HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Виталий Семёнов

Возвращение

Обсудить

Повесть

На чтение потребуется 1 час 45 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск
Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 24.10.2014
Оглавление

5. Григорий. Часть 5.
6. Анюта. Часть 6.
7. Анюта. Часть 7.

Анюта. Часть 6.


 

 

 

«Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…», – каждый вечер, уложив детей, она читала, стоя на коленях перед иконой Спасителя, эту молитву. Как бы тяжело ни было весь день, как бы ни смертельно устала, обязательно перед сном Анюта молилась. С августа, проводив мужа на войну и оставшись одна с растущим животом, тремя детьми, недостроенным домом, всё возрастающей нагрузкой в колхозе, всё более дурными вестями с фронта, она молилась. Молитвы были разные, но как-то сразу обозначилась главная – за Гришу. Иногда она шла спокойно и без запинки, иногда продиралась сквозь слёзы, зевание, забывание слов, отвлечение мыслей на другое, вскакивание к плачущей, уже родившейся в январе Машеньке. Но обязательно, непременно, и только так Анюта дочитывала весь текст «Живых помощей», правильно и до конца – для Гриши. После чего сразу же засыпала от запредельной нагрузки, обрушившейся на неё. За то короткое, три-четыре часа, время, что было отпущено ей на сон, приходилось несколько раз поворачиваться, отогревая у печки замёрзший бок. Одной стены в доме не было, лишь тонкие доски, утыканные паклей и тряпками. Выдувало всё тепло напрочь. Укутанные как для зимнего гуляния, дети спали впритык с печкой, так же периодически меняя замёрзшую сторону тела. Грудная Машка была внутри материного одеяния, рядом с грудью, пока время позволяло им быть вместе.

Ранним утром Анюта вскакивала, закидывала в почти потухшие угли печи побольше кизяка, варила картошку или пшено для детей на весь день. Будила Тосю, кормила грудью Машу, затем подкладывала укутанную и пока спящую после материнского молока малышку к Сашке – «старшему по дому» и уходила с дочерью на ферму до позднего вечера. «Старшему» было шесть лет, он с трудом раскрывал глаза в такую рань, обнимал сверток с младшей сестрой и опять засыпал. Два раза в день Сашка, оставив двухлетнего братика Ваню одного, бегал за полтора километра от дома к матери на работу, носил грудную Машеньку «маме, кормиться». Так они и жили, без папки, без мужа, воюющего сейчас где-то под Москвой. Выживали.

Так же прошёл и этот, раннего марта, день. Всё как обычно, усталость зверская. Хорошо хоть морозы отпустили, не жара, конечно, но и льда внутри дома, на тонких досках недостроенной стены не видно, оттаяло. Сделав, что успела, из своих женско-материнских бесконечных дел, укутав и уложив детей вокруг печи, Анюта встала под иконой на колени. Сегодня как-то особенно устала, может, просто накопилось, а может, и впрямь день тяжёлый. «Отче наш», «Богородица», «Да воскреснет Бог», ох как тяжело сегодня. Рот разрывается от зевоты, глаза слезятся, поясница болит нестерпимо. Маша заплакала. Анюта встала, засунула ребёнка к себе за пазуху, приложив ротик двухмесячного младенца к своему соску. Машка пососала немного и успокоилась. Анюта, продолжая кормить, опять встала под образа, ведь надо ещё прочесть главную сейчас молитву, за Гришу. Надо!

Она заснула где-то на строке «Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему…». Мозг неимоверно уставшего человека просто отключился и ушёл в сон. И снился Анюте Гришин запах, словно и вот он, здесь её родной и единственный мужчина, но не видно, не дотронуться и не обнять. Только запах, какой-то туман, облачко. Это Гриша, он, и нет его. И хочет Анюта дотронуться до мужа, почувствовать, но чувствует лишь запах этого облачка, родной, любимый и единственный, но лишь запах. И рассеивается туман и ускользает от Анюты даже то немногое, что было Гришей. И закричала она, пытаясь вернуть, сделать плотью то, что давал этот исчезающий запах: «Гриша, Гришенька, вернись, родной, вернись…». Но тщетно, всё тщетно, она так и не удержала его, Гришу. Он ушёл.

Анюта проснулась от Машиного плача, вроде бы наевшийся и успокоившийся ребенок теперь орал и синел от натуги. Не успокоить и не остановить, ни грудь, ни качание, ничего не помогает. Что с ней? Мяла животик, переворачивала, меняла тряпку-пелёнку – орёт-заливается. Дети все проснулись, Ванька тоже заплакал, «старший по дому» Сашка спросонья закричал: «Фашисты, фашисты напали, где папа?». Тося забросила ещё кизяка в остывающую печь и стала обнимать Ванюшку. Лишь за полчаса до ухода на работу удалось всех упокоить. Ночь прошла, Аня, на ферму пора.

В тот же день у Анюты пропало молоко. Напрасно она до боли мяла ещё полные груди, напрасно растирала до крови соски – ни капли. Маша орала, коровье молоко через марлю, чуть соснув, отвергала напрочь. Грудь другой кормящей женщины не приняла, сосок выплевывала. На третий день Анюту с дитём отпустили, наконец, в город, в больницу. Там ребёнка положили под капельницу и за четыре дня перевели организм младенца на искусственное вскармливание, состоящее из коровьего молока и пшеничного отвара.

Вернувшись домой, Анюта узнала, что коровы у них больше нет, колхоз забрал. Все колхозные лошади и оба трактора уже давно на фронте. Пахать собрались на коровах. И хотя до посевной было ещё полтора месяца, всех частных коров с подворий вместе с заготовленным для них сеном реквизировали. Написали расписки, сказав, что колхоз вернёт за них деньги. После войны, ведь «В это нелёгкое время весь советский народ…».

Была у семьи коровка, кормилицы-надёжи не стало, «народная» власть отняла. Вот и всё искусственное вскармливание. На ферме Маша-бригадир давала потихоньку пол-литра молока, Анюта прятала банку с драгоценной жидкостью за пазуху и несла домой. Пол-литра было мало, почти весь день Машенька плакала, шестилетний Сашка, сколько мог, качал сестрёнку на руках, мать приходила только вечером. Девочка чахла и угасала с каждым днём всё больше. В больницу больше не отпускали: «Рабочих рук не хватает, какая больница во время войны?».

Машенька умерла 5 апреля, воскресным утром, в день Пасхи, очень ранней в тот год. А в понедельник, 6 апреля пришла пропадалка, известие с фронта о том, что «Рядовой красноармеец Григорий Серебряков пропал без вести во время боёв за освобождение Смоленской области».

Такая вот «Светлая седмица» была у Анюты в 1942 году.

 

Ей было тридцать семь лет, когда она перестала быть прежней Анютой Серебряковой. Жизнерадостной, надеющейся на лучшее, общительной и гостеприимной, немного любопытной, вежливой, послушной и покладистой, молодой, красивой, положительной и приветливой. Теперь ничего этого уже нет. Нет больше прежней жизни и прежней Анюты. Есть только цель – сохранить то, что осталось. Троих детей.

На девятый день Машеньки Радуница была. Анюта прилюдно послала матом председателя Терентия Сидоровича и в полдень ушла с работы. Будь вы прокляты со своей фермой, войной, всегда тяжёлым временем и бесконечными речами о советском народе. Мать собрала оставшихся детей и пошла на кладбище, навсегда проститься с умершей девять дней назад дочерью. Вот здесь, обнимая маленький свежий холмик, поминая и Машеньку и мужа Григория, обливаясь слезами, женщина взвыла к Небесам: «Хватит!». Она больше не может терять, пусть следующей жертвой на заклание «этого тяжёлого времени» будет она сама!

Анна Павловна, Антонина, Александр и Иван Серебряковы пережили и войну и последующие «времена». Трудно, но пережили. Её, Анюту, услышали? Или просто Серебряковы расплатились, наконец, с «тяжёлым временем», отдав ему две жертвы? Одну жертву, жизнь Григория, воспримут как военную – на фронте был. Смерть Машеньки запишут в «возросшую детскую смертность тех лет».

Спустя десятилетия вся страна будет читать «Дневник Тани Савичевой», даже ставить памятник этим коротким детским записям о чудовищной катастрофе. Проклятые фашисты, столько людей погубили! Мало кто вспомнит, что сама Таня умрёт уже в эвакуации. Организм подростка не сможет преодолеть те необратимые последствия, что произошли от блокадного голода. Всем известная Таня Савичева, Маша Серебрякова и ещё сотни тысяч теперь уже совсем забытых детей (ДЕТЕЙ!) не считаются военными жертвами. Не убиты, в оккупации не были, умерли от естественных причин. Где же те умники, постановившие, что умереть ребёнку от последствий голода или от отсутствия молока для грудничка – это все естественно, то есть нормально? Проклятые фашисты или своя «народная» власть убила этих детей? Просто не было другого выхода, иначе бы не победили? Спорно, но возможно. Тогда впишите эти имена не доживших из-за войны до совершеннолетия в общий список жертв войны и подведите настоящие итоги Победы. Обозначьте истинную цену этой победы, больше похожей на разгром. Соотношение германских потерь войны к советским (с учетом «естественной» смертности) – 1 к 4. Кто ж кого победил в той войне, СССР Германию, или все-таки немцы русских? Вообще, что важнее для страны – территория-империя или народ?

 

С началом весны, едва первая травка стала робко зеленеть среди луж и прошлогодних будылей, всё стадо молодняка отправили на летний выгон. Анюта уговорила Машу-бригадира принять шестилетнего Сашку помощником пастуха. Самим пастухом был Аким, вернувшийся в марте, совсем глухой, с трясущимися руками фронтовик. Сержант Долгов, до войны работавший кузнецом, был демобилизован после сильнейшей контузии, и с большой натяжкой годился лишь в пастухи. В помощь безнадёжному инвалиду дали Сашу Серебрякова, и мальчик теперь получал пайку не иждивенца, а рабочего, значит, был почти сыт. Анюта с дочерью продолжали работать с дойным стадом, а также на посевной, а затем уборочной. Мальчик Ваня Серебряков возрастом в два с половиной года, запертый дома, был весь день предоставлен сам себе, видясь с матерью лишь поздно вечером.

Пахали на коровах, надои снизились, начался падёж замученных бурёнок. Председатель рвал и метал, приезжала комиссия из обкома, грозились судами и расстрелами, сняли с бригадирства Машу. Через неделю вызвали её в город, и больше Марию Степановну никто не видел, как в воду канула. Всё вспахать не успели, треть полей осталась отдыхать паром. В июне люди в малиновых фуражках увезли Терентия Сидоровича, сорвавшего план по надоям и посевной. Через неделю он вернулся, но забрали демобилизованного, одноногого Матвея Ивановича. Старшина Чижиков, придя с фронта на костылях, всенародно резал правду-матку о начале войны и потерях, а главное, нисколько не боялся председателя, прилюдно называя его тыловой вошью. Чижиков тоже исчез навсегда. А председатель, здоровый сорокалетний мужик, продолжил руководство колхозом, все годы войны вытягивая план и последние силы из вдовеющих женщин. Партия, как известно, такими кадрами не разбрасывается, бережёт. Так вот и жили на трудовом фронте, боролись с врагом, ковали Победу. Село Воронье, стар и мал, трудилось от зари до зари для фронта, а получало от него иногда письма-треугольнички, изредка озлобленных инвалидов и почти каждую неделю похоронки с пропадалками.

В марте сорок пятого у Анютиной соседки, тоже получавшей пропадалку, вдруг муж нашёлся. В плену был, в лагере, где-то в Польше, теперь в госпитале, подлечится и снова в строй, наверное. А может статься, что тогда и война уже кончится, значит, сразу домой вернётся. Всколыхнулось на душе у Анюты: а вдруг? А вдруг жив Гриша, в плен попал, освободят всю Европу скоро, и объявится Гриша, а вдруг? Ведь пропал без вести, значит, просто не вернулся из боя, это совсем не обязательно, что погиб, никто же его мёртвым не видел. Надежда слабой искрой ожила в скорбном сердце женщины, но ненадолго.

В апреле из города комиссия приезжала, уточняли списки погибших, собирали оставшиеся от них документы. Вызвали в сельсовет и Анну Серебрякову: так и так, погиб ваш муж, давайте все бумаги, что от него остались. – Не погиб, а пропал? – Да нет же, он в списках погибших, это просто путаница между полковой и дивизионной канцеляриями, обычное дело, тем более, в сорок втором. Однозначно погиб, но переживать не стоит, настоящую похоронку и Пензенский военкомат выпишет, после войны вдове героя льготы полагаются.

Всё, теперь всё. Теперь однозначно и бесповоротно всё, погиб Гриша и уже никогда не вернётся. Анюта вышла из избы сельсовета и присела на стоящую рядом лавочку. Пустота, полная пустота полного одиночества. Только память, скрашивающая одиночество, но тускнеющая с годами. Словно окончательно прощаясь, Анюта, закрыв глаза, видела Гришу, вспоминала, пытаясь навсегда оставить в памяти то, чего не будет больше никогда.

Их первый выезд в город. Наплевав на вековые обычаи (жизнь теперь новая, 1925 год на дворе), жених Григорий и невеста Анюта перед свадьбой самостоятельно отправились за покупками для торжества. Лошадь с телегой оставили у Гришиных городских родственников, а сами пошли в кино на «Закройщик из Торжка». Они смеялись над героями Ильинского и Марецкой, над пьяным тапёром, невпопад игравшим на рояле. А потом пошли в какой-то сквер, купили мороженого, оно было талым, текло, Анюта ела его впервые и вся измазалась. Гриша помогал ей вытереться, и они безостановочно смеялись. Над фильмом, над мороженым, над собой. От счастья. А потом вдруг Гриша поцеловал Анюту в щёку, она отскочила от него и вскрикнула: «Ты что, до свадьбы не смей!». Кровь прилила к лицу, сердце выпрыгивало из груди, но не было в тот момент человека счастливее, чем Анюта, которую посмел поцеловать Гриша. И были покупки, и было безразмерное счастье, оттого что они вместе, как казалось, навсегда.

И вспоминала Анюта, крепко печатая в памяти ещё и ещё, моменты их совместной жизни. И жаркие, стеснительно-первые ночи, и рождение Тоси, и натруженные Гришины руки, и его гармонь, и его сказки на ночь детям, и его кустистые брови, и как Гриша, минуя мыло или щёлок, лишь ополаскивал руки, а потом, тщательно их вытирая, напрочь измазывал рушник. Тысячи мгновений, привычек, чёрточек Гришиного лица и стати, жестов и интонаций голоса, всё, что для неё было Гришей, всё собралось сейчас в Анютиной памяти. Запечаталось навсегда. До конца дней надо удержать в себе то, чего не будет больше никогда.

Анюта проживёт ещё несколько десятилетий, уже без надежды, лишь с памятью, в ожидании встречи с Гришей Там. Как-то сразу и не сговариваясь все село стало звать ещё сорокалетнюю тогда женщину Бабой Нюрой. Вдовство, удел миллионов женщин тех лет, быстро старило и преображало. Вдовство было безнадёжным и беспросветным – в село Воронье, например, с войны вернулось лишь пять тяжёлых инвалидов да два коммуниста. В сорок шестом вернулось ещё трое солдат, пробывших всю войну на японской или турецкой границе и войны, по сути, не знавших. Мужчин просто не было, да и какой мог быть мужчина для Анюты – даже сама мысль о ком-то, кроме Гриши, единственном, разве это возможно?

 

А в начале мая, в буднее утро, вдруг приехала из города пожарная машина. Она отчаянно звенела и гремела, носилась по улицам села, и пожилая женщина, бравый брандмейстер, истошно кричала из неё: «Победа!!!». И все бросали любые дела, любую работу и бежали к церкви. Храм был давно занят под колхозный склад, служб давно уже не было, последнего попа ещё в тридцать седьмом арестовали, но все бежали не к сельсовету, исчадию власти, а к построенной сто лет назад церкви. Собирали, наспех сколачивали один огромный стол. Тащили лавки, табуреты, кастрюли с любой едой, посуду, кто-то принёс, несмотря на Страстную неделю, несколько яиц, кто-то притащил банку с мутной сивухой, кто-то – целых две бутылки настоящей водки. Никто не обращал внимания ни на приказы председателя и его речи про то как: «В это торжественное время весь советский народ…», ни на другое начальство, призывающее: «Сначала ударно потрудиться до вечера, а потом у сельсовета…». Нет уж, эта война пройдена нами, народом, это наша Победа, это наш День, сегодня мы здесь Начальство! Все к освящённому месту, к церкви, сегодня святой День!

И уже вестница-пожарка, радостно звеня, уехала в соседнюю деревню, и столы готовы, и собрались все, и всегда властный Терентий Сидорович лишь молча сидит на дальних задворках стола, и уже разлито спиртное в разнокалиберные стопки и рюмки и… и вдруг спал тот всеобщий радостный ажиотаж, что охватил сельчан, все вдруг замерли и замолчали.

Вернулась в полной тишине пожарная машина, из неё вышли женщина-водитель и приехавший с ней с дальних пастбищ пастух Аким Долгов. Оставив стадо на попечение уже десятилетнего Саши Серебрякова, всегда чумазый, пропахший коровьим навозом пастух преобразился. Теперь это был одетый в чистую, выглаженную форму сержант-красноармеец с орденом и двумя медалями на груди. Аким подошёл к свободному, словно для него оставленному месту в центре стола, и теперь все смотрели только на него, взял в трясущиеся после сильной контузии руки чью-то наполненную стопку, разливая, поднял её над головой. Давно уже разучившийся говорить, совсем глухой Аким привычно замычал: «Ма-а-а-ы ма-а-а», поставил почти полную стопку на чистое блюдце, сверху накрыл куском хлеба, в блюдце положил ложку какой-то каши, веточку зелёного лука, ещё кусочек хлеба, рядом поставил кружку с чьим-то киселём. Помин. Потом вдруг затрясся всем телом и зарыдал. Вояка-инвалид, герой-орденоносец, полуседой фронтовик под два метра ростом рыдал как дитя, искренне и безутешно. И взвыл вслед за ним весь стол, всё село, состоящее из вдов и детей-безотцовщины. Вот она – Победа!!!

Стояли, ревели, встречая Победу, прощаясь уже навсегда с мужьями и отцами. Наконец-то всё! Больше никто не погибнет, может даже ещё кто вернется из какого-нибудь плена, а вдруг? Всё, закончена эта бесконечная скорбная вереница неотвратимых похоронок. Теперь можно отпустить ту до предела натянутую тетиву, что держали целых четыре года. Весь набранный за время войны сгусток крайнего напряжения, всё горе, вся скопленная усталость, всё можно отпустить. Всё выходило теперь слезами. Победа! Теперь можно просто жить. Жить!

 

 

 


Оглавление

5. Григорий. Часть 5.
6. Анюта. Часть 6.
7. Анюта. Часть 7.
507 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 12:03 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!