Мужской процесс

Отправились мы с Миханей на танцы в горсад, это уже в девятом классе было, ни на какую драку не настраивались, вдвоем пошли, не на разборки и не на махаловку поселок на поселок. Просто на девчонок посмотреть, а нас уже в городе немного знали, и то, что Миханя как бы предводитель нашей стаи – тоже были многие в курсе. Нас, естественно, на танцплощадке приметили. "Слушай, – говорит мне Миханя, – тут что-то еловских много собралось, у нас с еловскими война, пошли-ка отсюда, пока не поздно".

Еловские – это парни с поселка Еловка, а мы – моторовские, так как наш поселок назывался Моторный. На тот период времени Еловка держала шишку по городу, то есть над нами и остальными поселками: Судоверфь, Фанерный, Гидролизный и отдельно над улицей Сталина, на которой жили отъявленные драчуны и наши главные враги, потому как в город нам можно было попасть с Моторного только через улицу Сталина.

Она, кстати, после переименования официально называлась улицей Лесопильщиков, но ее по старой памяти до сих пор называют только – Сталина. Это ж надо было так переименовать – в Лесопильщиков, как будто властям в голову не приходило никаких других ассоциаций, кроме как связанных с распиловкой леса. Оно и правда, в наших краях при Сталине никто ничем другим не занимался.

Так вот, двинули мы с Миханей к выходу с танцплощадки, да видно уже поздно было. Трогает меня кто-то сзади за левое плечо, я поворачиваю влево голову, и как мне рубанут по носу. Никогда я не поворачиваю теперь голову в ту сторону, с которой за плечо сзади трогают.

Это правило известно всем спецназовцам, но я то его не на тренировках прочувствовал. Как мне дали, ой как дали! Отмахивался я после такого неожиданного удара, не знаю как, но видимо, шибко суматошно. Я помню, что кругом лица, лица, я по ним бью, бью. Попадаю, не попадаю – не помню ничего, но что в любое лицо, мелькнувшее передо мной, я активно тыкал обеими руками – это помню.

Про Миханю ни одной мысли не было, а их вообще не было, и быть не могло, это ж все мгновенно происходит в драке, для мыслей покой нужен. А какой тут покой, когда волчком в толпе вертишься. Волчонок вертится волчком – это про меня. А Миханя встал спиной к стене танцплощадки, у него была секунда, чтобы сообразить, как спасаться, и огрызался своими кулаками на удары окруживших его еловских пацанов. Мы помогли друг другу только тем, что растащили толпу по разным местам танцплощадки, что в итоге освободило пространство перед выходом, куда мы и прирулили почти одновременно. Выход, он же узкий, толпа окружить нас там не могла, и на выходе никто на нас прыгнуть не решился, раз мы в такой зарубе оба устояли на ногах.

Нам удалось даже постоять немного у выхода, чтобы отдышаться и посмотреть, что будет происходить дальше. Драка кончилась, я, например, только в этот момент услышал, что на площадке визжат девушки, и что ансамбль кричит в микрофон:"Мы не будем играть, все, мы уходим!"

Какие танцы, когда у танцоров рубахи порваны, морды красные и на кулаках вся кожа содрана.

Мы развернулись и оба быстро покинули танцплощадку, спрятавшись в темноте городского парка. "Нож выбрось" – посоветовал мне Миханя. У меня в правой руке, как оказалось, вместо гирьки был зажат выкидной нож. Гирьку я не взял, так как драться не планировал, а нож прихватил по привычке. Но в толпе я его, к счастью, раскрыть не успел, а кругом явно попахивало милицией, две машины с включенными фарами по парку ехали, синие полосы на борту уазика в свете фар обозначились. Я выбросил нож, и не жалел об этом позже, он мне уже не понадобился никогда. Не знаю, что было бы, если бы я его успел раскрыть, изрезал бы десяток лиц, наверное. И надолго бы сел.

На переправе мы отмыли свои пораненные рожи. Миханя сообщил мне, что мой нос заехал на мою правую щеку, он был разбит и сломан тем самым неожиданным ударом слева, а я в ответ поставил его в известность, что у него зуба не стало впереди. Так мне первый раз сломали нос, а ему выбили первый зуб. Когда мы стали старше, мне раз пять ломали нос, а ему вышибли все передние зубы. Странная закономерность.