HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Леонид Стариковский

Вера, Надежда, Любовь

Обсудить

Сборник рассказов

Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 12.03.2008
Оглавление

4. Разбитая чашка
5. Терпение лопнуло


Терпение лопнуло


 

 

 

Нервный рваный лай соседского пса беспрепятственно проникал через окна, стены и крышу в залитую мертвенным светом полной луны мансарду, и Сергей видел этот свет даже сквозь плотно сомкнутые веки. Ему казалось, что лай концентрировался в какой-то тонкий, но жесткий пучок, наподобие светового луча гиперболоида инженера Гарина, и насквозь пробивал его черепную коробку в районе правого виска, вызывая острую боль во всем правом полушарии и даже в правой челюсти. Сергей пытался ладонью защитить, прикрыть висок, массировал его, растирал, но боль не проходила: от нее хотелось взвыть даже не по-собачьи, а по-волчьи, и лезть на стену, обдирая ногти и оставляя кровавые следы на ее белом полотне.

В этом доме в чужой тихой стране он со своей небольшой семьей – жена и сын – прожил уже десять лет с того самого момента, когда его жизнь так резко и бесповоротно изменилась. Соседская собака лаяла, наверное, если не всегда, то уже довольно-таки давно и раньше никогда ему не мешала. Он вообще ее не замечал, только как-то, еще в самом начале, на всякий случай надставил ограду, разделяющую их участки, чтобы пес в раже как-нибудь, не дай бог, не перепрыгнул ее и не напугал сынишку. Собака была беспородная, и этим, наверное, страшно обижена на жизнь и всех окружающих, что и определяло ее склочный нетерпимый характер. Завидев еще издалека любого прохожего, она бешено металась вдоль сетчатого забора, набрасываясь на него с неистощимым жаром, всем своим видом и злобным захлебывающимся лаем говоря, что будь ее воля, она порвала бы прохожего на куски. Когда же несостоявшаяся жертва удалялась, то от бессилия и злобы псина начинала крутиться волчком, чтобы цапнуть себя за хвост, продолжая неутомимо лаять. Своей неисчерпаемой злобой пес вполне мог бы соперничать с лучшими псами конвойно-лагерной службы гитлеровского или сталинского концлагеря, невозможно было понять, откуда столько ярости в откормленной среднеевропейской шавке, сторожащей обычный дом в тихом пригороде Праги.

Правда, стоило хозяину выпустить ее за ограду погулять и оправиться, как агрессивность моментально пропадала, собака теряла всякий интерес к посторонним и откровенно наслаждалась возможностью обнюхать многоговорящие метки своих соплеменников на столбах и деревьях, которые все проходящие мимо злобного цербера псы в знак презрения оставляли с особым удовольствием и обилием. Лай, конечно, беспокоил и раздражал всех соседей, но никто ни слова упрека не произнес хозяевам пса: здесь было не принято выражать претензии, тем более в адрес животных. Надежды, что хозяева сами поймут неудобство и как-то повлияют на своего пса, давно испарились, оставалось свыкнуться и не обращать внимания. И это Сергею легко удавалось на протяжении многих лет, пока совсем недавно – месяца три назад – однажды ночью его не растолкала жена, разбуженная лаем соседской собаки. Уснуть в ту ночь им так и не удалось: пес, словно почуяв, что у него появились возбужденные слушатели, не унимался до самого утра, основательно охрипнув от усердия.

С того самого дня лай стал преследовать Сергея, настигая его и дома, и даже в самом дальнем углу сада. Лай мог быть громче или тише, но Сергей все время слышал его, чем больше он старался отвлечься, уговорить себя не обращать на него внимания, тем сильнее доставала его неугомонная псина. Раздражение нарастало с каждым днем, пока, наконец, не превратилось в лютую ненависть, вызывавшую по ночам острую, пронизывающую череп, словно тонкое сверло, боль.

Днем боль несколько стихала, словно сворачивалась уставшим зверьком, но к ночи, когда вся округа затихала, рядом спокойно спала жена, а за стенкой сопел набегавшийся за день сынишка, она с новыми силами зубами и когтями вгрызалась в правый висок, вызывая нестерпимое желание разнести вдребезги свой череп, лишь бы ее уничтожить. Даже в полной тишине, когда пес ненадолго замолкал (засыпал он что ли, а может быть, его запускали в дом?) Сергей уже не мог заснуть: с напряжением сапера, знающего, что в любой момент мина может взорваться под рукой, он продолжал вслушиваться в ожидании, когда потревоженный пес снова зальется пронзительным лаем.

В этом томительном, изнуряющем бессонном ожидании из подкорки растревоженного, расквашенного болью мозга, словно жуткие доисторические монстры из темных бездонных морских глубин, стали пробуждаться воспоминания, воскрешая событие, происшедшее очень давно, которое, как он считал, было стерто из памяти навсегда. Неистовый собачий лай невероятным образом продолбил бетонную плиту десяти прожитых лет и вторгся в ту часть головного мозга, где эти события были до этого надежно спрятаны, вновь оживляя их в памяти с необъяснимой четкостью в самых мелких подробностях.

 

В тот памятный апрельский день солнышко уже к полудню окончательно растопило хрупкий тонкий ледок, которым за ночь схватывались многочисленные московские лужи, и ощутимо прогревало через кровельное железо крыши полутемное пространство большого чердака старого дома в Столярном переулке. Чердачные окна, кроме одного, были наглухо заколочены, а через это единственное свет проникал густой золотистой полосой, в которой медленно парили, переливаясь золотинками и серебринками, частички пыли поднятой встревоженными голубями. Из этого окна, прямо напротив, хорошо просматривались знаменитые Сандуны и автомобильная стоянка, на которой припарковались несколько роскошных лимузинов влиятельных персон, гласно и негласно владеющих главным городом России – Москвой, съехавшихся сюда попариться и обсудить наболевшие вопросы. Водители и охранники – из тех, кого оставили снаружи, не вдаваясь в эти не интересующие их «головняки», собравшись в кучку, что-то весело и шумно обсуждали, вспугивая своим хохотом настырных воробьев, купающихся в прогретых лужах. На маленькой улочке не было ни одного прохожего, но охранники на всякий случай иногда оглядывали ее узкий створ и парадный подъезд бань, из которого в любой момент могли показаться сановные хозяева.

Сергей занял свой пост на чердаке еще с раннего утра, придя сюда по слабым хрустким весенним заморозкам, которые непонятным образом пробрали его до костей (возможно легкий морозец был ни при чем, а пробирал озноб от страха и волнения), теперь с блаженством отогревался в ярком солнечном пятне, борясь с коварной дремой, навеваемой грудным голубиным воркованием. Проглядеть цель он не боялся: как только «объект» появится в дверях Сандунов, сработает сигнал радиотелефона, а до точки прицеливания жертве предстоит пройти еще почти сто метров, но все равно Сергей периодически нервно вздрагивал, отгонял удушливый сон и выглядывал сверху, в который раз примериваясь к предстоящему выстрелу. Лакированный приклад немецкой автоматической мелкашки «Аншуц» с безукоризненной «цейсовской» оптикой тоже нагрелся на солнце, и его было особенно приятно брать в руки, чувствуя «приемистость» и тепло сквозь тонкую нитяную перчатку. Калибр винтовки был любимый – 5,6 мм, отдача – минимальная, значит, и разброс будет не большим. Для надежности хватит трех-четырех выстрелов – секундное дело. Жаль только, что придется эту винтовочку немалой цены бросить прямо тут – у чердачного окна.

Сергей был профессиональным стрелком: еще в детстве стрелял из «Марголина» в стрелковой секции «Динамо», а потом, совместив стрельбу с бегом на лыжах, почти двадцать лет бился на самых знаменитых биатлонских трассах Европы и Америки: восемь комплектов золотых медалей на чемпионатах мира, дважды олимпийский чемпион – слава, почет, улыбки девушек и цветы, это уж потом – холодное равнодушие, маленькая кооперативная квартирка на окраине столицы и бессилие от навалившихся житейских проблем, а главное – где взять деньги, чтобы накормить только что родившегося сына, организм которого не принимал материнское молоко. Непонятная, неизвестная врачам форма аллергии, беспомощно разведенные руки врачей, не очень-то озабоченных его орущим от голода младенцем и глаза жены с таким непередаваемым отчаянием…

Сергей тряхнул головой, отгоняя эти страшные видения.

Поиски подходящей работы оказались не простыми – отбегавший свой срок лыжник и стрелок оказался мало пригоден к коммерции или банковскому делу, извоз кончился через три дня, когда после нескольких предупреждений бригадиров у вокзалов, у него угнали «жигуля», а из охранного бюро пришлось уйти, как только выяснилось, что под этой вывеской не очень-то и скрывается бандитская группировка. Потом были случайные заработки, подработки то экспедитором, то грузчиком, а то и курьером. Сын рос тяжело, а жизнь под мрачными тучами безнадеги все больше и больше затягивала петлю беспросветной нищеты. И вот счастливая встреча с давним товарищем по сборной страны по биатлону. Посидели в кафе на Тверской, выпили по сто пятьдесят «Хэннеси» (Сергей никогда и не пил такого коньяка, он вообще был непьющим, лишь в крайних случаях составлял компанию), что-то съели, за разговором даже не распробовав что, а приятель, так толком и не сказав, где служит, легко заплатил по счету сумму в месячный Серегин заработок. Через три дня он позвонил Сергею домой и назначил встречу, обнадежив, что у него есть работа, которая позволит разом покончить с нищетой.

Предложение было страшным. Оглушенный Сергей закрыл глаза, вспомнил синюшного больного сына, плохо говорящего, постоянно болеющего, истощенную и издерганную всей этой жизнью жену, представил перед глазами привычную мишень со звонко щелкающими от его прицельных выстрелов тарелочками, и в ту же секунду открыл глаза. Преодолевая сомнения, страхи и все остальное, в тайной надежде, что ему откажут, он решительно удвоил стоимость своей «черной» работы. Приятель согласился, не торгуясь.

В ячейке камеры хранения на Казанском вокзале он взял небольшой кожаный чемоданчик и конверт с инструкциями и кредитной картой на счет, открытый в маленькой стране в центре Европы, куда, выполнив работу, он должен был улететь вместе с семьей вечером того же дня. К своему удивлению Сергей не испытывал ни малейших угрызений совести, а уж о страхе говорить и не приходилось. Он точно знал, кому предназначены его три-четыре пули: одним бандитом в Москве станет меньше – это ли не благое дело, в котором ему должны были помочь сами небеса.

Они и помогали, устроив такой солнечный теплый день 5 апреля 1994 года. Можно было даже не вносить поправку на ветер. Неделю до этого он провел на подмосковной базе олимпийского резерва, с утра до вечера стреляя в тире, расположенном в глубоком овраге. Тренировка ему была нужна просто для страховки – руки и глаза, превратившись за многие годы в автомат, делали все споро и надежно. Сергей не сомневался, что все получится в лучшем виде, но в ночь перед делом так и не смог заснуть и теперь, пригревшись в солнечном тепле чердака, с трудом преодолевал расслабляющую дремоту. Солнце, перевалив через зенит, старательно освещало щель переулка и асфальтовую плешь стоянки самым удобным образом, оставляя от предметов и людей лишь короткие тени.

Внизу послышался шум, и сразу же его продублировал тонкий зуммер телефона. Сергей уложил цевье винтовки в ладонь, прижался щекой к нагретому прикладу, нашел в перекрестье прицела характерный кривой нос на веселом распарено-багровом мясистом лице довольного жизнью балагура и весельчака, не медля, но спокойно, как делал это обычно на дистанции, выдохнул и, задержав дыхание, произвел сразу несколько выстрелов в высокий лоб с глубокими залысинами, успев увидеть, как моментально помертвело изменившееся прямо в прицеле лицо, а уже мертвая голова дергалась, принимая в себя очередную пулю. Огромное тело, как подрубленное, рухнуло на асфальт, и врассыпную порскнули испуганные воробьи. Внизу кто-то пронзительно по-бабьи закричал: «Ота-ри-к!», а потом завыл, покрывая крики переполошенной, прозевавшей босса охраны.

С огромным сожалением он отложил в сторону винтовку, но в последний момент, еще раз пожалев, что приходится ее бросить, резко ударил прикладом о балку стропил: сломанную винтовку оставить было значительно легче. «Так не доставайся же ты никому!» – мелькнула откуда-то знакомая мысль. Сергей не стал спускаться в подъезд к «черному» входу, как это было указано в его инструкции, а, вылез на крышу с теневой стороны и осторожно скользнул в слуховое окно чердака следующего дома. В крайнем подъезде, выходящем уже на Пресненский вал, он снял с ног хирургические бахилы, скинул комбинезон маляра и вышел на солнечный свет, щурясь и улыбаясь весеннему дню так, что никому и в голову не могло придти, что он только что застрелил человека. К остановке как раз подходил троллейбус, и радующийся весне человек в светлом успел в него заскочить. Навстречу, разрывая безмятежность солнечного дня надрывными сиренами, неслись милицейские машины и желто-оранжевый фургон «скорой помощи», которому теперь выпала роль большого катафалка.

 

С тех пор прошло десять лет, и Сергей ни разу не пожалел, что выполнил это страшное задание. Ему казалось, что он давно о нем забыл. Все эти годы его семья жила в максимальной изоляции, как на маленьком острове, не общаясь ни с кем, покидая огороженный участок возле купленного на те самые деньги дома только в самых необходимых случаях. Денег за работу, выполненную десять лет назад, хватило и на дом, и на машину, и на «загашник», позволяющий безбедно жить все это время. Сын давно перестал болеть, вырос и вытянулся в тонкого звонкого мальчонку, умного и рассудительного не по годам, повторяющего во всем интонации и выражения своего отца. Он ходил в маленькую школу на противоположной стороне улицы, и Сергей сам, крепко держа за руку, каждый раз отводил его туда и забирал после занятий.

Вскоре после происшествия, наверное, спустя полгода в газетах шумно обсуждалась очередная бандитская разборка: был взорван «Мерседес» лидера одной из московских группировок, вместе с хозяином погиб и его водитель – тот самый приятель Сергея по сборной, спроворивший ему эту «не пыльную» работенку. Сообщение успокоило его, хотя на всякий случай он перебрался в соседнюю страну, где выходцев из бывшего СССР было куда больше. Все эти годы он жил спокойной размеренной жизнью. Каждый прожитый день был как близнец похож на день предыдущий, даже отдыхать на море в Италию он ездил все десять лет в одно и тоже место, останавливался в одном и том же доме, а по пути к нему все 12-14 часов пути двигался по одному и тому же маршруту, останавливаясь только по крайней необходимости. Совсем недавно в газетах снова вспомнили о старом убийстве: теперь уже рапортовали о полном раскрытии преступления, списав его на «ореховских». Можно было окончательно успокоиться. Сергей уже давно не вспоминал солнечный апрельский день и дергающуюся от пуль голову, но вдруг, совершенно неожиданно для него защита без всякой причины отказала: пронизывающая головная боль, вызываемая пустым лаем выжившего из ума пса, пробудила эти воспоминания.

Сегодня боль была особенно нестерпимой. Теперь это было уже не тонкое сверло, жало бормашины или когти неведомого хищного маленького зверька, боль раскалывала череп ударами раскачивающейся маятником тяжеленной гири, казалось, она сминает внутренние перегородки в голове, словно вафельные коржи, превращая их в мелкое крошево. Чтобы сдержать стон, Сергей уткнулся лицом в подушку, а чтобы ничего не слышать, зажал уши ладонями, но боль не отпускала, она медленно перекатывалась от виска к виску, ворочая искрошенные внутренности. Не было сил стерпеть эту нечеловеческую муку.

 

Сергей с трудом поднялся, оделся и осторожно, стараясь не разбудить домашних, спустился вниз и вышел на улицу. Справа, с востока, уже наплывала предутренняя серость, а слева небо было еще глубоким и темным, расцвеченным щедрой россыпью серебряных звезд. Над самым горизонтом, не мигая, горела огромная звезда. Ее можно было бы принять за прожектор приземляющегося самолета, если бы она не была неподвижной. Сергей слышал от кого-то, что это международная космическая станция – МКС – отсвечивает своими солнечными батареями, превращаясь в самое яркое светило на небосводе. Улица была пустынна, и только пес, увидевший его, разошелся уже не на шутку, переходя на придушенный яростью вой и бросаясь на сетку забора, хватая ее зубами вместо ненавистного соседа.

Сергей молча смотрел на собаку, а та распалялась еще больше, надрываясь, будто обложила какого-то зверя. Надо было что-то предпринимать. Прижав висок рукой, словно затыкая возможную пробоину, через которую может выплеснуться изможденный болью мозг, пересекая причудливые тени корявых деревьев, он спустился по склону в дальнюю часть большого сада, где у самого забора под кучей опавших листьев, которые он старательно сгребал с газона, когда-то закопал небольшой стальной ящик. Через минуту лопата наткнулась на твердое, издав металлический скрежет. Ящик был завернут в промасленную ветошь, за столько лет ни малейшая ржавчина не тронула его. Замок открылся послушно, и откинутая крышка явила блестящий в густой смазке пистолет. Этот спортивный «Марголин» Сергей за гроши купил с рук у какого-то бомжеватого чудака уже здесь – в чужой стране из бывших наших. Купил, даже не понимая толком зачем, больше того – зная, что не надо этого делать. Но не смог устоять, дав волю непозволительной сентиментальности: с «Марголина» когда-то началась его спортивная карьера, и пистолет напомнил ему о детстве.

Рифленая рукоятка, словно соскучившись, уверенно легла в ладонь, вызывая забытые ощущения легкого возбуждения, куража, всегда возникающего перед первым выстрелом. Сергей вспомнил, как еще в восьмом классе выстрелил в лесу из самодельного пистолета в бурундука и попал, разметав его полосатенькое тельце. Ему не было тогда ни стыдно, ни жалко безобидного зверька, он чувствовал гордость за свой меткий выстрел и ощущал себя властелином, прервавшим тонкую нить суетливого бега маленького зверька. Это было очень давно: целую жизнь назад.

 

Сергей осмотрел пистолет, обтер его тряпкой, вставил обойму и, передернув затвор, решительно направился к забору – навстречу своему ненавистному врагу. Пес привычно вздыбился, взвыл и молча рухнул после первого же негромкого и сухого выстрела, точно сломали крепкую, но сухую ветку, потом еще и еще. Сергей остановился только после четвертого, почувствовав вдруг, что боль в голове исчезла – словно ее выключили. Еще не веря себе, он потрогал виски, повертел головой – ни маятника, ни сверла, ни зверя – все испарилось как дурной сон.

Солнце уже исподволь подкрадывалось к горизонту, поднимаясь из какой-то неведомой пропасти, заглянуть в которую никому не удается. Восток заалел робко и нежно, на дереве присвистнула какая-то птица, видимо, удивляясь решимости, с которой Сергей разобрался с проклятым псом, терроризировавшим окрестности, ей отозвалась другая, поддакивая и тоже восхищаясь; по соседней улице промчался, громыхая, первый трамвай – день начинался, наполняясь самыми разными звуками, которые вот уже три месяца заглушал нестерпимый лай.

Сергей повернулся и спокойно пошел домой. Жена и сын спокойно спали. Он разделся и, едва коснувшись головой подушки, провалился в глубокий безмятежный сон, каким засыпает чудом выздоровевший человек. Ему ничего не снилось, на сны просто не было сил. Даже сирена подъехавшего к дому полицейского автомобиля не смогла его разбудить.

 

 

 


Оглавление

4. Разбитая чашка
5. Терпение лопнуло

518 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 29.03.2024, 18:28 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!