Миниатюра (записки жены снайпера)

Тебя нет со мною уже два месяца, а я всё продолжаю писать тебе эти глупые письма и эсэмэски. Как будто моё бумагомарательство изменит замысел Творца и убедит его вернуть тебя на Землю. Да и куда тебя можно было бы вернуть? От твоей плоти не осталось ничего – только горстка пепла, которая уже давно смешалась с землёй, даруя жизнь сорнякам… Верить в Бога становится всё сложнее. С того света пока ещё никто не возвращался, мёртвые не воскресали, за исключением персонажей придуманных кем-то легенд, названных Священным Писанием. Есть только жизнь, которая завершается смертью, всё остальное – рефлексия. Точка.

Иногда мне хочется изо всех сил крикнуть: «Я люблю тебя! Вернись ко мне!». И я кричу. Выхожу на балкон и кричу. Соседи, вероятно, уже давно сочли меня сумасшедшей. Мне сказали, что время лечит, что через год мне захочется расправить крылья и снова влюбиться, а я с ними не спорю. Даже если подобное желание и родится в моей голове, осуществить его будет просто невозможно: после встречи с тобой ни один мужчина уже более не кажется мне достаточно хорошим для того, чтобы тратить на него своё личное время. Сейчас я трачу его только на маму, кошек и битлов – глупо, Демин, очень глупо, последнее ты бы явно не одобрил, но что поделать, если они оказались таким замечательным лекарством от депрессии… Я слушаю их музыку и чувствую, что всё ещё жива. Спасибо Маккартни за то, что у него такие красивые карие глаза – глядя в них, я хоть немного забываюсь.

Представляю, как бы ты разозлился, если бы и вправду мог прочесть это письмо. Вот только к Маккартни, пожалуй, ты меня ещё не ревновал. Мне даже обидно было иногда – ты откапывал из моего прошлого самых не достойных упоминания персонажей и без конца препарировал наши с ними отношения, даже если таковых и вовсе не присутствовало, и при этом совершенно спокойно переносил единственное по-настоящему сильное моё чувство к мужчине до встречи с тобой. Ты даже к Мышкину ревновал, а Пола всегда обходил стороной, словно его и не существовало. Впрочем, ты просто не читал моих детских стихов, посвящённых ему, думаю, тогда бы ты забыл и о Малкове, и о Комарове, и даже о Семёне.

Господи, Демин, что же я делаю… Я ведь и в посмертном письме никак не могу угомониться и перестать наконец упоминать имена тех, кого ты ещё при жизни успел возненавидеть. Прости меня, пожалуйста, никто из них не стоит и твоего мизинца. Даже Макка.

Демин, Демин, почему ты так редко мне снишься? Всего два раза за эти ужасные два месяца… В первый раз это был только голос в телефонной трубке, упрекающий меня в том, что я совсем по тебе не горюю. Ты правда так считаешь? Ты почему-то никогда не верил, что я переживаю. То ли я обладаю потрясающей выдержкой и выдающимся актёрским мастерством, то ли тебе всегда было мало моих слез и страданий, и ты хотел, чтобы я так же, как и ты, постоянно стремилась вскрыть себе вены или выброситься из окна. Тебе это было надо?

Да, зая, я умею брать себя в руки. Из всех моих многочисленных знакомых ни один не догадался о том, что у меня произошло. Это ещё одна монета в копилку твоих подозрений о том, что твоя смерть принесёт мне лишь облегчение. Видимо, и на том свете людям не открывается истина, и они продолжают жить в тумане своих прежних заблуждений. Угадай, Демин, чем я занималась, когда мне позвонили, чтобы сказать, что тебя больше нет? Я смотрела фильм. Очень интересный фильм, который я давно искала. И это известие вызвало у меня лишь досаду от невозможности досмотреть его до конца, так как положение, вроде, обязывало облачиться в траур во всех известных смыслах. Что бы ты думал? Я таки села его досматривать.

«Моя смерть принесла тебе облегчение. Ты никогда меня не любила», – скажешь ты. «Этот фильм здорово помог мне стиснуть зубы и не разрыдаться прямо там, на людях», – скажу я. Даже в такие моменты я не умела страдать на публику. Тебе ведь это во мне и не нравилось, да, Дим? Не хочешь ничего видеть, ну и пусть. Стану такой, как ты – безразличной к чужому мнению и восприятию. Думаешь, что мне хорошо без тебя? Ладно, думай, что тебе угодно, я не стану переубеждать.

Я устала. Я чудовищно устала жить. Демин, научи меня, как мне перестать думать о матери и решиться на заветный выстрел в висок? О чём думал ты, когда твоя мать доставала тебя из петли после смерти Маши? Как смог ты перешагнуть через её чувства? Ведь к тому моменту она уже овдовела и потеряла одного из сыновей! Не беда, осталось ещё двое и дочь, – вероятно, думал ты.

Да, верно, такого славного прикрытия в виде братьев и сестёр я лишена, поэтому моё самоубийство поставит маму лицом к лицу с бездной. Я не могу так с ней поступить.

Знаешь, мне уже какую ночь снится один и тот же сон: я пытаюсь покончить с собой, но у меня ничего не выходит. Я выпускаю целую обойму себе в висок или в грудь, я даже чувствую обжигающий металл у себя внутри, но он не причиняет мне ни малейшего вреда и даже почти не вызывает боли. Демин, я и во сне не могу умереть. Может, я тоже из клана Маклаудов?

Прости, я несу какую-то чушь. В последнее время голова стала совсем плохо работать. Я ощущаю себя бурлаком на Волге во всех возможных смыслах – плетусь по планете со скоростью улитки, чувствуя на плечах тяжесть мешка с песком. Интересная аналогия пришла в голову: словно меня ровненько так разрубили напополам вдоль от макушки до промежности, и осталось от Лены полголовы, половина туловища, одна рука и одна нога. Как я функционирую, ведомо одной матрице, к которой меня подключили сотней проводков. Где ты, жизнь, ау! Я тебя больше не вижу.