Плацкарт

 

Современная народная история России в разговорах

 

18+

 

 

Купить в журнале за июнь 2019 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 3 часа 40 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

«Язык есть исповедь народа,

В нём слышится его природа,

Его душа и быт родной... »

 

Князь Вяземский

 

 

«Разум неистощим в соображении понятий,

как язык неистощим в соединении слов».

 

А. С. Пушкин

 

 

3августа 1900г. – 15 декабря 1997 г.

 

(Его рассказы и разговоры с ним, записанные В. К. Перевозчиковым)

 

 

Детство и университет

 

«Мы с Валерой закончили МГУ. Правда,

я раньше его на 50 лет»

 

Я же не мог бегать, как все мальчишки. Болела нога – костный туберкулез – она и сейчас плохо сгибается. В 6 лет я знал два алфавита – русский и латинский. Лет в 7 прочитал всю алгебру Киселева, – Лобачевского начал читать лет, наверное, в 12...

Как пишется «альфа» и как извлекается квадратный корень? – меня это все очень интересовало, а там у нас – в Вильно – никто этого не знал. Узнал я это только потом – в Москве.

 

Когда я впервые в детстве увидел паровоз, то был поражен до глубины души. Меня еще нянька на руках носила, я просил её поднести меня к паровозу. Лошадки меня не интересовали.

– Неси меня туда, «где колесики и пар».

Вы знаете, Валера, какую книгу я хотел получить на день рождения – в 11 лет? Я попросил книгу «Паровые и парораспределительные механизмы».

Вторая книга, которую я хотел, чтобы мне подарили на следующий день рождения была такая – «Воздухоплаванье» – толстый такой том.

 

Первая художественная книга была «Дон Кихот», правда, сокращенный вариант. Вторая – «Священное писание». Я был страшно возмущен, что Адам и Ева согрешили, а я должен искупать их грех! А также мне не нравилось это пари между Господом Богом и дьяволом. Ну, эта история с Иовом многострадальным.

– Господь возместил?

– Хорошенькое возмещение! – А вспомните, что этот Иов перенес?!

 

В Вильно мы жили в военных казармах, в крепости. Отец был начальником почты – отдельная квартира. Приходили офицеры, были всякие разговоры, я слушал. Еще помню, что приезжал – помещик. Настоящий! В карете! Остался у нас ночевать – я тогда еще совсем маленький был.

 

В 15 лет переехали в Москву – бежали от немцев. Учился в реальном училище Шалопутина. Стал социал-демократом в 1917 году. Газетчики из-под полы продавали газету «Социал-демократ».

Я, знаете ли, покупал, читал.

26 октября – 7 ноября 1917 года – нулевая годовщина октябрьской революции. Я – большевик! И весь класс меня бил, потому что большевики – предатели России! Потому что они были за мир с Германией.

 

Ваша Коммунистическая – это же Богословская аудитория МГУ. Я в университет поступил в 1919 году, так что все это было на моих глазах, эти новые названия. Было же классическое расположение. – на первом этаже располагался филологический факультете, на втором – юридический и на третьем – наш физико-математический.

 

В 19 лет я уже плюнул на марксизм и занялся математикой. Один приятель – Абрамсон такой – познакомил с Лениным. Они (правительство – В.П.) тогда только что переехали из Петрограда. С Лениным был только один разговор. О новом учебнике математики. Он даже черкнул мне какую-то записочку.

Защищалась одна моя студентка. Я – научный руководитель. Чувствую сыплется. Встаю и десять минут рассказываю о встрече с Лениным... Больше к Татьяне ни одного вопроса не было.

 

1 мая 1922 года. Первомайская демонстрация. Тогда вождей было много, а людей приходило немного. Стоят вожди у кремлевской стены, – потирают руки – было холодно. Пройдет небольшая толпа, потом снова никого.

Мы с Кандинским, с приятелем моим, – два брандохлыста прогуливаемся. Еще студенты подошли. И мы человек девять – прошли мимо вождей. Флага, правда, у нас не было. Потом через Ветошный переулок снова на Красную площадь – нас уже человек 15. И тут Троцкий выступил вперед:

«Да здравствует советское студенчество!»

А ведь тогда – интеллигентская сволочь и студенты – были враги. Так что – если бы мы тогда не встретились с Кандинским, не было бы советского студенчества! А этот Кандинский потом построил Горьковский автозавод, потом отсидел свое, а потом заведовал кроватным цехом.

Девятнадцатого года поступления в МГУ – кроме меня осталось трое. Колмогоров такой – мы знаем о существовании друг друга. Грехова Мария Ивановна – Муся. И Гапонов Виктор Иванович.

Гапонов – очень шикарный молодой человек был. Он сразу же убил меня тем, что читал Пуанкаре «Theorie d'optic».

«Чтобы освежить знание французского языка», – сукин сын! А я во французском – так себе.

Сразу же в библиотеку. Пуанкаре «Propogation de chaleur». Первую страницу читал неделю. Там ссылки на другие работы. Убедился, что математика – наука серьезная. С тех пор я и начал заниматься наукой.

 

А теперь не могу. И это самое печальное событие моей жизни! – Почему? – Пьяница же ничего другого – кроме вина – не знает, так и я – ничего другого кроме науки – не знал.

Так Грехова и Гапонов. Студенты МГУ гуляют на Воробьевых горах. Здания этого не было еще и в помине. Муся сидит на траве, а он положил ей голову на колени. Все кончено! А ведь весь университет был в нее влюблен. И я – тоже. Их сын теперь – правая рука Александрова.

 

 

О людях и о себе

 

Откуда я столько знаю. Просто я долго жил и всегда всем интересовался. Знаете, была такая Зинаида Гиппиус – так говорила: «А вы интересуетесь интересным?» Представьте себе – мне никогда в жизни не было скучно. Ну а потом всегда читал.

 

На этом свете все перемешано – нет чистоты. Дешевый скептицизм, дешевое свободомыслие. Но потребность чистоты есть.

 

Я прошел школу страха и голода. Ведь человек того времени, – он же не жил – выживал страшных условиях. В девятнадцатом году, представьте себе, я съел крысу. И не съел, а сожрал.

 

Единственные правильные люди на белом свете – это дети.

Вообще, людей-то мало. Всё больше – существа с глазами уснувшей рыбы, с мёртвыми глазами. Особенно те, кто выдвинулся, кто сделал карьеру.

 

Самое занимательное и самое пронзительное – это то, что происходит между людьми. Вы знаете, Валера, ведь казнь сожжением была двух видов – на короткой цепи и на длинной цепи. На длинной, – чтобы человек больше мучился. Так вот иногда людям невозможно оторваться друг от друга, хоть это и поджаривание на длинной цепи...

 

К черту социологии и системы! Самое главное – люди. А для них главное – любовь.

 

Я вообще никогда не смеюсь над людьми. Одна маленькая девочка сказала вот здесь на моей поляне в Геленджике. «Когда люди смеются над людьми – они издеваются». Никогда в жизни ни над кем не смеялся.

 

Период рыцарства, ведь он длился многие сотни лет. И во многом определил то, что сейчас называется «интеллигенция». А верность – это же средневековое качество.

 

И великодушие. Кстати, убивать великодушием нельзя. Вернее так. – можно, но не очень.

 

Знаете ли, Валера. Ведь теория пользы и разума принесла много вреда человечеству.

 

Дева Мария. Она же может заступиться за вас перед Богом. Она может войти к нему с чёрного хода.

 

Никогда в жизни ни в какую игру не играл. Не люблю борьбы. В жизни есть более важные вещи. Никогда не тратил времени на борьбу.

 

Внешне ведь я усвоил коммунизм. Никогда ничего не покупал и не продавал. Сотни статей, десятки диссертаций, которые я практически полностью написал за других. И никогда денег не брал. Я считаю, что за науку деньги брать нельзя.

 

Я «ломаться» не люблю. Всегда говорю – да, или – нет.

Если человек вам сказал – нет, – ну что еще надо. Нет, значит – нет. И что приставать к нему.

 

Советское радио не слушаю из гигиенических соображений.

 

Я тогда покупал картины. И жил на 5 рублей в месяц. С работы заходил в столовую МГУ – знаете – под аркой. Брал для вида тарелку какого-нибудь супчика, а на столах – хлеб с горчицей бесплатно. Ел хлеб с горчицей, а заедал супчиком.

1985 г.

 

Я всю жизнь собирал только картины. Но и кое-какие экспонаты имеются. В 35 году был на дерньере (от фр. derniere – последний–В.П.) – на последнем спектакле «Ревизор» Мейерхольда. Его к этому времени, арестовали. Спектакль кончился, я лег между креслами. Все ушли, а я пополз к сцене. Подобрал конверт, который в последнем акте привозит жандарм – и бросает в зал.

 

Имеется болт из церкви, в которой Блок венчался с Любовью Дмитриевной Менделеевой. Шахматово ведь сожгли после революции. Но я нашел это место. В имении были посадки, а посадки – это же как план. Вот по этому плану я и обнаружил церковь, а там и болт этот нашел. Если приедете ко мне в Москву – могу предъявить.

 

Ненавижу словари. Но однажды в подлиннике прочитал Дюма. Долго плыл на пароходе с одной дамой... Она была для меня – живой словарь.

 

Вот только в прошлом году одолел Вертера... По-немецки. И выучился говорить. Более или менее…

Украинский научился понимать по своим статьям в украинских журналах.

1985 г.

 

В библиотеке иностранной литературы я был первым – и долгое время – единственным читателем.

 

Когда появилось это ужасное слово «стиляги», я же не мог уже говорить – «Стиль – это человек». Обидел бы бедного Буффона...

 

На мое девяностолетие, в институт Океанологии приехал академик Яншин. Но добраться до моей латифундии – вы же знаете – сложно. Он опоздал. Так мы его бутылку шампанского распивали при свете костра... А вообще, было изысканное общество.

И вот, когда праздновали мой юбилей. Представьте себе, Валерий, никто не помянул моих родителей. А ведь это полагается.

1990 г. Геленджик.

 

Счастье? – Всего лишь несколько мгновений в жизни. Главным образом это связано с сексуальным. И еще с наукой... Знаете, когда открытие. Это как вспышка! Как содрогание!

 

– Вот читал этот журнал. Чтобы узнать, – какое, милые, у нас тысячелетье на дворе.

– Ну, это было в прошлом году.

– Это совершенно другое дело. Я же ездил в Геленджик... Жизнь казалась бесконечной! А теперь все идет к концу, мне осталось совсем немного. А мне еще надо освоить вашего Гумилева. И Мандельштам вот появился... А все, что теперь появляется – Гумилев, Розанов, – это же надо тщательно изучить..

1991 г. Москва.

 

Мелкие подразделения времени меня не интересуют. – часов давно нет. А крупные сами напоминают о себе. Да и сколько времени мне осталось... Мало, очень мало.

 

– Этот художник – наш современник?! – Да. Ну, знаете, мне недолго осталось быть его современником.

 

 

Семья

 

У меня и наследство есть. Родители оставили мне деревянную солонку. Посмотрите, вот она!

 

У меня был брат. Назывался Жорж-коммунист! Знаменит был тем, что основал пионеров. Даже женился на пионерке! Достиг каких-то постов, стоял на трибуне...

20 лет я не разговаривал с ним. Я спроектировал такую дачу. Она была, как продолговатое яйцо. И весела между соснами на цепях, как на канатах. Так он её присвоил. Попросился добровольцем на фронт, его убили в сорок первом.

 

У нас в семье – как в первые века христианства.

Когда-то одна моя племянница специально ездила в Загорск, чтобы встретить монаха и поиздеваться над ним. А теперь она – верующая. Но её мать – моя сестра против того, чтобы внуков крестили. Вторая моя племянница – Надя – пишет иконы в Елоховке. Кстати, никогда в школе не училась, а самый образованный человек в Москве. Правда теперь учится в духовной семинарии. Так представьте себе, Валера, там на экзаменах нельзя списывать. Грех!

1980 г.

 

Надя теперь пишет иконы для патриарха. Если приезжает гость, положено дарить две иконы. Она теперь рукоположена в чин. Или посвящена в сан!.. Она теперь «изограф»!

1985 г.

 

Вы знаете, недавно умер мой брат – отец Нади. Я даже не попрощался с ним, – там, у них в метро очень длинная лестница – боялся, что на этой лестнице и умру. Он был на полтора года младше меня.

1990 г.

 

А теперь вот и моя дочь крестилась... так батюшка приходил в ней домой. Нельзя, чтобы узнали – она же кандидат наук.

1985 г.

 

Внук – Виктор. Как пошел в детский сад, так перестал быть человеком. Ему в этом году будет семь лет. Все! Его жизнь кончилась, он пойдет в советскую школу.

 

Я должен был вступить в партию – в семнадцатом году. Был бы член КПСС с 17 года. Но не смог одолеть Маркса. Маркс – это такая гадость!

1985 г.

 

 

Наука

 

Ведь когда мы пришли в Университет, – нас никто не спрашивал, знаем ли мы языки. Учебники по математике – в основном, на французском. Занимались в библиотеке МГУ. В полном распоряжении любые словари и Британская энциклопедия. Когда не было электричества, можно было зажечь керосиновую лампу.

1982 г.

 

Для науки всегда можно найти время, даже при стопках тетрадей, которые надо проверять. И наукой можно заниматься только бескорыстно! Когда в тридцатом году вышел указ – платить за науку, я подумал – все! – наука кончилась. Академические институты – это же сплошное жульничество! И никакой ответственности. Был такой жулик – Отто Юльевич Шмидт, – Он основал первое поколение математиков – проходимцев, а так же он основал Институт физики земли.

1978 г.

 

У великого Чебышева есть работа по раскрою платья. Вот едет он в институт на извозчике. А перед ним жопа кучера, – а это ведь сферическая поверхность. И он по дороге решал задачу. – раскрой одежды по Чебышеву. Вот так начиналось математическое программирование. Я кое-что продолжил в его работе, и поклялся поклониться его могиле. Два года искал. Нашел могилу и положил цветы.

1982 г.

 

Очень мучился, но результат получил. Результат в науке – это же как вдохновение! «Полиномы Чебышева» – продолжил. А перед этим поклялся – если получу результат, то разыщу его могилу. И должен был исполнить эту клятву. А как найти могилу, – имение разрушено. Стал спрашивать, где была церковь?.. Чебышева должны были похоронить или в церкви или около неё. И представьте себе, могилу Чебышева я нашел.

 

Конец двадцатых – самое начало тридцатых годов. Время еще было такое мирное... Уже не было гражданской войны и еще не было колхозов. И вот первый съезд математиков. Большая делегация из Франции – там тогда были министры-математики. Можно было съездить в Париж, но за границу пускали только партийных.

 

Всю эту зиму думал, каким эффектнейшим способом покончить с собой. Проглотить какую-нибудь пилюлю, – знаете теперь есть такие, и взорваться в каком-нибудь учреждении...

Не наука теперь – а чистый карьеризм! А я в этой науке что-то сделал, собственно, начинал её (номографию – В.П.). Журнал основал. И вот прочитал свою статью – и ничего не понял. Все самое ценное они выбросили!

Два кризиса в жизни. Тридцать второй год, когда от голода 12 миллионов погибли... Ехал в Крым через Украину, женщины к поезду выносили расшитые рушники, чтобы менять на хлеб. Так тетки из вагона бросали им хлебные корки и смеялись. Должен был кричать, стучать, ломиться, ругаться, – но ничего не сделал. А второй кризис – этой зимой.

1980 г.

 

Самое страшное для ученого – юбилеи, ведь там читают адреса. И чем крупнее ученый, тем адресов больше, и тем страшней! Ведь все время надо стоять на ногах... И представьте себе, многие после этого умирали! – Что вы смеётесь?! – уже столько случаев было. Так Александров взял и загримировал человека. – тот стоял и слушал эти адреса. Вот так Александров уцелел!

 

Однажды читал лекцию в МГУ – на двенадцатом этаже. «Теория крепости канатов». Все туда поднимались на лифте, а оттуда шли по лестнице – пешком.

 

Для своего брата – спроектировал такую дачу. Она висела между сосен на цепях, а цепи же – тоже канаты...

 

Теперь в физике есть понятие странности. Представьте себе – теперь странность можно измерить.

 

 

Студенты

 

«В геометрию нет царского пути!» – это я часто цитировал своим студентам. Я преподавал в разных институтах, в горном, в угольном – это так, служба. Главным для меня всегда была наука. Но к преподаванию, к этой службе я относился с почтением.

 

Можно было, конечно, работать в каком-нибудь секретном институте. Но это все равно, что жить в банке со спиртом.

 

Я столько в своей жизни поставил двоек, что даже удивляюсь, как меня не застрелили или не зарезали. Однажды зимой в трамвае – на замерзшем стекле кто-то из студентов выцарапал «Денисюк-сволочь!» Они же знали, каким маршрутом я езжу. Но, вообще говоря, студенты меня уважали.

 

Я же всю жизнь экзаменовал людей, но студентов я никогда больше пяти минут не держал. Уже по тому, как студент заходил в аудиторию – я понимал – знает он или нет.

1985 г.

 

Когда меня выперли на пенсию, я думал, что без студентов, как без воздуха, не проживу. А вот видите, выжил. Но самое главное, я потерял возможность публиковаться.

 

Видите ли, Валера, молодые люди во всякие времена примерно одинаковы. А вот времена меняются.

 

 

Дом, еда

 

Валера, вы не хотите разделить со мной трапезу?!

Как!? Вы завариваете чай по-моему!? Ну, брат, теперь я спокоен, – вы передадите это другим поколениям. Нет, теперь весь я не умру.

1986 г.

 

Знаете, что такое чай вприглядку?! Это кусочек сахара висит на веревочке.

 

Почему то картошка у меня всегда сгорает. А вот у вас нет. Надо переворачивать?! – У вас такие обширные сведенья по этой части. А я только знаю, что картошечку надо холить и лелеять, холить и лелеять...

 

Вы знаете, Валера! У Вас получилось! Это не просто еда, – этому можно присвоить наименование блюда!

 

– Иван Никитович, что вы это выскребаете. Это же сплошные канцерогены!

– Вы понимаете, Валера, получается так, что канцерогены – это самое вкусное.

 

Вы соусик, соусик подливайте. Как говорят французы – без соуса нет блюда. И я с ними совершенно согласен!

 

Знаете, мой рецепт, мясо по-денисюковски. Покупается мясо, туда две банки сметаны, ну там – соль, приправы. И все это на огонь. Если держать достаточно долго, то получается мясо в таком соусе! Все хвалят, хотя я готовить не умею.

 

Вообще говоря, лучший фрукт – это мясо.

Всегда не умел и даже ненавидел готовить... Но приходилось. Всегда удивлялся – как это могут есть другие?! Как! Вам нравится мой супчик?! Ну, брат!

 

Теперь у меня два блюда. Если на сковородке – то это «сотэ» ... Это – французское блюдо, между прочим. Все овощи, которые есть в наличии, на сковородку – и на костер. Это в Геленджике. А здесь, в Москве – на плиту. Татьяна говорит, что надо в определенном порядке, но у меня никогда не получается.

 

Если делать в кастрюле – то это «кулеш». Казаки возили соль в Крым. Обоз плелся много дней. И вот когда заканчивались продукты, казаки все, что оставалась – бросали в котел! Варили – и получался кулеш!

 

Кулеш – все в одну кастрюлю и до готовности. Вот только готовность – это понятие растяжимое. У меня часто подгорает. Так что о степени готовности иногда узнаю по запаху гари.

 

Вам подлить? По русской расхлябанности, я думал, что у вас с супом ничего не получится. А вы – вдруг! И получился хороший супец... Немного соли не хватает. Поставьте его за окно. Ну, Валера, вы так вознеслись в моих глазах!

1991 г.

 

Аккуратней, аккуратней... Это же стекло. Сейчас для меня открыть эту банку консервов – важнее, чем Колумбу открыть Америку...

1987 г.

 

Достаточно ли грязен этот стакан, чтобы быть моим? Вы знаете, что у меня в Москве, как в палатке на Юге. Все сухое со стола – на пол. Потом собрать – и в форточку – воронам! Ну, а мокрое – в туалет. Обычным порядком – и спустить воду. В Геленджике у меня отличный динамический туалет (толстая ветка сосны – растет горизонтально, низко над землей. – ВП). Зато здесь в Москве я могу угостить вас теплым туалетом.

 

– Валера, вы собираетесь мыть пол?

– Да он же у меня чистый! – хотите я его лизну!

– Валера, вы собираетесь вынести мусор?!

– Ну, знаете, это будет событие масштаба перехода от социализма к коммунизму!

 

Сейчас за продуктами, как на охоту или за грибами. Может и повезти! Очередь – это такая тонкая штука... Надо все точно рассчитать. Ну, как прыгнуть с колокольни и попасть в сапоги! Как, вы купили колбасы?! Ну, значит, точно попали в сапоги.

1985 г.

 

Вы купили тушенки?! Я такие консервы покупаю сразу двадцать банок! В Геленджике, если остается, закапываю на следующий год. Однажды закопал и забыл. Потом через три года нашел и сожрал. – очень стали вкусные!

 

Должен признаться, Валера, что всю кашу я сожрал! Придется варить новую.

 

 

Болезнь

 

Целый день звонил по этому телефону, но где врач – никто не знал. Последний раз набрал – там та же тетка сказала, что это сумасшедший дом. И бросила трубку.

 

Я так расстроился, что мне стало плохо. Как вы договорились с врачом?! И она придет завтра?! – Ну, Валера, вы как ангел спустились с небес, чтобы меня спасти.

3 апреля 1991 г.

 

Эта доктор. Одно время она мне ужасно надоедала. Это называлось – диспансеризация. А теперь связь оборвалась, – и от этого зависит моя жизнь.

 

Вот я – больной, а аппетит хороший. Жру все подряд. Сегодня выходил на улицу. Дошел до леса – это шагов пятьсот. Еле дошел. Посидел в лесу полчаса. Да, C'est mon Cedan! («Это мой Седан!» – В.П.). Я все время стараюсь ходить, но сердце.

Апрель 1991 г.

 

Знаете, Валера, вот хожу на кухню – ничего. А стал возиться с этой проволокой – газовая колонка засорилась. – закружилась голова. А четвертого числа так стало плохо. Все собрались, привели нового врача. Стал использовать ваше лекарство... Ваша жена Лена поездом передала.

 

Вот перепутал день и ночь. И ничего поделать не могу... Ночью изучаю ваши газеты. Ведь, когда вы уехали, я не мог достать газет.

1991 г.

 

Ну, еда у меня теперь самая простая. Имеется замороженное молоко и хлеб в холодильнике справа. Молоко сразу в кастрюлю и на огонь, потом покрошить хлеб – Получается такая тюря. Вот вам и еда.

Ноябрь 1991 г.

 

 

Искусство

 

Возьми человека, – узнай, что у него внутри – будет самое настоящее искусство!

 

После того, как Хрущев побывал на этой выставке в Манеже. Абстракционистов стали выселять из Москвы. Может быть, никакого приказа и не было, но вы знаете, как у нас это делается...

 

Но ведь правители, они же ничего не понимают в живописи! Меня вот не выселяют из Москвы из-за моих интегралов. А ведь почти никто ничего в интегралах не понимает.

 

У нас уже лет шестьдесят ругают и футуристов, и абстракционистов... А ведь футуристы были единственные из художников, кто примкнул к революции. Правда, может быть из хулиганства...

1985 г.

 

На портрете Ахматовой – Альтмана – в самом углу – солнце. А не видно. Вы присмотритесь.

 

Малевич, «Черный квадрат». Это же ужас бесконечности!

 

Наши фильмы...

Валера, если вы знаете, что в ресторане, в кастрюле тридцать процентов говна. Вы пойдете туда?! – Редко и зажав нос.

 

Но «Зеркало» Тарковского – это личный, семейный фильм. Два часа сидел, как зачарованный, а ничего сказать не могу. Все его картины для меня – тяжелое душевное переживание. А «Иваново детство» – это же целый особый мир. Вот сейчас говорю это и волнуюсь.

 

Недавно этот фильм («Зеркало» – В. П.) шел в Кинотеатре повторного фильма. Я купил билеты сразу на все сеансы. Так вначале было ползала, а на последнем – и того меньше – совсем немного.

 

Я думаю, у Булгакова в «Мольере» – тонкий подхалимаж Сталину есть. Там же – король-солнце! Но ведь не поняли. Среди них тонких людей никогда не было.

 

День смерти Булгакова. Я – на Новодевичье. Там – милиция. Я – милиционеру: «Вы понимаете, осталось пять минут до того момента, как сорок лет тому назад не стало Булгакова» Представьте себе, пропустил. Хотя теперь так – только родственники.

У могилы группа людей. Человек с бородой, говорит. После всего обратился почему-то ко мне. «Я считаю, что Булгаков – это Гоголь сегодня»

 

«Багровый остров» Булгакова – он великолепный драматург. Но у него внутри всегда сидел страх. Он же сидел в этом курятнике.

 

Понимаете, история советской литературы – это история курятника. В этот курятник периодически приходил человек, доставал курицу и резал её.

 

Моя бабушка часто говорила. «Куры любят, когда их режут... Потому что они знают: мы – вкусные».

 

Этот разговор Пастернака со Сталиным о Мандельштаме. Сталин сказал: «Ну, вы даже своего товарища защитить не умеете». И все Пастернака ругают. Но никто не понимает той атмосферы курятника, – я ему ставлю твердую четверку.

 

А вы знаете, что Андрей Белый коллекционировал закаты?

 

Вы знаете, кто придумал ругательное слово «штаны»? – Чехов! – и очень этим гордился! Раньше были брюки...

 

Учитель и ученик – это вечная тема мировой литературы.

 

Когда переносили прах Гоголя – останки перекладывали в другой гроб. И писатели кое-что взяли себе на память. Так советскому писателю Лидину досталась фаланга пальца. Так он поместил это в кожаный переплет какого-то первоиздания Гоголя. А если был Шолохов, он, небось, себе берцовую кость отхватил!

 

Паустовский. Типичное – не то. Он всегда подпускал романтизма. Даже когда писал о коммунистах и комсомольцах.

 

Консерватория. Большой зал. Я всегда сижу в самом верху – потому что как можно при музыке сдержать рыдания?! Кое-что у Толстого понял на опере Прокофьева...

 

Эта ария Ленского. «Куда, куда вы удалились.», – это же слёзогенератор для нескольких поколений дам! Не ария, а слёзогенератор! В мире пролиты, не бочки, а цистерны слёз! А ведь у Пушкина это так, с иронией.

 

Есть одна тетка, – она меня везде таскает. Она переводчица, училась у Тарковского.

Был такой поэт прошлого века и застал немного нашего – Пьер Луис, он написал такие «Песни Белитис». Белитис – это подруга Сапфо. У меня был подлинный экземпляр. Так она великолепно перевела.

 

Привела меня в клуб «Входите без стука» Там каждый имеет право прочитать свои стихи – все это будет зафиксировано. Огромные такие тома. И все вполне бесплатно и вполне официально. Были с ней в «Театре на Юго-западной» – так там билеты раздают, а попасть невозможно...

1983 г.

 

Людмила Целиковская. Она же в красавицах ходила... Теперь – жена Любимова. Спектакль «Товарищ, верь!» – так она там свою наманикюренную ручку приложила. – Фальшивая нотка в спектакле есть.

1984 г.

 

 

Театр

 

Ведь я – старая театральная крыса. Заслуженный зритель Советского Союза. Всю жизнь был театральный человек. Как можно не любить театр?! Это как каннибал думает – не понимаю, как можно не любить человеческого мяса.

Удивительная штука – искусство! Я же способен рыдать на спектакле...

 

Театр, если это живой театр, – он же как клей, способен приклеивать человека к человеку.

 

Впервые я попал в театр в 18-м году. Был на дебюте Кторова, которым, кстати говоря, не восхищался. А вот был такой Чехов Михаил – гениальный актер.

 

У Коммисаржевской был брат – Федор Коммисаржевский – тоже хороший актер. Но, к сожалению, он попал на революцию. И пропал.

 

Театральное сословие. Ведь кто их будет кормить – для того они и будут играть. После революции мгновенно перебежали к большевикам. Театр же умер после Мейерхольда... Вроде живой, – двигается. Но двигается, как в анабиозе. А на самом деле – умер.

 

С 35-го года, когда закрыли театр Мейерхольда, я считал, что в России театра нет... Но потом появился «Современник». Но у них так – треть хороших спектаклей, треть – никаких и треть – плохих.

Но потом и «Современник» умер. И вот представьте себе, Валера, – лежит труп, уже готовый к погребению. И вдруг он пукнул или почесал за ухом. Вот так появился спектакль «НЛО» с Неёловой.

1996 г.

 

Раньше я шел в кассу и платил деньги. Теперь это нельзя – нужен блат. Вот только когда Гуннар (Гунар Трейманис, в то время зам. министра культуры Латвии – ВП) из Риги приезжает, он меня везде таскает с собой. Латыш, а крупнейший специалист по русскому театру.

 

Как можно ходить в театр бесплатно?! Это же величайший цинизм. Значит, они ни на грош не ценят театр и актеров. «Актеры правьте ремесло». А теперь бесплатно, считается, это особый шик!

1985 г.

 

Раньше помещики имели крепостные балеты. Так у помещика смысл был – это же гарем. А сейчас каждый театр имеет ВУЗ! – это же черт знает, что!

 

Малый театр. Все время сплошные рыбьи глаза. Паноптикум. Я его сорок лет за километр обходил. Сорок лет абсолютной могилы.

И вдруг живой спектакль со Смоктуновским!

 

Малый театр – мертвый, гнусный. Все заслуженные и народные, – им на всё наплевать. Но пришел Смоктуновский – и вдруг среди них – появился живой человек! «Царь Фёдор Иоаннович». Так Смоктуновский должен после этого спектакля один час просидеть в тёмной комнате.

Так что не будем судить – актерство – лицедейство, лицемерие. Служение!

 

Московские театры сейчас, в большинстве своем – глухая провинция в центре столицы.

1988 г.

 

Современные советские актеры, – они же не имеют права играть русскую классику! Просто они не знают людей, которые тогда жили. Русские офицеры, – у них же не сгибалась спина. Выправка! И именно по этому признаку их узнавали в Париже во всяких гнусных профессиях.

 

Любимов был для меня – сплошной блеск! – Уже лучше сделать нельзя. Почти все спектакли. «Мастер и Маргарита» – нечто фантастическое! – Но там же целый мир, а сколько в нем фантастического и нефантастического – нам узнать не дано. Но у Любимова этот спектакль не удался...

И когда я теперь пришел на «Мастера». Знаете, как приходят на квартиру умершего. Вещи целы, а его живого уже нет... – Куча развалин и трупов. И вдруг Шаповалов – как что-то клокочет в аду! Только он – «Еще Польска не сгинела!» А всех остальных – гнать со сцены, гнать на каторжные работы!

1988 г.

 

«Вишневый сад». Что там вытворял Высоцкий в роли Лопахина! Он, понимаете, с разбегу вбежал на стену – на некоторое расстояние! У Высоцкого был такой душевный накал!

 

А вот «Антимиры» ... Если бы у меня были тухлые яйца. Я бы актерам – в морду! И Высоцкому – в морду!

 

«Гамлета» я бы на Таганке не ставил... Это Высоцкий выцыганил у Любимова. Я на своем веку много Гамлетов повидал. И Пола Сколфилда, – восторгался им в свое время... – и других. А тут у Любимова – полный мрак. По сцене мечутся тени.

 

Для Таганки я придумал макет спектакля «Пристегните ремни». Две плоскости – и так, и так. Знаете, пространство степеней свободы. А вот спектакля не видел. Когда Любимову запретили «Бориса Годунова» – он не выдержал. Уехал!

 

Таганка без Любимова. Что делает человек, когда его обезглавили? – Говорят, что некоторое время шевелятся губы. А что делать актёрам? – Когда корабль идет на дно, все же цепляются за что попадется. Сейчас только кончик мачты торчит.

1985 г.

 

Как?! – Вы знакомы с Натальей Крымовой?! А Вы знаете, что она – первая жена Эфроса? А они с Любимовым много лет – вот как гонки на Западе – то один вырывается вперед, то другой...

 

В Художественном театре красивых женщин не было. А красоту ведь не сыграешь. Кстати – МХАТ – отвратительное название! Художественный театр!

 

Когда я заведовал сразу двумя кафедрами в двух институтах, я был богатый. Коробку конфет, флакон духов – в кассу. Первый ряд! – Пьеса Афиногенова «Машенька», первая советская пьеса в Художественном театре. Между прочим, на сцене – Книппер-Чехова. К тому времени – уже не актриса, а икона Художественного театра. После первого акта встал, плюнул в сторону рампы и спокойно пошел по проходу.

 

И вот недавно я Художественный театр простил, а ведь не ходил лет двадцать пять. За одну мизансцену у Ефремова. Вампилов «Утиная охота». Шел со злобой. А там дверь вдруг закрывается на защелку. И двое рвутся друг к другу – разговаривать. Они рядом, но между ними – стена. Так бывает между людьми...

 

Потом Ефремов поставил спектакль про Пушкина. «Медная бабушка». Как там играл Ролан Быков! Но, представьте себе, текст Пушкина Ефремов переврал. Но я кричать не стал, я же простил ему все за «Утиную охоту». А «Медную бабушку запретили.

 

Театр-студия «Юго-запад». Посмотрел «Женитьбу» по Гоголю с таким Авиловым. Был потрясен. Не мог спать. Ночью позвонил в Ригу – Гунару. Он говорит, что в Тарту выходит толстый журнал о театре – нам статья о них. Потом – через какое-то время – поехал в Таллин и в Тарту к Лотману. Достал этот журнал и немедленно к Белаковичу – отвёз статью в театр.

1985 г.

 

 

Высоцкий

 

Высоцкий, – он же сам по себе. Это такой характер, это такая фигура, он сам по себе имеет ценность...

Сейчас Высоцкого в газетах упоминают чаще, чем Рейгана, но пока реже, чем... [...]

 

 

 

Внимание! Перед вами сокращённая версия текста. Чтобы прочитать в полном объёме этот и все остальные тексты, опубликованные в журнале «Новая Литература» в июне 2019 года, предлагаем вам поддержать наш проект:

 

 

 

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за июнь 2019 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению июня 2019 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.