HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Татьяна Стрельченко

Ты никогда ко мне не вернёшься

Обсудить

Новелла

Опубликовано редактором: Вероника Вебер, 29.05.2011
Иллюстрация. Название: "Life is...". Автор: Алла Алборова. Источник: http://www.photosight.ru/photos/3772576/

 

 

 

Я не помню, кто я, откуда, зачем здесь и почему, что со мной было до тебя и было ли хоть что-то, зато о тебе я знаю очень многое, почти всё.

Это, наверное, немного странно: знать все о тебе и ничего не помнить о себе, но так уж получилось. Извини.

Я знаю, что когда тебе грустно, ты пьешь зеленый чай, а когда весело – черный с долькой лимона, похожей на плоское солнце.

Я знаю, что ты любишь запах вербены, потому что так пахла твоя мама, и запах осени, потому что он густой и пряный.

Я знаю, какого цвета язык у твоей собаки. Фиолетовый. Ты всё думал, будто Флафи напилась чернил, пока Бриэнна не рассказала тебе, что это такая порода. Ты поверил. Ты всегда верил только Бриэнне и, может быть, мне.

Видишь, я знаю даже это.

А еще я знаю, что ты никогда ко мне не вернешься.

Никогда.

Не вернешься.

Рассказать, почему?

 

 

*   *   *

 

Ты родился в огромном особняке, который можно было бы назвать замком, если бы в нем не было так тихо.

Всем известно, что в настоящем замке должно быть шумно и весело: суета, гомон, неразбериха – как же иначе? На кухнях хохочут дородные поварихи, отвешивая тумаки несмышленым поварятам. На заднем дворе оживленно играют в карты конюхи и лакеи, не забывая одаривать комплиментами проходящих мимо хорошеньких молочниц. В столовых горничные начищают до блеска фамильное серебро, но самое интересное, конечно, происходит в больших светлых залах: по вечерам там играют оркестры, галантные кавалеры приглашают на танец ослепительно прекрасных дам, а возле камина, приняв очередную порцию грога, похрапывает какой-нибудь старенький джентльмен.

Увы, твой дом не был замком – по пыльным коридорам на цыпочках бродила сама леди Тишина. Здесь никто никогда не шутил, не хихикал и не смеялся. Хозяева не общались друг с другом, не роняли серебряные вилки и не разбивали китайский фарфор, слуги предпочитали держать язык за зубами и помалкивать, и даже настенные часы тикали приглушенно, словно стесняясь собственного монотонного звучания.

По ночам тишина оглушала настолько, что можно было разобрать звуки, недоступные обычным людям. Накрывшись с головой пуховым одеялом, заткнув уши, ты старался не слушать и все равно слышал, как за выцветшим гобеленом перешептываются бесприютные призраки, а в каждом шкафу тарахтит скелет. Ты слышал, как в саду, на верхушках старых вязов, бесшумно хлопают перепончатыми крыльями летучие мыши, а в ледяном озере плещется форель.

Иногда вместе с ветром до тебя доносилось, что в соседнем городке, за несколько миль от твоего дома, в маленькой колыбельке плачет младенец. Порой ты просыпался оттого, что тебя будил стук сердца твоего отца, спавшего в другом крыле дома. И всегда ты слышал больше, много больше, чем подозревали взрослые.

 

– Говорят, хозяин совсем свихнулся, хлещет виски и молчит, будто рыба. Сам молчит и другим слово сказать не дает, сразу набрасывается, точно дикий зверь. В доме такая тишина – мурашки по коже! Моя Матильда говорит, мол, здесь попахивает какой-то чертовщиной!

– Это все из-за хозяйки. Она ведь с его родным братом сбежала, двойной удар!

– А маленького мастера он теперь и вовсе ненавидит, уж больно на матушку похож… и волосы – чистое золото, совсем, как у дяди…

– Прикуси язык, Том! Хозяин услышит…

Слугам нечего было волноваться – хозяин, напившись вдребезги, уже сладко храпел, зато ты, причесанный, умытый, одетый в ночную сорочку белокурый мальчик, находившийся в своей комнате тремя этажами выше, услыхал каждое их слово.

Пытаясь разбавить тягостную тишину, сочившуюся из всех щелей, не желая ловить далекие звуки, предназначенные кому-то другому, ты всю ночь проплакал, и этого не слышал никто – ни твой отец, ни слуги, ни мама, сбежавшая с дядей, ни гувернантка.

Только Флафи, в утешение лизнувшая тебя фиолетовым языком.

Только сливочная луна, с любопытством заглянувшая в окно.

Только призраки, вышедшие на ночную прогулку вокруг холодного туманного озера.

Только летучие мыши, слетевшие с серебристых вязов.

И еще, может быть, младенец, сладко спавший в своей колыбельке, на краю городка, за несколько миль от твоего дома. У младенцев чуткий слух.

Ты так привык к тишине, что предпочитал целыми днями молчать, и многие считали тебя немым от рождения: они не догадывались, что тебе просто не с кем поговорить.

Пока не появилась я.

 

 

*   *   *

 

Вообще-то я появилась гораздо раньше, чем ты меня заметил, но теперь мне кажется, что без тебя мое существование совершенно не имело смысла, а значит, меня и не было.

Так или иначе, но однажды ты взглянул на меня, подошел поближе, протянул руку – и вот тогда-то я ожила.

– Удивительно, – прошептал ты, с любопытством изучая меня, – просто удивительно…

Какая ты… необыкновенная!

С тех пор мы не расставались. Наверное, всё потому, что ты умел слушать, а мне было о чем рассказать.

Шли дни. Сливочная луна то полнела, то садилась на диету, становясь совсем тоненькой и прозрачной; яблони в саду твоего отца сбрасывали с веток тяжелые краснощекие плоды, а затем, завернувшись в снеговые манто, сладко дремали до самой весны, убаюканные студеными декабрьскими сквозняками.

Замерзшее озеро воображало, будто его накрыли круглой крышкой из горного хрусталя.

«Это просто лёд», – качали головами старые мудрые вязы, но озеро отказывалось им верить. По ночам ты слышал, как по застывшей озерной поверхности скользят влюбленные призраки, крепко держась за руки, словно пара фигуристов. Устав от танцев на льду, призраки приближались к твоему окну, умаляя пустить их внутрь: от их морозного дыхания на стекле оставались бледно-голубые узоры.

Ты больше не боялся, ведь теперь у тебя была я.

Наши вечера были самыми уютными вечерами на свете: Матильда приносила чашку горячего шоколада и блюдце с бисквитным печеньем, старый Том подбрасывал дрова в маленький камин, Флафи сладко посапывала у твоих ног, а я рассказывала тебе историю, всегда одну и ту же, потому что других я не знала.

 

– Когда-то давно, – начинала я, – был на земле удивительный город, такой нарядный и праздничный, что казалось, будто каждое утро в нем пасхальное, а каждая ночь – рождественская. За обвитыми плющом изгородями стыдливо прятались домики, которые можно было бы принять за пряничные, если б в них не жили настоящие люди. На темно-красных черепичных крышах домов покачивались причудливые флюгеры в виде кованых аистов и трубочистов, корабликов и петухов, кошечек и грифонов. На балконах в горшках раскрывали нежные венчики фуксия и пеларгония, а порой зеленели пряные травы: базилик, мята и розмарин, которые хозяйки выращивали, чтобы добавлять в аппетитные блюда для своих супругов. То был поистине славный город, где каждый житель чувствовал себя довольным и счастливым, но, как известно, на всякое правило найдется исключение.

В маленьком домике, где на крыше вращался медный флюгер-тюльпан, жила одинокая старушка с очень печальными глазами.

Пожилую леди звали Корнелия, и пряные травы она не выращивала, поскольку ей не для кого было готовить ужин.

Зато у Корнелии была своя тайна.

В старом кухонном шкафу она хранила пузатую стеклянную банку, полную разноцветных камушков – то были воспоминания.

Рядом с банкой на полке пылилась жестяная коробка, в которой, если ее потрясти, что-то позвякивало. То были ее мечты.

С годами жестяная коробка, когда-то наполненная до краев, становилась всё легче и легче. Мечты Корнелии выцветали, засыхали или вовсе испарялись, как старые духи. В конце концов, в коробке осталась последняя мечта, хранимая со времен юности: она была похожа на мертвую бабочку, проколотую иголкой, или на прошлогодний осиновый лист, засушенный между страниц толстой книги. Застывшая, неживая, она все еще тарахтела на дне жестянки, и Корнелии хотелось верить, что однажды она все-таки сбудется, и в ее саду расцветут тюльпаны – такие, каких свет еще не видывал, на зависть всем соседям.

Когда маленький городок кутался в мягкий, будто фланелевое одеяло, весенний вечер, Корнелия зажигала светильник и высыпала на стол камушки своих воспоминаний.

Ей казалось, что из них можно собрать мозаику, и тогда с ней обязательно случится что-то необыкновенное.

В тусклом свете камушки мерцали, как старинные драгоценности, и Корнелия убеждала себя, что так оно и есть. Протирая их черным бархатным лоскутом, пожилая леди пыталась найти место каждого в картине своей жизни.

Вот синий, похожий на сапфир, камень – это Корнелия впервые увидала море. Сколько ей было лет? Да уж никак не больше десяти…

А вот темный изумруд – это она залезла со своим приятелем Сэмом на ветку исполинского дуба, чтобы хорошенько рассмотреть окрестности. Помнится, она свалилась тогда, вывихнула ногу. Ох, и досталось же им от родителей!

Кровавая бусина граната: Сэм робко поцеловал ее, в саду, под цветущими черешнями. Черный опал: родители увезли ее на запад, подальше от бесшабашного мальчугана.

Камушки были большими, как орехи, и маленькими, словно песчинки. Одни сверкали и переливались, другие казались мутными и скучными.

Нежный сиреневый аметист: лучшая подруга Джемма подарила Корнелии на 60-летие милого вислоухого щенка. О, как счастлива была она, когда в ее доме появился озорной сорванец Пончик! Песик не отходил от нее ни на шаг, и его задорный лай наполнял одинокое существование Корнелии смыслом.

Увы, ни Джеммы, ни Пончика давно нет в живых! Вот коричневый, будто комок земли, камень, хранящий воспоминание о похоронах Джеммы, а вот и другой, прозрачный, похожий на сосульку, которая, отколовшись от карниза, убила Пончика несколько лет назад. Это воспоминание было острым и холодным, как ледышка – Корнелия ненавидела его, стараясь доставать из банки как можно реже.

 

Как ни старалась старушка, но мозаика у нее не складывалась, ничего чудесного с ней не происходило, и тюльпаны в ее саду не цвели.

Но однажды камушки сами собой сложились в четкую картину, и тут же случилось нечто непредвиденное.

На пороге дома Корнелии появилась незваная гостья – обворожительная Дама в Красном.

– Я могу войти? – спросила она с видом герцогини, пришедшей навестить свою белошвейку.

– Пожалуйте, – отвечала старушка, немало удивленная столь странным визитом.

– Не буду вас долго задерживать, дорогая Корнелия, – красавица небрежно бросила шелковые алые перчатки на диван, – а сразу перейду к делу. Кто я и откуда – неважно. Важно то, что я готовлюсь к приему очень влиятельных гостей и для этой цели планирую украсить свой сад: умостить дорожки редкими камнями из личной коллекции. В принципе, все уже готово, не хватает только одного камушка. Мне известно, что у вас в шкафу в стеклянной банке есть целое множество именно таких, какие мне нужны. Я готова обменять любой ваш камень на исполнение любой вашей мечты. По-моему, весьма выгодный обмен, как считаете?

– Я, право, не знаю, – растерялась Корнелия, – они все мне так дороги…

– Так уж и все! – скептически улыбнулась Дама в Красном, – уверена, что найдется один такой, от которого вы и сами не прочь избавиться. Я не тороплю вас. Подумайте: все-таки на кону исполнение мечты.

Всю ночь Корнелия ворочалась с боку на бок, обдумывая слова прекрасной незнакомки. Под утро она босиком пробралась на кухню, достала заветную стеклянную банку и, высыпав камни на стол, долго перебирала их, рассматривала, грела в ладонях, не в силах на что-либо решиться…

Вдруг она вскрикнула, поранившись об острый камушек-льдинку: на пальце выступили бисеринки крови.

Заклеив ранку пластырем, Корнелия тяжело вздохнула.

Она приняла решение.

 

 

*   *   *

 

Ты слушал мой рассказ так, словно стены вдруг исчезли, и мы с тобой вдвоем очутились в домике пожилой леди, которая хранила в жестяной коробке засушенную бабочку-мечту.

Дрова весело потрескивали в камине, за шелковой обивкой стен ткал паутину черный паук, на кухне уставший Том тихонько рассказывал последние сплетни своей жене, в библиотеке твой отец листал газету, но тебя эти звуки нынче не интересовали. Ты был благодарен мне за то, что я увела тебя в другой мир, туда, где на черепичных крышах вращались серебряные флюгеры, а в горшках зеленели пряные травы.

– Продолжай, – шептал ты мне беззвучно.

И я продолжала.

 

 

*   *   *

 

– Вы приняли решение?

– Вот, – Корнелия разомкнула ладонь и протянула Даме в Красном прозрачный камушек.

Та забрала его, осторожно взвесив в руке.

– Какой тяжелый! И такой ледяной… Отлично. Несите свою жестянку.

Корнелия торопливо засеменила на кухню: ей не верилось, что ее мечта вот-вот сбудется.

– Открывайте, – улыбнулась Дама, когда старушка возвратилась в гостиную, прижимая к груди жестяную коробку, – ну-с посмотрим, что у нас тут… ага! Сад, поросший великолепными тюльпанами, которых свет еще не видывал. Хорошо. Будет у вас сад.

И Дама в Красном выдохнула в жестяную коробку какое-то слово, по всей видимости, магическое, ибо мертвая бабочка вдруг ожила, расправила крылышки и… улетела в открытое окно.

– Куда же? – только и успела воскликнуть Корнелия.

– На свободу, – пожала плечами красавица, – так всегда бывает. Чтобы мечта исполнилась, ее нужно отпустить. Вот увидите, завтра вашим тюльпанам будут завидовать все.

 

Дама в Красном не солгала.

Утром Корнелия выглянула в окно и обмерла: ее маленький сад, в котором в прежние времена росли только две старые акации и один хилый куст сирени, за ночь преобразился до неузнаваемости. Землю устал мягкий ворсистый травяной ковер, а в каждом уголке вспыхнули клумбы тюльпанов – горделивых и величавых, похожих на рафинированных аристократов.

С тех пор у старушки началась новая жизнь. Не задумываясь, она спрятала стеклянную банку повыше, на антресоли, приговаривая: «Буду жить настоящим!»

По вечерам вместо того, чтобы перебирать цветные камни своих воспоминаний, пожилая леди сидела в саду под старой акацией и пила чай, наслаждаясь невиданной прежде красотой.

Каждый день к ней заглядывали в гости соседи или случайные прохожие, и Корнелия с видом экскурсовода в музее демонстрировала им свой удивительный сад. Были здесь тюльпаны хрупкие, снежно-белые, ослепляющие своей белизной; были нежно-розовые, цвета ранней июньской зари; карминово-красные бутоны полыхали на клумбах, словно костры в осеннем лесу, а ярко-желтые цветы жались друг к другу, как только что вылупившиеся цыплята.

– Какая прелесть! – охали соседи, а Корнелия, гордо задрав голову, только снисходительно улыбалась в ответ.

 

Однако счастье не было долгим.

В какой-то момент и ежевечернее чаепитие в новом чудесном саду, и зависть соседей, и восторженные комментарии посторонних людей наскучили Корнелии.

Раньше, затосковав без причины, она развлекала себя воспоминаниями о прежних счастливых днях, но нынче память почему-то начала шалить. Теперь старушка подолгу сидела в темноте, пытаясь вспомнить имена своих одноклассников, порой забывала события десятилетней давности, а иной раз не могла припомнить, что было с ней вчера. Однажды она обнаружила, что не может вспомнить, какого цвета были глаза ее приятеля Сэма.

– Ну, уж нет! – воскликнула она, топнув ногой, – так дело не пойдет!

Вдруг Корнелию осенило, что на антресолях в стеклянной банке хранятся все её прожитые года, дни и минуты.

Достав банку, она не смогла сдержать горестный вздох: увы, все камушки, большие и маленькие, враз потускнели и нынче были одинакового грязно-серого цвета.

– Что же я сделала не так? В чем дело? – задавала она себе вопрос, протирая камни лоскутом черного бархата, пытаясь вернуть им прежнее сияние.

Ничего не помогало: воспоминания потухли, как огни фейерверка в конце праздника. Старушка попыталась выложить из них мозаику, но снова потерпела поражение: в картине не хватало одного камушка, прозрачного и острого, будто сосулька.

– Это потому, что я обменяла его на мечту, – внезапно поняла Корнелия, – моим воспоминанием умостили чужую дорожку, и теперь его топчут ногами чьи-то именитые гости. Получается, я предала свою память!

…И тогда пожилая леди разрыдалась, не замечая, как ее слезы превращаются в круглые прозрачные камушки…

 

Утром она проснулась оттого, что в ее саду весело хохотали ребятишки.

Сладко зевнув, Корнелия неожиданно ощутила, что в ее голове снова наступил порядок, как будто ночью крохотные дворники на славу поработали вениками и метелками, выметая из ее головы всякий сор да хлам.

Открыв окно, она выглянула в сад и от открывшейся ее взору картины чуть было не лишилась чувств.

Мимо клумб шумно носились соседские детишки, на ходу обрывая головки ее удивительных тюльпанов.

– Что вы делаете? – в сердцах закричала пожилая леди, и от ее крика дети моментально бросились врассыпную. Осталась только одна испуганная девочка с ярким бантом в огненно-рыжих волосах. Она придерживала подол ситцевого платья, в котором, кажется, было что-то тяжелое.

– Потому-то, видать, чертовка не успела убежать вместе со всеми! – сердито пробурчала Корнелия себе под нос.

– Подойди-ка сюда! Рассказывай, что вы делали в моем саду?

Переминаясь с ноги на ногу, маленькая проказница робко подошла к окну.

– Мы шли мимо. Увидели цветы. Берта сказала, они волшебные и если их открыть… Тогда мы решили… мы искали дюм… чку, – завершила она, собираясь тут же разреветься.

– Что вы искали? – возмущению Корнелии не было предела.

– Дюймовочку, – повторила девочка и заплакала, – в тюльпанах обязательно должна жить Дюймовочка!

– Безобразие! Как можно! Вы же изуродовали весь мой сад! Зачем вы вообще пришли сюда?!

Девочка продолжала плакать, но последний вопрос натолкнул ее на какую-то мысль, и она, в последний раз всхлипнув для приличия, посмотрела Корнелии прямо в глаза:

– Вообще-то моя Боба родила щенят. Папа сказал, что всех утопит, если мы с Бертой не раздадим их соседям. Вот мы и ходим от дома к дому. Вам случайно щеночек не нужен?

И, секунду замешкавшись, девочка достала из подола вислоухого рябого щенка, удивительно похожего Пончика.

 

 

*   *   *

 

– Корнелия ведь забрала себе щенка, правда? – спрашивал ты у меня всякий раз, когда я завершала свою историю.

– А ты как думаешь? – отвечала я вопросом на вопрос.

 Ты смеялся. Ты любил истории со счастливым концом.

Шли дни, за ними, едва поспевая, тащились годы. Тебя отправили на учебу в частный лицей, и ты оставил меня дома, но я знала, что однажды ты вернешься.

Без тебя мне было тоскливо и одиноко, и, чтобы скоротать время, я тоже прислушивалась к далеким звукам, знакомым тебе с детства.

Я слышала, как где-то в колодцах плещутся отражения звёзд, как на берегу озера, тихо смеясь, русалки заплетают водоросли в длинные косы, как учащенно бьется сердце влюбленного юноши, случайно встретившего красавицу Молли в бакалейной лавке, и как шумит камыш, и как поет жаворонок далеко в полях.

Иногда я слышала, как в погребе топают жирные крысы, прогрызая норы, лакомясь картофелем и луком. Я боялась крыс больше всего на свете – крыс, и сырость, и еще возможность того, что ты никогда ко мне не вернешься.

 

Боялась зря. Ты вернулся в июле.

Ты подрос и вытянулся, и у твоих золотых волос появился еле уловимый медный оттенок. Если бы твой отец хоть иногда заходил в твою комнату, он бы заметил, что ты стал безумно похож на него самого, пятнадцатилетнего, но он по-прежнему избегал общения с тобой.

Ты долго бродил по дому, переставлял фарфоровые безделушки в серванте, болтал со слугами на кухне, уплетал за обе щеки фирменное бисквитное печенье Матильды, запивая черным чаем с долькой лимона, похожей на плоское солнце.

А потом, вернувшись в свою комнату, ты, наконец, заметил меня.

– Н-не может быть! Ты все еще здесь! – воскликнул ты радостно и слегка растерянно. – Ты ждала меня все эти годы!

Твой вопрос был глупым и неуместным, но тебе я могла простить все, что угодно.

– Идем к озеру, – предложил ты. – Расскажешь мне про старушку Корнелию, Пончика и Даму в Красном! Возьмем с собой Флафи, прихватим сандвичи с курицей и будем сидеть на берегу до самых синих чертиков.

Я не возражала. Я приготовилась в сотый раз рассказать тебе единственную историю, которую знала, но в тот день нас с тобой подкараулили неожиданности.

 

…На берегу, спиной к тебе, сидела девочка лет двенадцати и запускала в воду бумажные кораблики. Ты замер, потрясенно рассматривая ее: светлое платье в горошек, соломенная шляпка с ярко-синей лентой и огненно-рыжая коса, откинутая назад. Ничего подобного ты прежде не видел!

– А волосы – цвета пламени, совсем как у девчонки из твоей истории, – шепнул ты мне беззвучно, но девочка услышала, вздрогнула и обернулась.

– Что ты сказал? Из какой истории? – спросила она, внимательно изучая твое лицо.

– Да так, – замялся ты, – а как ты услышала?

– Услышала, – пожала плечами девочка, – я много чего слышу. Если интересно, могу рассказать…

Ее звали Бриэнна, она была дочерью нового поверенного твоего отца и почти сразу стала твоим лучшим другом, накрыв меня своей тенью.

Будучи моложе тебя на три года, она обладала редкими талантами и способностями: умела мастерить из бумаги кораблики и воздушных змеев, свистеть, как заправский разбойник, и гадать на игральных картах, которые вы однажды стянули у старого Тома.

А еще у нее был совершенный слух – она, как и ты, слышала звуки, недоступные для уха обычного человека: далекие, едва уловимые.

Это ты особенно ценил, хотя не признавался в том даже самому себе.

Однажды ты спросил у нее:

 – Расскажи, как это ты научилась так хорошо слышать?

Бриэнна, задумчиво почесав нос, ответила:

– Не знаю. Иногда мне кажется, что еще младенцем, засыпая в своей колыбельке, я слышала, как в большом прекрасном доме плачет одинокий мальчик. Мне было так жаль его, что я тоже начинала плакать. Так мне кажется, но это, конечно, просто мои выдумки. Ты же знаешь, я – фантазерка.

От ее слов тебя обдало жаром, и тебе захотелось схватить ее и закружить, но ты просто смотрел Бриэнне в глаза и не мог отвести взгляд.

Вот тогда-то я потеряла тебя навсегда.

 

Никогда прежде и никогда после ты не был так счастлив, как в те далекие июльские дни. Медово-солнечные, ленивые, они текли, как патока, и ты на пару с Бриэнной пытался зачерпнуть их большой золоченой ложкой.

По утрам вы носились наперегонки по отцовскому парку, объедались незрелыми грушами, хохотали, как сумасшедшие, и Флафи с упоением лаяла, не отставая от вас ни на шаг.

 Стянув у Матильды горячих пирожков или блинов только со сковородки, вы трапезничали на берегу озера, совсем как взрослые. А вечером слушали звуки.

– Тсс… слышишь? – спрашивала Бриэнна, приложив палец к губам.

– Слышу. У косоглазого Тедда мельница крыльями хлопает. Это где-то там, за перевалом.

– Нет, это просто стрекоза присела на кувшинку, – не соглашалась она.

– Говорю тебе, это мельница. У стрекозы крылышки чуть-чуть звенят, как фарфоровые колокольчики. А тут хлопок.

– Подумаешь, хлопок… а сейчас?

– Сейчас и впрямь стрекоза. А ты что слышишь?

– Слышу, как кувшинка раскрывается, чтобы напиться росы, слышу ветер, качающий рожь в полях, слышу, как под землей пускает росток семечко.

Ты слушал голос Бриэнны: он звучал, как дивная музыка, заглушая все остальные звуки.

 

…Случилось так, что однажды вы вздумали искать сокровища, схороненные под древним буком. Не то чтобы у вас имелись точные сведения, будто там зарыт клад, да только где же еще ему быть, как не под самым старым деревом в парке?

Отыскав в земле только осколок синего стекла, вы не сильно огорчились и решили зарыть свой собственный сундучок для будущих поколений. Бриэнна принесла медный наперсток, две перламутровые пуговицы, большую янтарную бусину и кусочек валансьенского кружева, надорванный, но от этого не менее прекрасный.

Ты долго думал, чтоб такое самое ценное спрятать под землей и решил закопать несколько старых монет из своей коллекции, поломанный перочинный ножик, холостой патрон, подаренный тебе старым Томом, и что-то еще, что именно, я не помню.

Помню только, что было очень больно.

Помню, что я хотела крикнуть, но ничего не вышло.

Помню, как ты отрекся от меня, а потом…

…Темно и сыро.

Я не боюсь темноты, но очень боюсь сырости.

Где-то в погребе топают жирные крысы, прогрызая норы, лакомясь картофелем и луком.

Я боюсь крыс.

…Я не помню, кто я, откуда, зачем здесь и почему, что со мной было до тебя и было ли хоть что-то… а ты…

Ты никогда ко мне не вернешься.

Никогда.

Не вернешься.

 

 

*   *   *

 

– Деда, мне скучно! Дее-еда!..

Сегодня солнечно. За окном пейзаж тонкий, светлый, полупрозрачный, как будто нанесенный карандашом на папиросную бумагу. В воздухе носятся паутинки, золотые, похожие на спутанные солнечные нитки. Куст шиповника как будто рассердился на кого-то и побагровел от ярости.

Октябрь.

Я не смотрю в окно. Я вдруг вспомнила, кто я и откуда взялась, и это воспоминание слегка тревожит меня.

Не бывает, чтобы «просто так» вернулась память: подобный поворот событий непременно должен что-то означать. Но что?

«Возможно, сегодня мой последний день», – говорю я сама себе и думаю о том, что мне еще повезло. Умереть в такой солнечный октябрьский день может себе позволить далеко не каждый!

– Дедушкаааа! Иди же сюда!

Ты подходишь. Ты так изменился, что я не сразу узнаю тебя.

– Деда, что это?

Твой пустой взгляд скользит по мне, не задерживаясь… и вдруг… неужели?

Неужели это твоя рука касается меня так нежно, как будто тебе опять десять лет и я – твой единственный друг?

– Чарли, – шепчешь ты своему внуку, при этом не сводя с меня глаз, – Чарли, малыш, как ты нашел ее?

– Да вот лежала тут, а что?

 – Ничего… Просто… просто это моя самая любимая книга! Из детства.

Все верно, я – книга.

Старая, с пожелтевшими страницами, сто раз прочитанная, потому больше не нужная тебе.

Я – книга.

Я одинока и несчастна, как брошенная женщина.

 – Она интересная? – у Чарли лицо очень серьезное, совсем как у тебя в детстве. А еще у него огненно-рыжие волосы – цвета пламени.

– Особенная. Мне ее подарил мой отец, твой прадед. Ни до, ни после того я не получал от него подарков. Это было давным-давно, тогда все было иначе. Мне казалось, что я умею слышать разные звуки за сто миль от своего дома.

– Дед, почитай, а?

Ты легко касаешься моей обложки, листаешь страницы и начинаешь тихо читать вслух:

«Когда-то давно был на земле удивительный город, такой нарядный и праздничный, что казалось, будто каждое утро в нем пасхальное, а каждая ночь – рождественская…»

Ты читаешь меня, и я ощущаю, как оживают мои буквы, становясь словами, а слова превращаются в образы…

Ты возвращаешься ко мне, такой, как был раньше: одинокий белокурый мальчик, умеющий слышать и умеющий слушать.

Мои буквы под твоим взглядом горят так, словно я долго лежала открытой под палящим солнцем, и меня поджег тонкий солнечный луч.

«…Утром она проснулась оттого, что в ее саду весело хохотали ребятишки…»

– А что было дальше, дед? Почему последняя страница вырвана?

Ты замолкаешь, подавив горький вздох.

– Это я вырвал, Чарли.

– Правда? – недоумевает твой внук, – Ты же сам говорил, что книги нельзя портить…

 – Говорил… Понимаешь, так уж вышло. Я тогда был знаком с одной необыкновенной девочкой, и мы с ней решили зарыть клад. Я все думал, чтоб такое самое ценное спрятать и понял: нужно написать для нее что-то очень важное. Под руку попалась вот эта книга. Я вырвал последнюю страницу и на полях написал несколько слов.

– Та девчонка… это была бабушка? – с интересом спрашивает Чарли.

– Нет. Это была другая девочка, очень красивая… с волосами цвета пламени. Странно, но мне кажется, что ты очень на нее похож…

– Она прочитала твои важные слова?

– Боюсь, что нет. Она замечательно умела слушать, но совсем не любила читать.

Чарли разочарованно смотрит на тебя:

– Нужно было ей вслух сказать. Значит, ты зря испортил книгу, дед! Теперь я не узнаю, чем закончилась история про старушку Корнелию и Даму в Красном…

Ты улыбаешься, как будто знаешь какой-то необычайный секрет.

– Ничего, Чарли… я помню каждое слово. На чем мы остановились? Слушай:

«…Сладко зевнув, Корнелия неожиданно ощутила, что в ее голове снова наступил порядок…»

Чарли слушает тебя, затаив дыхание.

Ты читаешь по памяти и плачешь, не замечая, как твои слезы превращаются в круглые прозрачные камушки.

 

 

 

Февраль, 2011г.
Киев.

 

 

508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!