Муха в паутине

 

 

 

Утром Лиза позвонила Ритке в Турцию, и нарвалась:

– А как ты хотела?

– Да сама знаю… Делать-то чего? Что делать?

– Раньше надо было думать, а то развела канитель… То тебе не так… этот не настоящий… А мужик, он знаешь… – злая спросонья подруга отчитывала её как девочку. – Лизка! Да когда ты повзрослеешь? …Надо или верить или нет… И решаться на что-нибудь конкретное, а не бежать за поездом… Твой шанс ты уже…

– Ритка-а-а… Я люблю его… – Лиза выпалила это сгоряча, нечаянно. Ну, не могла же она всерьёз полюбить «духа»? И стало так стыдно. Так стыдно. Не перед Риткой. Перед собой.

– Ладно, не реви… – смутилась «мать Маргарита». – У Стасика хакер есть… гений… Приеду – найдём!..

Не нашли. Не через неделю. Не через две. Не через четыре… И мир не перевернулся. Лиза «открытую рану» не афишировала. Она полностью ушла в работу – можно сказать погрузилась на дно так, чтоб заложило уши; а, может, и утонула. Всё правильно. Пошла обычная жизнь с обедами в китайском ресторанчике на пару с Игорьком-оператором; пайки из лекарств и полуфабрикатов для бабули не раз в две недели, а вовремя; многочасовые переговоры-сплетни с мамой… И, к радости племянников, восстановились воскресные вылазки в универмаг «Москва» для «птицы» и сомнительного удовольствия поиграть в богатую тётку – просадить побольше денег в автоматах. А если прибавить клубнику тазами и шашлыки на озере, то и совсем рай… Бизнес пошёл в гору и к сентябрю ожидались такие приличные поступления, что можно будет «не жаться» и с чистой совестью укатить куда-нибудь на Мальдивы или «к чёрту на кулички». Запросто. Легко.

Всемирную паутину Лиза теперь игнорировала – ну нет её и всё тут. Не то чтобы она напряглась или отчаялась (взрослая же девочка, надо думать) – просто в том месте, про которое так любил рассуждать доктор Ванечка (да эту… душу-душу!), образовалась такая глубокая пустота, что иногда, забывшись, она слышала у себя внутри не только всхлипы, но и назойливое эхо, – «Ваня… Ванечка… Ау-у-у…».

И хорошо, что жалиться стало некому. Ритка почти не звонила – она решила завести третьего гения и только и делала, что ела по какой-то тайской системе дикий рис, морепродукты, слушала Моцарта и берегла нервы. Да и понятно – Лизавета своими ввалившимися скулами и обвисшими крылышками оптимизма не прибавляла. К тому же у беременной обнаружилась страшно редкая аллергия и токсикоз на … мух!

Утром в четверг в конторе полетел кондёр и стояла такая духота, что отупевшие сослуживцы бессовестно дезертировали «по объектам». Мокрая Лиза студила босые ноги о пол, сосала ломтик лимона и досчитывала смету. Она ждала на собеседование дизайнера, надеясь, что он всё-таки не придёт (ну не псих же… пятница… и такая жара!). Она надеялась ещё засветло добраться до дачи и окунуться, наконец, в спасительную влагу протоки. Но «художник» (вот тебе и богема) всё-таки позвонил в пять и предупредил, что задержится минут на сорок – пробки. Уф! Что ж – работа прежде всего, а когда работа – твоё кровное дело, то уж и охать стыдно.

Смета не сходилась и Лиза начала обзванивать смежников. Ну не дурь? Заоконный мир всё равно сгорел, испарился, вымер до понедельника. Она стала искать портфолио «ненормального», но в файлах резюме не оказалось. Кажется, его рекомендовала Наташка, как «друга жены моей подружки». Хоть семейственность в Лизаветиной фирме не поощрялась, «поглядеть» она согласилась из соображений либеральных (а то и так грымза).

Небо прорвало как в тропиках: точно небесный хранитель сжалился над смертными и открыл кран – нет, не меньше сотни, и так же быстро закрыл, чтоб ошалелые горожане с испугу не приняли щедрый подарок за потоп. В считанные минуты промыло стёкла, деревья, газоны, а парящие полоски дорог превратились в пенистые, ржавые европейские реки. Лиза высунулась в окно глотнуть. С двенадцатого этажа «водный мир» смотрелся как ещё один незаконченный ролик. Ролик из жизни мегаполиса – парящих, буксующих, сигналящих – «хлебнувших лишнего» машин. Пропал Художник. Не придёт. И захотелось чаю покрепче и джаза. Она разыскала старый диск, где Oskar Benton легко и чувственно выводил Blues, достала из тумбы Игоря цейлонского листового и открыла заварник. На белёсом кружеве плесени зеленела жирная, наглая, живая муха.

Должно быть, Лиза окаменела. Она бы запросто осталась стоять монументом и до понедельника, если бы не услышала:

– Здравствуй, Муха!

Лиза глянула на муху – та быстро потирала лапками и, кажется, никуда не торопилась, а у столика с плакатами в мокрой майке, с ямочкой и ёжиком как положено, стоял Он – дух, дамский угодник… «доктор Ванечка» и бессовестно улыбался. «Ванечка», – предательски ёкнуло в груди, чтоб отозваться ватной слабостью уже в коленях. И вместо приветствия или упрёков Лиза протянула ему чайник и тихо сказала:

– Вот… Муха.

У него тряслись руки, а «зелёное чудовище», ругнувшись по-своему, поднялось к потолку и быстро скрылось в дверь.