Новый год

– Ну и дура ты, Машка! – тихо шептал Степаненко-старший, тщетно двигая приклеенными скотчем ногами. Его жена сидела рядом в такой же позе. Ее руки были заведены за спинку стула, ее красный халат был задран слишком высоко, она почти плакала.

– Я не знаю этих соседок в лицо, – глотая половину звуков, умирающим голосом вещала Мария Степаненко. Она смотрела на мужа с укором. Кажется, впервые она пожалела о браке с человеком слишком богатым и знаменитым в финансовой среде этого города. – Смотрю в глазок, а там… Милое лицо… Извините, говорит и с праздником… Сметаны для салата просит… А все ведь закрыто уже… И я… Это…

Ее белые волосы паклей свисали со взмокшего лба. Макияж размывался по щекам. Жертва наводнения выглядит лучше. Женоненавистник, завидев подобную картину, радостно потер бы руки.

– Послушайте, товарищи… – Сергей Степаненко, сорокалетний мужчина с заметным брюшком и багровыми щечками, осекся. Бандит по кличке Мздырь повернулся к нему, глядя поверх солнцезащитных /конспирация!/ очков. – Граждане!.. Панове!.. Хлопці!.. Господа!.. Мужики…

Выбирая приличествующие случаю и обстановке обращение, Степаненко вдруг начал картавить.

– Ну? – лениво протянул все так же смотрящий поверх очков Мздырь.

Высокий, статный, гладко выбрит, с родинкой на щеке, в черной кожанке. Лет двадцать пять. В спортивных штанах Adidas и кроссовках. Во рту постоянная сигарета.

– Возьмите деньги. Они в шкафчике. Там, где нижнее белье Машки. Возьмите, – затараторил финансист, благо язык его, в отличие от рук и ног, не был привязан. Тираду он завершил великодушно: – Возьмите и уходите!

Бандитов четверо. Трое мужчин и одна женщина. Представительница прекрасной половины человечества – ее называли Анжела – выглядела замученной конспектами пятикурсницей из педагогического, но глаза вместо идей Макаренко и Сухомлинского были наполнены равнодушным холодом стали. Налетчики копошились у ребенка лет десяти, привязывая его тем же способом, что и родителей. Егор, так звали мальчика, отчаянно сопротивлялся, несмотря на умоляющие взгляды матери. В нем уже играла удаль героев боевиков, которые, как правило, никогда не сдаются.

– Тихо, тварь! – сурово приказал Корж финансисту. Этот громадный борец с рыжей щетиной, похоже, командовал парадом. – Тихо. Сейчас я наберу пахана и сообщу, что мы уже пьем чай у тебя в гостях. Где телефон?

Степаненко обреченно кивнул головой в сторону прихожей.

Без каких-либо приказов, после красноречивого взгляда Коржа, самый маленький и молодой из шайки, которого все называли почему-то Петросяном, миновал сваленную во время сопротивления /«…А кто вы такие? А по какому праву! А что вы себе позво…»/ мебель – и исчез в темном коридоре.

С полным равнодушием Корж сказал, доставая из кармана спортивного пуховика пачку Davidoff:

– Дальше он приедет сюда.

На мгновение стала видна рукоятка пистолета, торчавшая из-за поясной резинки штанов. Корж вытащил его и переложил во внутренний карман куртки. Полуавтоматический пятнадцатизарядный военный пистолет Беретта М92.

– У меня все равно нет таких денег. Вы с ума сошли! На мне долг в пять раз меньше, его я отдам. Но больше?!

Корж усмехнулся и торчавшая в уголке рта сигарета криво дернулась. Чиркнула зажигалка. Мощный и неожиданный удар по пивному месту извлек глубокое «Аргх-кх». Мария Степаненко, до этого тихонько повизгивающая, громко вскрикнула и потеряла сознание. Ее голова склонилась набок, как у внимательно прислушивающегося человека.

– Не трогайте папку! – завопил Егор из другого конца комнаты. – Оставьте его в покое!

Корж принял телефон из рук Петросяна и царственно указал телескопической антенной на орущего мальчишку.

– Заткните рот маленькому засранцу.

А затем, обращаясь непосредственно к финансисту, тяжело дышащему, вспотевшему, уверенно сказал:

– Найдешь бабки. Иначе наш общий друг Мздырь отрежет тебе уши и поджарит на сале, выжатом из твоей толстой задницы. А я займусь твоей сучкой. Ты только посмотри, до чего она хороша. Знаешь, что я с ней буду вытворять на твоих глазах?

Он выпустил струйку дыма вверх и еще раз ударил Степаненко. Из носа задолжавшего финансиста потекла кровь. На руке у громилы блеснули ключи, целая связка с фирменным брелком Митцубиси Моторз. Он использовал их в качестве кастета. Темно-вишневый джип Grand Cherokee стоял под окнами квартиры и если высунуться в форточку, можно увидеть огонек сигнализации на панели машины.

Мальчишке залепили рот скотчем и кляпом, носовым платком. От этого мальчуган стал похож на запасливого хомяка. Мздырь с дикой усмешкой покрутил окурком перед глазами Егора.

– Смелый, мелкий? – хихикнул и бросил окурок на пол, потеряв интерес. Егор никак не реагировал.

На миг в доме воцарилась тишина. Тикали часы и еле слышно капала вода из крана. Воспользовавшись паузой, Корж потер щетину, набрал номер и коротко поговорил. Он пользовался каким-то странным, отрывистым, нечленораздельным языком, в основном состоящим из однокоренных слов и ругательств. Во время разговора он дирижировал растопыренными пальцами.

– Будет через минут двадцать, – удовлетворенно сообщил он результаты своего гавкающего общения с невидимым паханом. Коротышка Петросян довольно потер руки и стер пот с маленького узенького лобика. Он стоял у книжного шкафа с толстыми фолиантами классической литературы и смотрелся почти символически контрастно.

Если бы у Шарикова был сын, он выглядел точно также.

– А пока наведите маленький шмон, – пожелал Корж, обводя массивным подбородком комнату. Взгляд его скользнул, не задерживаясь, по развешенным на стенах репродукциям голландской живописи перешел на Петросяна. Без особого труда того можно было тоже отнести к репродукциям, но другого рода. – Бабки, золото, камни и все ценное в этот ящик.

Он отшвырнул ногой лежавший прямо перед ним стул и небрежно выдвинул шухляду из письменного стола. Все ее содержимое весело вывалилось на пол. Блокноты, карандаши, фломастеры, ручки и маркеры, ластики, скрепки и кнопки – канцелярские принадлежности – рассыпались по всей комнате.

– Вот так его… – Корж разгреб ногами стопку блокнотов, презрительно нахмурил брови и повернулся к остальным. – Ищите, братва. Я не верю, что в этом кукольном домике не найдется каких-то десять-пятнадцать тысяч зеленых.

Все трое немедленно засуетились. Петросян с бесцеремонностью опорожнил оставшиеся две шухляды. В одной из них лежали стопка чистой бумаги формата А4. Она разлетелась по полу подобно осенней листве.

– Ишь, писака! – презрительно заметил Петросян. Он смотрел на белые листочки с несколько недоуменным видом, очевидно, плохо догадываясь об их предназначении. Затем Петросян заглянул за работающий телевизор. На экране демонстрировался художественный фильм «Ирония судьбы или с легким паром». За большим Sony ничего, кроме пыли и хаоса проводов в паутине, не было.

Мздырь в это время сбросил на пол елку – большую, свежую, пахнущую лесом и опилками. Добрая половина игрушек, висящих на ней, звонко разбилась, и молчаливое негодование маленького Егора в этот момент достигло апогея.

– Анжела, – процедил Мздырь гнусаво, – проверь за книгами. Один мой знакомый педик хранил за букварями видео, где они с дружком лизали друг другу.

Рыжая направилась к книжному шкафу, а Мария Степаненко, до этого пребывающая вне сознания, неожиданно издала какой-то отрывистый и короткий смешок, больше похожий на собачье тявканье. Имей бандиты воображение и знание рок-музыки, они непременно заметили бы потрясающее сходство расплывающейся косметики жены предпринимателя с гримом Джина Симмонса, бас-гитариста группы Kiss. Глаза всех присутствующих на время обратились на нее. Что значил этот возглас, осталось неизвестным – Мария Степаненко вновь погрузилась в небытие, так было проще, поскольку присутствующее общество не располагало к какому-либо вербальному общению.

Глухие звуки ударов.

Вывалив из книжного шкафа все книги, Анжела безжалостно наступила черным сапогом на созданную кипу. Она недовольно пнула носком «Трех мушкетеров» в красной обложке и уныло покачало головой – пусто.

– Бог мой, я же говорил: деньги в нижнем белье моей жены! – раздраженно повторил Степаненко-старший, в глубине души надеясь, что с этой находкой прекратится обыск с пристрастиями. Кровь под его носом засохла, а бегающие глаза все чаще останавливались на спине Коржа, как самого главного.

В длинном шкафу-стенке было много отделений. Наугад открыв первую попавшуюся ореховую дверцу, Анжела сразу попала на исподнее. Она извлекла из-под горы лифчиков и трусов сине-зеленую пачку тампонов, а оттуда – перетянутые резинкой деньги. Купюры с гетманом Мазепой. С полным равнодушием швырнув пачку в пустой ящик, она повернулась к следующему отделению стенки, вытащив оттуда белый парик и бигуди.

– Смотри в сахарницах, за фотографиями, между простынями, – Корж спрыгнул со стола, где восседал, как кот, наблюдающий за ерзающими по полу мышками. Анжела уже растормошила несколько фотоальбомов и целые россыпи валявшихся у ее ног снимков наводили на ассоциацию с маленькой девочкой, поедающей апельсины в несметных количествах и небрежно швыряющей корки на пол.

– Петросян, а ты пошебурши посуду, – приказал Корж сыну Шарикова, дождем скидывая с небольшой тумбочки ряд киндер-сюрпризов – Егор играл перед внезапным вторжением. Полчища бегемотиков, уток, ветряных мельниц, машинок и солдатиков с ноготь полетело вниз. – И ты, Мздырь, займись делом.

Он уселся на тумбочку напротив Марии Степаненко с самодовольным видом. Игнорируя тревожный взгляд ее мужа, он похотливо осклабился, положил руку на бедро, медленно провел по гладкой белой коже женщины, слегка сжал ладонь. Мария сквозь защитную дрему обморока вяло повела плечами и брезгливо дернула ногой, тщетно пытаясь сбросить руку бандита.

– Так как, хмырь? – глаза Коржа горели. – Найдешь ли ты бабки или мне пару палок твоей суке накинуть, в качестве лекарства от забывчивости?

Сергей Степаненко заметно нервничал.

– Оставьте нас в покое. Нет у нас денег! Все, что есть, в этой коробке.

И он кивнул головой на пачку Tampaks и рулончик перетянутых жгутом купюр рядом. Корж гаденько и мерзко улыбнулся. Пришло время цитат рекламных пауз «Русского радио».

– Скажи мне, кому ты должен и я скажу, доживешь ли ты до пенсии. Петросян? Ставь сковородку. А ты, Мздырь и ты выйдите. Хочу кое-что показать. Не получать тебе пенсию, старичок.

Мздырь чиркнул зажигалкой, крепко затянулся. В этот момент в дверь позвонили.

– Нет, говоришь? – повернулась Анжела. Она держала в руках раскрытый кожаный кошелек. Еще немного – и из ее раздувшихся ноздрей пошел бы дым. – Здесь семь сотен зелени.

Корж махнул рукой.

– Открой. Сейчас будем решать. А ты молодец. Долг отработала.

С грацией первоклассной балерины в комнату на цыпочках вошел Петросян.

– Что? – недовольно спросил Корж. – Кто там? Открывай дверь, чурка!

Петросян был возбужден и взволнован.

– Там Дед Мороз.

– Кто?

Звонок повторился.

– Не время для твоих идиотских шуточек, клоун.

– В натуре какой-то козел в бороде и в шапке. Говорит, что Дед Мороз по вызову, – вернулась из прихожей Анжела, тоже ступая потише.

– То есть как? Ты что, спросила его, кто там?

– В глазок посмотрела. Он, наверное, шаги услышал или еще как-то, короче – стал вдруг громко говорить, что он…

Звонок раздался еще раз. Требовательно и настойчиво. Словно говоря: «Да ладно вам, уж я то знаю, что вы дома, открывайте!». Корж встал, наморщил лоб и прошелся по заваленной домашней утварью комнате. Закурил снова.

– Дьявол… – наконец изрек он, когда дверной звонок разразился очередной трелью. Он не заметил, как связанные муж и благополучно очнувшаяся жена вопросительно переглянулись. – А если не открывать?

– Поднимет весь дом на ноги. Наверняка пара-тройка соседей этих ублюдков знает, что они дома, – подала голос Анжела.

В отличие от остальных, она превосходно увидела глаза супругов, полные надежды. Она вытащила из заднего кармана коричневых джинс пистолет. Направила черное бесконечное дуло в голову Марии. Сняла предохранитель.

– Анжела, остынь, – услышав щелчок, бросил Корж.

– Может, сюда его? Порешить вместе с ними? – предложить Петросян. Но командующий парадом недовольно сморщил нос.

– Нет. Много шума. Ты его затащи, попробуй. Там на лестнице все слышно.

– Тогда впустим его, – предложила Анжела.

– И что?

– А то. Откуда он знает, как семья этих ублюдков выглядит? Я сыграю роль мамаши, этой лохудры, а кто-то из вас, кобельков – роль толстячка. Мороз отрабатывает, ставит галочку в своем списке вызовов и направляется в следующую квартиру. Из-за количества выпитого наши рожи ему на завтра и не вспомнятся. Посади нас в одну камеру – не узнает.

– Мы не похожи на этих цивилов, – справедливо заметил Корж, косясь на беззаботно манипулирующую грозным оружием Анжелу, – но что-то в этом есть. А еще говорят, что бабу слушать – последнее дело… Врут.

– Врут. Какая разница, как мы похожи или нет.

– А если опознание? – встрял Петросян.

– Я видела где-то белый парик. Да вот он, – Анжела подняла с пола ворох белых волос, спутанных, нечесаных, вылитый скальп. – А ты или Мздырь положите подушку под рубаху. Это накинет пяток годков. Если все пройдет как надо, он уйдет через минут пять, а мы останемся здесь без проблем. И никаких опознаний, пусть поймают.

– Как? Как он уйдет?

– Господи, Корж! Уйдет и все. Да у меня кум такой же поц. Они все синие, как изолента, ходят на эти праздники. Артисты. Хорошо, хоть один, без Снегурочки.

– Не нравится мне это. Да заткнись ты! – крикнул Корж в сторону двери.

Звонок, начавший в который раз свою настырную песнь, замолчал.

Повернувшись и понизив голос, он сказал Анжеле:

– Хорошо, я буду этим козлом. Мздырь зеленый еще. Одевай парик. Петросян, подушку с кушетки. Заклейте рот этим двум. Выключи эту ерунду по телевизору. И Мздырь?! Выкинь свои дерьмовые папиросы. Воняет хуже, чем параша летом. Дерьмо. Дьявол.

Мздырь немедленно отбросил прочь окурок. Петросян начал улыбаться – какой-то звериной улыбкой гиены или собаки, никак не человека, но Анжела пнула его дулом пистолета.

– Ты можешь быть спокойным, дебил? Корж, его надо впустить любой ценой. А дальше как ты решишь, так и будет. Но за дверью он чересчур шумный.

С треском отдирая кусок скотча от бобины, Мздырь вздрогнул и взбудоражено прошептал:

– Корж, но куда? Тут же бардак, шмон?

– Дьявол… Анжела, убери пушку. Мздырь, ты бери елку и дуй в другую комнату. Я сам залеплю им пасти.

Анжела сняла плащ и отдала Беретту Петросяну, затем собрала свои волосы в пучок и надела парик.

– Сойдет. Нам на кухне пересидеть или возле этих… – вопросительно уставился на девушку сын Шарикова.

– Здесь. Стой. Развяжи малого. Ведь вся эта педагогика для него. Слушай, киндер, – обратился Корж к Егору. Стянув с себя спортивный пуховик, он проверил наличие оружия и только тогда продолжил. – Сейчас мы развяжем тебя. Ты будешь с нами играть. В другой комнате. Правила игры следующие. Первое – я папа, второе – эта девчоночка /он махнул рукой назад/ мама, третье – ты наш любимый сынок. Пока все ясно? И если ты хоть как-то выдашь нас, дашь знак, что мы не твои папа мама, этому мудриле с наклеенной бородой… Если ты улыбнешься, пернешь, махнешь так, что я подумаю, что ты хочешь выдать нас… Друг Петросян и Мздырь отрежут головы твоим настоящим старичкам. И конечно, мне придется то же самое сделать и с тобой, и даже с тем придурком, который сейчас звонит в дверь так, словно мы ему денег должны. Ты понял, киндер? Это игра. В которой нельзя пищать.

Маленький мальчик кивнул. Петросян разрезал липкую ленту складным ножом-бабочкой и снял остатки скотча с его рук и ног. Затем он взял у патрона пуховик и аккуратно положил его на кушетку. Егор несколько раз чихнул.

– Хорошо. Только не обижайте маму. И не бей папку больше, – вытирая рукавом нос, сказал он спокойно. Такой вот себе сломленный стихией герой.

В комнату влетел Мздырь. Он быстро выключил телевизор и повернулся к Коржу.

– Я поставил елку в спальню. Там холодновато, но зато есть всякие лампочки и гирлянды. Елка хреново выглядит. Игрушки, шары висячие побиты.

– Прокатит.

– Если что-то не так пойдет, только знак дай. Я сразу гада…

– Так и сделаем. Но без сигнала не соваться. И не курить в комнате, когда он будет там. Свет притуши. Вон, возле двери выключатель.

Анжела помогла застегнуть пуговицы на рубашке Коржа. Подушка никак не хотела походить на живот.

– Ну ее, вынь, – рявкнул Корж. – Сходи, посмотри, может он ушел. Три минуты прошло.

– Стоит, сучья кровь, – доложил коротышка Петросян. – Стоит и смотрит в глазок с другой стороны.

– Киндер, пошли. Ты меня ведь понял, да? – еще раз спросил Корж, взяв Егора за руку. – Молчать. Только пикни. Еще лучше притворись, что у тебя горло больное и говорить ты не можешь. Анжела, открывай дверь. Дьявол, что мы делаем…

И закрутилось, понеслось.

– Здравствуйте, мои любимые! – зычным басом поприветствовал их Дед Мороз, входя в квартиру. С ним внутрь ворвался холодный воздух с лестничной площадки.

– Слышь, Мздырь? – прошипел Петросян. – А если бригадир позвонит?

– А я откуда знаю? – с нотками раздражения на той же громкости прошептал Мздырь. – Чего не спросил? Тьфу.

Анжела смущенно улыбнулась и прикрыла дверь в гостинную

– Вы уж извините... – она была прирожденной актрисой. – Но на кухне подгорал плов, да и ребенок наш немного расшалился.

Дед Мороз – за счет одеяния очень высокий и массивный – важно прошел в соседнюю комнату, следуя за Коржом и маленьким мальчиком. В правой руке у него был посох, в левой – красный мешок с желтым шнурком-удавкой. Шел он с таким видом, будто на нем сидел, по меньшей мере, королевский пурпур, а не потертая шуба с ватой вместо овчинки на рукавах. Анжела замыкала это шествие, поправляя на ходу никудышно сидящий парик с более чем нервозной поспешностью.

– Ну, детка, слушай, – торжественно изрек Дед Мороз, поворачивая свою белую бороду к Егору. – Из давних стран прибыл я. Путь мой лежал через холода, жару, снег, дождь. Снегурочка, внучка моя, приболела чуток и отстала в дороге. Поэтому я один, мой маленький друг.

Он несколько раз стукнул посохом – покрашенной серебрянкой шваброй – об пол, будто подчеркивая всю важность сказанного. Корж неодобрительно, напрочь забыв о роли, слушал пафосно говорившего лицедея с заметной иронией. Егор же влюбленно пялился на Деда Мороза, внимая каждому его слову.

– Простите, пожалуйста. Наши планы слегка изменились, – шепнула на ухо сказочному персонажу Анжела, придерживая парик рукой. – Наш ребенок провинился. Мы с мужем решили, что вам нужно сократить вашу программу только до сказки. В целях, как говорится, воспитания. Но, конечно, денег возвращать не надо.

Дед Мороз кивнул головой. Все ясно, почему бы нет?

Попросив, Анжела отошла к большой двуспальной кровати, став позади мальчика. Корж сидел на мягком лиловом пуфике, перебросив одну ногу через другую. На стоявшую в углу елку, повернутую расторопным и смышленым Мздырем именно тем боком, где разбитых игрушек было больше всего, Дед Мороз даже не посмотрел.

– Сказку услышал я по пути сюда от куниц-пересмешников. Сказывали они, что жил на земле однажды старый и никому не нужный старик. Ходил он в собес пенсию переоформлять, играл с соседом в шахматы, пил на праздник рюмку. Ничем, ничем абсолютно не выделялся. Любил он только в осеннем парке подкармливать одну рыженькую собачку, – певуче, нараспев начал сказочник. – И ей он, по старости своей немудреной, рассказывал про свою жизнь. Жаловался, говорил про мечты и планы. Вспоминал внучков. Старики ведь часто любят говорить с животными. А ты любишь?

– Люблю, Дедушка Мороз! – влюбленно ответил мальчик.

– И я люблю. Но продолжим. Однажды, как говорится, в час небывало жаркого заката, он сидел в парке…

По лицам обоих лже-родителей скользнуло недоумение. Сказка, которую с такой фальшивой дидактичностью начал рассказывать Дед Мороз, никак не соответствовала возрасту ребенка и еще важнее – настроению празднику. Анжела скрестила руки на груди и села на край кровати, скептически глядя на машущего посохом и рукой комедианта.

– …парке и в очередной раз болтал с собакой. И тут она заговорила с ним. Говорит, я не простая собака, а собака-барабака, могу любое желание выполнить по твоему заказу. Мол, добр ты был со мной, позволь и мне тебе приятное сделать. Старик думал-думал, и загадал. Говорит, хочу снова молодым стать. На что собака-барабака отвечает: да, пожалуйста. Но только, говорит, не навсегда, у меня и сил таких нет. А быть тебе молодым, пока не заснешь. Вот сейчас пойди, в фонтане умойся, помолодей, а когда уснешь, то снова старичком станешь. Ну, как, говорит, хочешь или чего другого загадаем?

Дед Мороз сделал небольшую паузу. Рассказывал он увлеченно, но ужасно непрофессионально. Опять зачем-то стукнул посохом об пол. Загадочно улыбнулся.

– Да, хочу, – с новыми силами продолжил он, – и хочу поскорее. Сказано – сделано. Стал он молодым, как в сказке про молодильные яблочки в садах Елены Прекрасной. Но когда наступил вечер…

– Нет, нет! – закричал вдруг Егор. Корж встрепенулся, стрелка на его условном манометре опасности задергалась и занервничала. – Это была Василиса Прекрасная, а Елена в троянской войне была, нам Евгений Константинович в школе рассказывал! И бабушка Яга! Бабушка Яга!

– Ты прав, проказник! – живо откликнулся Дед Мороз, наклоняясь к мешку. – И вот тебе за это подарочек. Держи! С новым годом, с новым счастьем тебя!

Длинная коробка с нарисованной пожарной машиной.

Неловкость, связанная с нелепо рассказанной историей, рассеялась. Анжела вяло и апатично улыбнулась.

– Скажи спасибо доброму Дедушке Морозу.

– Спасибо.

– Но это еще не все, – таинственно и интригующе произнес Дед Мороз, разворачиваясь. Он вытащил из мешка маленькую коробочку и кинул ее прямо в руки Анжеле. – С новым годом! Пусть этот подарок улыбается вам всю оставшуюся жизнь.

– Кубик-рубик? – слегка удивленно протянула она, рассмотрев поближе.

Что-то начинало происходить, но так стремительно, так быстро…

– И для вас найдется сюрприз, молодой папа, – Дед Мороз бросил коробку побольше в руки Коржу. – Это автоматическая бритва Philips, лучшая из всех.

– А это! – с особой, личной гордостью он в третий раз наклонился к своему мешку, – кольт бельгийского производства. Тоже лучший /«… что за че…»/ в своем роде.

Красное пятнышко от лазерного прицела уставилось прямо в лоб все еще разглядывающему темно-коричневую коробку индийского чая Коржу. Пистолет сухо щелкнул – на ствол был накручен неуклюжий глушитель – и третий глаз у псевдо-папы непомерно расширился. Кровь заляпала бежевые занавески за его спиной. Анжела раскрыла рот, чтобы закричать, но не успела. Второй щелчок кольта снес половину головы девушки. Парик сполз на развороченную часть лица и немедленно пропитался кровью. Души обеих, если таковые у них имелись, полетели на свидание к Люциферу.

– Вы по всамделешнему их убили? – как-то деловито поинтересовался Егор.

– Всамделешнее не бывает.

– Здорово! Там еще двое, – заговорщицки понизив голос до шепота, сказал мальчик. Он весь загорелся. – А можно, я постреляю? Там мама в халате. И Петросян.

– Да? И что они делают?

– Они связали папку и требовали денег. А на маму положил руку морж, вот этот дядя.

– Ладно, корешок, сейчас разберемся, – Дед Мороз наклонился и положил обратно в мешок две коробочки.

В эту минуту Петросян, бесцеремонно вместе с напарником Мздырем лапающий связанную жену финансиста, замер и прислушался.

– Что-то слишком тихо.

– Говорят они. Бу-бу-бу. Небось, сказки про всякое дерьмо или хороводы…

Под мощным ударом дверь распахнулась, скрипнув на петлях. Зажегся ослепляюще яркий свет. Дед Мороз кувырком ворвался в комнату, из стойки выбросил вперед обе руки с пистолетом. Красное пятнышко пробежало по плечам Мздыря подобно таракану, поспешно убегающему от тапка. Когда оно остановилось на шее у гладковыбритого бандита, раздался негромкий щелчок. Голову бандита отбросило назад. Воздух через разорванное горло вырвался наружу с сиплым свистом, как сигнал паровоза на станции. Кровь фонтанчиком брызнула на остолбеневшего Петросяна.

Второй выстрел был не столь удачным. Пуля попала в плечо сыну Шарикова, отбросив его на пару шагов от обнаженной груди Марии Степаненко, к книжному шкафу.

– Нет! – прохрипел Петросян, выставив вперед руку и прикрывая ею лицо. Он споткнулся об книги, упал.

Дед Мороз улыбнулся.

– А тебя я персонально поздравляю! С новым годом, корешок! – и нажал на спусковой крючок.

Егор тем временем освободил рты родителям.

– Пап, пап, он сначала сказку про собаку-барабаку рассказывал, а потом бух! Бах!

– Спасибо, мужик, – фыркнул Сергей Степаненко с какой-то пьяной благодарностью, двигая челюстью влево-вправо, – эти сукины дети хотели обокрасть нас. Вызывай ментов, друг. Скоро сюда приедет их главный, собака неблагодарная. Возьмем с поличным.

– Он уже больше никуда не приедет… Эй, корешок! – позвал Дед Мороз Егора, суетящегося у ног матери, – а ну, кыш-кыш оттуда. Я сам.

– Но…

– Быстренько, – сурово приказал Дед Мороз, поправляя липовую бороду, – жаль вас разочаровывать, но я преследую подобные низменные планы. Мне позарез нужны деньги. Понимаете, отстал от поезда. Да и паспорт. И на операцию…

– Ах ты мразь. И ты туда же. Вырядился клоуном, а сам…

– Да. Только я вас, коль покажите, где клад зарыт, жить оставлю, а эти отморозки – хм… Они еще бы и хомячка на кухне газом отравили, чтоб вообще свидетелей не было. Ага, не зря, не зря. Лион Фейхтвангер… – поменял неожиданно тон Дед Мороз. Он наклонился и вытащил из-под руки Петросяна книгу в белой обложке. – Вы не против, если я возьму почитать? Мне очень нравятся…

Сказать, что Дед Мороз выглядел нелепо с пистолетом в одной руке и книгой в другой – значило отнестись к нему по крайней мере неуважительно.

– Бери и уходи, – прервал его Сергей Степаненко. – Деньги прямо за тобой в ящике. На полу стоит.

Любитель книг посмотрел на содержимое ящика и неодобрительно поцокал языком.

– Маловато. Ладно, – буднично зевнул и почесал рукояткой пистолета за ухом, – ладно. Я сам поищу, а вы не волнуйтесь так. Вы мне не помешаете.

Красный лучик игриво нащупал пивной животик коммерсанта.

– Господи, Сережа! – истерично завопила жена, – да где ты эти деньги прячешь, скажи. Жить надоело?

– Устами женщин глаголет мудрость. Недаром они в операх поют. Так где? – Дед Мороз перевел дуло на мальчика и подергал пистолетом вверх-вниз.

– За зеркалом, в мешочке. В спальне.

– Поздравляю. Разумный выбор. Корешок, беги на кухню и закрой дверь плотненько, – приказал повеселевший Дед Мороз, засовывая книгу за пояс, – чтобы я слышал щелчок.

– Там нет двери. Там висят бамбуковые палочки, – хмуро ответил Егор.

– Тогда в туалет, верно? Бегом, корешок. Не заставляй меня привязывать тебя к батарее центрального отопления. Щелчок, корешок. Я хочу услышать ядреный щелчок.

Егор прошмыгнул в коридор и через несколько секунд магнитная защелка на двери туалета издала тот самый заветный щелчок.

– Пойду, пошуршу. Если найду, то мы, вероятно, больше не увидимся, – хохотнул Дед Мороз, выходя из комнаты, – но что-то мне подсказывает, что вы не будете скучать. А вот если не найду…

– Твою ядреную мать! – закричал он несколькими минутами позже. – Да здесь собран национальный банк Украины. Моя старушка-мать больше не будет продавать вязаные носочки по субботам на базаре. А знаете, говорят, что все большие состояния нажиты нечестным трудом. Это правда? А-а? Правда?

Сергей Степаненко печально, взглядом побитой собаки посмотрел на свою жену.

– Пропала дача и новая машина.

– Ты такой жлоб! – в ответ в сердцах рявкнула Мария.

Через пять минут из подъезда быстро вышел мужчина в кожаной куртке. В руках его было два пакета, пластиковый и тканевый. Он задумчиво посмотрел на вишневый джип, стоявший у входа и прошел мимо. Оглянувшись по сторонам, он бросил тряпочный мешок в щербатую мусорку за углом дома. Затем достал из другого пакета бутылку водки Absolute, и безжалостно вылил все ее содержимое в мусорный контейнер. А затем бросил туда горящий коробок спичек.

С четверть минуты поглядев на огонь, мужчина уверенно отправился дальше. Стряхивая снег с волос, он несколько раз пригладил небольшую бородку.

– С новым мать его годом, – тихо сказал сам себе.

Он улыбался. Из пакета задорно торчали цветы, и на дне лежало нечто объемное.