Окрошка

 

 

 

Марине пришлось понервничать, пока она ждала нас. Видимо она предполагала, что вовремя мы вряд ли явимся, поэтому просто ради шутки спросила проводницу:

– А если мой спутник опоздает, можно я сорву стоп-кран?

Проводница была нежно привязана к своему стоп-крану и не желала допускать никакого над ним насилия. Все это она бурно выразила словами. Даже свою фразу «провожающие-покиньте-вагон-поезд-отправляется», она произнесла как-то недружелюбно. Марина хотя и не была провожающей, решила вагон покинуть, потому что без меня ей ехать никуда нужно не было. Поезд дернулся. Марина кинулась к выходу – проводница к стоп-крану. Переводчица выпрыгнула из уже набирающего ход поезда и не встретила никакого препятствия, так как хозяйка вагона в это время заслоняла грудью свое сокровище.

Все это я узнал из рассказа Марины, во время которого мои русские товарищи покатывались со смеху, сообщая друг другу все больше подробностей этого сумасшедшего вечера. Вероятно, вечер был бы еще более веселым и для меня, но сквозь смех Марины до меня доходил смысл далеко не всех переводимых ею фраз. Но я тоже смеялся, даже когда не понимал ни одного слова, стоило мне посмотреть на ситуацию глазами моего чемодана.

Ночь в душном купе прошла беспокойно. Нам пришлось купить новый билет прямо перед отходом следующего поезда, и о более комфортных условиях пришлось позабыть. Наше уединение грубо нарушали два мужика, громко спорившие, как мне пояснила Марина, о политике почти всю ночь. Я боялся заснуть в присутствии этих монстров, оберегая, так сказать, честь дамы. Дама же напротив быстро погрузилась в сон – политика ее нисколько не тревожила.

По плану Барбароссы мы должны были объехать несколько домов, где специально для нас выдающиеся хранительницы старинных рецептов приготовили окрошку. У меня было в запасе несколько сувениров, но я напрасно на них рассчитывал. Мне предстояло осрамиться. Потому что в первом же доме я увидел не меньше пяти дам в фартуках, высыпавших нас встречать и улыбчиво кивавших головами в ответ на мое нечленораздельно мычание. Все брелки в виде красных телефонных будок разошлись за три минуты. А пир меня ждал на весь мир: стол ломился от яств и разносолов. Окрошка, которая оказалась нарезанными овощами, плавающими в сладком пиве, была младшей сестрой и падчерицей на том празднике жизни. У этих людей был гаргантюэлевский размах. Из-за стола я вышел, качаясь, причем исключительно от съеденного, уже от второго стаканчика водки я отказался. Другой на моем месте давно потерял бы чувствительность к этикету, но мы Глостеры, не таковы. Я сразу почуял неловкость ситуации, когда все пятеро стряпух высыпали нас провожать и, отирая пот со лба концами фартуков, желали мне счастливого возвращения в Соединенное Королевство. Моя зона комфорта трещала по швам, срочно требовалось сказать что-то по-русски. Что они говорят, когда расстаются? Вот слово-то вертится на языке, ведь слышал уже несколько раз и даже запоминал вроде, что-то такое до-, до-, а вспомнил!

– Достоевский! – выпалил я, стремясь придать своему лицу выражение самой горячей благодарности.

У стряпух только на мгновение улыбка сменилась недоумением, уже через секунду все они как одна снова благожелательно улыбались и понимающе кивали головой. Переводчица покатывалась со смеху.

– Почему вы смеетесь? – удивился я.

– Потому что Достоевский – это русский писатель. При чем здесь писатель вообще?

Действительно, писатель здесь был совершенно не при чем. Но Марина-то поняла, что я пытался сказать «до свидания» и смеялась еще долго, пока мы координировали планы. Небольшая экскурсия по городу, в ходе которой местным экскурсоводом были названы еще несколько фамилий известных писателей (их я принципиально решил не запоминать), потом окрошка в купеческом ресторане, и мы снова в машине.

– Куда мы едем, Марина? – спросил я у переводчицы, как только смог перевести дух после еще одного обеда.

– В Спасско-Лутовиново, – лаконично сообщила она.

– А что там?

– Там жил Тургенев.

– А этот Тургенев, он знаменитый повар?

– Нет, он знаменитый писатель. – Опять писатели, будь они не ладны.

– Тогда зачем мы туда едем? – мне все же не хотелось выпускать бразды правления из своих рук, хотя я вряд ли мог что-то поделать, да и сытный обед не располагал к революции.

– Будем есть еще окрошку, специальную, Тургеневскую.

– А сколько туда ехать?

– Часа полтора, кажется.

За полтора часа все, чем меня угощали, вряд ли успело бы перейти в моей утробе в ту благословенную стадию, когда можно положить еще что-то сверху.

– Я не могу больше есть, – мы, Глостеры, всегда действуем по принципу: если не знаешь, что сказать, скажи правду.

– Ничего страшного, у нас будет возможность пройтись там по парку.

Что ж, это уже хорошо. Так как Марина всю дорогу болтала с шофером, у меня было время выучить правильное русское слово.

– Dosvidania – dosvodania – dosvidania, – повторял я в машине. – Dosvidania – dosvodania – dosvidania , – твердил, пока гулял по парку. Поэтому когда мы зашли в настоящую крестьянскую избу, сложенную из бревен, и нас встретили традиционные пятеро хозяек, улыбающиеся и отирающие пот со лба концами фартуков, я не подкачал:

– До свиданья! – произнес я четко и, насколько я сам мог судить, почти без акцента.

Мне показалось, что я испытал дежавю. Недоуменные улыбки стряпух и взрыв хохота – Марина.

– Ну что теперь не так? – обиделся я.

– «До свидания» говорят, когда уходят, а мы только пришли.

Несмотря на описанное выше недоразумение, поел я весьма вкусно. Досада брала на редактора, который почему-то выбрал окрошку, когда на мое обозрение были представлены не менее интересные и питательные диковинки со звенящими названиями

– kuliebiaka

– osiotr

– pelmemy, etc.

От второй же рюмки водки я отказался, памятуя о драматических финалах подобных возлияний в Оксфорде. Признаться, я боялся встречи с местной полицией. И как выяснилось впоследствии – не напрасно боялся.