Пятое время года

Коридор, показавшийся ему родным домом, застывшей прохладой вернул силы и наполнил легкие пьяняще холодным воздухом. Женя одел на себя остатки вынесенной одежды. Ботинки жали ноги. Постояв некоторое время в абсолютной тишине, он побрел к выходу, стараясь не нарушать царящего безмолвия, ни о чем не думая и гася любые попытки мозга затеять непринужденный разговор об абсурдности происходящего.

Спина, по началу ноющая как от доброй сотни вовремя не снятых горчичников, постепенно успокаивалась. Кроме того, постоянная режущая боль в раздробленном левом локте уже не так беспокоила, и похоже, все получалось, как обещал Хопкинс – раны ремиссировали при выходе из камеры пыток, несмотря на нелепость формулировки...

Женя заметил еще одну, самую последнюю полуоткрытую дверь и в какой-то необдуманный момент пожелал войти и туда. Доказать себе и другим, что ты не просто счастливчик, что не было случайностей, что...

Ход мыслей Жени был весьма кстати прерван. Запертая до этого момента дверь открылась и прямо перед ним практически без чувств грохнулась старуха, настолько старая, что Женя подумал, а есть ли хоть какие-то границы возраста? Морщинистая кожа на лице старухи красноречиво отвечала на этот невысказанный вслух вопрос. В мутных глазах ее застыло выражение вечности. Старуха сощурилась и несколько фамильярно схватила Женю за ногу.

– Это я. Вытащи меня отсюда. – прохрипел седой голос.

Женя занес ботинок, готовясь раз и навсегда отвязаться от настырной прилипалы, но увиденный им такой же, как и у него желтый треугольник на красной от засохшей крови кофте и знакомые джинсы остановили его. Он то думал, что это одна из неудачниц-соблазнительниц из первой комнаты, но...

– Марина? – неуверенно спросил он и почему-то почувствовал себя круглым идиотом. Старуха утвердительно слегка пошевелила головой.

Женя наклонился и крякнув от резкой боли в плече, одной правой рукой оттащил старое немощное тело от дверного проема. Облокотив голову старухи об противоположную стенку, Женя повернулся, чтобы закрыть дверь и машинально заглянул в проем.

– Привет, старичок. Хочешь увидеть будущее? – большое, во весь рост зеркало с отражавшимся в нем Женей, кряхтело испорченным громкоговорителем. – Добро пожалова...

– Женька! – позвал его другой голос. Он рывком захлопнул дверь и обернулся. Вместо бесконечно старой у противоположной стены лежала пожилая женщина лет шестидесяти и вопреки законам времени продолжающая молодеть. Теперь, даже если не напрягать воображение, без труда узнавались черты Марины, отмеченные печатью возраста.

– Это пройдет. Хотя я себя чувствую, как и выгляжу, если не хуже.

– Господи, ты жива... – бросился к ней Женя и помог встать на ноги, поддерживая. – Надо уходить отсюда. Только давай ребят найдем...

Морщины разглаживались на глазах, бледное, как мел, лицо наливалось румянцем и свежестью. Женя смотрел не нее и расплывался в абсолютно неуместной улыбке, которую давным-давно, может в прошлой полузабытой жизни, Андрей причислял к «глупой морде влюбленного».

– Нельзя терять времени.

Седой шарманщик слегка дотронулся до Жени, возвращая его на землю. Марине почти вернулся ее настоящий облик, только жуткие порезы, видные сквозь разорванную в лохмотья одежду, напоминали про исчезнувшую до поры старуху. Она повернулась к неожиданно появившемуся собеседнику и жалко улыбаясь, растерянно пробормотала:

– А я вас помню. Вы были во дворе. Где Андрей? Что с ним?

Старик схватил Женю за руку, увлекая его за собой. Борода слегка зацепилась за тело парня и тот почувствовал ее необычайно мягкое, как шелк, прикосновение. Все признаки безумия и грусти, приписываемые тогда Мариной, исчезли: взгляд обрел твердость и уверенность, движения стали более четкими и самое главное – исчезла дурацкая ненастроенная шкатулка, а вместе с ней исчез и дрожащий голос.

– Ваш друг не прошел назначенного ему. Он и еще один останутся здесь. Вы же должны спешить.

– Но почему? Как? А что будет с нами... А как же родственники Сережки? И... – затараторила Марина.

Старик недовольно покачал седой головой. Он открыл дверь и ледяной морозный воздух заставил сьежится полуголых Марину и Женю. Казалось, он был раздражен неудачно поставленными вопросами и испытывал чувство неловкости, отвечая.

– Не надо брать на себя непосильного. Ваша одежда прямо за дверью. Добирайтесь до дома маленькими улочками. – сказал он, подталкивая Марину в спину деликатным жестом. – О ваших друзьях позаботятся и никто, кроме вас, не вспомнит... Да и вы пожелаете поскорее забыть обо всем.

Последний день осени закончился.

– Там холодно, – говорил старый шарманщик, хотя Марина и Женя были уже далеко и не могли услышать. – А здесь... Здесь пятое время года, когда на земле царят шуты и скоморохи, заставляя людей плясать под свою дряную дудку.

Высокий мужчина в безупречном черном костюме и красном галстуке беззвучно подошел к седому шарманщику. Они некоторое время молча смотрели вслед исчезающим среди деревьев фигурам.

– Снова любовь, – сокрушаясь, сказал мужчина, приглаживая без того безупречные волосы серого цвета. Он недовольно покачал головой и перевел взгляд на два желтых треугольника, зажатых в руке у шарманщика. Еще один зритель – полуразвалившийся крупье – присоединился к ним. Рядом на корточках сидел одетый в пестрые лохмотья и шутовской калпак с колокольчиками Андрей. Лицо его было пустым и не выражало ничего. – Но наше шоу на этом незакончено. Всегда найдется кто-то, кто захочет и сможет продолжить его. Ведь шоу должно продолжаться!

– Да, – печально и недовольно добавил сероволосый мужчина после некоторого безмолвия, – снова эта хитрюка-любовь.

Ночь теряла таинственность и светлела, как кофе в молоке.

Старик довольно улыбался.