Пятое время года

Стоя на синем коврике со светящейся белым «Вспомни», Марина кричала, прижав ладони к щекам. В нескольких шагах он нее стояло то, что всегда оставалось только ночным вымыслом в ее детской жизни.

Старший брат частенько пугал ее на ночь страшилками про Желтую комнату, Черную руку, Пятно на потолке, Красную рубашку и Весельчака. Последний не нравился ей больше всего – синтез самого ужасного, самого грубого и злого. Весельчак всегда улыбался, даже когда убивал свою жену и трех маленьких детишек, которые не любили употреблять в пищу тыквенный кисель и очень сильно раздражали этим папу. Он убил их всех, рассказывал замогильным голосом брат и стук веток в окно только усиливал желаемый им эффект, убил кривым ножом с изогнутым кончиком. А когда врачи разрезали детей, чтобы узнать, что же с ними случилось, из них вылез тыквенный кисель, тыквенный...

– ...Кисель, да-да, тыквенный кисель, – с присвистом говорил Весельчак. Он выглядел точно так, как Марина и представляла: лицо, изьеденное оспой с тупой усмешкой, белый фартух мясника, заляпанный кровью, изогнутый кривой нож. Она отшатнулась и уперлась спиной в дверь.

– Я помню тебя! – жизнерадостно произнес Весельчак. – Ты не любила тыквенный кисель. – и он помахал ножом туда-сюда.

На кроватях, аккуратно застеленных с маниакальной четкостью, как в детском садике или в армии, лежали игрушки. Вот маленький плюшевый мишка, подарок маминой подруги с забавной фамилией Борщ. А чуть дальше, на следующей постели кукла Барби, привезенная папой из короткой загранпоездки. Она безжалостно выбросила ее три года назад перед переездом в этот город, оборванную, потрепанную, со спутавшимися паклей волосами. А теперь кукла лежала, как новая и крохотными сиреневыми бусинками укоризненно наблюдала за Мариной. Еще кукла, зайчик с барабаном, самодельная муха с зелеными глазами. В чем заключался этот тест?

Марина, уже порядком охрипшая, перестала визжать и запрыгнула на кровать, намереваясь оббежать страшное существо. Кровать заскрипела, пружины дернулись и она, отпрыгнув совершенно не туда, куда хотела, оказалась в руках у Весельчака. Лежавший на этой кровати пластмассовый Буратино дернулся и сложился пополам, словно выполняя элемент спортивной гимнастики.

– Умница, девочка. А теперь внимание и подчинение. Я просто... – он повернул ее в своих ручищах, все еще сжимая нож. Марина ощутила зловонное, как запах из мусоропровода, дыхание и увидела белые, как снег, зубы, длинные и острые: они вполне могли принадлежать животному, причем нападающему первым. – ...просто хочу немного тепла и ласки.

– Нет, нет, не надо, тебя нет, ты ведь только сон, нет, нет, нет... – мотая головой в разные стороны, пыталась вырваться девушка. Кроссовки болтались в воздухе так, как будто она сидела с удочкой на пристани, свесив ноги и размахивая ими от нечего делать. Весельчак, держа ее за волосы одной рукой, второй полез под джинсы. Ремень сильно сдавил живот и странная мысль улыбнулась идиотской улыбкой. «Так, наверно, проходят роды!» – мелькнуло быстро.

– Просто немного тепла... – причмокивал толстыми сосисочными губами и пускал слюни, – а если ты не подчинишься, я накормлю тебя тыквенным кисе-е-е-е-е-елем.

Нелепо подергивая коленками, он задрал фартух.

– Сними свою пластину, сними и я уйду, – шепелявил он, – сними ее гадкую, не то тыквенный кисе-е-е-е-е...

Марина сильно и резко двинула локтем назад. От неожиданности Весельчак выпустил волосы девушки и замер с дурацкой застывшей физиономией, словно перед фотокамерой в ателье. Руки разжались и Марина выскочила из его крепких обьятий.

– Ты не поняла, девочка моя. – процедил удивленный и растерянный Весельчак. – Нельзя отказаться от тыквенного кисе-е-е-еля безнаказанно. В нем очень много витаминов.

Все прочитанные книги по психологии, подсунутые ей Сергеем в свое время, начали свою агитационную работу. Кроме того, ужасно раздражала манера этой ненастоящей, но от этого не становящейся менее реальной, твари тянуть гласные звуки.

– Нет, это ты не понял, козе-е-е-ел. – уверенно заговорила Марина, кривляясь. Использование бранных словечек придавало смелости. – Ты ведь жалкая мразь, подонок. Ты пугаешь сопливых деток, которые не могут послать тебя на фиг, а я могу. И очень даже посылаю!

Весельчак выглядел более, чем возмущенно. Нож в его руке то опускался, то поднимался и дутая кривая улыбка точно также то исчезала, то появлялась.

– Ты не можешь... – начал было он.

Марина шагнула ему навстречу и влепила четкую размашистую пощечину. – Синенькие джинсики... Ленточка в косе... Кто не знает Мариночку... Мариночку знают все... – и не запела, а заорала издевательски громко. Выражение крайнего недовольства и изумления застыло на лице Весельчака. Он покачнулся и подрублено упал на кровать. Пружины надрывно скрипнули и лежащие на ней деревянные разноцветные кубики весело полетели на пол. Весельчак мгновенно потускнел.

– Бойся меня! Бойся! – жалобно застонал он, но Марина прошла мимо, даже не взглянув на его распростертую фигуру, уже явно не представляющую опасности.

Но все же девушка остановилась. Сначала просто инстинктивно, так, как человек на миг останавливается перед даже пустой проезжей частью и оглядывается по сторонам.

Дверь, ведущая к выходу (по крайней мере, так думала Марина), была залеплена паутиной. Пол перед порогом представлял собою отвратительную движущуюся живую массу. Разных размеров пауки, полупрозрачные слизняки, большие, словно увеличенные под лупой, тараканы, сороконожки и рогатые жуки черными глазками-пуговицами смотрели на Марину. Вдали раздалось ворчание и громкая возня. Пронзительно запищала резиновая игрушка, Марина, подскочив и обернувшись, заметила уже стоящего на ногах Весельчака. Он отряхивался и медленно приводил себя в порядок. Правая нога его давила на зеленого эластичного слоника, левая шаркала, как у отталкивающегося конькобежца, но впрочем, сейчас эта шатающаяся фигура походила больше на быка во время последних минут корриды, который готовится атаковать красный плащ тореадора.

– Дряная девченка, – занудно возмущался Весельчак вслух, приглаживая белый фартух, – ты испортила весь тыквенный кисель. Но я знаю, чего ты боялась.

Марина поняла, что путь к спасению – пройти по живому ковру и содрав паутину, выскочить через дверь. Это заодно докажет, с какой-то сумасшедшей и абсолютно неуместной иронией заметила девушка вслух, что в ее венах течет кровь, а не духи, как любит подтрунивать Женя.

Шаркающие шаги напомнили о Весельчаке.

– У меня для тебя есть кое-что, – многозначительно подмигнул он, выписывая восьмерки кривым лезвием, – может ты и не плохая девушка, но надо проверить, ела ли ты тыквенный кисель без спро-о-о-о-о-о-осу.

Марина почувствовала, что снова поддается липкой, пронизывающей насквозь панике. Какие-то незнакомые голоса назойливыми хоралами запели в ней, призывая бороться дальше и сдаться, бежать и остаться, яростно крикнуть на Весельчака и самой открыть ему живот. Голоса звучали резким антифоном, попеременно и чтобы не впасть в очередную истерику, надо было срочно получить пощечину, либо эквивалент. «Все приходится делать самой!» – промелькнула еще одна не особо уместная мысль и Марина сильно укусила себя за большой палец. Резкая отрезвляющая боль моментально выгнала все голоса прочь, оставив ноющие красно-синие полоски. Секунду поразмыслив, девушка деловито сдернула с ближайшей постели одеяло, намереваясь прикрыть им пол. В конце-концов, ко всему можно найти правильный подхо...

Да, но на одеяле, плотно вцепившись маленькими коготками, сидела добрая тысяча белых, как бумага, пауков. Марина отбросила шерстяную ткань прочь, но несколько насекомых попали ей на кофточку. Дико ввизгнув, девушка судорожными взмахами сбросила альбиносов на пол. Беспомощно оглянувшись назад и проморгав надвигающиеся слезы, Марина сделала шаг вперед. Отвратительнейший капустный хруст раздался под кроссовком и липкая желтая масса выдавилась из-под подошвы. В ушах появился странный гул, напоминающий гудок подходящего к гавани теплохода. Марина сделала еще шаг и остановилась.

– Там и жди меня, моя тыквенная хорошая девочка! – крикнул незамедлительно Весельчак. – А я сейчас подгребусь поближе. Ты только побойся еще-е-е-е-е-е...

Протянув руку к серой от паутины двери, девушка начала отдирать липкую массу. На руке эта жуткая субстанция напоминала сладкую вату, любимое лакомство детства. Мохнатые пауки обиженно шуршали и давились у нее под ногами, карабкались на кожу кроссовок, с упорством отчаянных альпинистов лезли на джинсы и выше. Гул нарастал и становился все громче и громче, сердце стучало прострелами колес товарняка, глаза слезились. Снова появились раздраженные голоса, настоятельно рекомендующие сесть прямо в эту живую массу и немного, совсем немного расслабиться. Марина не слушала, она истерично счищала паутину с двери, напоминая большого котенка, царапающего стенки аквариума в нелепых попытках достать пресловутую рыбку.

Что-то большое, тусклое сверкнуло внизу. Марина принялась за работу с удвоенным рвением – это была долгожданная ручка. Пауки и дивные жуки с длинными усами-рогами внезапно дико повысили уровень своей активности.

– Девочка моя, – заботливо прошамкал Весельчак, – ты слишком много работаешь. И виной тому мой тыквенный кисеееееееее...

Он был совсем рядом и уже тянулся к ней своими громадными ручищами, но тут дверная ручка милосердно повернулась и Марина с ревом вылетела в узкую щель между дверью и косяком, цепляя за собой паутину. Она снова оказалась в коридоре и быстро сбросив с себя тут же разбегающиеся остатки насекомых, села на пол, зажала руками уши и тихо заплакала.