Алексей Струмила
ЭссеОпубликовано редактором: Андрей Ларин, 29.12.2011Оглавление 13. Часть 13 14. Часть 14 15. Часть 15 Часть 14
Плохо другое. (А может и хорошо, я не знаю.) Как-то я стоял на петушинской платформе и смотрел, как в сторону Владимира не очень быстро шёл товарняк. Я к тому времени, – года уже два, наверно, – занимался известной философской задачкой о свободе человеческой воли. Решал, где человек свободен в своих поступках, а где – нет. Прочитал не один десяток книг, исписал не одну пачку бумаги. Вопрос этот уже казался мне настолько сложным, что любые теоретические попытки его решения, только ещё сильнее его запутывали и затягивали в мёртвый узел. Я очутился в дремучем лесу всевозможных логических построений и умозаключений, в котором плутаешь и плутаешь без всякой надежды когда-нибудь оттуда выбраться. А тут, на платформе, в долю секунды как-то всё вдруг упростилось. Мимо меня прошли две нестарые цыганки со своим чумазым выводком, рядом со мной стояла мамаша и розовый чистый бутуз в жёлтой шапочке с бубончиком и с жёлтой же лопаткой в руке, поодаль на лавке сидел дед, дожёвывая и досасывая свою, наверно, стотысячную папиросу, а вагоны всё выстукивали и выстукивали на стыках своё: стык-стук, стык-стук, стык-стук… «Каждый божий день, каждый человек решает на практике этот пресловутый вопрос о свободе воли, даже об этом не задумываясь. Решает его не раз и не два, а десятки раз. То же делал и я в продолжение всех двух лет, не прибегая к знанию, как и все эти люди. Получается, что решение этого вопроса никому ни на что не нужно. Это всего лишь упражнение для мозга, способ поупражняться в своей способности умствования. И не более того». И как это бывает, когда с глаз спадает какая-то пелена, для меня стало очевидным, что в нашей воле – в их, в моей – находится только то, что Ему (глаза и палец при этом машинально указывают наверх) уже не важно и не интересно. Именно поэтому оно в нашей воле и находится. «Хотим рожаем, хотим не рожаем. Можем предотвращать беременность. Можем кончать жить самоубийством. Можем разрушать себя никотином, алкоголем и наркотиками. Можем разрушать окружающую среду, частью которой сами и являемся». Выходило, там наверху до нашего физического выживания уже нет никакого дела. «Сами, сами, сами»… Выходило, то, что отдано на наше усмотрение, что находится в нашей воле, – то ничего уже для Жизни не значит. Почувствовал я себя просто каким-то обиженным ребёнком, которому доверяют одни никчёмные игрушки. «Как ту жёлтую лопатку. Бред!» Меня всё это так же неприятно поразило, как в своё время поразило, что я иду по деревне, и не поют петухи. Ни один. Я как-то не сразу и сообразил, в чём дело, просто почувствовал, что что-то не так. И потом вдруг понял: иду по Петушкам – и ни одного петуха. Мир перевернулся. Это хорошо, что к тому времени Музея Петуха ещё в Петушках не было. Меня это совсем бы, вероятно, доконало. Хорошо, оба события были разнесены во времени, и лишь в моём представлении они как-то сошлись и соединились. «Когда постепенно, оно и ничего, вроде».
Постепенность это главная услуга, которую оказывает нам время. Правда, взамен требуя покорности и послушания, тем самым оставляя нам, собственно, только одну возможность: спокойно дожить свою жизнь, где-то как-то скоротать свой век. Как в клетке. Доживать в клетке времени. Постепенно теряя разницу между бдением и забытьём… А то ли дело, вырваться из этого плена и оставить время с носом. То ли дело, когда и тех цыганок с детьми, и бредущих по старой дороге немцев, и всех тех, о ком, я тут понаписал, можно поселить в свой собственный мир, в котором время не у власти. Там можно выстроить своё собственное мироздание, которое каждый раз можно перестраивать заново, меняя местами его составляющие и время от времени добавляя новые. Так чтобы это составляло смысл, чтобы всё было взаимосвязано, целое бы было связано с деталью, а деталь с целым. А не как в реальности, где приходится терпеть бессмысленность обрывочных и отрывочных промежутков, которые соединяются только нашим наивным доверием ко всему видимому и слышимому. Там не ощущаешь пленения временем. Там развитием и видимыми изменениями можно пренебречь, настолько они незначительны, в сравнении со всем сущим. Там над тобой не довлеет глыба предопределённости, замороженная вечной мерзлотой временной бесконечности. Там немцы всё так же бредут по пыльной дороге, а девчонки никак не могут решиться подбежать и дать им хлеба. Там идёт война, и в то же время она ещё не началась и уже закончилась. И страх предчувствия и радость победы ещё не пережиты; они всегда – переживаются. Они переживаются тогда, когда это нужно, а не когда время заставит. Там первый после Большого Ледника охотник всё ещё ступает по той самой земле, где стоит наша избушка. И у него ничего нет кроме шкуры на теле, копья и лука. А я понятия не имею, откуда я о нём знаю, ведь время сделало всё, чтобы мы друг о друге ничего не узнали. Там вообще ничего, что создаст потом человек, ещё нет и в помине. Там Иисус щурится от солнца и наблюдает, как плотничает его отец. А Сократ забился в тень портика, поглаживает живот и читает евангелие от Иоанна. И перед заходом солнца, они будут спорить, а может и не будут, кто их знает. Там где-то в пещере возле догорающего кострища дремлют неандертальцы, дожидаясь солнца, нового дня и новой пищи. А динозавр в ночи вступает в глину, оставляя нам отпечаток, который давно пылится в запасниках палеонтологического музея, в одной из столиц мира, которая ещё и не столица и даже не поселение. Там только замышляется мой любимый фильм, который уже размножен, одискован и расфасован в миллионы коробочек, развезённых по всей планете. На этих дисках отпечатки пальцев множества людей, которые уже жили и ещё не жили. Там ещё не произнесено первое слово. Как мне представляется, это должно быть слово «я». И это слово ещё не проросло в сотни тысяч других слов. Там не произнесено слово «один», и потому ещё нет науки, которая уже добралась до решения вопроса о происхождении Вселенной. Ничего ещё не написано и не выбито в камне. Там миллиарды чистых листов, которых ещё тоже нет, а есть воображаемый чистый лист. Там нет пространства, там есть несметное количество ограниченных воображением пространств, которые ещё не наполнены людьми, занимающими в твоей жизни главное место. Многих из которых ты в реальности так никогда и не увидишь. Ты сам там распоряжаешься пространством и временем, ты сам их наполняешь содержанием. Там можно пренебречь Большим взрывом и расширяющейся Вселенной. Туда невозможно поместить смерть, она там не помещается… Вот я ставлю последнюю точку, и всё, что я написал до этого, перестаёт быть реальностью. Настоящее берёт меня под конвой, ставит в своём протоколе дату и точное время и отправляет в будущее.
В реальной действительности не бывает обобщений. А для разума без обобщений не существует действительности. Действительность как-то всё чаще и чаще не вмещается в человеческое существование. Люди умудряются существовать вне действительности, будучи к ней привязаны намертво. Хотя в этом случае хочется употребить слово «наживо». А те, кому творческие силы и воображение не позволяют избежать полной зависимости от действительности, высвобождаются другим способом – пьют горькую. Способ этот не представляется естественным, тем более что прогресс превратил эту химическую уловку и в токсикоманию, и в наркоманию. Собственно говоря, в самоубийство. А ведь люди никогда не убивают себя, они убивают действительность, которую не понимают и поэтому не принимают. Или лучше сказать, с которой не могут совместить своё существо. Мысли, инстинкты, сознание, знание, ум, разум, чувства, ощущения – из чего там это существо состоит – всё это не стыкуется у них с видимой действительностью. Я и в Петушках это часто наблюдал. И начинают-то, вроде, ничего, а потом – вразнос. Они даже выглядят по-другому. У них другие глаза, вроде как обманутые. Даже рты и зубы у них какие-то не такие. Так мне казалось, когда у меня сложился образ вымирающего человека. Когда я их себе представляю, они с горькой усмешкой твердят одну и ту же фразу: «Помрёшь – трава вырастет». Их образ – олицетворённая смысловая конечность. Именно конечность, а не законченность. Они уже и померли все. И трава выросла. И не раз. Вывод напрашивается сам собой. Если внутри человека не строится собственное мироздание, то пустоты для него предназначенные, заполняются отчаянием и смертной тоской, которые удерживаются там тонкой коркой инстинкта самосохранения и привычкой жить. Но в конце концов отчаяние всегда убивает своего носителя. «Если нет сущей мелочи – собственного мироздания». Причём совершенно не важно, из чего строится это мироздание. Строительным материалом может быть и свой опыт, и школьное образование, и воображение, и слухи, и наука, и философия, и мифология, и футбол, и кино, и сплетни, и фантазии, и впечатления, и что угодно. Гораздо сложнее себе представить, из чего его нельзя выстроить. Причём это не какая-нибудь куча непонятно чего, это всегда системно-структурированный мир, который растёт и развивается по своим собственным законам. И в отличие от видимого мира, эта непространственная вселенная действительно постоянно расширяется. И если твоё мироздание не поспевает за логикой своего развития, это опять грозит образованием пустот. И поэтому твоё мироздание должно постоянно менять и структуру, и самый свой костяк, чтобы иметь возможность становиться больше. И тогда оно начинает управлять процессом потребления информации. Ему уже нужно не абы что, а именно то, что нужно. И потребности эти очень скоро выходят на пределы доступного, как, впрочем, когда-то и животная жизнь в нас балансировала на той же предельной грани выживания: всё, что можно, в пищу, чтобы не стать пищей. А всё, что можно увидеть, узнать или представить, – всё в плавильную печь растущего мироздания. И расслабляться нельзя. Комфорт в воображаемом мире нам только мнится, так же как и в мире реальном. «Похоже, что так». Похоже, что для нас это некая обманка, что-то вроде морковки, которую привязали к палке и держат перед осликом, а он бредёт к ней и за ней и везёт того, кто эту морковку держит. «А кто-то ведь держит, заставляя идти, кто-то ведь направляет. А ослику всего-навсего хочется морковки. Всего-то навсего».
Оглавление 13. Часть 13 14. Часть 14 15. Часть 15 |
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов
|
||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|