываниями на Асю посыпались подробности прошедших суток.

 

Оказалось, что на следующее утро, после того, как Ася с Алексом ушли от Ларисы, та отправила Яночку в школу с соседским ребёнком-одноклассником, а спустя несколько часов, с кухонным ножом в руках, полуодетая, невменяемая явилась туда и, ворвавшись в Яночкин класс, пыталась её убить! Еле девочку вырвали из не по-человечески сильных материнских рук. К счастью, порез был несерьезным, но вид крови вызвал истерику у детей и молодой учительницы. На их крики тут же прибежали. Кто-то попытался схватить Ларису, кто-то побежал вызывать полицию. В переполохе Ларисе удалось убежать. Растрёпанная, в одной ночной рубашке, с окровавленным лезвием в руке и с воплями: «Я убила своего ребёнка! Колесо остановилось! Я убила своего ребёнка!» – она бежала по проезжей части улицы… прямо под автобусные колёса, однако чудом осталась живой и невредимой, так как водителю удалось вовремя затормозить. Конечно же, увезли её, бедную, в психушку, а Яночку забрали в приют. Соседи, вот, собирают для неё пожертвования. Ходят слухи, что она серьёзно и давно не в себе… шизофрения в тяжёлой форме... и ещё неясно, унаследовала девочка или нет...

Ужас холодной склизкой змеёй ползал по Асиному существу. Как же такое могло случиться? Как могла она продружить год, ничего не понимая в человеке, с которым дружила? Как можно быть такой слепой? Ужас этот окреп, когда она подумала, что, если Лариса была в состоянии такое сделать своему ребёнку, то что бы она могла сделать её Мишеньке! Особенно, учитывая, что Лариса обвиняла Асю в своих несчастьях…

 

 

*   *   *

 

Ася застыла, услышав доносившийся из телефонной трубки знакомый голос. Лариса звонила из больницы и просила, чтобы Ася её навестила:

– У меня никого, кроме тебя, нет. Я здесь так одинока. Ты одна у меня. Приди ко мне, пожалуйста, я тебя прошу.

Она звучала достаточно спокойно, и… ну, как же не навестить?

После работы Ася с букетом любимых Ларисиных цветов зашла в больницу проведать подругу. Лариса в голубом больничном халатике и спущенных носках, медленно шаркая, гуляла по коридору отделения и, завидев Асю, остановилась, как вкопанная. Подойдя поближе, Ася отметила, что Лариса носит очки, но выглядит неплохо, хотя и несколько заторможенно.

Её блестящие, с расширенными зрачками глаза, смотрели сквозь толстые стёкла очков с каким-то детским изумлением.

Выдавив из себя улыбку, Ася протянула цветы:

– Здравствуй! Ну, как ты? – она было потянулась навстречу с намерением обнять подругу, но тут же себя остановила.

Оставаясь неподвижной и с тем же выражением в глазах, Лариса продолжала молча, в упор смотреть на гостью, как бы её не узнавая. Ася не знала, что сказать. Неудобное молчанье затягивалось.

– Что ты здесь делаешь? – наконец монотонно тусклым голосом спросила Лариса. – Зачем ты пришла?

– Пришла тебя проведать… ты ж мне звонила вчера и…

– Ничего не помню. Это не я звонила. Я никого не хочу видеть. И эти цветы… у них ядовитый запах… Ты их специально принесла, чтоб меня отравить?

Она звучала, как робот, и Асе сделалось не по себе.

– Ладно, ты права, я лучше пойду: забегу в другой раз, – сказала она.

Ася шла по коридору и плакала.

Лариса осталась на том же месте.

 

 

*   *   *

 

В разговоре с Асей Ларисин врач подтвердил диагноз: наследственная параноидальная шизофрения.

– Необходимо постоянно быть на лекарствах. Тогда, возможно, она сможет воспитывать ребёнка. В противном случае, прогноз невесёлый: ухудшение состояния, срывы, психиатрическая больница, лишение материнских прав. К сожалению, обычная история.

Оказалось также, что госпитализирована Лариса не впервые: со времени прибытия в Америку это уже третий раз, но лекарств не принимает, и вот результат. А что было там, до того? А кто знает… истории болезни нет, рассказы её путанные, толком не понять.

– В общем, подруга ваша хронически больна, и это очень серьёзно: ей надо быть на постоянном учёте, под наблюдением психиатра, – сказал он. – Ей очень будет важна ваша моральная поддержка после выхода из больницы. А пока она ещё не в порядке, лучше вам воздержаться от посещений… лекарства должны подействовать недельки через две: тогда и навестите.

Ася, которой теперь многое объяснилось, это понимала. Например, она поняла, что Ларисина мать была больна тем же, и что поэтому Ларисин отец, когда болезнь начала проявляться также и в дочери, не выдержал и ушёл. Поняла она и Ларисины слова о своей вине перед её любимым мужем, от которого, возможно, скрывала свою болезнь, а также – о вине перед Яночкой, которую она родила, несмотря на то, что не имела права с такой наследственностью рожать. В общем, ей стало понятней, почему он, не выдержав ситуации, отпустил их одних на чужбину и почему не отвечал на письма.

Однако остались и неясности… Например, а был ли муж и их безумная любовь вообще или Лариса это всё придумала? И почему брат её так жестоко с ними поступал? Не выдержал стресса от ненормальности окружения? Сам был не вполне нормальным? Или… может, это тоже всё выдумка, плод больного воображения?! Его жестокость или даже он сам? Не ясно было также, как Лариса, будучи такой больной, смогла попасть в Америку, ведь до приезда все проходили проверку, в том числе и психиатрическую, и людей с таким диагнозом, по идее, впускать в страну не должны были.

 

 

*   *   *

 

Через пару недель, предварительно проконсультировавшись с Ларисиным врачом, Ася решилась на второй визит. В этот раз без цветов…

Они сидели в комнате для посетителей, в которой никого, кроме них, не было. Лариса звучала и выглядела совершенно адекватно. Взгляд её оттаял, лицу вернулась былая красота и, за исключением жалоб на ухудшающееся зрение, сонливость и лишний вес, пребывала она в хорошем настрое, делясь планами на будущее после выхода из больницы. К Асе она опять относилась тепло, по-дружески и с благодарностью за помощь и участие в сборе пожертвований и сохранении квартиры, в которую она теперь вскоре сможет вернуться. Казалось, что она вполне осознавала, что произошло, отдавала себе отчёт в том, чем она страдает, и в необходимости лечения.

– Знаешь, мне обещали, что если я буду лечиться, мне вернут Яночку, и мы опять будем с ней вместе, – говорила она, и лицо её освещалось радостью. – Я так счастлива, что не причинила тогда ей какой-то серьёзной травмы! Я бы не смогла себе простить, если бы это случилось… Я же хорошая мать, правда?... Но… тогда я была очень больна… я ведь всё помню… Я знала, что делаю… просто не могла себя остановить… Это так страшно, Ася! Колесо начинает вертеться, и я ничего не могу с ним сделать! Знаю, что будет дальше, но ничего не могу изменить… понимаешь?!

Ася кивнула.

– Да, я знаю, ты всё понимаешь: ведь ты очень умная. Поэтому я тебе тогда и звонила. Думала, что сможешь остановить это чёртово колесо, но…

– Ладно, давай не будем сейчас об этом. Давай лучше о том, как тебя отсюда выпишут, и всё наладится.

 

 

*   *   *

 

Её выписали через две недели. Она вернулась в свою скромную обитель. Подрабатывала к вэлферному пособию, убирая чьи-то квартиры за наличные. На жизнь скромно, но вполне хватало. Яночку, которую к тому времени отдали в какую-то американскую хасидскую семью, привозили раз в две недели на несколько часов. Одетая в тёмное, закрытое, с длинными рукавами, взрослого покроя платье, девочка выглядела отчуждённо. Внешне она изменилась: выросла, похудела, её рыжие кудряшки теперь были вытянуты и заплетены в две аккуратные косички.

Лариса хлопотала, засыпая дочку вопросами: «Ну как ты, как ты Яночка? Ты меня ещё помнишь? Ты меня ещё любишь?»

Девочка, набычившись, односложно отвечала: «Хорошо. Да. Нет».

Отчасти мешал и языковой барьер: по-русски говорить Яночка почти разучилась, а Лариса – так и не научилась английскому. Девочка смотрела исподлобья, настороженно озиралась и сторонилась матери. В основном, молчала. От предложенных угощений отказывалась: «Нельзя, это не kosher». Иногда только просила воду из крана попить, и всё…

– Теряю я мою девочку, теряю… не моя она больше, не «наша», – плакала Лариса после Яночкиных визитов. – Не любит она уже меня… Наверняка, это они её там против меня настраивают, – имея в виду приёмных родителей-хасидов. – Им лишь бы её удержать, чтоб за неё им подольше платили…

Действительно, государство за приёмных детей выплачивало приютившим их семьям пособия, и Лариса об этом знала.

– Я этого так не оставлю и мою девочку отсужу! Я ведь родная мать, и, кроме моей Яночки, у меня никого: суд будет на моей стороне. У меня есть права!

Но до суда не дошло, и Яночку свою она так и не вернула. Девочку привозили ещё какое-то время, а потом, по её просьбе, визиты, как душевно-травматичные для рёбенка, прекратились, после чего Ларисе дали подписать бумагу об отказе от материнских прав, и она, не споря, её подписала, а хасидская семья, переименовав девочку в Ханну, официально её удочерила. Ходили слухи, что приёмные родители выплатили Ларисе какой-то откуп, но Ася, зная Ларисино отношение к деньгам, в это не верила.

 

 

*   *   *

 

Беннет авеню жужжала, как растревоженный улей. Мнения соседей разделились. Одни считали, что Лариса поступила правильно. Другие же осуждали. Но независимо от мнений, жалели её все, за глаза называя не иначе как «бедная Лариса».

Лариса же впала в депрессию. Её физическое состояние также постепенно ухудшалось. В этом она винила психотропные лекарства, которые теперь без надежды на возвращение Яночки посчитала ненужными. Какой смысл даром мучиться?

Перестав их принимать, она стала лучше видеть, похудела, опять похорошела внешне, а духом несколько приободрилась. Вскоре появились и ухажёры. Они быстро влюблялись, но после нескольких встреч резко исчезали. Одному из них, правда, удалось продержаться восемь месяцев. Казалось, что у него были серьёзные намерения, и, несмотря на то, что ему было известно о её, болезни, уже даже шли разговоры о свадьбе. Но и он не выдержал её всё учащающихся приступов и исчез так же резко, как и все остальные.

Лариса опять попала в больницу. Какое-то время после выписки она следовала предписаниям врачей, а потом всё опять пошло по кругу. Зрение, заторможенность, сонливость, излишний вес… а после того, что перестала принимать лекарства, – физическое улучшение и следующие за этим часто меняющиеся ухажёры, беременности, аборты и очередные срывы…

 

Ася с ней виделась теперь редко, в основном, случайно пересекаясь в супермаркете или идя по улице. Разговоры с Ларисой вызывали в ней неоправданное чувство вины и были тем крайне неприятны. Это эмоционально тяжкое общение Ася старалась избегать, насколько возможно. Кроме того, Лариса опять проявляла подозрительность, намекая на ту самую чёрную книжечку. От этих намеков Асе становилось не по себе, и липкий страх за сына обдавал её с ног до головы. Она ощущала себя загнанным в угол, преследуемым зверьком, бессильным что-либо изменить.

Особенно неприятное впечатление произвёл на неё их последний разговор в скверике напротив бабы Дориного дома.

Ася, как всегда, уставшая после рабочего дня, сидела на скамейке, ожидая, пока её малыш доиграет с детьми в какую-то игру. Она была рада возможности просто посидеть, ничего не делая и никуда не спеша. В этот вечер в скверике было на редкость мало народу. Большинство, наверное, уже разошлись по домам ужинать, и Ася была рада тому, что не придётся выслушивать неинтересные ей сплетни и ненужные советы или отвечать на нетактичные вопросы. Хотелось тишины и покоя.

Неожиданно перед скамейкой выросла женская фигура. В быстро сгущающихся сумерках Ася не сразу определила, чья...

– Ну, здравствуй, подруга, не узнаёшь? Это я, – перед ней стояла Лариса. – Можно присесть рядом?

– Конечно. Здравствуй. Как дела? – внутреннее сжалась Ася.

– Ну какие у меня могут быть дела? – усмехнулась Лариса. – Вот пришла полюбоваться на чужих детишек. Ты ж знаешь, что Яночку у меня отняли обманным путём…

Тяжело вздохнув и не зная, что сказать, Ася сочувственно покачала головой.

«Ну вот и попала.. надо было уйти раньше: теперь уж не удастся выкрутиться…» – подумала она, отводя глаза.

– Ну что молчишь? Сказать нечего? – с явным вызовом произнесла Лариса.

Как всегда, от неё ничего не ускользало, даже мелочи. А вот голос её изменился, утратил присущую ему ранее печальную мягкость, стал жёстче, холодней.

– А чего ты на меня не смотришь? Неужели я тебе так противна, что даже взглянуть на меня не можешь?..

– Ну что ты… что ты такое говоришь?

Она подняла глаза. Сумерки придавали Ларисе загадочность, и выглядела она ещё красивей, чем раньше. «Вот только косметики многовато: она ведь почти совсем не красилась», – отметила про себя Ася.

– Не надо… только не ври мне: я тебя насквозь вижу, – зло рассмеялась Лариса. – Ладно, не переживай, подруга… Я ведь знаю, что все обо мне говорят, осуждают… – продолжала она, вперившись в Асю неподвижным взглядом. – И ты, наверное, тоже меня осуждаешь, признайся... Осуждать ведь легко: потому что боли того, кого осуждаешь, невозможно почувствовать… потому что не ИХ это боль, а чу-жа-я! М-да, каждому своё, – усмехнулась она. – Тебе вот хорошо, у тебя есть твой ребёнок, а мне каково?! Для чего мне жить?! Что у меня осталось?! Лицо вот только красивое и тело еще ничего… мужикам нравится, ну а мне… Мне уже всё равно… Круг замкнулся... Чёртово колесо... опять оно вертится...

В тот вечер, придя домой, Ася твёрдо решила поскорее перебраться в другой район, и чем подальше, тем лучше. Едва уложив сына спать, она села просматривать газетные объявления в поисках подходящей квартиры, где-нибудь в тихом районе с хорошими школами, и в доме, в котором были разрешены домашние животные.

 

 

*   *   *

 

– Загуляла наша Лариса, – сообщила баба Дора пришедшей как-то вечером за своим малышом Асе, – то с одним, то с другим: совсем по рукам пошла… и что с ней только будет? Ещё подцепит себе какую-то болячку, не дай бог! Только этого ей не хватало… Ты, как подруга, может, с ней поговорила б, а? Объяснила бы ей…

– Шлюха она, чего с ней говорить?! – вмешался деда Лёня.

– Не шлюха, а больная на голову! – возразила баба Дора. – Тебя спроси, так все мы – шлюхи…

– А шо, скажешь, нет? – осклабился он. – А как ей можно шо-то объяснить, если она сумасшедшая? ОНИ ведь сильно сексуально озабоченные, ты шо, разве не знаешь?!

Баба Дора пожала плечами:

– Тогда почему же ИХ не кастрируют? Или не лечат… какие-то таблетки надо дать, чтоб больше не хотелось… Но ты пока всё-таки поговори с ней, Асенька…

– Да нет, вряд ли получится… мы здесь с завтрашнего дня больше не будем жить… Вот, – она вытащила из кошелька несколько смятых купюр, – по-моему, теперь мы в расчёте. Большое спасибо за всё. Попрощайся с бабой Дорой, Мишенька…

– Ой, как же это! Что ж ты мне раньше не сказала?!

– А что бы изменилось? – улыбнулась Ася, потянув сынишку за руку. – Давай, пошли, завтра у нас ранний подъём…

– А что будет завтра, мам?

– Завтра, Мишенька, мы переезжаем.

– Ты шо, разбогатела? Зарплату повысили? И куда это вы переезжаете?

– В новую жизнь, баба Дора, в новую жизнь, – улыбнулась Ася и, взяв сына за руку, пошла к двери.

– А можно, чтобы у нас там в новой жизни жила кошечка? – спросил он.

– Можно, сынок, теперь можно.

 

Шли они домой медленно, часто останавливаясь, чтобы сказать «до свиданья» скверику, домам, уличным фонарям, деревьям, прохожим и прочему, что попадалось им по пути. Так они прощались с Беннет авеню. А потом они долго рассуждали о том, какого цвета будет котёнок, которого они возьмут себе, как они его назовут и как Миша сам будет за ним ухаживать, потому что осенью он пойдёт в первый класс, а значит, уже будет совсем большим и ответственным.

 

В лица им дул свежий ветерок…

 

 

 


 

[24] Давай, идем. С ней что-то не в порядке… ей нужна помощь!

 

[25] Пожалуйста, не паникуй… возможно…

 

[26] Я боюсь, что происходит что-то ужасное!

 

[27] за наличные

 

 

[28] Я не могу понять.

 

[29] Кто бы это мог быть? Алло…

 

[30]Алекс, я сбегаю посмотреть, что там с моей подругой. Мне кажется, что она не в порядке и нуждается в моей помощи. Я туда и назад, о’кей? 

 

[31]А, перестань, дорогая, она большая девочка и как-нибудь обойдётся без тебя… наверное, у неё грипп, которым сейчас все вокруг болеют… ничего особенного…

 

[32]Алекс, пожалуйста, идем со мной! Она странно звучит, и мне, возможно, потребуется твоя помощь…

 

[33] Послушай, Алекс, они обе сошли с ума! Надо что-то делать! Давай позвоним в полицию… заберём с собой её девочку…

 

[34] Как? Зачем? Какое у нас на это право? Это нелегально. Нас обвинят в похищении. А что мы скажем полицейским? Она выглядит спокойно, ведёт себя нормально, никому не угрожает… тебе не нравится то, что она говорит? Ну, так это ещё не достаточное основание…

 

 

 


Оглавление

12. Анечка
13. Чёртово колесо
14. Богадельня
507 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 12:03 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!