HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Евгений Даниленко

Лёд

Обсудить

Роман

 

Купить в журнале за декабрь 2017 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за декабрь 2017 года

 

На чтение потребуется 3 часа | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 16.12.2017
Оглавление

2. Часть 2
3. Часть 3
4. Часть 4

Часть 3


 

 

 

Мавр Ибрагим, бывший сокурсник, с которым я неожиданно встретился в коридоре института, сообщил: «Я специально прилетел на несколько дней из Мавритании, чтоб показать Мастеру свой дипломный фильм. Я снимал его в нашей пустыне. В основе картины – эпизод из войны между Мавританией и республикой Чад. Меня как раз призвали, и я сидел в окопе, когда к нам на позицию пришёл вражеский солдат. Сразу было видно, что это мужественный человек. Он сказал, что у них кончилась вода. Мы дали ему воду в канистре и, когда он уходил, мы все, не сговариваясь, сделали так…» – Ибрагим взял под козырёк. Затем рассказал, как был поражен сноровкой, с которой Мастер перемонтировал его короткометражку. «Он… был яростный… Рвал плёнку руками и вскрикивал, словно это доставляло ему боль… Он переклеил все эпизоды, перемонтировав мой фильм так, что я его не узнал! Сейчас ты увидишь…» Мы пошли в актовый зал. Мастер, в окруженье подмастерьев, сел на среднем ряду, блеснул в мою сторону очками. Свет погас. Пошла чёрно-белая фильма. Изъезженная грузовиками пустыня: отпечатки колёс, сломанный саксаул, изорванная брезентовая палатка. Из-за бархана показывается голова небритого человека, затем весь этот человек появляется на гребне бархана, в мешковатом камуфляже, шея обмотана клетчатым платком, в руке пластиковая канистра. Человек скрывается в палатке. Некоторое время оттуда доносится разговор на непонятном мне языке. Затем небритый выходит из палатки. Видно, что канистра мокрая. Герой фильма взваливает ее на плечо, увязая по щиколотку в песке, взбирается на бархан и исчезает за ним. Конец. После короткого совещания с подмастерьями Мастер объявляет, что оценка дипломной картины мавританского студента Ибрагима Дауда – «хорошо». Присутствовавшие в зале мавританские дипломаты, четверо темнокожих, одетых с безупречной элегантностью парней, разражаются аплодисментами. Мы с Ибрагимом выходим в коридор. «Куда ты сейчас?» – «К сестре в Париж. Потом полечу домой. Старшие братья говорят: «Ты что, парень?! Сидишь всё время на диване с задумчивым видом… Постоянно книжки в руках… Хватит! Так ты совсем станешь русским!» Они дают мне денег, чтобы я открыл свою киностудию, первую в Мавритании. Если честно, я боюсь». – «У тебя богатая семья?» – «У нас своя апельсиновая роща». Через несколько месяцев, зимой, мы столкнёмся с Даудом в подземном переходе на Тверской, бывшей улице Горького. «Я женился, – сообщит он, – на московской негритянке. Она очень красивая и грубая. Ты не мог бы её убить?» – «Запросто. Давай задушим её твоими шнурками от ботинок и оставим труп на балконе, ничего с ним не сделается до весны». Ибрагим улыбнется растерянно и счастливо, крепко пожмет мне руку, и больше мы никогда не увидимся. Но это будет потом. А пока встречи продолжались. Придя в Дом кино на просмотр фильма «Дневная бабочка» Бунюэля, я замечаю в вестибюле Анну-Розу Марчелли, ещё одну иностранку, которую Мастер довёл до диплома. Марчелли, прилетевшая на несколько дней из Рима, кажется мне инопланетянкой. Да так, впрочем, и есть. На следующий день мы стоим с нею перед актовым залом института. Подходит Мастер. Анна-Роза передаёт ему привет от Микеланджело Антониони, с которым на днях виделась на «Чинеччита». Проходим в зал. Гаснет свет. Фильм цветной. Улица южного города – жёлтые каменные стены, пальмы, море вдали. Время идёт. Ничего не происходит. Мерно покачиваются ветки пальм, поблёскивает море в просвете между стенами. Следующий кадр: комната с окном, забранным жалюзи, под потолком вращает лопастями вентилятор. На кровати лежит на спине и смотрит на вентилятор брюнетка в белом коротеньком платье, белых чулках, белых перчатках до локтя. Минут через десять за кадром раздаются три выстрела подряд. Вентилятор продолжает вращаться. Камера скользит от него вниз, и в кадре вновь появляется брюнетка. Она уже лежит поперёк ложа – голова запрокинута, черный парик валяется на полу и видно, что голова девушки обрита наголо. Конец. Я взглянул на часы. Фильм продолжался сорок минут. «Оценка дипломного фильма итальянской студентки Анны-Розы Марчелли – «отлично». Дела мои с восстановлением продвигались туго. Система не особенно стремилась принять паршивую овцу обратно. Однажды мы с Мастером столкнулись возле кафедры постановочного факультета, куда я заходил, чтоб утрясти дело с какой-то очередной бумажкой. Мастер выглядел утомлённым, опирался на трость. Он набрал новую мастерскую. Через год его студенты перейдут на второй курс. И я автоматически буду зачислен в их ряды. «Ты давай, ходи на занятия», – буркнул он своим глуховатым голосом, прозвучавшим неожиданно громко в тишине коридора, стены которого, в связи с новыми веяниями, были раскрашены пастельными прямоугольниками, ромбами и трапециями. Явившись на занятия, как было сказано, я тотчас сыграл в этюде у одного из студентов, решившего показать нравы, царящие в среде живодёров. Я был пьющий живодёр в импортной куртке (куртку одолжил мне для этюда студент Резо из Тбилиси). Тамада живодёров – его играл длинноволосый студент из Казахстана, бывший опер уголовного розыска – был мной недоволен. «Если ты ещё раз явишься на работу пьяным, – кричал он мне, сжимая в руках клещи, – я… это самое… вычеркну тебя из списков!» Я вскакивал на стол и кричал: «Бей старшого!». Товарищи по живодёрне (всего числом около шести) бросались бить тамаду, и в этот момент давали занавес. Автор этюда подходил ко мне, тряс руку, повторяя: «Я знал! Я в тебе не ошибся…». Затем свой этюд показал студент из Армении. Недавно произошла катастрофа в Спитаке. На сцене были продуманно разбросаны куклы, обгоревшие газеты, осколки посуды, расставлены игрушечные легковые и грузовые машинки, куски хлеба валялись, полуспущенные воздушные шары. Над всем этим раскачивалась привязанная на двух ниточках к потолочной перекладине пустая рама для картины. По сцене, аккуратно перешагивая через кукол, ходил, читая стихи на армянском, сам сухощавый, с торчащими в стороны волосами режиссёр. За сценой всхлипывала скрипка. Вернувшись с занятий по мастерству, я сел в кресло и положил на колено телефонный справочник, а на него стопку чистой бумаги...

 

Дни шли за днями, складываясь в недели и месяцы, к Серёгину приходили гости, уходили, оставляя после себя пустые бутылки, окурки, а я сидел и писал. Как-то дверь в очередной раз открылась, через порог шагнул Борода, высокий парень с небрежно запущенной на щеках и подбородке растительностью. Он диковато уставился на меня. «Кажется, полгода назад я тебя уже видел в этом положении…» Я поднял голову и огляделся. В запылённое окно жарило солнце. Даже сквозь двойные стёкла было слышно, как чирикают воробьи. Я вышел на улицу. Листочки на деревьях нежно зеленели. Земля на газонах была ещё влажной и чёрной, но из неё уже кое-где тянулись былинки, при взгляде на которые понимаешь: жизнь бессмысленна, но прекрасна. Я брёл по тротуарам, загаженным вытаявшим из-под снега мусором, и вспоминал, как прошли эти полгода. Пашкины гости пили водку, курили и спорили до хрипоты. «Масон виноват! – кричал Егор, недавно окончивший сценарный факультет и работающий секретарём у писателя Крупкина. – Это он гадит! – и выволакивал из объёмистой сумки, с которой всюду ходил, стопку книг в твёрдых синих обложках. – Вот сочинение казачьего генерала Афанасия Кречета! Издано в Париже! Послушайте, что генерал пишет!» Егор зачитывал вслух главы из произведения генерала. Казак, вероятно, соскучившийся бездельем в Париже, рубил с плеча: «Всем известно, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс были масоны. Всем известно, что они были любовниками. Всем известно, что Карл Маркс умер от рака горла. Всем известно, что рак горла получается от трения. А теперь я тебя спрошу, читатель, что такое могло натереть горло Карлу Марксу?!». Пашка Егору возражал, что масон, конечно, гадит, однако он и в Англии гадит, и в Америке. «И во Франции. И в прочих странах. Да не только масон. Гадит цыган. И все, кому не лень. Однако почему же только в России у лукавого такой успех?! А потому что мы созданы для кавардака! Это наше нормальное состояние. И в самом деле, если вглубь поглядеть, ничего нам, кроме кавардака, не нужно! Вот, например, тебе, Егор, нужны германские обои?» Егор яростно сплёвывал. «А тебе, Борода, – переводил Пашка взгляд на своего кореша, – сантехника итальянская, и эти… как их? линолеумы?» Борода потягивал водку, оставляя вопрос без ответа. Вполуха слушая эти разговоры, я ни на йоту не отступал от раз заведённого расписания дня. В определённое время вставал, варил себе на электроплитке суп из пакетов. Заваривал чай. Завтрак, обед и ужин состоял из трёх блюд: тарелки супа, куска хлеба, стакана чая с сахаром. Я не пил, не курил, не принимал участия в происходящих дебатах. Время от времени гости комнаты обращались ко мне как к арбитру. Суть моего выступления в данном случае сводилась к следующему: «Дамы и господа! В инструкции по технике безопасности эксплуатации жизни крупными буквами написано: а) не задавай вопрос: «Для чего я живу?», б) будь постоянно занят, г) как можно скорей умри». Иногда я доедал оставшиеся после гостей хлеб и котлеты. И время от времени совершал вылазки в институт. Листал в библиотеке журналы. По вечерам в актовом зале демонстрировали какую-нибудь очередную нашумевшую картинку. В зале яблоку негде было упасть. Лучшие места занимал профессорско-преподавательский состав. Гас свет. В течение двух с половиной часов на экране показывали, как вызолоченный мужской член проникает в танцующих азиаток, спящих негритянок, европеек, загорающих на крышах силосных башен, а также в бочки с солидолом, вагоны с пиломатериалом, клумбы с подснежниками и пасхальные яйца Фаберже. Как-то Серёгин принёс известие, что будут показывать дипломные фильмы питомцев Мастера из предыдущей его мастерской, то есть тех, с кем я учился. Я вошёл в зал, когда уже потушили свет. На экране мерцало изображение бревна с воткнутым в него топором. Затем появились гусли, над ними – пьяная рожа, купол церкви, кресты на кладбище. Начался следующий фильм. Стол, накрытый клеёнкой, на столе бутылка, селёдка, зелёный лук. Рука с наколотым на предплечье изображением якоря с размаху ставит на стол гранёный стакан. За кадром слышится мужской грубый хохот, женский крик: «Отстань от меня, стервец!». Зазвенело опрокинутое ведро. Пошла очередная кинолента. Крымский мост. По нему идёт Пушкин. Лицо печально. Налетевший ветер взвивает бакенбарды поэта и хлопает полами сюртука. Придерживая цилиндр на голове, Пушкин сплёвывает с моста в реку. Далее. На экране – танк, мчащийся по вспаханному полю. Небо пасмурное, дождь кипит на танковой броне. Лицо механика-водителя, выставившего голову в открытый люк, заляпано грязью. Вдруг танк останавливается. Хобот его пушки почти вертикально задирается вверх. Грохочет выстрел. Пауза. И возле гусеницы шлёпается убитая ворона. Выходя после просмотра из зала, я оглянулся, перехватив обращённый на меня взгляд Мастера, исполненный задумчивого недоумения. Я понял, что простился с Мастером навсегда.

 

Олег из Сальска, круглолицый малый, привёл ко мне печального брюнета, которому можно было дать и десять лет, и все сорок. Он был похож на итальянца. Но оказалось, что туркмен. Звали его Вилли. С Олегом нас связывала очередь, в которой мы стояли, чтоб предстать перед Мастером и рассказать ему наизусть стихотворенье или отрывок из прозы. Я читал «Быть или не быть?». Что читал Олег, не знаю. Мастер не взял его. Но зато его взяли в армию. Сначала он попал в Кушку, где срочно заболел куриной слепотой. Потом был переведён дослуживать санитаром в военный госпиталь. Там он сделал себе модную стрижку. Начал торговать травкой среди пациентов лечебницы. На вырученные деньги купил комнату в коммуналке на Преображенке. Женился. Но, прожив с женой четыре часа, бежал от неё в родной Сальск. Там он играл на гитаре в ресторане и вёл кружок чечётки при местном ДК. В этот кружок ходили, в основном, школьницы. Олег обучал их искусству молотить пятками об пол. У одной из восьмиклассниц однажды во время репетиции закружилась голова. Другая вдруг почувствовала приступ тошноты. Остальные девочки, странно улыбаясь, смотрели на них. В сальских газетах писали: «Маньяк-чечёточник имел гарем из несовершеннолетних девочек…». Маньяки – это была популярная тема. Читатели рвали газеты из рук. Однако на следствии выяснилось, что преподаватель степа ни при чём. Злую шутку с девочками сыграла вода, которую они пили из кранов в туалете ДК. Как бы там ни было, далее оставаться в Сальске Олег не мог, поскольку муссировались слухи о том, что хитроумный танцор, продав свой чернильный прибор из золота и драгоценных камней, отмазался от судей. Вернувшись в Москву, Олег подал документы на киноведческий и поступил. И учился на втором курсе, когда к нему неожиданно нагрянул сослуживец по Кушке. Олег привёл его ко мне. «Я – недоучка, – подал голос Вилли. – Гоноратор взял меня к себе на курс, но потом вышиб. Ему не понравился этюд, который я ему показал. Этюд «Молчание». Нужно было, не произнося ни слова, рассказать на сцене историю. Я рассказал о молодом скрипаче – он, будучи влюблённым в замужнюю женщину, рвёт на общественной клумбе цветы, чтоб тайком положить их к дверям квартиры любимой». Олег, которому, вероятно, была известна эта история, расхохотался во всё горло. Я перевёл вопросительный взгляд на туркмена. «Гоноратор решил, – вздохнул тот, – что я показал онанирующего орангутанга…» К этому времени Ефима Гоноратора, снявшего забавные и популярные комедии, уже не было в живых. Минувшей весною его выбросили из окна отеля в Намибии, на территории, оккупированной ЮАР. И, говорят, один из столпов советского кинематографа лежал на асфальте в полдневный зной. «Я – изгой, – продолжал Вилли. – У нас, на ашхабадской студии, никто иметь дело со мною не хочет! «Диплом института кино бар? Иок? Приходи, когда будет...» Но я нашёл выход, – скрипнул зубами Вилли. – Я пошёл к знакомому банкиру, с ним я познакомился в секции тенниса, и сказал: так и так. Банкир тоже не стал много говорить. «Ладно. Будет сценарий, денег на постановку дам». Я продал мотороллер и прилетел в Москву». Вилли достал из внутреннего кармана пиджака бумажный листок, развернул его и протянул мне. Там было написано: погоня за толстопузым, опер и Абрек, Сеня предаёт Абрека, Зоя танцует с Питерским, Ашот в СИЗО, полковник Малошийченко делает свой ход, и т. п. Всего – шестьдесят эпизодов. «Помоги человеку, – сказал Олег. – Я бы ему сам помог, но сейчас как раз пишу сценарий для Детского центра Ролана Лыкова. А ты знаешь, что такое Ролан Лыков…» Я не знал, что такое Ролан Лыков. Для меня он был режиссёр любимого фильма «Внимание, росомаха!». «Он всё время закатывает глаза, – Олег закатил глаза, и я увидел перед собой Ролана Лыкова, – и кряхтит: «Поймите! Это же дети!». Фонд его, – своим голосом продолжал Олег, – чрезвычайно популярен. Деньги со всех сторон мешками несут. Он спит на этих мешках. А когда выспится – скок-скок, как воробей, по миру… Прямо как с цепи сорвался дядька! Когда ни придёшь к нему в офис, он или деньги пересчитывает, или нет его. «В Японии, – секретарь говорит. – А может, в Канаде. Я уже год не вижу его». Дети! Знаю я этих детей». И Олег испарился. А Вилли остался. Сидел и смотрел на меня с дикой надеждой. Помощь изгоям туркменского общества – это как раз то, чем я занимался. Вздохнув, я ещё раз перечитал бумажку. Подумал о том, что двадцатый век на исходе, а воображение людей по-прежнему волнует рэкет, вендетта и гоп-стоп. «Через три дня сценарий будет готов». Кажется, скажи я: через три года, и то Вилли бы больше обрадовался. Он недоверчиво взглянул на меня, нахмурился и вышел. Но через три дня (я всё всегда делаю вовремя) опальный студент мастерской Гоноратора держал в руках отпечатанный на машинке семидесятистраничный текст. Далее события развивались лавинообразно. Вилли относит сценарий на студию Горького. Там его читает Тихон Верейский и издаёт вопль восторга, который долетает до общаги института кино на Галушкина. Вилли, шатаясь как пьяный, приходит ко мне. В глазах его слёзы, на губах судорожная улыбка. «Я знал… Я в тебе не ошибся…» Где-то я это уже слышал. Через пару месяцев глава малого творческого предприятия «Киноактёр» Тихон Верейский и несколько кормившихся при дворе этого короля советского кино приближённых сидели в просмотровом зале студии Горького. Погас свет. И вот море. На берегу, в открытом купальнике, в напряжённой позе полулежит дочь Верейского Ася. Она только что окончила учебное заведение, здесь, неподалёку, за забором студии, и теперь ей нужно заявить о себе. В моём сценарии действует блондинка, как и она. Ася встаёт, направляется к морю, причём заметно, что актриса не привыкла разгуливать босиком по щебёнке. Оступившись несколько раз, дочь Верейского наконец приближается к беспокойной стихии. На берегу появляется герой. В его роли сын знаменитого оператора, недавно окончивший киноведческий курс. У него впалая грудь, цветастые трусы, очки с выпуклыми линзами. Это – современный Робин Гуд. Подсеменив к героине, он берет её за руку и тащит в волны. Судя по всему, водичка не кажется Асе особенно тёплой. Но, превозмогая себя, она забредает в море по пояс, и тут Робин Гуд, достав из-под мышки бусы, вешает их на шею возлюбленной, которая с негой пытается смотреть на героя – дипломированный специалист и честная девушка, которая не намерена даром есть отцовского хлеба. Конец отснятого за неделю пребывания в Геленджике материала. Загорается свет, король, в сандалиях, надетых на носки, поднявшись, начинает в задумчивости прохаживаться по проходу между креслами. Присутствующие в зале исполнители главных ролей, оператор (снимавший с Параджановым), я, Вилли (режиссёр фильма), спонсор – банкир, специально прилетевший из Ашхабада, чтоб ознакомиться с материалом, затаиваем дыхание, следя за передвижениями лучшего киноразведчика всех времён, у которого при ближайшем рассмотрении оказались замечательные глаза – голубые, ясные как у младенца. Вдруг мне стало совершенно ясно: Верейский будет так отныне ходить взад-вперёд вечно. Я взял сценарий и понёс его в соседний с «Киноактёром» офис. Вилли плёлся слева от меня, вздыхая, словно тащил на плечах бревно. Банкир-спонсор держался справа. «Много слышал о вас, – говорил он, тоже вздыхая, но не так, как Вилли, а легко. – Смотрите сами. Вам, конечно, виднее. И не думайте, что банкиры ищут лишь мзды! Мы и в баньке можем попариться…» В бане я парился и безо всяких банкиров. Рывком открываю дверь с табличкой «Дельта-фильм», и мы втроём вваливаемся в комнату, где сидят кинодеятели, знакомые всем по фильмам и фотографиям в журнале «Советский экран». На следующий день я – член сценарной студии «Дельта-фильм», а в кармане у меня договор, по которому я должен получить гонорар в шесть раз больший, чем тот, что положили мне в «Киноактёре», – так вот всё начиналось.

 

 

 

(в начало)

 

 

 


Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за декабрь 2017 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт магазина»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите доступ к каждому произведению декабря 2017 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 


Оглавление

2. Часть 2
3. Часть 3
4. Часть 4
517 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 29.03.2024, 12:14 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!