HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Виктор Егоров

Мужской процесс

Обсудить

Повесть

Опубликовано редактором: Карина Романова, 5.12.2008
Оглавление

10. Часть 2.1.
11. Часть 2.2.
12. Часть 2.3.

Часть 2.2.


 

 

 

Есть у меня друг детства Миханя, или как мы его звали – Миша-Пух, за его тонкие, редкие и светлые волосы. Так вот, его как будто подменили после одного случая, в принципе, рядового,, если учесть, что мы с ним очень друг на друга похожи. Он, правда, меня поосторожней и похитрее был, но – ненамного. Одним словом, мы сапоги пара.

Ехал он на автобусе из Тюмени в наш родной город Тавду. На автовокзале с провожающим его родственником принял изрядно спирта, и в салоне автобуса почувствовал себя директором автопредприятия. Командовал, где надо ехать быстрее, где медленнее. Потом изобразил экскурсовода, показывая на деревушки за окном и рассказывая, где какая "маня" живет и чем она знаменита. Миханя работал монтажником по установке сигнализации и во всех лавках во всех деревушках монтировал датчики, что звонят, когда продавец по утрам дверь открывает. Вечно ничего звонить не может, даже колокол церковный, поэтому Миханю вызывали ремонтировать и частенько угощали. Продавщица – винцом, ейный муж – что под руки попадется.

Пока Миханя эти веселые истории рассказывал, народ лыбился, пусть и натужно. Но Миханя сделал еще пару глотков из трехлитровой банки спирта, подаренного родственником, машинистом тепловоза, и – воспарил. Он возомнил себя смотрящим по Тавде и давай докапываться до каждого, куда тот едет и к кому. Миханя же не знал, что в автобусе сразу три оперативника из УИНовского спецназа возвращаются из служебной командировки . Они и планчик составили, как Михане будут на вопросы отвечать.

Только он подошел к ним на беседу, один локтем сжал сзади шею Михани, а другой прицельно воткнул ему кулак в яйца. Когда Миханя ножки поджал, он по печени его умело саданул, ну а после этого уже долго бил по ребрам. Держать Миханю за голову уже нужды не было, локоть оперативник разжал, и мой друг рухнул на пол в проходе между сиденьями. Оперативники по очереди прыгнули на него, стараясь приземлиться двумя ногами на грудную клетку, а потом, взявшись за поручни, чтобы не качало, автобус то продолжал движение, пинали тело. Один в задницу, другой в голову.

Третий оперативник подключился к "работе" на заключительном этапе. Он высмотрел в окно самое безлюдное и кустистое место на дороге, приказал водителю остановиться и открыть дверь. Миханю поволокли из автобуса, но он парень крупный и тяжелый, его несподручно тащить через узкую дверь "ЛАЗа", поэтому Миханю кантовали по салону как мешок с комбикормом, пока "мешок" не выпал на обочину дороги. Ребята выскочили следом и закатили Миханю на дно кювета, где стоит дождевая вода и растут камыши.

Когда Миханя очнулся, он не мог шевелиться и не знал, где находится. У него было сломаны шесть ребер и нога ниже колена. Он на руках вытянул себя из кювета и лежал на склоне насыпи, пытаясь махнуть рукой, когда сверху слышался шум подъезжающей машины. Его обнаружили дорожники, которые и вызвали скорую помощь.

– Тебя машина сбила, да? – спрашивали дорожники.

– Трактор, – прохрипел им Миханя и отрубился.

Через месяц Миханя провел небольшое расследование. Водителя автобуса найти – ни каких проблем. Тот сохранил и сумку, и куртку Михани, и банку его со спиртом, мужик был опытный, знал, что за банкой ее хозяин придет обязательно. Водитель и рассказ об обстоятельствах поездки.

Никто из пассажиров не подал признаков беспокойства о судьбе выброшенного за борт человека. Про себя, может, и жалели его, но вслух ничего не сказали, что для меня не удивительно. Тавдинцы слезливостью и непомерным состраданием не отличаются. Весь город – одна большая колония общего режима.

Тавда – город леса, написано на огромном плакате в его центре, а лес пилят тысячи зеков, которых охраняют тысячи горожан, для которых это единственное занятие. Место работы у них – одна из бесчисленных колоний, окруживших город трехметровыми заборами и вышками по горизонту, поблескивающему спиралью колючей проволоки нержавеющей "егозы" – острых шипов с крючками, что если вопьются в одежду или тело зека, он будет "егозить" на этом заборе, пока его не снимут охранники колонии. Все, что происходит ежедневно за такой линией горизонта, притупляет чувство сострадания.

Миханя ограничился допросом водителя, который, между прочим, тихим голосом сообщил ему, где сошли трое оперативников – на остановке "Управление", то есть у штаба управления исполнения наказаний по Тавде и Тавдинскому району. Но Михане эти данные были ни к чему: а зачем ему искать оперативников, чтобы отомстить и срок получить? Изначально виноват был он, достаточно это понять, чтобы никого не искать. Мы – не ищем, мы – ждем. Рано или поздно жизнь сама довершит расследование.

Один из оперативников был застрелен своим же другом на охоте, второй сел за незаконную продажу леса в Казахстан, а третий, тот, что место на автотрассе выбирал, куда Миханю вывалить, уже давно ушел в адвокаты и уехал из города. Ну и скатертью дорога, коли мы про случай на дороге вспоминаем.

Так вот, никогда больше Миханя не выступал в общественных местах с подобными концертами, как во время триумфального возвращения домой от родственника. Около года он вообще не пил. Сейчас принимает, но по-стариковски: выпьет, засидится до полуночи, бормочет чего-то пьяный у стола, затем доковыляет до кровати и – спать. Нога у него до сих пор побаливает, кость срослась, но тогда в автобусе ему еще стопу сильно вывихнули, она "выскакивать" стала, если на нее неловко встать.

Глядите, какая петрушка и с ним, и со мной происходит. Он всех достал своим поведением в автобусе, но преступления не совершил, а те, кто воздавали ему по заслугам, совершили преступное деяние, причем – тяжкое. Кто лучше?

Ничто так не учит жизни, как скоротечная уличная драка. Кому не пришлось проходить этот сверхкраткий курс наук, тот, скорее всего, в былые времена уже бы давно подох от голода, а ныне здравствует и даже снимает жизненные сливки, благодаря развитию цивилизации, в которой появились государства и профессиональные армии, солдаты которых дерутся за всех остальных, за тех, кто труслив до безобразия, кто не может постоять ни за себя, ни за дом свой, но зато с отчаянной политической храбростью посылает на драку своих солдат.

В детстве мир вокруг ребенка возвращен к своим истокам, где нет признаков цивилизации, а есть дремучие джунгли первоначального бытия и где надо выжить, имея лишь пару рук, пару ног и крохотную толкушку, способную, однако, ориентироваться в этих джунглях и выбирать верный и спасительный путь.

Те выводы, которые я делал в детстве после каждой драки, удачной или не удачной, оказались правильными на всю жизнь, а вот размышления после всяких других детских успехов и неудач – похвала учителя по математике или выговор за разбитое школьное стекло, не пригодились мне, потому что ничему не научили, а лишь все запутали, от чего я до сих пор отстраненно и настороженно реагирую и на похвалу в свой адрес, и на ругань.

Возьмем случай, когда я первый раз получил по морде. Мне было восемь лет, мы всем нашим "манежиком" сидели на берегу реки. "Манежик" – это пять мальчишек, которых в детском саде в ясельном возрасте посадили в одну клетку со стенками из мягкой сетки. Мы там сроднились и сдружились на всю оставшуюся жизнь. Вовка Жигарев в последствии просто Жигарь, Мишка Артюхов – Миша Пух, он же Миханя, Сашка Кудымов – Дымик, Сашка Шмидт – Шмыт, и я – Гиря, производное от моей фамилии, и не только от нее – намного позднее я зажимал в кулаке стограммовую гирьку, вместо кастета, что подтверждало мою кликуху.

Родной город мой состоял из поселков, а наш поселок был не там, где весь остальной город, а на противоположном берегу реки, где базировались все катера, что таскали лес по Тавде. Река в этом месте делала большую петлю, и с нашей стороны были длинные песчаные косы, на которых катера зимовали. Вода уходила, оставив на песке кораблик, его было удобно ремонтировать и красить, а весной река прибывала, и катерок вновь оказывался на плаву, начинал тарахтеть своим двигателем и отравлялся в верховья реки за первой партией леса, напиленного зеками зимой.

Поселок был все лето окружен водой, по какой бы улице не пошел, обязательно выйдешь на берег реки. Мы привыкли обитать с утра до вечера в том месте речного берега, куда упиралась наша улица, на которой все мы жили. От моего дома – метров семьдесят.

Сидим мы у воды, возимся со старой лодкой, которую только что поймали, ее прибило течением, пытаемся вытащить ее на берег и посмотреть, много ли в ней дыр. А мимо, выше по берегу, идут наши поселковые парни, они намного старше нас, в шестом классе уже учатся. Парни нашей лодкой заинтересовались, быстро вытянули ее и опрокинули, чтобы вылить всю воду. Она была целая, но сильно намокшая изнутри, ее надо было просушить.

Миханя начал хныкать, что скажет папе, что они у нас лодку забирают, Дымик его поддержал, все манежники повторили подобную угрозу, и лишь я промолчал, так как у меня папы не было.

Ребят бы наше хныканье не остановило, но они оказались на берегу для достижения иной цели, куда более привлекательной. Один из них свистнул у соседа с лавочки пачку "Примы", и ребята шли в сторону штабеля бревен, за которым планировали скрытно покурить. В поселке вся тайная жизнь подросткового сообщества велась на берегу. И взрослого мужского сообщества тоже, но в более красивых прибрежных уголках, куда можно проехать на мотоцикле и где поменьше ржавых тросов и прочих железяк. Если муж в теплый летний вечер вдруг пропадал из поля зрения супруги, она всегда знала, где его искать – на песчаной косе сразу за винным магазином.

Когда мы сидели у лодки и грустили, что ее у нас заберут, я увидел, как мать одного из курильщиков, Толика, вышла на берег и стала осматривать окрестности, она искала сына. "Толик!" – крикнула она в сторону штабеля бревен, но оттуда никто не отозвался. Тут мне и пришла наивная мысль, что если я скажу, где прячется Толик, лодку у нас некому будет забирать.

Что делать, когда нет отца, надо самому спасать свое имущество. "Мальчишки, вы не видели Толика?" – обратилась она к нам. "Он за штабелем" – сдал я Толика и всех его друзей. Женщина быстро пошла к бревнам, и вскоре недалеко от нас разыгралась сцена, когда мать впервые узнает, что ее сын уже курит. Вопли, ругань, сын идет домой ускоренной походкой, мать пытается его догнать, чтобы хлопнуть ладонью по затылку. "Я сейчас все отцу расскажу, ты сейчас от него получишь, дрянь ты этакая! " – шум на всю улицу.

Пристыженный Толик успел все же бросить злобный взгляд в нашу сторону и показал кулак, но не всем, а мне лично. Видимо, в начале сцены мать взяла его на пушку: "Признавайся лучше, курил? Мне Гиря все о тебе рассказал".

Помню, очень у меня нехорошо стало тогда на душе и страшно. Хотелось спрятаться, а куда? Бежать домой и потом сидеть там, боясь выйти за ворота? Я посмотрел на реку и решил ее переплыть – там меня никто не тронет и не найдет.

– Ты куда? – спросил Миханя, когда я пошел к воде.

– На ту сторону, – ответил я манежникам, и страх прошел, мне захотелось быстрее окунуться и поплыть.

Каждый из поселковых ребятишек хотя бы раз переплывал реку. Это было испытание, которое можно было оттянуть на год-два, но однажды его все равно надо было пройти, иначе за тобой бы начал тянуться хвост насмешек, и ты переставал быть таким, как все, потому что все бы уже знали, что ты – трус.

Мне пришлось это сделать первым, так получилось. Я в восемь лет умел плавать по-собачьи и по-флотски , то есть плохо и медленно. Посмотрел, не видно ли за поворотами реки мачт идущих по фарватеру катеров, они могли запросто протаранить маленького пловца, и начал грести руками. Течение сразу понесло меня, я и не сообразил, что в воду надо заходить гораздо выше по течению, иначе сильно снесет и достигнешь другого берега не напротив своей улицы – в кустарнике, что виден за водной гладью в ста пятидесяти метрах от нашего берега, а черт знает где. Там снуют моторные лодки и ходит речной паром.

Я стал плыть под углом наперерез течению, меня перестало сильно сносить, но я слишком медленно пересекал реку и все никак не мог доплыть до ее середины. Надо было поворачивать обратно, это было бы правильное решение, но я уже не мог так поступить. Наверное, представления о чести и достоинстве передаются в слишком раннем возрасте, в том, который не помнишь. Почему мне было стыдно повернуть?

На середине реки оказалось, что по воде идут сильные волны. С берега их не видать, а тут в месте самого сильного течения, вода бурлит, колышится. Я боялся хлебнуть воды, боялся катеров и лодок, боялся судороги, я боялся всего, но не поворачивал назад. Да и поздно уже было поворачивать: другой берег был ближе перед глазами за брызгами воды, чем тот, что за спиной.

Ощутив под ногами дно, я вдруг совершенно обессилел, руки обвисли и поплыли по воде как два стебелька тонких водорослей, что всегда тянутся вслед течению. Я вышел на берег и хотел помахать рукой ребятам, но не смог: руки перестали меня слушаться и висели вдоль тела, а когда я согнул в локте правую, помогая это сделать левой, ее как будто ударило током и начало стягивать судорогой. Я вновь выпрямил обе руки и стоял по колено в воде, опустив "крылья", пока боль не прошла.

Меня начало передергивать от холода, я ощутил, что очень замерз, и дрожь добралась уже до зубов, которые самым настоящим образом постукивали во рту, в котором был привкус речной воды и прибрежного песка.

Сжавшись в комок, я сидел на бревне под лучами заходящего уже солнца и медленно отогревался. Капли воды на коже высохли, дрожь прошла, стало тепло, я поднялся и распрямился, руки шевелились нормально, я их вскинул вверх и закричал друзьям: "Эй, я тут!".

Они увидели меня, кто-то из них тоже махал мне, но было слишком далеко, и не различил, кто. Ребята что-то кричали мне, но до меня долетали только звуки голосов. Днем река гасит все звуки в своем бурлящем движении, а ночью наоборот, если нет ветра, звук летит по речной глади как свет луны – по зеркальной дорожке. Иногда слышно буквально все, что делает рыбак на другом берегу, даже как он разворачивает газету и хрустит огурцом. А если там два рыбака, можно сидеть и слушать, о чем они говорят.

Река носит на себе звуки, как бы не желая с ними расставаться. Далеко-далеко горит костер, ты сидишь на берегу и слушаешь воду. И вдруг различаешь голоса мужиков, которые сидят у этого далекого-предалекого костра, их пьяный хохот и матерки, отдельные фразы и кусочки разговора. Потом голоса начинают стихать и удаляться вниз по течению – звуки плывут вместе с водой.

Мне показалось, что чья-то голова движется по реке в мою сторону. Кто это, Миханя? Неужели и он рискнул? Но рядом с головой по очереди начали мелькать руки, то с одной стороны, то с другой. Плыает на размашку, Миханя так плавать не умеет, кто-то взрослый, значит. Я обрадовался, со взрослым не так страшно пуститься в обратный путь. Когда пловец был совсем близко, я понял, что это – Толик.

Бежать уже поздно, да и куда бежать на чужом и незнакомом берегу. Я стоял и ждал, ему осталось совсем немного, вот он же выходит из воды и идет ко мне.

– Ты матери сказал? – спросил Толик, сплевывая воду, текущую по его лицу с длинных волос.

– Я.

– Предатель, гнида, стукач поганый, – он говорил эти слова, чтобы налиться злостью, нужной для начала драки. Ругаться было принято для появления соответствующего настроя. Я молчал.

– Чего молчишь?

– Я же сказал – я.

Толик, наверное, думал, что я буду отпираться, он наверняка приготовил доказательства, чтобы припереть меня к стенке, прежде чем проучить. Мое признание, уверенно подтвержденное мной самим, было для него неожиданностью, он растерялся и не знал, что делать, настрой получался совсем не тот, без ненависти и злобы, столь необходимых для актов подросткового воспитания.

– Знаешь, что тебе за это будет? – спросил он совсем не таким тоном, в котором начинал беседу у воды.

– Знаю, – опустил я глаза и смотрел на свои ступни, облепленные речным мусором.

– Ну и получай!

Как он ударил меня, я не видел. По моему лицу что-то хлопнуло, я запнулся о бревно и упал. А потом долго не поднимался, оставаясь лежать рядом с бревном. Я уже понял, что Толик ушел обратно к реке, но не вставал, потому что из глаз текли слезы. Первые слезы после драки. И последние. Больше меня уже никогда на слезу не пробивало. Я помню, почему плакал. Не от боли и не от обиды: у меня не было отца, мне некому было пожаловаться, меня некому было оградить и защитить. Никто не мог за меня дать сдачи этому Толику, а сам я был слишком маленький.

Обратно я возвращался в сумерках. Когда гаснет солнце, река становится все шире и шире, пугая огромным водным потоком, за которым уже почти не видать другого берега. Для восьмилетнего мальчика ростом ниже метра даже крохотная речка кажется огромной, а наша Тавда – река судоходная, а когда она в разливе – мощная речища, в полутьме – необъятная.

Но я же не зря рос на улице, упирающейся в реку. Я сообразил, что вплавь и в одиночку мне ее второй раз не осилить. Скатил с берега сухое сосновое бревнышко, обхватил его одной рукой а второй начал грести, и поплыла моя "торпеда" курсом на темнеющий берег родной. Меня опять понесло течением, но на этот раз мне было все равно, с какой стороны поселка я причалю – до дома все равно будет близко. Главное, чтобы на моторной лодке никто не летел по реке, они бревнышко могут и не заметить в это время суток.

Но – Бог миловал. Я уткнулся в песок как раз на косе за магазином. Засидевшиеся там мужики удивленно посмотрели на меня, и один сказал: "Ты где шляешься, тебя мать по всему поселку ищет".

Решил я не сразу домой идти, а сначала добежать до места, где мы с ребятами сидели, чтобы сказать потом матери, мол, заигрались, не заметили, как стемнело. Бегу по окружной дороге вдоль берега и натыкаюсь на мать, которая стоит с прутиком в руке и смотрит на реку. Когда она меня увидела, схватилась за сердце и закачалась, застонала:"Ой, ой, ой,". А я на прутик в ее руке посмотрел, шмыгнул побыстрее мимо нее и понесся прямо к дому, зная, что дома она меня стегать этим прутом не будет.

Гораздо позже, дня через три, когда мать наконец-то разрешила мне выйти погулять, я узнал, что творилось на берегу за время моего отсутствия. Мать подняла всю улицу, когда ей сообщил сосед, что "кажись твой-то на ту сторону реки сиганул".

Взрослые устроили допрос Михане, как самому авторитетному, когда и почему я уплыл. Миханя не сдал Толика, но намекнул, что Толик видел меня последним. Взялись за Толика, который изрядно струхнул и пытался оправдаться: "Я его и не бил вовсе, один раз только толкнул и все".

Тут уже серьезно забеспокоилась не только мая мать, но и матери всего нашего манежика. Отец Дымика побежал за ключами от своей алюминиевой лодки-казанки, отец Михани выкатил мотоцикл, чтобы объехать поселок по кругу вдоль воды, а отец Жигаря сказал, что надо сообщить в сплавную контору, чтобы на сортировочной повнимательнее смотрели, если что. Сортировочная – это то место, куда затягивают плывущие по реке бревна, и где их зеки баграми сортируют перед выгрузкой на берег. Утопленники обычно к ним приплывают.

Никто не вышел на берег и не стал кричать в сторону реки, как все матери делают, когда ребенок неожиданно запропастится. Прошло так много времени, что, по общему мнению, кричать уже было поздно..

Мать стояла и ждала на берегу, когда сообщат самое страшное. Она смотрела на воду и молилась. И тут я бегу мокрый и босиком. У нее язык отнялся, что с женщинами частенько происходит и от горя, и от счастья.

Поле того случая по сегодняшний день я всеми силами удерживаю себя от желания рассказать кому-то про секреты близких мне людей, тем более – про секреты друзей. Табу, даже если очень хочется поделиться информацией, даже если вроде как и надо бы поделиться. Все, я переплыл эту реку. Я был на том берегу. Я знаю, чем это заканчивается. То, что я не утонул в тот день, это большая удача, может быть самая большая, что была в моей жизни. После второго предательства мое место будет – на сортировке.

 

 

 


Оглавление

10. Часть 2.1.
11. Часть 2.2.
12. Часть 2.3.
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!