Кто рано встаёт, тот рано умрёт

На чтение потребуется 5 часов | Скачать: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Купить в журнале за февраль 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

Карабкаюсь по лестнице к себе в комнату. Термос я больше с собой не таскаю. Теперь у меня есть трофейный чайник. Едва захлопываю за собой дверь в полу, как раздается телефонный звонок Марины. В трубке звучит беспокойство жены обо мне и сакраментальный вопрос о таблетках. Чувствую себя кругом виноватым. Жена переживает, а я сегодня утром даже не гулял. «Мужчины!» – сказала бы Урсула.

Про убийство я Марине не говорю. Зачем её волновать? Пусть спокойно восстанавливается в санатории. Делаю себе заметку в памяти: нужно попросить и Лилю пока помолчать.

Заканчиваю разговор с женой обязательным «чюсс!», откладываю телефон, завариваю кофе, сажусь за стол, включаю ноутбук. Изготовился. Принял низкий старт. Вот только для чего? Для подумать? Смотрю в монитор на удлинившийся список вопросов. Хорошо, буду думать.

Неприятно об этом говорить, но по всему выходит, что убийца – один из моих милых, забавных, талантливых, увлечённых своим искусством сотрапезников. Один из творческих людей – на самом деле нелюдь с инстинктом убийцы. В пользу этой версии говорит сам способ совершения преступления. Всё же хладнокровно заколоть человека и спрятать его в извести может лишь тот, кто заранее всё обдумал. Это не спонтанное нападение. Ведь если бы кто-то из утренней обслуги польстился на серебряные бусинки или катушки в ушах Харди (я шучу), то его бездыханное тело лежало бы в постели. А Харди утром покинул свою комнату. С кем он хотел встретиться в такую рань? Да и пирсинг с катушками остались на своих местах.

Я начинаю печатать перечень имен. Сначала мужских: Эрих, Бахман, Кокос, Кельвин, Почемутто, Эдик, Круглый Ын, Никс. Затем женских: Лиля, Понтип, Урсула, Мари, Баклажан, Селина.

Итак, что мы имеем? У нас есть любовный треугольник: Мари, Никс и покойный Харди. Есть скользкий Кокос, оказавшийся там, где он не должен был находиться, и обнаруживший убитого. Есть плешивый Кельвин, одолживший Харди деньги. Есть Бахман с алебардой, Есть Эрих, безупречно одетый в полночь. Есть подозрительно невозмутимый Круглый Ын. Есть загадочные ночные тени. И, в конце концов, есть труп без глаз.

 

От расследования меня отвлекает звонок Агафона. Отзываюсь. Брат улыбается мне с экрана. Я разглядываю его небритое лицо, мятую майку. Неужели его реальность тоже существует в этом измерении? И Агафон сейчас на самом деле сидит на диване перед своим компьютером? Где-то за четыре тысячи километров от Нашего Городка? Почему-то мне это кажется совершенно невозможным. Наверное, я просто старый? Слишком долго живу, чтобы спокойно воспринимать стремительно меняющуюся жизнь? Вот наш маленький Лукас не парится. Он просто на «ты» с современной техникой. Постоянно возится с игровыми приставками, телевизором, спутниковой антенной, цифровым фотоаппаратом… Заодно подсказывает нам с Мариной, как их включать-выключать.

– Привет, братан. Как твоя миссия по спасению мировой экономики?

Агафон морщится.

– Миссия невыполнима. Несмотря на все мои усилия, мировая экономика упорно катится в пропасть.

Беспросветный пессимизм брата мне знаком с детства, поэтому я не пугаюсь, а наоборот – подбадриваю маловера:

– Мне кажется, ты слишком мрачно настроен, Агафон. Улыбнись. Вспомни, как это делается.

Агафон демонстративно скалит зубы.

– Ладно, сойдёт. А что поделывает паппа мио? Как его красивый закат?

Агафон корчится от смеха.

– Какой закат?! Ты о чём вообще? Лихорадочные поиски руководящей работы! Папа по телефону всем врёт, что ему за шестьдесят. А ему уже далеко за восемьдесят! Ну, пригласят его на собеседование и что дальше?

– И что дальше?

– Придёт такой чудной старикан в офис: всклокоченный, в подвёрнутых как у ковбоя грязных штанах и, как ты думаешь, что будет?

– Что будет?

– Офис сразу переедет в другой офис, вот что будет!

Агафон прав. Сейчас никому не нужны опытные работники на руководящую должность с радикулитом, глубоким маразмом, в грязных подвёрнутых штанах и за восемьдесят. Время славных свершений для этого поколения миновало.

Колокольный звон оповещает меня, что пора идти обедать и срывать покровы. Ох уж эта Селина! Ну и удружила же мне остроносая полька! Прощаюсь с братом, бросаю последний взгляд на вопросы без ответов, список знакомых имён и отчаливаю в столовую.

 

Под низкими сводами всё как обычно. Лиля спешит туда-сюда с тарелками. Ближе к камину расположилось руководство в лице Эриха и Бахмана. Возле отца – бледная Мари с тёмными кругами вокруг глаз. Рядом с красавицей сверкает очками Никс. Ну и так далее. Отсутствует один лишь Эдик. Несмотря на горячий ароматный борщ, настроение у творческого сообщества минорное.

«Халло! – Халло! Хай! Сервус! Грюсс готт!».

Эрих приглашает меня к камину. Я устраиваю себя между управляющим и Понтип. Дюймовочка из Таиланда сидит с ногами на стуле и приветливо улыбается. Впрочем, она всегда улыбается. Лиля ставит передо мной борщ. Благодарю нашу хозяюшку, тщательно размешиваю в тарелке сметану, приступаю. Между делом краем уха слушаю, как Бахман рассказывает Эриху о Харди. Это не удивительно. Наверное, сейчас мысли каждого обитателя Замка сосредоточены на несчастном парне. Из слов маэстро следует, что Дунайская школа понесла невосполнимую утрату.

– Харди был достойным продолжателем целой плеяды наших крупных художников. Юноша удивительно тонко чувствовал гармонию природы и человека. Его картины связаны с мистическими учениями, проникнуты духом бунтарства и высоким накалом чувств. Он был наделён поистине огромной силой воображения, этот Харди Курц.

– И тем не менее, его убили, – замечает Эрих, удручённо качая своей большой головой.

Бахман тяжело вздыхает, но его лицо аскета остаётся неподвижным. Этот человек хорошо умеет владеть своими чувствами.

«Верно, маэстро. Харди был достойным продолжателем плеяды крупных художников, – думаю я, – а теперь он мёртвый достойный продолжатель плеяды крупных художников».

– Ну что, Вадим? Вы уже придумали, как будете ловить убийцу? – обращается ко мне управляющий.

– Не обижайтесь, герр писатель, но я считаю, что ваша игра в Шерлока Холмса – глупая затея, – сухо замечает Бахман. – Я фаталист. Верю в судьбу. Её не изменить, что бы мы ни пытались сделать.

Я не могу сдержать улыбку.

– Интересно, почему люди, которые думают, что всё в жизни заранее предначертано и что с этим ничего нельзя поделать, смотрят по сторонам, прежде чем перейти дорогу?

Бахман открывает рот, чтобы мне возразить, но секунду подумав, затыкает его трубкой. Я доволен: «Получил, фаталист, гранату?».

– Инспектор уже всех опросил? – спрашиваю, ни к кому конкретно не обращаясь.

В ответ Баклажан выпаливает:

– Этот Сквортцоф – настоящий расист! Рычал, как голодный пёс. Требовал рассказать ему всё, что я знаю, а иначе вышлет меня на родину. Значит, если у человека чёрная кожа, то на него орать можно?

– Ну, что вы, Ида, – говорит Эрих. – Успокойтесь. Никто вас не вышлет. Это не Сквортцофу решать.

Баклажан вдруг принимается всхлипывать.

– Я совершила большую ошибку, приехав в Германию!

С одной стороны несчастную женщину с экватора обнимает Селина, с другой – Урсула: закрывают собой от беженских невзгод и злого инспектора полиции. Там много есть чего закрывать. Кокос тоже сочувственно тянется к Баклажану, но она сердито отталкивает его. Никс хихикает. Круглый Ын остаётся невозмутим.

– Я думаю, Сквортцоф поговорил с каждым из нас, – произносит Бахман, раскуривая трубку.

Художники кивками и возгласами подтверждают слова своего руководителя. Тем временем обед подходит к концу. Лиля собирает со стола посуду. Хочешь не хочешь, а пора начинать следствие.

 

– Я хотел бы узнать, где каждый из вас находился утром в четверг, – говорю я.

– В какое время? – уточняет Эрих.

– Примерно с четырёх до шести утра.

– Я поднялся в пять. Полшестого открыл ворота, впустил уборщиц. Затем вернулся к себе. Лиля с Алинкой спали до шести. Потом встали, и Лиля начала готовить завтрак. Всё как обычно.

– Спасибо, – благодарю я управляющего. – А вы, Урсула?

– Я спала до полседьмого. Моя работа в магазине начинается с пяти утра, поэтому хочу в отпуске выспаться. Ненавижу рано вставать.

– Ясно. Вы, Понтип?

– Спала до шести. Когда проснулась, Никласа рядом не было.

– Я уже говорил при вас инспектору, что в это время разговаривал с дочерью, – напоминает мне маэстро. – Не так ли, Мари?

Не глядя на нас, Мари кивает. Она сидит, уперев взгляд в стол.

– Да-да, ваши показания Сквортцофу я помню. Вы обсуждали с Мари какое-то ваше семейное дело, не имеющее никакого отношения к убийству.

Боюсь, что мою иронию поняла даже Баклажан, несмотря на свой своеобразный немецкий. Бахман прячется в клубе дыма и оттуда сухо произносит:

– В основном мы говорили о выставке. Не так ли, Мари?

Мари снова молча кивает. Тогда я спрашиваю её:

– Вы не помните, в котором часу к вам пришёл отец?

Красавица поднимает синие очи. Она смотрит на меня с лёгким удивлением, как будто только теперь заметила моё присутствие рядом с собой.

– Точно не могу сказать.

– А хотя бы примерно? В четыре? В пять? В шесть?

– Около пяти. Не раньше.

– О’кей. Вы, Селина?

Полька смущённо теребит мочалку, заменяющую ей нормальную причёску.

– Я была в постели до шести.

– Хорошо. Ида?

Баклажан стискивает обеими руками мешочек-амулет.

– Папа Легба, отвори ворота и дай мне пройти! Я совершила большую ошибку, приехав в Германию!

Я вздыхаю. Иной менталитет. Трудно, но нужно попробовать.

– Во сколько вы встали в четверг, Ида?

– Ровно в четыре. Я всегда встаю в одно и то же время.

– А во сколько вышли из своей комнаты?

– Примерно через сорок минут.

– Значит, без двадцати минут пять вы вышли в коридор. И что случилось потом?

Баклажан с испугом смотрит на меня. Смешной рыжий парик придаёт ей комичный вид, но я не улыбаюсь. Мне не до смеха. Кто-то из художников лжёт. Одного из них не было в комнате. Он в это время вонзал острое лезвие в тело своего товарища. Раз! И концы в известь.

– В коридоре было ещё темно. Неожиданно я заметила тень. В самом конце, там, где винтовая лестница. Я остановилась. Вспомнила о Полоумной Марии. Мне стало так страшно, что ноги ослабели. А тень вдруг двинулась и пропала. Не помня себя, я кинулась обратно в комнату и закрылась на ключ.

– И что было дальше?

– Достала из чемодана гри-гри, надела его на себя, потом стояла на коленях и молилась Папе Легбе и Огу Феру. Бедный Харди. Видите? Я была права. Это место захвачено злом!

– Значит, больше из комнаты вы не выходили и к семи часам пошли на завтрак?

– Да.

– Спасибо, Ида.

Я оглядываю стол. Остались мужчины.

– Герр Никс?

Дохляк поправляет очки.

– Спал до шести как убитый. Потом встал, умылся, побрился. Всё.

Я настораживаюсь: «как убитый?».

– А разбитая губа вам не мешала?

Никс с обидой бурчит:

– Нисколько, герр писатель!

– О’кей. Герр Рихтер?

Плешивый консультант краток:

– Встал в шесть. До завтрака никуда не выходил.

– Благодарю.

Вопросительно смотрю на невозмутимого корейца. Круглый Ын едва шевелит губами:

– Спал до полседьмого. Потом завтрак.

– Герр Почемутто?

– Встал в полшестого. К семи часам пошёл в столовую.

– Понятно, синьор.

Теперь последний художник. Смотрю на Кокоса. Никак не могу поймать ускользающие глазки толстого албанца.

– Я тоже спал почти до завтрака.

Вроде бы всё ясно. Таким способом мне убийцу не поймать.

– Ноуп! – восклицает вдруг Почемутто. – Не ври, Кокос! Тебя в комнате не было!

Так! Это уже интересно! Все смотрят на Кокоса, которого крючит на стуле.

– Откуда ты знаешь? – задаёт вопрос итальянцу Урсула.

– Я заходил за Кокосом перед завтраком, – взволновано тараторит Почемутто. – Колотил в дверь, но мне никто не открыл. В комнате его не было!

– А где же ты был? – спрашивает Урсула толстяка, который ёрзает с несчастным видом.

– Что ты от нас отворачиваешься? Лучше скажи, а то хуже будет! – грозит албанцу Баклажан.

Поднявшийся было шум, заглушает выкрик Селины:

– Ну, что вы пристали к человеку! Он у меня был!

Вау! Раскрыв рты, творческие люди пялятся на остроносую польку. Её серая кожа розовеет от смущения, но Селина, с вызовом глядя на присутствующих, громко произносит:

– Всю ночь! Если кому-то интересно, то могу даже время назвать. С часа ночи до полседьмого утра.

Я так же поражён, как и другие. Вот вам и Селина! Вот вам и увядшая герань! Недаром говорят: «В тихом омуте черти водятся». Околдовала таки пылкого косовара своей мочалкой! А может, у польки есть скрытые достоинства, которые смог разглядеть лишь Кокос? Однако, как бы то ни было, у толстого развратника и Селины теперь есть алиби.

Замковый колокол велит нам освободить столовую. Какой всё-таки нудный металл этот чугуний! Всколыхнувшаяся было общественность нехотя расходится. Я тоже. Конвоирую себя в башню. Мне нужно крепко подумать. Предаться глубоким размышлениям о хитросплетениях отношений творческих личностей. Головоломка становится ещё головоломнее. Понятно, что её решение не лежит на поверхности или просто мне до настоящего детектива так же далеко, как таракану до луны.

 

Сажусь к ноутбуку, включаю, однако погрузиться в хитросплетения отношений творческих личностей мне не даёт мой горячо любимый сын. Он на связи. Роберт как-то незаметно вымахал за два метра, но для меня остался всё тем же кудрявым крохой, которого я таскал подмышкой.

– Привет, батя!

– Привет, сын!

– Как твоё здоровье?

– Скриплю.

Роберт сияет улыбкой. У него красивая улыбка, да и вообще он видный парень. Весь в отца.

– Чем ты занимаешься? Как Ира? Жениться не надумал?

Роберт беззаботно хохочет. Всё ясно. Не надумал.

– Ира учится в финансово-экономическом. Ты же знаешь. Решили подождать, когда она закончит институт.

– Разумно.

– А ты, батя, всё пишешь?

– Пытаюсь. С музой на коленках.

– Наверно, ужастики сочиняешь?

Я усмехаюсь, хотя перед глазами возникает всплывающая из извести страшная маска. «Ужастики сочиняешь?». В нашем Замке сочинять не нужно.

– Типа того. Ты с мамой-то общаешься?

Зря спрашиваю. Тема Виолетты для нас обоих неприятна.

– Нет. Знаю, что она приезжала недавно, но мы не встречались.

– Понял.

Заканчиваем разговор. Вздыхаю, глядя в монитор, в глубине которого растворился Роберт. Сам знаю, что я плохой родитель, но отчаянно хочу верить, что нужен сыну. Мне же нужен мой старый папка. И всегда будет нужен.

 

Заставляю себя сосредоточиться на преступлении. Что я узнал? В то роковое утро Лиля, Урсула, Понтип, Никс, Кельвин, Круглый Ын и Почемутто спали в своих комнатах. Если не лгут. Кокос развлекался с Селиной. Мари была у себя. Баклажан выходила в коридор только на минутку. Дольше всех отсутствовал дома Эрих, который открывал ворота, и Бахман, бегавший по Замку с алебардой. Пока неизвестно, чем занимался мой новый друг Эдик. В общем, список потенциальных убийц достаточно обширен. Самый многообещающий кандидат в душегубы – это, конечно, маэстро Бахман. Вот только я никак не могу придумать, из-за чего он убил Харди.

Несмотря на то, что до ужина остаётся всего ничего, завариваю кофе. Прихлёбывая горячий допинг, смотрю в окна. Снаружи на работу выходит вечер. Стылое светло-голубое небо постепенно темнеет. Сухо. Дождь сегодня даже не показывался. Я машинально постукиваю кончиками пальцев по столу. На моём тайном языке это означает: «Эй! Пора уже называть имя убийцы, а ты всё горизонт разглядываешь!».

От созерцания неба меня отвлекает Лилин голос, приглашающий в столовую. Голос сливается в унисон с печальным колокольным звоном. Я одеваю тёплую толстовку. Сами знаете, что в столовой – этом каменном мешке – холодно как в Сибири.

 

Спускаюсь по скрипучей лестнице, со скоростью нокаутированной улитки преодолеваю коридор и вхожу в столовую. Там уже почти все. Эрих увлечённо рассказывает рассеянно слушающему Бахману что-то захватывающее из области винографолии. Обворожительная, несмотря на бледность, Мари сидит возле отца и задумчиво смотрит на камин. Её пальцы накручивают светлый локон. Напротив красавицы торчит Никс. Длинный нос очкарика совсем опрыщавел, но лицо постоянно расплывается в глупой улыбке. Остальной список потенциальных убийц расположился вдоль длинного стола и ужинает. Голенькая Алинка танцует на цыпочках возле мамки. Мамка Лиля еле ползает с посудой. Устала за день. Эдик отсутствует. Это начинает настораживать. А не проверить ли снова чан с извёсткой? Шутю.

Сегодня на столе царит бигос или бигус. Кто не знает – это квашеная капуста с картошкой, морковью и мясом. Лиля однажды уже готовила что-то подобное, но тогда это было блюдо из свежей капусты. Вполне вкусно, сытно и отлично поддерживает жизнь, что подтверждает вся многовековая история кулинарии.

Лично у меня бигос отторжения не вызывает, поэтому, не чинясь, накладываю себе полную тарелку. Однако насладиться ужином мне не даёт Эдик. Он вваливается в столовую. Пропавший штукатур-художник с трудом удерживает на плече уличную скамейку из деревянных досок. Он сбрасывает скамейку на пол и, отдуваясь, шлёпается на неё. Плюпс! Пока утихает грохот, Бахман обретает дар речи. Маэстро вынимает трубку изо рта.

– Зачем вы принесли сюда скамейку, герр Трепнау?

Не обращая внимания на вопрос, Эдик долго сосредоточенно роется в карманах, наконец, достаёт скомканную пачку сигарет. Громко рыгает.

– Пардон! Друзья, я не опоздал к ужину?

Эдик пьян, но доволен, как нализавшийся соли олень. С четвёртой попытки он прикуривает от зажигалки кривую сигарету и с удовольствием выпускает дым.

– Вы пропустили обед, – сухо замечает Бахман.

– После занятий я встретил друга, – размашисто жестикулируя, принимается рассказывать Эдик. – Мы с Ванькой вместе работаем на стройке. Ну, завернули в заведение, взяли по пиву и немного посидели по-человечачьи.

– А скамейка откуда?

– Оттуда, а что? Удобно ведь. Устал идти, сел, покурил, дальше пошёл.

Тут Эдик замечает сосущую палец Алинку и показывает на неё дымящейся сигаретой.

– Смотрите, друзья, совсем как мой Стивка! Он точно так же в детстве пальцы сосал и на цыпочках ходил.

– Я прошу вас воздержаться от появления здесь в таком вызывающем виде, – ещё суше произносит Бахман. – Отправляйтесь спать, герр Трепнау. Поговорим завтра.

– Всё равно пить не брошу, а курить буду! – упрямо заявляет Эдик, покидая столовую. Скамейку он оставляет там, где уронил.

Что касается меня, то я доволен, что Эдик жив. На радостях беру себе добавку. Эрих поднимает Алинку на руки и, попрощавшись, уходит. Творческие люди тоже один за другим исчезают из столовой. Длинный стол пустеет. «Чюсс! Чау!». Вижу, как Бахман встаёт со своего места и направляется к выходу. Держится тощий маэстро прямо, словно прусский гренадер. Посади такого гренадера даже на кол, у него лишь выправка станет строже. Внезапно мне в голову приходит мысль. Не знаю, умная она или нет, но я уже решительно торможу руководителя студии.

– Один момент! Не могли бы вы мне помочь?

Бахман с удивлением оглядывается.

– Что вы имеете в виду, герр писатель?

– Я хотел бы посмотреть выставку картин вашей студии. Прямо сейчас.

Бахман задерживается на пороге.

– Но мы не успели повесить все работы. Впрочем, большая часть готова к выставке.

Я согласно киваю. Подумаешь. Напугал осла морковкой.

– Значит, посмотрю те, что уже можно.

Бахман нерешительно глядит на меня, но тут же соглашается.

– Ну, хорошо. Идите за мной.

 

Проходим тёмным коридором до винтовой лестницы, спускаемся на первый этаж. Несколько шагов, и мы в большом зале западного крыла. Маэстро протягивает руку к электрическому выключателю, чтобы зажечь свет, но я поспешно останавливаю его. У меня состояние дежавю. Я второй раз пытаюсь посмотреть чёртову выставку, и второй раз натыкаюсь на неожиданное препятствие. Ну, что за непруха такая! На этот раз меня выводит из равновесия какой-то тип, который, судя по всему, яростно мастурбирует во мраке, бесконечно повторяя: «Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!..». Тип стоит на коленях перед небольшой картиной, прислонённой к стене, задыхается, всхлипывает.

Извращенцу хватает минуты, чтобы закончить своё циничное действо. Он издаёт стон удовлетворения, тщательно вытирает носовым платком картину, поднимается на ноги и почти бегом покидает место преступления. Когда знакомая фигура растворяется в темноте, я поворачиваюсь к своему безмолвному спутнику.

– Вы тоже узнали его?

Бахман кивает.

– С ним необходимо поговорить. Немедленно! Вы знаете, где его комната?

Бахман мнётся.

– Но сейчас уже поздно, герр писатель. Давайте лучше завтра? Рано утром. До завтрака.

Я усмехаюсь. Поздно – по немецким меркам. В Байроне после восьми вечера в гости не ходят.

– Кто рано встаёт, тот рано умрёт.

– Поймите. Сейчас я просто не в состоянии. Столько всего ужасного произошло за последние дни. Голова кругом идёт.

Я сдаюсь.

– О’кей. Пусть будет по-вашему.

Мы подходим к картине, которую только что осквернил паршивец. Бахман достаёт зажигалку и подносит синеватый огонёк ближе к полотну. С холста нам как живой улыбается Харди Курц.

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за февраль 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение февраля 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.