Железная цепь со строгим ошейником

 

 

Мотив преступления оказался незатейливый. Отпираться Эмма Константиновна, нисколько не удивленная своим разоблачением, не стала. За завтраком, который поражал воображение ( икра, кофе с коньяком, фрукты – поведала, как тяжело она переживала смерть своего мужа, подполковника КГБ. Какой стресс испытала! Дабы заглушить внутреннюю боль, Эмма Константиновна стала сажать детей в подвалы. Это производило отличный психотерапевтический эффект.

– Проблема только одна была, – завершила Эмма Константиновна свое признание и налила всем кофе. – Бороды я клеить не люблю. И не метлы и фуфайки у меня аллергия.

– А почему вы, Эмма Константиновна, – поинтересовался Петя Лей, намазывая икру на рогалик, – почему вы вообще меня выпустили? Я уж думал, что так там, в подвале и останусь навсегда.

– Что ты, как можно! Учебный год ведь начинался! Я что, изверг – лишать ребенка знаний.

Участковый Егорушкин, не прикасаясь к тещиным угощениям, сидел на стулике и медленно краснел.

– Я смотрю, – продолжил разговор Петя Лей, ( у вас, Эмма Константиновна, очень большая и хорошая библиотека. Можно я буду к вам приходить – книжки читать?

– Конечно, конечно. У меня есть прижизненное издание Густава Майринка. Ты же читаешь по-немецки?

– Немного.

– Ничего, подучишь. Ты еще молодой совсем, у тебя все впереди. Вот зятю моему уже поздно, да и ни к чему ему немецкий. Вместо того чтобы зарабатывать со своим двоюродным братом деньги на самосвале, он всякой ерундой занимается. Бедных женщин вроде меня тревожит своими дурацкими расследованиями. И романы про мутантов пишет. Он, Петя, тебе не давал читать свой роман?

– Нет.

– Вот и хорошо. И не проси. А еще у меня есть Сведенборг. Почти прижизненное издание. Ты читаешь на латыни?

– Немного.

– А вот мой зять... ( но Эмма Константиновна не успела договорить, участковый Егорушкин ударил кулаком по столу так сильно, что один персик не удержался и в наступившей тишине шлепнулся на пол.

– Да вы что? Блин! – закричал участковый Егорушкин. – Какой, блин, Густав Майринк! В тюрьму сейчас, мама, я вас поведу! Допрыгались вы! И вообще, Эмма Константиновна, давно хотел сказать, что будь моя воля, я бы всех теток, чтобы людям не мешали жить, после сорока пяти – отстреливал.

– Точнее, не после сорока пяти, в после менопаузы, – уточнила Эмма Константиновна и стала чистить апельсин. – Что ж, это не ново. Вот, например, у Томаса Пинчона...

– Хватит, блин! Сейчас я! Где мои наручники! – участковый Егорушкин начал рыться в карманах. Заметно было, что глаза его блестят, но не от злости, а от наворачивающихся слез. Петя Лей издал дурацкий смешок:

– Да бросьте вы, лейтенант! Глупости какие! Родную тещу арестовывать, над вами же смеяться будут.

– А ты вообще молчи! Книжки он будет приходить читать! Уши пообрываю! – сказал, будто проскулил участковый Егорушкин и сел обратно на свой стулик.

Эмма Константиновна принесла запотевший графин с водкой, налила. Все выпили. Петя Лей – маленькую рюмочку, Эмма Константиновна ( побольше, а участковый Егорушкин – стакан. Ему тут же стало нехорошо. Сказалась дурацкая ночь. Он упал лицом в вазочку с черешневым вареньем. Его выключило.

Посапывая во сне, заботливо прикрытый пледом, участковый Егорушкин не слышал, как Эмма Константиновна сказал – "Умаялся, бедный, шутка ли – о мутантах всякую чушь писать!"

Потом позвонили в дверь – принесло директора школы Осипова и журналиста Рому. Их мучили похмелье и мания преследования. Потом прибежал чернявый поэт, он написал стихотворение и жаждал "ушей благодарного слушателя". Потом завалился вспотевший физрук Носов. Он хотел многого, но не умел сказать – чего. Потом в квартире появился папа Пети Лея, он хотел кушать и принес на продажу самогон. Самогон у него отобрал физрук Носов и стал его вместе с директором Осиповым пить. Потом пришла Елена Павловна. К себе домой идти ей не хотелось, рабочее место сгорело, а еще ее привел неприятный вопрос: почему же с детства от нее скрывали наличие в ее психике такого недуга как лунатизма. Когда Эмма Константиновна попыталась найти деликатный ответ на вопрос дочери ( пришли представители органов, привели свидетелей и предъявили ей обвинение. Они и без вмешательства участкового Егорушкина вычислили, кто сажал детей в подвалы. А также предъявили обвинение физруку Носову, который ударил одного из представителей органов, защищая честь хозяйки квартиры. Заодно предъявили обвинение папе Пети Лея, который стал предлагать представителям органов самогон за деньги. А журналист Рома и директор школы Осипов сами нарвались на обвинение, они настолько опьянели и расчувствовались, что признались в поджоге школы. Чернявому поэту никаких обвинений не предъявили. За попытку прочитать свое новое стихотворение его без лишних слов определили в психбольницу. Елене Павловне тоже никаких обвинений не предъявили, но она решила следовать за своей матерью, расценив происшедшее как недоразумение.

Участковый Егорушкин не мог видеть, как всех увели, распихали по ментовским бобикам и увезли – он спал. Он спал, и во сне наблюдал за движением аквариумных рыбок-телескопов в пруду игрушечного дома своей жены, который во сне приобрел очертания сказочного замка принцессы Гренландии, где-то на самом-самом краю Земли. Во сне ему казалось, что все-все чудесно, прекрасно и вечно. И чувство глубокого безразличия царило в подсознании. И душа участкового Егорушкина пребывала в благости.

Когда участковый Егорушкин проснулся, то обнаружил свое лицо в вазочке с черешневым вареньем. В квартире никого не было. Лишь Петя Лей сидел на полу в позе сидха, отбрасывал три тени и читал огромную книгу.

– Петя, – сказал участковый Егорушкин, – скажи, что это у тебя за фамилия такая странная? Китайская, что ли?

– Возможно, – ответил Петя Лей.

– А может, гренландская?

– Может, гренландская.

– Ты, Петя, наверное, не хочешь говорить о своей фамилии, ты хочешь побеседовать о литературе?

– Да нет, – ответил Петя Лей, – достаточно.

И захлопнул книгу.