По щучьему веленью, по моему хотенью…

 

 

 

Лето заканчивалось. Рейсовый автобус № 27 привычным маршрутом вез к Черному морю курортников, шумных, как стая голодных чаек. Был полдень. Солнце, ленивое и пряное, бездвижно опиралось о горизонт. Петр Петрович упорно гнал старенький автобус сквозь дорожную желтую пыль, прислушиваясь к разговору двух пассажиров на переднем сидении у водительского места.

Из-под колес выпрыгивал ошалевший от жары асфальт, за окном мелькали выжженные зноем поля вдоль шоссе, на обочинах арбузами и дынями торговал степной народ. Обыденная, бесконечная, бессмысленная дорога нелюбимой работы – таков был ежедневный путь неизменного водителя маршрута № 27. Счастливые городские лица его только раздражали. Им отдых, ему работа. Мир несправедлив. По крайней мере, Петр Петрович Сотников был твердо в этом убежден.

Правда, этим летом бесконечные степи и баштаны за окном он проезжал с непривычным чувством счастья и удивления. Когда все изменилось? Вроде бы, в третью или четвертую ходку начала сезона, в первых числах июня? Часов в семь утра он выехал в город за клиентами. Кстати, тогда он ненавидел их гораздо меньше, чем сейчас: успел отдохнуть от дороги за зиму…

Петр Петрович отвлекся от воспоминаний и прислушался: пассажиры негромко спорили, но он не мог уловить ни слова за шумом потрепанного временем мотора и надоедливого галдежа за спиной…

Точно, 7 июня он выехал в город во второй раз. Проезжая пустынный участок дороги, на котором, сколько себя помнил Петр Петрович, ютилась лишь заброшенная автозаправка и старая автобусная остановка, краем глаза он вдруг заметил маленькую фигурку. Да, именно в тот день привычный желтый мир за стеклом дал трещину – откуда в этом безмолвии взяться человеку?

 

К полудню возвращаясь обратно, перегруженный автобус пыхтел, как сытый зверь, набивший брюхо до отвала. Петр Петрович уже успел забыть утреннее беспокойство и лениво крутил руль. Справа сквозь пыль мерцала степь, желтые бурьяны и томное послеобеденное солнце. Слева на перекрестке виднелась полуразрушенная, изъеденная ржой автозаправка, словно чудовище детских кошмаров с искривленным железом и высохшими глазницами баков для бензина. Чуть дальше, немного выпирая над дорогой, косилась автобусная остановка. Две длинных трубы, служившие опорой, плитка сморщенного железа на них и две деревяшки для сидений.

Там и сидела девочка с куклой.

Петр Петрович не поверил своим глазам. Моргнул несколько раз. Потряс головой. Засомневался в собственном рассудке. Огляделся – может, поблизости деревня? Нет. Только дорога, степь, ржавый металл, девочка и большая кукла…

Петр Петрович бросил косой взгляд на соседнее место: мужчина прикрыл лицо ладонями, напрасно надеясь укрыться от гнева своей спутницы, которая что-то яростно шептала, сжимая и разжимая тонкие нежные пальцы. На секунду Петру Петровичу показалось, что она легко сломает их, словно сухие хрупкие ветки…

На следующее утро Петр Петрович выехал заранее. Подъезжая к перекрестку, он сбросил скорость. Девочка была на месте. И на следующее он увидел ее там. И так весь июнь. А потом июль. И вот уже август заканчивался, напоследок терзая людей жарой, а девочка ровно в 8.00 оказывалась на остановке. В 13.00 она была там же – именно тогда, когда автобус №27 проезжал мимо заправки. За все это время Петр Петрович так и не увидел, откуда и когда она приходит, когда и куда уходит. Он привык к девочке. С закрытыми глазами мог увидеть ее сбитые коленки, обгоревшие плечи, длинные светлые волосы, растопыренные веснушчатые уши и тонкие хрупкие руки, разъеденные морской солью.

 

Уже через пару дней Петр Петрович издалека научился отличать девочку и куклу друг от друга, а это было непросто. Кукла была так же велика и длинноволоса, как ее хозяйка, а девочка так же неподвижна и сосредоточенна, как ее подруга. К середине июля Петр Петрович мог поклясться, что безошибочно определяет, в каком настроении девочка. Когда она размахивала босыми ногами, поддерживая куклу в плавном танце – Петр Петрович улыбался. Когда он видел, что кукла на коленях у хозяйки крепко-крепко прижимается к груди – Петр Петрович огорчался.

Да, по правде говоря, эта чужая девочка невольно скрасила ему одинокое лето. Иногда даже, вечерами, когда схватывала поясница, и Петр Петрович выходил на берег моря погреть спину, он позволял себе помечтать, будто девочка эта вовсе не чужая. Ликующие полуголые девицы, разгоряченные гормонами юнцы, мусор, ракушки, визжащие дети и нервные мамочки, жаркое солнце и холодное одиночество отступали, стоило ему закрыть глаза и представить, что это – его девочка. Что он не бросил свою жену Марину ради Клавки, сбежавшей вскорости в город с курортником. Что он построил все-таки дом, о котором мечтал в юности и куда они с Маринкой принесли свою дочь. Что дочка выросла и родила ему внучку. И каждое утро его девочка, похожая на него самого в детстве, белобрысая и лопоухая, приносит деду обед к дороге…

Петр Петрович глянул на мужчину и женщину. Они уже не спорили, а нетерпеливо смотрели в окно. Утром, когда Петр Петрович увидел их впервые, они казались моложе, словно за пару часов дороги успели постареть на несколько лет…

Сегодня девочка казалась счастливой: она расчесывала волосы своей подруге, весело болтая ногами. Поэтому Петр Петрович был в хорошем настроении, ожидая, пока горожане загрузят багаж. Он спокойно курил и, глотая горячий растворимый кофе, похрустывал пластиковым стаканчиком – выходило что-то похожее на «в траве сидел кузнечик». Петр Петрович не обращал никакого внимания на болтовню пассажиров, пока какая-то энергичная курортница не задела его огромной дорожной сумкой. Вот всегда находится кто-то, кто не вовремя толкает тебя под руку. Нет, определенно в мире нет справедливости, подумал Петр Петрович, и виртуозно выругался, стряхивая с рубахи остатки кофе.

 

«Я не скажу ей об этом», – услышал он. Обожженная рука вернула его к реальности, и Петр Петрович тяжело вздохнул, залезая на водительское место.

«А кто придумал этот бред? Это из-за тебя она все лето торчит на дороге!», – изящная ухоженная женщина прижимала к груди дамскую сумочку, напирая на высокого сутулого мужчину.

«Я не придумывал, дорогая. Оно само как-то придумалось. Я не смог ей сказать про маму. Я ей сказал, что бабушка ушла по своим делам, и показал первую попавшуюся дорогу возле села. Господи, да разве я знал?».

Мужчина с женщиной упрямо и зло поедали друг друга глазами. Что-то знакомое почудилось Петру Петровичу. Бросив только взгляд на длинные светлые волосы женщины и тонкие изящные руки мужчины, он уже знал, кто они. Девочкина мама и девочкин папа.

«А про эти 5000 машин? Кто ей сказал это бред? И почему именно красные машины?»

«Это у них с подружками игра такая. Кто насчитает пять тысяч красных машин и загадает желание, у того оно обязательно исполнится», – мужчина растерянно развел руками.

Девочкина мама зашла в салон. Как обрадовался Петр Петрович, когда увидел, что все места, кроме двух возле водителя, заняты. Он взял деньги за проезд, украдкой рассматривая чужого отца чужой дочери.

«Ей осталось насчитать еще тысячу… », – девочкин папа, сложившись почти вдвое, уселся рядом с женой и попытался обнять ее за плечи.

«А ты подумал, что с ней будет, когда ничего не произойдет?»

Петр Петрович завел машину. Ответа он не услышал. Женщина расплакалась, и сразу стала похожа на маму. Мужчина мял тяжелые большие ладони и близоруко щурился, словно большой испуганный сенбернар…

Петр Петрович гнал автобус по разбитому асфальту, отчаянно надеясь, что это вовсе не из-за его девочки спорят, а из-за какой-то другой. Конечно, той девочке не повезло. Видно, у той, у другой девочки, умерла бабушка, и вот таким странным способом она мечтает ее вернуть. Жалко, конечно. Но это не та, не его девочка с куклой. Его девочка с куклой ждет на дороге кого-то, кто обязательно к ней вернется. И Петр Петрович жал на педаль газа, разгоняя автобус во всю его мощь, чтобы поскорее доехать до автобусной остановки.

Лесополоса сменилась баштанами, впереди засверкала степь, когда мужчина с переднего сиденья попросил остановить автобус на перекрестке у старой заброшенной автозаправки.

Девочка сидела на своем привычном месте и грызла яблоко, прижимая куклу к себе.

«Все, пойдем. Я ей скажу как есть. Нечего голову ребенку морочить», – девочкина мама выпрыгнула из автобуса и пошла к остановке. Девочкин папа, тяжело ступая, шел за ней. Но чем ближе приближались к своей дочери, тем медленнее и неувереннее они шли – заметил Петр Петрович.

«Перекур», – выкрикнул он в салон и, выскочив на дорогу, поспешно закурил.

 

Мама села рядом с дочерью, папа встал спиной к дороге и девочка недовольно поморщилась. Она выглянула из-за широкой спины отца и тут же улыбнулась – мимо автобуса промчалась красная машина.

«Это невозможно», – донесся до Петра Петровича голос девочкиной мамы. А девочкин папа присел на корточки, и взял дочку за руку.

Шелестела под ногами пыль, яростно хлестало по щекам солнце, папа что-то тихо говорил, а Петр Петрович не мог оторвать взгляда от маленькой фигурки, сжимавшейся, как от удара, от родительских слов. И когда девочка вдруг вскочила и побежала, волоча за собою куклу, Петр Петрович громко выдохнул.

Он отбросил окурок, проводил взглядом беспомощных родителей, даже не пытавшихся догнать дочь, и вернулся на свое рабочее место. Вдруг краем глаза Петр Петрович заметил, как мимо промчались красные Жигули.

«4001», – посчитал он и прикинул, за сколько дней он досчитает до 5 000.

Рейсовый автобус №27 прибыл к черному морю без опоздания. Водитель маршрута, Петр Петрович Сотников, был доволен и умиротворен. Поставив машину в гараж, он отправился к начальству и написал заявление об уходе.

Еще не поздно построить дом, справедливо решил он.