Шесть дней месяца Авив

 

Повесть параллельной жизни

 

 

Купить в журнале за март 2021 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 1 час 40 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Вадим Сергеевич Марецкий со стаканом сока в руке недовольно посматривал на сына. Тот, вперившись в экран, не отвечал на его взгляды. Наконец Марецкий не выдержал:

– Кажется, чтобы глазеть в Интернет, незачем было сюда ехать, – проворчал он негромко. – Живёте как с завязанными глазами, ничего не видите и не хотите видеть.

– Что тебя раздражает? Я читаю из Библии, как раз чтобы видеть получше, – не отрываясь от экрана, отвечал сын.

– Вот как, взялся за Библию! Да её и так нужно знать.

– Как будто ты знаешь!

– Нет, но мы жили в другое время.

– Время всегда одно и то же. Всё, что было, есть и сейчас, будет и после.

– О господи! Забил себе голову. Опять какие-то формулы. Смотри проще. Мы приехали сюда, чтобы пройти библейскими тропами, подошвами ног, так сказать, ощупать историю.

– Тебе с твоими друзьями не лучше ли было бы пройтись тропами Ермака? Ведь это он, Ермак, открыл Сибирь, страну ваших богатств.

– Вот я тебя самого скоро отправлю в Сибирь, поймёшь, как богатства достаются.

Вадим Сергеевич допил сок и растянулся в шезлонге. Он не терпел беспредметной болтовни, к которой был склонен его сын Лука. Но, странное дело, тот часто втягивал его в ненужные диспуты, более того, умел разбередить и растревожить, лишить привычного покоя и устойчивой здравости мысли. Вадим Сергеевич любил сына и в то же время невольно остерегался близкого общения с ним. Тот мог спросить то, на что у него не было ответа, сказануть такое, что прежде ни от кого не доводилось слышать.

С Еленой, матерью Луки, Марецкий развёлся, когда тому было двенадцать. Елена была из консерваторской семьи и, хотя самой пришлось податься в экономисты, с рождения сына мечтала о его музыкальной карьере. Но он, обнаружив хороший слух и способности, не прикипел к клавишам, прикидывался чайником, изводил преподавательницу. Его пытались вести по дороге Рахманинова и Рихтера на верёвочке, но однажды, восьмилетним, Лука пригрозил сбежать из дома или броситься в пролёт лестницы – и от мальчика отступились.

Уйдя из семьи, Марецкий верно и аккуратно заботился не только о сыне, но и о Елене, понимая, что лишь здоровая и благополучная мать вырастит ему достойного наследника. А в том, что он сделает из Луки наследника своей бизнес-империи, Вадим Сергеевич не сомневался. Потому – самая элитная школа, развивающие программы, языки, поездки – чаще с ним, чем с матерью – по мировым столицам. Любознательный и смышлёный, Лука явно опережал в развитии сверстников, причём имел оригинальный склад ума, отличался быстротой реакций, своеобразным юмором и независимостью суждений, чем всё больше и больше нравился отцовскому честолюбию. Он удивлял и внешней своей миловидностью. Тёмными бархатными глазами, удлинённым овалом лица мальчик походил на мать (Елена была и оставалась привлекательной женщиной), а энергичную посадку лба и ямку на подбородке взял от отца.

И вдруг скандалец, в десятом классе – из-за обнаруженного в Сети любопытного видеоролика. Марецкому любезно о нём донесли, скопировали и доставили на просмотр. И вот что он увидел: вход в парк Горького, из машины вываливается сынок с двумя дружками, один из них с камерой.

– Сегодня мы приехали в парк Горького, хотим проверить, на какие унижения способны люди ради денег, – объявляет Лука в камеру. После чего начинает ходить по аллеям парка и приставать к прохожим.

– Если я дам денег, вы согласитесь выпить моей мочи? – предлагает девушкам-сверстницам. – Тысяч за десять-пятнадцать?

Те смущённо разбегаются. А сидевший на лавочке потрёпанного вида молодой мужчина при виде купюр вступает в переговоры. Сговариваются на десяти тысячах. Отходят за какие-то строения…

Парень лет двадцати пяти, к которому Лука подходит с тем же предложением, ни слова не говоря, бьёт его с правой в голову. Сынок скувыркивается на газон и пускается наутёк. Хорошо, будет уроком!

Так, снова девушки. Ну и наглец же! Предлагает им раздеться «прямо здесь». О, эта не против! Красивая, а вот же не устояла – за пятнадцать тысяч. Стягивает с себя одежду, в одних трусиках прохаживается по аллее. Дальше ещё забавней – Лука покупает в киоске две банки красной икры и здесь же, в парке, любезно кормит ею бомжей.

Снова говорит в камеру:

– Я не осуждаю этих людей. И не смеюсь над ними. Считаю, что у каждого бывают ситуации или проблемы, из-за которых человек способен на что угодно. Мы не знаем, как сами бы себя повели, если бы попали в тяжёлую ситуацию.

«Наглец, подонок! – кипел отец. – Запись растиражируют, звон поднимется на весь свет. И на кого пальцами будут показывать? Не на тебя – ты на хрен никому не нужен. На меня все шишки – подонка воспитал, с жира бесятся, глумятся над людьми. Развращающая власть больших денег! И всякие старые дела не забудут припомнить».

– И откуда это в тебе? Что ты культивируешь? Какие при этом чувства испытываешь? Превосходства, садистского удовольствия? – перекипев, спрашивал он Луку. – Способен ты себя поставить на их место? А если б тебе предложили то же самое? Или заставили под каким-нибудь условием? Стал бы?

– Не знаю, всё может быть. Мы себя мало знаем. Себя-то, пожалуй, меньше всего. И при том, учти, сам я больше их унижаюсь. Я ведь понимаю, что выгляжу как подонок, как последняя мразь! Они-то уж во всяком случае чище меня, хоть и мочу пили. Пить легче, чем предлагать. Тебе этого не понять…

– Где уж! Элементарный Мазох.

– А не вы создали мир, полный насилия и извращений? – продолжал Лука. – Разве стриптиз, без которого вам вечер не вечер, не то же самое? Меня вот один из наших звал в усадьбу на девушках покататься. Они там в коляску, как лошадки, впряжены, и можно погонять плёткой. А детские бои! Всё можно, потому что карманы кое у кого трещат от дармовых денег.

– Ты что… что ты несёшь! Где ты этого нахватался!

– Да, нахватался. А вы все в белом!

«Всё-таки он странный! – думал Марецкий после разговора. – И какая наглость! Захотел провести эксперимент – и не постеснялся, провёл. Не побоялся ничьих мнений. Наверное, это хорошо для руководителя. Детей надо баловать – тогда из них вырастают настоящие разбойники! Не умеешь управлять собой, научись управлять людьми, говорил Честертон. Эх, мы-то были другими!»

Прошёл ещё год – и настало время решений. Марецкий выбрал сыну место в Лондоне, в школе экономики и политических наук. В самом сердце британской столицы, по соседству с Королевским колледжем. Готовит та школа правящую элиту 140 государств. Жильё – в Ковент-Гардене, с видами на Стрэнд, центральную улицу Лондона. «Это стоит мне миллион фунтов в год!» – говорил Марецкий. Сферой познавания Луке выбрали финансы и юриспруденцию.

Вдруг зимой, не дождавшись Рождества, Лука сам, без предупреждения, свалился из Лондона. «Там я учиться не буду!» – заявил как отрезал. И в глазах блеск. Марецкий уже понял: нажимать бесполезно, может замкнуться и нагрубить. Дал ему отдышаться, даже виски плеснул в бокал. Поговорили о лондонской погоде. После чего сынок выдал: «Там расисты, папа, настоящие расисты! Меня, как русского, третируют, оскорбляют, обзывают путинским шпионом, не хотят общаться, не принимают в игру».

– Как русского? Ничего себе! Или ты разыгрывал из себя патриота?

– Считаешь, мне надо было отрекаться? Кричать: «Я не русский!» Ты рассказывал мне, ещё в детстве, как при нацистах голландцы или датчане, из солидарности с евреями, нашивали себе могендовид на одежду. Я тогда, слушая, даже плакал, от радости за человеческое благородство. А люди, что попадали в гетто? Они понимали это как знак избранности. А теперь, представь, в гетто попали мы, русские. Из нас делают отверженных, называют изгоями, гонят о нас всякую пургу. А какое всюду невежество! Там же верят, что Россия вместе с Гитлером напала на Англию в войну! И я должен был, по-твоему, отречься, встать на сторону гонителей? Может быть, топать и свистеть вместе с ними? Вот им! Я заказал и стал носить футболку с надписью «Good thing I'm Russian». А потом купил билет на самолёт. Ничего, есть места и получше ихнего рая!

– Постой, постой! А что, другие русские, из вашей школы, все такие майки надели? Кто-нибудь из них устроил скандал, бросил учёбу, уехал из Лондона?

– Нет, папа, кроме меня никто не уехал. Может быть, я более русский, чем они. Зов крови более сильный.

– Ладно, ладно, пустое, не в тему! Где ж ты собираешься теперь учиться?

– Смотря чему учиться. По правде, я всегда хотел историей заняться, причём самой древней, может быть, археологией. А насчёт Лондона не ругайся и не жалей. Не хочу быть среди избранных… биороботов. На занятиях нельзя высказать своё мнение. Сомнения в правильности западной жизни недопустимы. Чуть что – «вы все там в России традиционалисты, сталинисты, мракобесы». Геи, трансгендеры, всякие извращения – это святое, не смей даже скривиться. Я там, знаешь, ел, и пил, и дышал через силу. Мне только вглядываться в прошлое нравилось, рассматривать все эти священные камни, бродить старыми улицами, толкаться в соборах... Ходил, смотрел, читал… Вот, думалось, пришли норманны, основали английское королевство, суровые воины-монахи просвещали остров мечом и крестом, вольные каменщики застроили готическими соборами, рыцари сражались на турнирах за благосклонный взгляд дамы, менестрели и скальды пели, Ричард Львиное Сердце плыл в Палестину сражаться с сарацинами, пуритане погибали за чистоту веры, Шекспир сочинял сонеты своей смуглой леди, а Байрон свечой сгорел на алтаре Эллады – разве всё для того только, чтобы серая, в грязных рваных джинсах толпа развлекалась бы и безобразничала на развалинах всего этого прошлого величия! А у нас? Разве не отвратна пьянка жирных негодяев на «Авроре», на боевом крейсере? Или гомосячество со сцены, на которой пел Шаляпин и танцевала Плисецкая?

Лука был в ударе – и не заметил, как из воспитуемого стал в позу обличителя, а на месте обвиняемого вдруг оказался отец, как будто это он, Марецкий-старший, лично устраивал все «безобразия на развалах величия». Хотя в одном из названных безобразий – в банкете «негодяев» на крейсере «Аврора» (кстати, не все «негодяи» были там такими уж жирными, случались и стройные!) – он и в самом деле участвовал. Впрочем, Лука не мог знать этого, и то хорошо.

– В общем, я, как когда-то говорили, выбрал свободу! – завершил свою тираду Лука.

Марецкий досадовал, но смирился. Порода! Он чувствовал в сыне свою породу и невольно сочувствовал ей. Конечно, археология в бизнесе не контрактна. Но кто его знает, кем сын станет в конце концов. Перебесится! Сам-то он тоже учился не маркетингу и финансам, а театральной режиссуре. И ничего, получается. Просто ум нужен, элементарный практичный ум. И характер. А бизнес тот же театр – с комедией положений, абсурдом, драмой судьбы. И зачастую не с той развязкой, что прописана в сценарии. И сколько же вокруг артистов из погорелых театров!

Спустя месяц Лука уже ездил в МГУ, на исторический. А в его поведении после Лондона произошли крутые перемены. Резко сменился круг общения. Исчезли прежние стритрейсеры, модные тусовщики и вообще мажоры. Никто не заезжал за ним на дорогих авто. Но по телефону он то и дело говорил о каких-то сходках, концертах, акциях, дежурствах. От всех материнских вопросов отмахивался: «Мне надо. Обещал. Да, собираемся. Придётся идти». Озабоченная Елена нажаловалась отцу. Марецкий вызвал сына к себе. Снова попробовал сманить на откровенность с помощью аперитива. Но Лука бокал решительно отодвинул:

– Спасибо, не буду.

Марецкий как-то сразу сердцем почуял неладное.

– Это почему же? Глоток не повредит, а больше я тебе сам не налью.

– Много ли, мало – все равно бухло. Противно, когда вокруг все бухают.

– Ну и словечки у тебя! Что-то новое. Бухают, насколько я понимаю новую лексику, в подворотне. А мы…

– Вы культурно потребляете. Те от души и до конца, вы понемногу без конца. И что лучше?

– Ну ладно, не пьёшь и не надо, о чём говорить. Я рад. Но вот Елена обеспокоена – где-то шляешься, поздно приходишь, подозрительные знакомства…

– Друзья у меня как раз нормальные. Я теперь только узнал, что есть ещё люди на свете. А то говорили, что история кончилась. У нас каждый личность, увлечён каким-нибудь делом. Я вот занимаюсь инфоцентром, хотя времени много уходит.

– Чем-чем?

– Инфоцентр «Авант» – такая площадка, мы сами её организовали. Для дискуссий, концертов, киносмотров, других всяких штук.

– Что за дискуссии? Где это? И кто туда ходит?

– Ходят, кому не лень. И кому жаль тратить себя на ерунду. Кто способен мыслить или хотя бы рассуждать.

– У вас, конечно, не ерунда. Хотел бы верить. Дышать, глотать и переваривать еду учить никого не надо, а вот мыслить… Мысль, знаешь ли, не в числе обязательных функций организма, особенно молодого.

– Конечно, никто у нас и не сидит в роденовской позе. Лучше действовать. На днях провели фримаркет, пришло человек шестьсот. Студенты, школьники, девушки из магазинов, абсолютно трезвые люди, не панки. Собрали кучу одежды и увезли раздавать тем, кто нуждается.

– После чего, наверное, млели от собственной доброты и красовались друг перед другом! Ничего плохого в этом нет, но я бы посоветовал тебе подумать, как сейчас говорят, чуть длиннее. Всё, что мы делаем в жизни, – всё без исключения – мы делаем для себя. А хорошо ли от этого другим или плохо – это уже следствие. Но тут есть и такой момент. Помогая бедным и неудачникам, ты признаёшь тем самым свою вину перед ними. А эти бедные и несчастные привыкнут полагаться на чью-то помощь и вовсе разучатся работать. Хорошо, вы согласились поделиться едой, одеждой, деньгами. Готовы, как один чудак в парке Горького, накормить их икрой. Но ведь обделённые, вернее, те, кто считает себя обделённым, захотят потом, чтобы вы поделились интеллектом, образованием, тонкими чувствами, скажем, способностью понимать искусство, которой они лишены. И что тогда? Тициану выколоть глаза, Моцарту отрубить пальцы? Равный доступ к благам и удовольствиям неизбежно приведёт к общей пещерной дикости. Исторически доказано.

– Но ведь вы, успешные, между собой тоже стремитесь к равенству, конечно, в том случае, когда не можете достичь превосходства. Кто не имеет миллиарда – пошли на хер, так у вас теперь выражаются? Сам человек никого не интересует, только его счёт. Завидуете, пихаетесь, готовы съесть друг друга – и продолжаете считаться друзьями. Боитесь признаться, что во всём обанкротились. Ваш прогресс, чьим именем вы клянётесь, уничтожает больше рабочих мест, чем создаёт, при этом губит планету. А вы, как под гипнозом, занудно повторяете одно и то же – «альтернативы нет». Вам бы восстановить контакт с реальностью. Дышать, думать. Время от времени выключать гаджеты. Чаще ходить пешком. Слушать музыку, настоящую, вроде Баха. Вечером смотреть на звёзды…

Отец смотрел на него с любопытством, но без всякого раздражения.

– Постой, – сказал он тихо и просто. – Вот ты и проговорился. И я узнаю, что, во-первых, ты сноб, к жизни относишься эстетски, судишь обо всём свысока. Во-вторых, свою свободу выбора уважаешь, а права других – нет. Тебя на этом легко поймать. И что ты понимаешь в моих делах? Если хочешь знать, моё дело уже переросло меня самого, теперь не я им владею, а оно мною. И я обязан дать ему шанс развить вполне все скрытые в нём возможности. Моему делу я отдаю всё своё время, все силы, фактически жизнь. Тем, кто просит у меня помощи, я предлагаю участвовать в моей работе. И ничего другого – иначе вокруг совьётся гнездо паразитов. Тебе пора подумать серьёзно, подходит ли тебе это, или ты ищешь чего-то другого.

– Я подумаю. Дай мне подумать. Во мне с некоторых пор многое поменялось… Нет, чувствую, что не могу, не сумею тебе всё правильно рассказать. Вспомнил, как говорил Ницше: «Носить в себе хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду». Не бунт, не восстание, просто сбои в программах, щелчки, необычные формулировки, новые тексты… Поначалу они могут казаться абсурдом, отклонениями от здравого смысла, от рациональности. Но они несут в себе сигналы… что мы, молодые, раскусили обман и выходим из игры, которую нам навязали. Всё прежнее обанкротилось, пусть очистит дорогу…

– Это не вы пишете на заборах «антифа» и go vegan? – нетерпеливо прервал Марецкий-старший.

– Сам я не пишу ничего, хотя, кстати, тоже перестал есть мясо.

– Серьёзно? Вот куда тебя занесло! Но ведь даже отказавшись от вина и мяса, вы пользуетесь всем, что даёт экономика. Ездите в транспорте, едите не вами выращенный хлеб, болтаете по айфону…

– А разве вы сами растите хлеб или собираете машины? Ах да, вы же организаторы производства и обращения! Знаем мы эти теории! Мол, бедные и эксплуатируемые сами виноваты в своём положении, генетически к нему расположены. Живут за счёт преуспевающих и богатых, то есть фактически сами-то и есть эксплуататоры. Да, да, бесстыдно обирают тех, кто в Куршавеле платит девкам за час месячную, а то и годовую зарплату рабочих. Мы таких зовём каннибалами. С ними надо разбираться, и это, согласись, в ваших же корпоративных интересах.

И эту эскападу Марецкий-старший терпеливо дослушал со спокойным и серьёзным выражением лица, только морщинки у глаз выдали напряжение.

– Не боитесь, что вас причислят к экстремистам, со всеми вытекающими?

– А как ты думаешь? Я думаю – могут, – согласился Лука. – Когда правит ложь, думать самому и говорить правду – уже экстремизм.

– То, что одному – правда, другому кажется ложью.

– Значит, ложь и правда для вас неотличимы? Потому и спите спокойно, хотя и зачастую с психотропными средствами. Мы это знаем. И просто ждём, когда всё поменяется, слепые сменятся на зрячих, поддатые на трезвых, мёртвые – на живых.

– Значит, потрясений не ждать? А пока будем учиться?

– Будь спок.

– Спасибо.

«Вылупившегося птенца обратно в яйцо уже не засунешь, – говорил себе Марецкий, допивая в одиночестве бокал. – Ничего, пройдёт и это!»

Жизнь давно уже убедила его, что богатство без какой-то твёрдой цели и понятного смысла калечит человеческую природу. Сам он давно избавился от иллюзий, что жизнь в изобилии лучше, полней и подлинней, чем насыщенная трудом жизнь в скромном достатке. Когорта «пионеров бизнеса», как сами они себя называли, неожиданно очутилась среди фантастических машин, королевской мебели, чудодейственных лекарств, с услужливыми правительствами и законодателями, при не отяготительных гражданских обязанностях. Быстрые, необъяснимые и немотивированные перемены в стране психологически искалечили их и, подрезав жизненные корни, уже не дают ощущать саму сущность жизни, вечно тёмную и насквозь опасную.

«Те трудности, что противились моим планам, моему предназначению, как раз будили и напрягали силы и ум, – размышлял Марецкий. – Если бы тело человека не весило, он бы не мог ходить. Без жизненных проблем и конфликтов, без усилий для их преодоления у наследственных мажоров мозги размягчаются, их удел вырождение. Изобилие, которым наследник вынужденно владеет по факту рождения, отнимает у него собственное предназначение, омертвляет данные ему способности».

Каждая жизнь – борьба, и Марецкий видел и осознавал, как Лука борется, чтобы стать самим собой, получить право на собственную жизнь. Борется не с кем-нибудь, а прежде всего с ним, с отцом, как библейский Иаков за место в истории боролся с Богом.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за март 2021 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	ЮMoney:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению марта 2021 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.