HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Олег Сергеев

Ад

Обсудить

Повесть

 

Купить в журнале за декабрь 2015 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за декабрь 2015 года

 

На чтение краткой версии потребуется 1 час 17 минут, полной – 1 час 26 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 9.12.2015
Оглавление

3. Часть 3
4. Часть 4
5. Часть 5

Часть 4


 

 

 

В Припять мы планировали отправляться на следующий день рано утром, и накануне я был на нервах и даже не вспомнил о Мари и нашей с ней ссоре на пустом месте. Всю подготовку Игорь взял на себя – купил цветы якобы на могилу родне, достал где-то карту с обозначением Семиходского кладбища. М я с самого начала искренне надеялся, что нас будет сопровождать опытный сталкер – ну уж, по меньшей мере, до места назначения. Но, встав в длинной и почти не двигавшейся очереди на таможне, Игорь заявил, что по зоне мы будем бродить в одиночку, бросим машину за пару километров до КПП и затемно проберёмся через заграждения, поскольку официальное получение пропуска даже двадцать шестого апреля – процедура уж больно трудоёмкая, а нам с запрещёнными препаратами в карманах особенно привередничать не к лицу. Каждую машину на таможне осматривали с собаками, и во мне было затеплилась слабая надежда, что, быть может, нас развернут и отправят на поиски приключений назад в Россию, но Игорь предусмотрительно сунул резвому таможеннику, говорившему по-русски без малейшего малороссийского акцента, несколько мятых купюр высшего достоинства, тот тут же расплылся в вежливой улыбке и пропустил наше авто, осмотрев только багажник, вероятно, на предмет наличия трупов или взрывчатки.

Однако Игорь, ввиду своей характерной непрактичности, многого не предусмотрел: зона была окружена бетонными блоками с колючей проволокой наверху и подведённым к ней током: мы пробродили вокруг глухих стен не один час, прежде чем он наконец решился, перебросил на ту сторону рюкзак и, даже не оглянувшись на меня, бодрым шагом направился к КПП Дитятки. Нас подвергли тщательному досмотру и в конце предложили в аренду дозиметр, но Игорь категорически отказался.

– Ну какие острые ощущения могут быть с дозиметром? – пробормотал он, когда мы покинули пост.

Я настоял на том, чтобы продолжать путь на машине, и Игорь с ворчанием вновь уселся за руль.

 

Я мало что знал о зоне и, разумеется, с порога ожидал самых разных ужасов, но сам бывший райцентр Чернобыль оказался на удивление заселённым, и мы, подобрав многострадальный рюкзак, даже смогли найти ночлег, хотя готовились устраиваться на голой земле. На Четвёртом блоке по-прежнему велись работы по возведению нового саркофага, и в Чернобыле, помимо вернувшихся сюда после аварии нескольких сотен жителей, проживали ещё около трёх тысяч человек рабочих. В городе было чисто и ощущалось дыхание жизни, впрочем, все вывески и строения достались ему из прежних времён, и в этом отношении мы с Игорем совершили тридцатилетний скачок назад во времени – гранёные стаканы и алюминиевые вилки в столовой, надписи краской на стекле в местах общественного пользования, тяжёлые, когда-то лакированные, деревянные двери на пружинах – все эти вехи минувшей эпохи я уже когда-то встречал в фильмах той поры, но вот вживую увидеть довелось впервые.

В гостиницу мы прибыли уже достаточно поздно и, наскоро перекусив омлетом, запивая его компотом, отправились спать. Номер – а выделили нам его один на двоих, с двумя узкими деревянными кроватями – выглядел достаточно аскетично, если не сказать больше. В туалете не было лампочки, но идти вниз и брать её у администрации мы уже не хотели и просто оставляли дверь открытой. В качестве пробки в ванной использовалась простая деревянная оструганная затычка – склизкая, позеленевшая и местами проеденная чёрной плесенью. По местным меркам, впрочем, номер считался люксом, ибо содержал старенький ламповый телевизор и – о чудо! – радиоприёмник из желтоватой от времени пластмассы с круглой ручкой. Приёмник на удивление оказался в рабочем состоянии, и на утро нам даже удалось послушать местные новости, правда, к сожалению, на украинском.

Завтракать мы отправились в местную столовую, где время и впрямь остановилось. Мебель, правда, была современной, да и потолки явно ремонтировали, но в остальном она оставалась обычной советской рабочей столовой с выщербленными подносами, погнутыми столовыми приборами, белыми тарелками с синими узорами по краям и скромными стираными занавесочками.

Мне хотелось побродить по зоне, посмотреть на памятники ликвидаторам, на образцы техники, которая разбирала завалы, работая в условиях чудовищной радиации, покормить гигантских двухметровых сомов с заброшенной пристани, пообщаться с местным населением, но Игорь тащил меня вперёд, бубня, что всё это мы всегда успеем сделать после посещения Припяти, и настаивал на том, чтобы беречь драгоценное время.

 

Внутри тридцатикилометровой зоны отчуждения обнаружился ещё один КПП – Лелев – на границе десятого километра, за которым уже открывался прямой путь в сердце зоны. На этот раз ограждение состояло из одной только колючей проволоки, но Игорь снова повторил прошлый манёвр с рюкзаком, и теперь нам ничто уже не мешало спокойно направляться в мёртвый город.

Проезжавшие мимо машины и экскурсионные автобусы, как один, останавливались ещё до въезда в Припять, и мы с интересом присоединились к одной из групп. Одетый в костюм химзащиты и с респиратором на лице, сталкер показывал на остатки засохших рыжеватых сосен, торчавших, словно диковинные скелеты, из пожухлой травы.

– Этот лес, – звучал из респиратора его глухой голос, – принял основной удар радиации после аварии. По ночам ещё живые деревья светились от взаимодействия с радиоактивными частицами. Основную часть погибшего леса снесли бульдозерами и закопали. Поскольку авария произошла в период максимального роста деревьев, кроны сосен задержали всю радиоактивную пыль. Хвойные не сбрасывают иголки в течение нескольких лет, поэтому их естественная очистка от радиации существенно замедляется, в отличие от лиственных деревьев. Именно поэтому это наиболее заражённый участок зоны, не считая, конечно, свалки техники… Куда?! – крикнул вдруг он и кинулся вслед за отправившимся вглубь леса Игорем.

Наблюдая группу, которую вёл сталкер, я лишний раз убедился в халатности своего друга: все они носили плотную закрытую одежду, большинство были в респираторах, а мы прибыли сюда в футболках и джинсах. Вот разве что хватило ума вместо сандалий нацепить кеды. Я готов был разорвать Игоря на части. В чём же состояла его так называемая подготовка, кроме как достать пару доз мескалина и обдумать, как протащить его через два КПП?!

– Вот, отличное место! – радостно воскликнул Игорь, усаживаясь прямо на траву.

Сталкер ткнул его ногой в спину и сунул счётчик Гейгера прямо в лицо.

– Фон видишь? Две тысячи микрорентген. Превышение нормы в сто с лишним раз. Быть здоровым надоело, парень?

– Да тебе-то что? – оттолкнул его Игорь. – Я к твоей группе отношения не имею, мы вообще сами по себе, отвечать ты за нас не будешь, так что иди своей дорогой, а этот лесок для нашей цели в самый раз, – и он замахал мне рукой, подзывая подойти ближе.

Сталкер недоуменно покачал головой и погрузил свою группу в автобус.

 

– Как хочешь, – крикнул я ему с дороги, – но в этот лес я не пойду. Я ещё жить хочу. Предлагаю лучше залезть на колесо обозрения, если оно нас выдержит, и принять дозу там – во всех смыслах этой фразы.

– Сдрейфил! – ухмыльнулся Игорь. – Эх, жаль, рядом с реактором нельзя, а то я бы попробовал… Поговаривают, когда достроят новый саркофаг, зону полностью закроют и сравняют с землёй. Устроят из неё свалку радиационных отходов из Европы, и останутся от Припяти одни воспоминания!

Рядом пролегали железнодорожные пути, по которым рабочие ежедневно ездили на ЧАЭС.

– Нынче эту дорогу прозвали мостом смерти – после аварии по ней вывозили погибших и раненых, – рассказывал Игорь, периодически сверяясь с планшетом.

Наши надежды на то, что мы преодолели последнюю преграду в виде КПП Лелев на пути к мёртвому городу, оказались тщетными – сама Припять была превращена в совершенно особую зону, и мы вновь наткнулись на очередной КПП, после того, как уже было облегчённо вздохнули, проехав громоздкую белую стелу с названием города. Досмотр, впрочем, производился чисто символически, и перебрасывать рюкзак мы не стали, да и в горах мусора за ограждением нам было бы трудно его отыскать.

 

День стоял пасмурный, и Игорь чрезвычайно радовался этому факту – в солнечную погоду вряд ли удалось бы настроиться на нужный лад, хотя ощутить подлинное одиночество в первый час пребывания в Припяти нам не удалось – неподалёку бродили экскурсионные группы и такие же любители глотнуть адреналина, как и мы. На город наползали тучи, постепенно поднимался ветер, но эмоции мои при этом трудно было бы назвать подлинным ужасом или благоговением перед всё ещё смертельно опасным местом. В Припяти царило истинное запустение, природе наконец-то удалось взять своё в этом небольшом уголке, навсегда покинутом человеком. Была ещё только середина весны, а скромные серенькие пятиэтажки, которые издалека можно было бы запросто принять за жилые, уже полностью закрывала зелёная чаща. Трава заполонила даже бетонные дорожки к подъездам, и я отчего-то вместо животного страха испытал подлинный восторг перед торжеством природы, не боявшейся жить и плодиться там, откуда в испуге сбежал человек. Природе не мешал ни радиационный фон, ни напитавшиеся цезием и стронцием металлические предметы, подходить к которым было тем менее желательным, чем больше вокруг росло мха, тоже, вероятно, фонившего почём зря.

Ржавчина, разбитые стёкла, обвалившиеся фасады некоторых зданий, ну и самое странное – артефакты давно забытой эпохи – всё возвращало нас на грешную землю, заставляя вспомнить, где мы на самом деле находимся.

– Как это трогательно! – воскликнул Игорь и подошёл к покосившейся красной телефонной будке. – Господи, да я ещё помню, как маленьким звонил из такой маме на работу, когда шёл из школы! – и в голосе его послышались слёзы. – Автомат с газировкой! Эх, нерабочий, наверное, уже… Где сейчас такую найдёшь? Хоть бы на минутку на тридцать лет назад вернуться, я бы первым делом ту газировку испробовал. С грушевым сиропом! Герб! – закричал он громче прежнего, указывая на крышу одной из шестнадцатиэтажек, которую украшал огромный герб СССР. – Боже, хорошо-то как! Я словно домой вернулся. Цвета! Ты посмотри, какие яркие цвета! И ведь столько лет прошло, никто их не обновлял и не реставрировал, и они всё ещё сияют!

– Да ты, как я погляжу, и без мескалина в экстаз впадаешь, – со смехом заметил я. – Может, ну его? А то ещё сойдешь с ума от счастья, кто ж за руль-то сядет? Я водить не умею, да у меня и прав нет.

– Счастье… Ты прав! Чистое, ничем не замутнённое счастье… Обрати внимание, какая тишина стоит! Какое эхо раздаётся!..

Тишина и впрямь завораживала. Казалось, что мы двое производим шум, достойный целого города-миллионника. Из-под ног вдруг выскочила пушистая кошка с печальными круглыми глазами и бросила в тишину своё требовательное «Мяу!». Игорь тут же принялся копошиться в рюкзаке, извлёк из него банку с тушёнкой и досыта накормил голодное создание.

– Да полно тебе! – бросил устало я. – Тут много туристов ходит, вряд ли она сильно недоедает.

Игорь промолчал, но скормил кошке всю полукилограммовую банку, процедив сквозь зубы, что отдал ей свою порцию, а мою оставил нетронутой.

Мы забрели в подъезд первого попавшегося нам на пути дома, вскарабкались по ещё сохранившимся ступеням, и вот тут нас впервые охватил ужас: когда-то новый жилой дом превратился в дурно пахнущую свалку. Лестничные клетки были завалены прогнившей поломанной мебелью, остатками труб с явно свинченными медными кранами и ручками; из квартир вынесли буквально всё, что только можно было, в некоторых местах даже отбили плитку со стен и пола, а кое-где мародёрам удалось унести и неподъёмные, казалось бы, чугунные ванны. Тихое кладбище давно умершей эпохи, призванное возбуждать в нас трепет и возвышенные чувства, вызвало на деле лишь отвращение к тем, кто в жажде наживы не погнушается ничем. Это не людей берегли от зоны, а зону от людей… Не будь ЧАЭС под круглосуточной охраной, нашлись бы те, кто ничто же сумняшеся растащил бы по винтикам и сам реактор, не задумываясь о последствиях даже для самих себя.

– Вот он, гимн человеческому аду! – покачал головой Игорь, осматривая очередную разворованную квартиру, в которой из мебели только и остались что унитаз с раковиной да пара гнилых стульев. – Мы даже могилу раскопаем, если вдруг на покойнике остался золотой перстень… Как же мерзко… – и его передёрнуло.

 

По пути к так и не открывшемуся парку аттракционов нам встретились столь знакомые по фотографиям дворец культуры «Энергетик» и гостиница «Полесье». Первый, полагаю, нимало не изменился со временем, столь безжалостным к менее монументальным сооружениям. Казалось, выруби кусты вокруг него – и он вновь заживёт своей бойкой советской жизнью скромного места отдыха для атомщиков. У подножия – безжизненное тельце куклы с почти мертвенной синевой на некогда румяном пластиковом лице и в разорванном в клочья платье… Внутри из не разграбленного остались, пожалуй, лишь портреты членов партии – всё такие же красочные, словно написаны были только вчера. Мы осторожно вошли в спортивный зал, каких по стране были тысячи – с разметкой, со шведскими стенками, с таким щемящим лозунгом: «Быстрые, смелые, ловкие». На не тронутой временем штукатурке до сих пор остались чёткие отпечатки мячей…

Главный корпус гостиницы порядочно потрепало время. Стены его снаружи были исписаны незатейливыми чёрными детскими фигурками с застывшими в крике лицами, встречающимися там повсюду – тенями покинувших свой город, но помнящих о нём…

В поликлинике, миновать которую мы так и не решились, было отчего-то мрачнее, чем во всех прочих зданиях. До нашего приезда несколько дней, вероятно, стояла дождливая погода, и в длинных больничных коридорах нас то и дело догонял звук капающей с прохудившегося потолка воды. В поликлинике странным образом сохранился тот давний доаварийный запах лекарств, бинтов и боли, оказавшийся сильнее времени, плесени и даже самой смерти. Всюду портреты Ленина, а кое-где под ногами блеснула та самая бутылка из-под кефира, какую мне в последний раз доводилось видеть только в раннем детстве…

Я хотел пройти к колесу обозрения, минуя знаменитый бассейн, но Игорь, не обращая на меня внимания, направился прямо туда. Несмотря на царившую в здании разруху, надписи на стенах и плакаты выглядели как новые, и я в очередной раз подивился стойкости и качеству тогдашних красок и материалов, не чете нынешним. Плитка, которой был выложен бассейн, сохранилась практически в идеальном состоянии, хотя потолок и стены того и гляди грозили обрушиться, и мы не стали задерживаться в явно аварийном сооружении.

Располагавшаяся по соседству школа подивила ещё пуще: стены, пол, потолок и окна явно не поддавались ремонту, облупившаяся краска и штукатурка хрустели под ногами, пыль проникала в легкие, не позволяя нормально дышать, но вот классные доски – те самые, разлинованные и в клетку – сохранили прелесть новизны, и мы прикасались к ним, не веря собственным глазам. Разбитые раковины и глобусы, едва сохранившиеся записи в заботливо уложенных на подоконнике журналах… Агитплакаты и доски почёта лишь немного отсырели в нескольких местах, да едва поблекла краска. Казалось, закрой глаза и открой вновь – и ты очутишься в той звонкой весёлой школе, где мальчики носили строгие синие костюмчики, а девочки – коричневые платьица, а впереди всех их ждало светлое будущее, которое так и не свершилось. Игорь прислонился к решётке, отделявшей раздевалку, и вдруг шумно и как-то совсем по-детски разрыдался.

– Нет. Ничего этого больше нет и никогда уже не будет! Не будет этой веры, этих надежд, мечтаний и устремлений! Да и были ли они? Всё дым. Всё пустое, прах. Разве можно доверять нам такую хрупкую красоту? Мы же променяем её на заграничные шмотки и голоса мнимой свободы. Пойдём отсюда…

 

На этот раз он зашагал прямиком в парк, уже никуда не сворачивая. Эти аттракционы так никогда и не приняли гостей. День открытия только отстроенного комплекса развлечений был назначен на первое мая, через четыре дня после трагедии. Колесо обозрения было видно издалека. Оно сияло единственным ярким пятном в море серых тусклых красок. Ни разу не использовавшиеся за тридцать лет кабинки ничуть не поблекли, сохранив свой первозданный солнечно-жёлтый цвет. Игорь тут же принялся взбираться наверх, даже не оглядевшись, да вокруг и не осталось народу – близился вечер, и экскурсии схлынули.

Колесо не охранялось, и при должной сноровке вскарабкаться на него не составляло ни малейшего труда. Уже через четверть часа мы восседали на самом верху и вдыхали прохладный весенний воздух Припяти. Вдалеке виднелся злополучный Четвёртый реактор, над которым вот уже какой год возводили новый дугообразный саркофаг, а где-то на горизонте была граница с белорусской зоной. И вот здесь, на этой высоте, мы впервые услышали пение птиц.

– Хорошо им живётся без нас, – пробормотал Игорь. – Мы от радиации прячемся, а они её не боятся. Выходит, и мы от самих себя шарахаемся, а не от цезия со стронцием…

Оттуда город смотрел на нас совсем по-иному, распахнув незрячие окна-глаза, нахмурив асфальтовые морщины-трещины… Опустевшие навек скамейки, облупившиеся стены, прячущиеся за всё густеющий с годами лес, в который постепенно и превращается обиженная Припять, будто бы по чёрточке, по мазку стирая с себя последние следы присутствия человека. А и был ли он в этой новой Припяти?

 

Игорь уже развёл в поллитровой бутылке немного, едва ли больше грамма, желтоватого, цвета сливочного масла порошка.

– Так ты не прочёл «Двери восприятия»? – улыбнулся Игорь, отпивая из бутылки.

Я мотнул головой.

– Тогда ты вряд ли догадываешься, что тебя ждет. Ну, оно, может, и к лучшему…

Я смело допил оставшуюся половину бутылки и закрыл глаза в предвкушении.

В первые несколько минут не произошло ровным счетом ничего, лишь Игорь сладостно постанывал, медленно раскачивая немилосердно скрипевшую от малейшего движения кабинку. Я попытался открыть глаза, но веки показались мне пудовыми гирями, и я просто толкнул его вбок, чтобы он прекратил опасное ребячество.

– О, да, есть, наконец-то! – почти рычал он, двигаясь ещё интенсивнее.

– Да что ты творишь-то! – взревел я, взбешённый его неосмотрительностью, но тут глаза мои вдруг распахнулись, и я охнул.

Наверное, втайне я всё же боялся вновь увидеть ту масштабную чёрно-белую стройку, что пригрезилась мне в жестоком похмелье, но отчего-то не увидел вокруг даже разлагающейся Припяти: мы сидели на давешнем нашем мосту, что плавно выгибает спину над мелеющей уже речкой прямо под самыми окнами Игорева дома. Мне по-прежнему всё казалось, что мир перед глазами ходит ходуном из-за расшатанной кабинки, но теперь на мосту всему виной вышло небывалое головокружение, вызванное первой дозой мескалина.

– Ты видишь то же, что и я? – растягивая слова, произнёс я.

На лице Игоря играла полубезумная улыбка, он что-то напевал себе под нос, продолжая раскачивать несуществующую кабинку. Я махнул рукой, привстал, опираясь о перила моста, и огляделся. В первый миг я подумал было, что мне почудилось, и я принялся изо всех сил моргать и тереть глаза, но видение не отступало: мы были на мосту под окнами Игорева дома, прямо напротив располагалась остановка, с которой я обычно возвращался домой на грохочущем трамвае, когда выбирался не слишком поздно – всё было на месте, словно обратный путь мы проделали в считанные секунды, едва лишь препарат успел обрушиться в наши желудки. Но следы смерти и тлена отчего-то проникли и сюда, будто мы сами, заразившись Припятью, принесли её сюда на одежде, обуви и кончиках пальцев: мост едва держался на опорах, грозившись обрушиться в любой момент, оттого мне в первые мгновения и показалось, что мир перед глазами продолжает кружиться, – асфальт на нём давно стёрся в пыль, основание поросло мхом, а кое-где пробивались ещё совсем юные деревца. Ветер гонял по пустынным мостовым мусор, трамвайные рельсы разъело ржавчиной, тёмные воды реки уныло несли сухие листья. От дома Игоря мало что осталось: крыша рухнула, увлекая за собой перекрытия между этажами, стёкла были выбиты, и пустые глазницы окон с ужасом взирали на царящие кругом мрак и пустоту. Кое-какие дома разрушены были проросшими сквозь них деревьями и кустами, другие – разобраны едва ли не по кирпичику, и этот запах сырости, плесени и запустения намертво въедался в ноздри… Я осторожно прошёлся по мосту, он отчаянно скрипел и шатался под моими робкими шагами: перила крошились в пальцах, и осколки шлёпались прямо в мутную воду. Мимо пролетела и вяло каркнула тощая ворона, я снова без сил опустился рядом с ничего не замечающим Игорем и закрыл глаза. Он бормотал что-то мне над ухом про истину и суть вещей, про реальный мир и игры разума, его малопонятная болтовня убаюкивала мой утомившийся от полученных впечатлений разум, и я отключился, как мне думалось, всего на несколько минут.

 

Проснулся я от резкого и холодного порыва ветра, плеснувшего мне в лицо горсть вечернего дождя: над Припятью стремительно сгущались сумерки. Мы по-прежнему висели в ярко-жёлтой кабинке между небом и землёй, Игорь деловито упаковывал свой рюкзак, готовясь к спуску.

– Что ты видел? – спросил я.

Он угрюмо пожал плечами, скривил рот, ухватился за проржавевшую конструкцию и ловко принялся карабкаться вниз. Мне пришлось последовать его примеру. Из-за дождя мы ускорили шаг и уже через несколько минут хлопнули дверцами показавшейся нам такой уютной машины.

Я ждал, когда Игорь придёт в себя, чтобы поделиться впечатлениями, но разговорился он только по пересечении границы.

– Как тебе показались мои двери?

– Я бы предпочёл больше их не открывать. Ты ведь тоже был со мной там, на мосту?

– Разве имеет значение, где и когда мы были и что именно мелькало у нас перед глазами? В такие моменты всё это теряет свой прежний обыденный смысл. Ты, я, мост, колесо обозрения, ржавый лес – все мы состоим из одних и тех же кварков, мы общее вселенское полотно, но чтобы выполнять свои функции, должны осознавать свою обособленность, льстя себе мыслью об обладании свободой воли и прочих преимуществах высокоразвитого мозга… Но какая разница, каков мозг, если даже и он слеплен из тех же бозонов, что и далёкие галактики? И только мескалин снимает эту гормональную блокировку нашего сознания, не дающую нам ощутить себя единым целым со всей вселенной. Ну да что я все болтаю, ты же и сам прошёл через это.

Я оглушительно громко сглотнул и постарался кивнуть как можно убедительнее.

– Вот она – истина. Все мы одно, нет ни тебя, ни меня, ни этого авто, ни Припяти, ни чёрной дыры в центре Млечного пути, есть лишь одно божественное по красоте и масштабам полотно, а мы только узоры в его уголке…

– И часто ты такое практикуешь? – откашлявшись, осведомился я.

– Мескалин? Балуюсь, когда появляется возможность. Шеф, правда, давеча предупреждение выписал, застал меня за этим делом на рабочем месте. Хотя он не вполне понял, что именно я принимал. Только эта вещь пока ещё держит меня на плаву и помогает примириться с миром…

 

 

 


Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за декабрь 2015 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт продавца»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите каждое произведение декабря 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 


Оглавление

3. Часть 3
4. Часть 4
5. Часть 5
507 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 12:03 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!