Лекарство для жены

 

Купить в журнале за июнь 2020 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 1 час 45 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

– Сергей Владимирович, а вы что здесь спрятались, сидите в одиночестве? – услышал я за спиной голос Любы.

– Да вот, – кивнул я на раскрытый альбом, – смотрю. – И показал на одну из фотографий, где были запечатлены супруги Железины. Валентина Кондратьевна сидела, а Михаил Ефимович, стоя сзади, обнимал ее за плечи. И оба лучились счастливой улыбкой.

– Это они уже после моего рождения, – пояснила Люба.

– Какая красивая была пара! – сказал я, любуясь ими.

– А уж как любили друг друга! – вздохнула Люба. – И ведь не сюсюкались, красивых слов не говорили. Папа, по-моему, их вообще не знал. А, поди ж ты, и без всяких пышных слов любили всю жизнь так, что дай бог каждому.

А мне вдруг вспомнилось: «Говорите о любви любимым! Говорите чаще. Каждый день». И подумалось: но всегда ли слова способны выразить и передать обуреваемые чувства. Не зря же в Экклезиасте утверждается, что «слово изреченное есть ложь». И пришло мне на ум тютчевское: «Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь?» Михаил Ефимович и Валентина Кондратьевна понимали друг друга без слов. Слова-посредники им похоже были вообще не нужны.

– А ругались, ссорились?

– Ну, в любой семье не без этого. Только ведь ссора ссоре рознь. У кого от нее – дым коромыслом, а у кого и ссорой назвать трудно. Мама гораздо эмоциональнее, импульсивнее папы была. Могла и вспылить, и накричать. А он – нет. Молча переждет, пока она выплеснется. А потом за плечи обнимет и зашепчет ей в ухо со смешочком: «Ну, Валечка, душечка, пончик, ватрушечка (он любил при случае маму так называть) прости меня негодного и в угол поставь – я больше не буду…» Если мы, ребятишки, были свидетелями их ссоры, то от папиных слов со смеху покатывались, представляя его, худого и долговязого, в углу лицом к стене. Мама грозила нам пальцем и в папиных объятиях успокаивалась. Но даже так ссорились они редко. Папа терпеливый человек был и очень теплый. Так же и любил. Он был как печка в доме, от которой во все стороны тепло расходится.

Люба помолчала, смахивая навернувшиеся слёзы, снова заговорила:

– Случай один вспомнила… Как-то дали нашему папе от профсоюза путёвку бесплатную в санаторий. Это ещё когда он в Зарубинском совхозе работал. Упирался, ехать не хотел. Уговорили. Такие щедрые подарки от профсоюза простому механизатору редко выпадают. Собрали мы его всем семейством нашим да бабой Дуней в придачу, отправили в Железноводск, чтоб попил на курорте кавказской минералочки да подлечился. На три недели путевка. И что вы думаете? Уже на четвёртый день домой вернулся! У нас глаза на лоб, когда его на пороге увидели. Как говорится, мы вас не ждали, а вы припёрлися... Сперва подумали – может, случилось чего там с ним? Санаторный режим нарушил, да выгнали, обворовали, или еще что? Стоит в дверях весь какой-то потерянный, несчастный. «Ты почему здесь? – мама его спрашивает, когда в себя пришла. – Ты ж в санатории должен быть, в Железноводске! Что стряслось-то, Миша?» А папа и отвечает: «Да ничего не стряслось. Просто не могу я там – один среди чужих людей: без дома родного, без ребятишек. Без тебя. Тоска лютая… Не вынес я, сбежал…» Такие вот у нас тогда на свой лад «Любовь и голуби» получились, – улыбнулась Люба и спохватилась: – Ладно, побегу. Последняя партия заходит. Скоро и сами сядем.

 

…Болезнь ушла, и жизнь Железиных потекла своим чередом дальше.

Но недолгим было её спокойное, размеренное течение. Нашлись люди, и даже в академическом звании, которым такое бытие русского крестьянина было, как кость в горле. Неправильно живёт деревня, несовременно, не в духе времени и социально-экономических перемен, – непонятно отчего были уверены они. А стало быть, надо ее «до основанья, а затем…». И началась чёрная для российского села полоса под названием «Ликвидация неперспективных деревень». Не менее чёрная, чем «коллективизация» тридцатых годов. Суть же преобразования заключалась в следующем. В России развелось слишком много маленьких, «неперспективных» деревень, которые, по мнению реформаторов, тормозили развитие сельского хозяйства, а значит, от них надо было избавиться как от балласта. Что же до жителей, то их – просто переселить в более крупные, «перспективные» посёлки, или же специально отстроенные «агрогорода», где начнется райская жизнь с коммунистическим лицом. Во всяком случае, так утверждал на общем собрании жителей села Зарубино, тоже попавшего в число «неперспективных», приехавший из областного центра уполномоченный по этим делам чиновник.

– Да к нам бы дорогу хорошую подвести, щебеночкой отсыпанную, и больше ничего не надо – опять бы в «перспективные» выбились. И село сохранили б, – возражали сельчане чиновнику, но тот и ухом не вёл, продолжая петь про райские кущи «агрогородов».

Как и большинство односельчан, Михаил Ефимович не сразу поверил, что родная деревня может исчезнуть, уйти в былое, оставшись только в воспоминаниях. Потомки Железиных появились в Зарубино в начале двадцатого века в числе первых переселенцев, и с тех пор поколение за поколением крестьянствовали на этих землях. Вот и надеялся, как и другие земляки, что шум уляжется, и все вернется на круги своя. Мало ли разных починов и начинаний было на их веку?

Но на сей раз разговорами и уговорами дело не ограничивалось. Поскольку добровольно переселяться люди никуда не спешили, их стали прямо-таки выдавливать из села. Сначала ликвидировали в Зарубино отделение совхоза, оставив многих без работы. Потом закрыли школу, клуб, магазин. А дальше отключили электричество и телефон. Село осталось без энергии и связи. Оставшиеся зарубинцы поняли, что всё более чем серьёзно. Хочешь не хочешь, а надо переезжать. Но куда?

Поскольку активнее всего агитировали переселяться в строящийся «агрогородок», туда и отправились разведать, что и как, братья Железины – Михаил с Павлом.

Увиденное пришлось им не по душе. Посёлок строился на унылой болотистой пустоши – такой же серый и унылый. Михаил с Павлом переглянулись, разом вспоминая, как начиналось по весне в Зарубино строительство новых изб, бань, хозяйственных построек, в том числе и общественных.

Поднимались венец за венцом светло-коричневые бревенчатые срубы, пахнущие свежим сосновым деревом и проступающей под горячим солнышком смолой. Стучали, молотки, весело перекликались от рассвета до заката голоса плотников. А когда родственники и соседи сходились на «помочь», то и вовсе начинался этакий праздник созидательного единства, результатом которого становилась почти готовая изба. И хотя еще предстояло настелить полы и потолки, довести до ума крышу, окосячить дверные и оконные проемы, вставить рамы, навесить двери и переделать еще кучу необходимых дел, прежде чем в нее вселиться, но уже и сейчас изба выглядела настоящим домом, в котором, возможно, доведется жить не одному поколению. Расходясь к полуночи, разгоряченные и хмельные от общинной работы и последующего душевного застолья участники «помочи» еще долго ощущали в себе трепетную радость от причастности к доброму делу.

В «агрогогородке» тоже кипела стройка: ударными темпами возводились производственные корпуса, и жильё. Но не исходил от них извечный дух свежего, тесаного плотницкими топорами дерева. Да и дерева, как и плотников, не было. Только деловито снующая по грязной площадке строительная техника, собирающая из грязно-серых бетонных блоков и панелей, как из детских кубиков, строения – такие же уныло серые, как и местность вокруг. И властвовал тут дух солярового перегара, мешавшегося с болотной сыростью.

– Нет, Миша, не хотел бы я в таком мешке каменном жить, – поежился Павел, показывая на растущую блочную коробку.

– Да уж… – согласился тот.

В экскурсии по «агрогородку» встретили братья и некоторых односельчан, успевших, вняв агитаторам переселения, сюда переехать. Все они жалели о своей опрометчивости. Надеялись, что на новом месте, как и обещали им, будет лучше, жить станут, как в городе, а на самом деле все оказалось значительно хуже посулов: и работы не всем хватало, и в зарплате значительно теряли, а уж до райских условий и вовсе, как до Луны пешком. Не было пока ни школы, ни больнички какой. Всё – в райцентре. А до него более двух десятков верст.

На этом же болоте даже трава добрая не росла – одна осока да камыши. И какой идиот додумался сюда «перспективный» поселок влепить? Поневоле вспомнишь со слезой родное Зарубино, где и угодья сразу за околицей, и мурава изумрудным ковром за каждой усадьбой, и чистейшая речка Тасинка с неглубокими омутками, годная для любых нужд: хоть рыбу ловить, хоть купаться, хоть белье полоскать…

Домой братья вернулись удручённые и в твердой уверенности, что этот «перспективный» поселок – не про них. Были варианты переехать в город или пригороды, но для Павла с Михаилом, при немалых там ценах на жилье, практически неподъемные. Оставался райцентр. Благо там и родной человечек имелся – шурин Михаила Василий Плотников.

Василий помог купить дом. А поскольку своих сбережений Железиным не хватило, добавил еще и недостающую сумму. Он же помог Михаилу и на маслозавод, где сам давно работал, механиком по ремонту оборудования устроиться.

А далее Михаил и Павла в райцентр перетащил. Тому нового дома покупать не потребовалось. Родительский, разобрав на старом месте и собрав на новом, перевез. Правда, поставил его не рядом с братом, на окраине, а ближе к станции и районной больнице (для больных родителей, которые продолжали жить с ним).

В те годы райцентр многими их односельчанами пополнился. Само же Зарубино – и года не прошло – приказало долго жить, печально зарастая сорной травой и все больше запустевая. Какое-то время зарубинцы наезжали в «родительские дни» или на Троицу на местное кладбище привести в порядок могилки родственников, помянуть усопших, заодно и с живыми пообщаться, но чем дальше, тем реже они сюда наведывались, привыкая к новой, оторванной от земли предков, жизни. До конца осознав, что Зарубино – отрезанный ломоть, привыкали к ней и Железины.

Оказалось, что не все так уж плохо. И в райцентре можно жить. И даже во многом гораздо лучше, чем в Зарубино. Взять хотя бы ребятишек. В Зарубино была семилетка, а дальше надо было выбирать: продолжать среднее образование в районной средней школе или идти в ПТУ, хоть свое, районное, хоть в областном центре, где было их десятки на любой вкус. Теперь же все дети Железиных учились вместе в одной средней школе. А там когда выучатся, видно будет, кто какую себе дальше дорогу выберет. Были на новом месте и другие преимущества почти городской жизни.

И все же тоска и боль по утраченной родовой колыбели, которой навсегда осталось для них Зарубино с замечательной вокруг природой, речкой, роскошными угодьями, долгие годы прекрасно кормившими как личный, крестьянский, так и общественный, колхозно-совхозный скот, долго еще жила в братьях Железиных. Да и только ли в них одних!

Навещая могилы родичей, братья с кладбища обязательно шли туда, где стоял когда-то родительский дом. О нем, перевезенном Павлом в райцентр, на старом месте напоминала только яма подполья, груда битых, испачканных в саже, печных кирпичей, да выступавшие из земли столбцы бутового камня, на которые опирался сруб родительского дома. Братья молча оглядывали зарастающую крапивой, коноплей и чертополохом бывшую усадьбу, потом Павел доставал из сумки недопитую на погосте бутылку водки, стаканы, разливал остатки и коротко бросал, протягивая руку в сторону печных кирпичей: «Помянем!».

 

Время летело незаметно. Дети Железиных выросли, выучились, определились в жизни. Николай, окончив медицинский, работал в областной больнице кардиологом, а после защиты кандидатской диссертаций возглавил кардиологическое отделение. Люба пошла по стопам матери: после пединститута учительствовала в районной школе, была завучем. А Надя, выучившись на библиотекаря, работала по специальности в районном ДК, где за несколько лет дослужилась до заведующей. Виктор окончил железнодорожный институт, получив профессию инженера-мостостроителя. Люба с Надей вышли замуж и жили в райцентре: Люба с родителями, Надя со своим семейством отдельно, в собственном доме. Обзавелись семьями и Николай с Виктором. Николай получил хорошую трехкомнатную квартиру в областном центре. Здесь же, в городе купил кооперативную квартиру и Виктор. У сыновей и дочерей Михаила Ефимовича и Валентины Кондратьевны рождались свои дети – новое поколение Железиных, продолжающее их род.

На праздники и семейные торжества семейный клан Железиных в полном (или почти полном) составе собирался в родительском доме.

Покупали Железины, переезжая из Зарубино, скромный домишко на краю районного поселка, но с просторной усадьбой и большим огородом, которые в первую очередь и прельстили супругов Железиных. С течением времени под умелыми руками Михаила Ефимовича дом преображался: раздавался вширь, тянулся вверх, становясь на этаж выше, прирастая и внизу, и вверху новыми помещениями. По сравнению со всем прежним жильем Железиных это был настоящий дворец. Вставал, правда, вопрос, как отапливать такую махину. Но Михаил Ефимович решил проблему. Приобрел на маслозаводе по символической цене списанный небольшой автономный водяной отопительный котел, отладив, установил его в подвале дома, а от него по всему дому потянулись трубы с чугунными батареями. Уютное тепло в доме даже в самые лютые морозы стало нормой.

Перестраивался не только сам дом, но и все, что было во дворе. Появилась новая баня, летняя кухня, разные другие надворные постройки. В огороде сияли оконным стеклом старых рам теплицы для огурцов и помидор. Никакой живности, кроме поросят и кур, Железины и по-прежнему не держали. Молочными продуктами маслозавод своих сотрудников отоваривал по ценам значительно ниже магазинных. А вот овощи и зелень со своего огорода – без этого никак. И в свежем, и в консервированном виде они у Железиных не переводились. И самим поесть и гостям на закуску подать было что.

Когда старшие и младшие Железины сходились вместе, дом гудел как растревоженный муравейник.

Реже других появлялся в нем Виктор. Страна в семидесятых-восьмидесятых строила много железных дорог. В том числе и знаменитую Байкало-Амурскую магистраль. А какая же дорога может обойтись без мостов! Поэтому мостовики были очень востребованы, и Виктор не вылезал из длительных командировок.

Его отсутствие успешно восполняла супруга. Она работала в проектном институте, и охотно наведывалась к старикам: как одна, так и с детьми, которые на каникулах, особенно летних, и вовсе пропадали здесь. А с ними и Надины ребятишки, и Николая… О Любиных, которые были как бы «принимающей» стороной, и говорить нечего.

В летние месяцы дом Железиных превращался в нечто среднее между пионерским лагерем и детсадовской дачей, где постоянные домочадцы становились на время «персоналом» этого доморощенного детского учреждения. Баба Валя в одном лице была и поваром, и нянькой, и прачкой; Люба – воспитателем и пионервожатым и главным помощником Валентины Кондратьевны во всех ее хлопотах.

А дед Миша заполнял собой все остальные вакансии. Ну и, разумеется, осуществлял общее руководство. Понастроив в ограде дома самодельные спортивные снаряды – турник, кольца, «шведскую стенку» и даже «яму» для прыжков, чистым песочком ее засыпав, он проводил здесь и на поляне перед бревнышком у ограды для вечерних посиделок свои «уроки физкультуры». Детвора настолько увлеченно выполняла придуманные дедом Мишей упражнения, что Люба, поприсутствовав на них, сказала отцу: «А не пойти ли тебе, папа, к нам в школу физруком?» Кроме того, дед Миша, если позволяла погода, водил детвору на озеро «принимать водные процедуры», или в лес по ягодки да грибочки. Помимо всего, выполнял дед Миша функции рабочего по двору и кухне: то есть топил печь на летней кухне, носил воду, поддерживал в чистоте и порядке двор, следил за огородом и прочее, прочее, чего всегда было в предостатке.

Но здесь дед Миша не был «один в поле воин». И некоторый опыт, обретённый во времена «детского батальона», уже имелся. Каждый из его внуков согласно своим силам и физическим возможностям вовлекался в хозяйственную деятельность. Дед Миша раздавал «спецзадания» и отправлял на «места дислокации» – кого-то (кто постарше) воду на огород в большие железные баки для вечернего полива носить, кого-то на кухню – бабе Вале картошку помогать чистить да посуду мыть, а кого двор подметать. Чтоб не было скучно, соревнования устраивал – кто из внуков быстрее и лучше свою работу сделает и больше благодарностей от старших получит. Не всегда, правда, оценка была объективной: баба Валя, например, всех хвалила и по головкам гладила. Впрочем, общего настроя это не портило. Зато на детский аппетит трудовой променанд действовал как нельзя лучше. А уж спали после дня, до предела наполненного физкультурой, купанием, прогулками, делами хозяйственными – пушкой не разбудишь!

– Нет, папа, определенно, надо тебе к нам в школу идти – хоть физруком, хоть трудовиком. И с дисциплиной проблем никаких не будет, – опять говорила отцу Люба, когда, уложив детвору, сидели они всем «персоналом» на бревнышке за оградой, любуясь догорающим закатом, а он только смущенно хмыкал.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за июнь 2020 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению июня 2020 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.