Миниатюра (записки жены снайпера)

Сегодня у моего приятеля умерла жена, долго страдавшая от рака матки. У него на руках осталось трое детей и четвертая – старшая – от первого брака Нади. Я никогда не испытывала никакой тяги к общению с ним, но тут мне стало его безмерно жаль, так как все эти бесконечные излияния сочувствия от тех, кто даже на тысячную долю не может вообразить его боли, вызывали у меня рвотный рефлекс, и я решила написать.

Лучше бы я этого не делала, никому от этого легче в итоге не стало. Впрочем… судить не мне. Ему, вероятно, полегчало. Мещанам всегда становится легче от пустопорожних бесед.

Поначалу мне доставляло какое-то мазохистское удовольствие делиться с ним своей болью и понимать, что ему это приносит облегчение. Потом я даже начала испытывать к нему некую привязанность, привязанность опекуна к несчастному сироте. А с течением времени мы поменялись ролями, и мой опекунский настрой сменился болезненной зависимостью. С тех пор я поняла, что душу можно открывать лишь тем, в кого, по крайней мере, готов влюбиться, не считая это зазорным для себя. В противном случае лучше оставаться затворником. Эту стезю я и избрала себе отныне.

Люди как биологический вид едва ли склонны к самоанализу. Демин как-то сказал, что меня по способности подталкивать других к нему переплюнуть не удастся никому. Самое странное, что этот мой приятель – назовём его хоть мсье Бендер – ни разу не задал себе вопрос, а какое лично он имеет отношение к смерти своей супруги. Если посмотреть со стороны, то, кажется, что виноваты врачи и только врачи: низкая онконастороженность российской медицины, никуда не годный уровень диагностики – ведь за полгода до постановки диагноза они всей семьёй ездили сдавать кровь… И семья кажется отличной и безупречной: счастливые дети, жена-домохозяйка, обеспеченный, симпатичный и заботливый муж… чего же боле? Но что такое рак? Рак – это программа, запущенная самим человеком, внутренне ощущающим свою ненужность. Об этом неоднократно говорят психологи. И именно для этой болезни положена – помимо основной лекарственной терапии – настоящая психологическая реабилитация, иначе излечение маловероятно.

Так отчего же заболела Надя? В своё время я не могла понять, почему Маккартни – со своими могучими возможностями – не смог спасти от смерти Линду, умершую от той формы рака, от которой ежегодно излечиваются тысячи женщин. Однако, познакомившись ближе с характером своего кумира, я сделала неутешительный, но закономерный вывод: при всей его любви к жене, он никогда не мог принадлежать своей семье целиком, а Линда была слишком умна, чтобы не понимать этого. Он, будучи по природе замкнутым (да, да, Линда сама это признавала!), тем не менее, растрачивал энергию и чувства на сотни вещей, так, что иногда было трудно понять, кого же он любит по-настоящему – Линду или Джона. Линда положила всю свою жизнь на алтарь этого человека, поэтому и умерла – когда поняла, что он уже может без неё обойтись. В конце 60-х и в 70-е, а после смерти Джона и в 80-е – ещё не мог, а вот в 90-х уже мог. Поэтому она и ушла.

Я пыталась нащупать что-то схожее в ситуации Нади и мсье Бендера. Но первое время глаза мне застила его неизменная заботливость обо мне. И лишь когда я на крошечный отрезок времени поставила себя на место Нади, я вдруг поняла. Раком заболевают тогда, когда видят, что при всей любви окружающих к тебе, без тебя с лёгкостью могу обходиться. Ты умрешь, а они всё так же будут отмечать Новый год, ездить в Альпы кататься на лыжах, ходить толпой по супермаркетам. Тебя больше не будет, а они будут жить полноценной жизнью, как будто тебя и не было никогда. Если близкие вдруг спохватятся в этот момент, есть шанс спасти ещё одну жизнь, если же всё продолжится, как и раньше, человек умрёт, как бы сильно ты ни причитал у его изголовья.

Стоит даже на чуть-чуть ослабить внутреннюю связь с умирающим, отпустить его и заранее мысленно смириться с его уходом – он непременно уйдёт. Сейчас я вспоминаю Бендера за восемь с половиной месяцев до смерти его супруги: он вёл себя так, словно у него уже нет жены, словно она уже в могиле. Я пыталась помочь ему – рекомендовала мамины схемы лечения, советовала лекарства – он всё отвергал и только как попугай повторял один и тот же вопрос: «Как ты думаешь, есть ли жизнь после смерти? Встретимся ли мы с ними там?». И я всегда честно отвечала: «Нет».

Самое смешное, глупое, нелепое и печальное в этой истории – то, что он так и не понял, почему ушла его Надя.

Когда-то давно Демин сказал мне, что 99 процентов людей не просто не знают, что такое любовь в принципе, но и не умеют любить, неизменно добавляя при этом, что и он сам, и я любить умеем. Надя умерла, потому что он не захотел ее удержать, а не захотел удержать – потому что представлял себе свою жизнь без нее и себя самого без неё тоже видел. Иногда мне кажется, что у атеистов больше шансов спасти своих близких, потому что они не надеются на светлое завтра и не думают о встрече в раю, а живут здесь и сейчас, борясь до последнего.

Впрочем, чья бы корова мычала…