HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Владимир Тартаковский

Река памяти

Обсудить

Рассказ

 

/Школьная тетрадь/

 

Купить в журнале за декабрь 2016 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за декабрь 2016 года

 

На чтение потребуется 55 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
Опубликовано редактором: Вероника Вебер, 5.01.2017
Оглавление

2. Моя вина
3. Госпожа Министерша
4. Эпилог

Госпожа Министерша


 

 

 

При всей своей случайности и необъективности, оценки в моём аттестате отражают школьную реальность. Они там очень разнообразны: троек, четвёрок и пятёрок – поровну. И если пятёрки свидетельствуют о взаимной любви с изучаемым предметом, то четвёрки – о допущенной мною лени, или о невнимательности, или о душевной нестыковке, а тройки – о моем, возможно, неоправданном равнодушии или даже о неприязни.

Разумеется, результирующая оценка, как и моё отношение к предмету, в значительной степени определялись его преподавателем.

Например, украинские язык и литература обогатили мой аттестат единственно возможными и неоспоримыми трояками.

В нашем миллионном, разместившемся в самом центре Украины городе, на правильном украинском языке не говорил практически никто, и по украинизмам в речи было легко определить жителя окраин или визитёра из сельской местности. Такое положение сложилось исторически, главным образом, благодаря железу, обильно насыщавшему собой местную почву. Для его добычи и обработки в конце позапрошлого века на берега Днепра были переселены рабочие из Брянска и Тулы. Они и их семьи составили тогда большую часть жителей города. Благодаря им большой украинский город долгие годы оставался русскоязычным.

Очевидно, что и Советская власть не особо возражала против стирания национальных признаков – формально изучение языка союзной республики считалось добровольным. Впрочем, местные власти этот факт успешно замалчивали – иначе, подозреваю, добровольцев нашлось бы совсем немного. Несмотря на замалчивание, несколько моих соучеников, среди которых были и украинцы, под разными предлогами сумели от изучения украинского освободиться. Один – только в восьмом классе приехал из Архангельска (начинать с нуля было уже поздно), отец другой девочки был кадровым офицером, ещё трое – по якобы слабому здоровью.

Некстати говоря, в те годы, в национальном смысле, все мои земляки – кроме, пожалуй, кавказцев – рисовались почти одинаково. И если кто-то небезразличный к национальному вопросу мог вычислить еврея по фамилии или по документам, то разницы между русскими и украинцами не наблюдалось абсолютно никакой.

А украинскую речь я слышал только по радио, и учил украинский в школе почти как иностранный.

 

Находившееся в местной почве железо уже в советское время продолжало играть свою роль в жизни города. Например, благодаря ему министерство чёрной металлургии Украины частично располагалось в её столице, а частично – в величественном белом здании, за памятником Ленина, на нашей главной городской площади, где возглавлялось заместителем министра, жена которого несколько лет обучала старшие классы нашей школы украинскому языку и литературе. И я до сих пор затрудняюсь объяснить: зачем она это делала? Уж точно, не из-за зарплаты. И уж конечно, не из любви к нам. Очевидно, из любви к самому предмету. Видимо, она и правда его любила, и упорно и беспощадно прививала нам эту любовь. Впрочем, так это тогда было принято.

Почему-то запомнился её рассказ о том, как в студенческие годы они с подругами подслушивали объяснение в любви.

Дело в том, что училась Министерша не где-нибудь, а на филфаке Киевского госуниверситета, один из преподавателей которого – молодой, но уже громко тогда звучавший украинский поэт – якобы был влюблён в студентку – сокурсницу Министерши, по-свойски предупредившую подруг о месте и времени предполагаемого литературно-художественного объяснения.

Подслушивание, разумеется, проводилось не в мелочных, личных, а в широких, культурно-литературных, почти научных интересах.

 

Из уроков украинской литературы помнится один странный вопрос и удивительным образом прилепленный к нему ответ.

(Для удобства всё сказанное по-украински приводится здесь в переводе).

 

Итак, ВОПРОС.

Почему Шевченко является основоположником не только украинской литературы, но и языка, а Коцюбинский – только литературы?

 

Думаю, упомянутые классики украинской литературы сами не смогли бы правильно ответить на такой вопрос. Нам же только и оставалось, что запомнить неожиданный ответ, логика которого так и осталась для меня глубокой и непостижимой тайной, и который, как в школьном учебнике, находится в конце этого рассказа.

А пока – три коротких, запомнившихся мне эпизода с участием Министерши.

 

Классе в шестом, будучи вызван к доске, я никак не мог вспомнить какие-то важные правила грамматики. Пытался что-то сымпровизировать, но, видимо, не особо удачно. От расплаты было не спастись.

– Нет, Владимир, – заключила Министерша, – с такими знаниями, как у тебя, тройку поставить не могу.

– А четверку? – спросил я.

В итоге: смех в классе и единицы – в журнале и дневнике.

 

В другой раз мы получили задание: написать пять пословиц на тему труда и трудолюбия.

Украинских народных мудростей я не знал, но разные другие запросто перевелись на украинский.

Одна из них гласила: «Кто рано встаёт, тому Бог даёт».

Получив тетрадь после проверки, я увидел, что пословица подчёркнута красным, а ниже – сакраментальные вопросы: «Есть ли бог на свете? Что он тебе дал?».

 

Но конечно, самым сильным номером Министерши было пророчество о мешках с золотом. На одном из уроков, не слишком прислушиваясь к излагаемому материалу, я смешил свою соседку по парте. И – что немаловажно – она смеялась. Министерша сделала нам замечание, потом другое. В третий раз, прервав себя на полуслове, она подошла к нам и ,демонстративно обращаясь только к моей, ещё не успевшей сжевать улыбку соученице, выдала примерно следующее:

– Вот, Лена, ты смеёшься, и пропустишь важный материал, и в твоём образовании будет невосполнимый пробел. А ему, – она даже не кивнула в мою сторону, – никакого образования и не нужно. У таких всё равно потом мешки с золотом находят.

В тот день, едва дождавшись прихода с работы родителей, я рассказал им об обещанном мне золотом будущем. Папа очень смеялся и ещё годы спустя после спрашивал: «Ну как, не нашли ещё у тебя мешки с золотом?». – «Не волнуйся, папа, – отвечал я, – учительница вовремя меня предупредила, всё надежно спрятано.»

Психолога, наверно, могли бы заинтересовать истоки интереса супруги одного из самых крупных чиновников самого большого европейского государства к будущим мешкам с золотом заурядного школьника, сына рядовых инженеров.

В те далёкие годы Министерше было под пятьдесят, и я уже вряд ли смогу её огорчить – или обрадовать – сообщением об отсутствии у себя заветных мешков и о том, что мои авуары хранятся в более надёжных и вполне законных местах.

 

Однажды, в спокойные и благополучные брежневские времена, на чистой, милой улочке тихого престижного нагорного района города был построен трёхэтажный кирпичный дом.

Казалось бы – ну и что?

Тем более что дом был не частный, а многоквартирный. Точнее – шестиквартирный.

Дом скромно прятался за двухметровым каменным забором, за деревьями, в глубине большого двора. А в заборе была калитка, вернее, стальная дверь, перед которой прохаживался милиционер.

А в доме жили люди – шесть простых советских семей: первого секретаря обкома, секретаря горкома, секретаря облисполкома, начальника областного КГБ, директора ракетного завода и замминистра чёрной металлургии Украины, жена которого, не прибегая к услугам новенькой «Волги» с личным шофёром и затемнёнными стёклами, за пять неспешных минут проплывала от стальной двери в двухметровом заборе до школы, в которой настойчиво, но без особого успеха, обучала подростков украинскому языку и украинской литературе.

Я иногда видел, как она проплывала.

В таких случаях, даже рискуя опоздать, я сбавлял обороты – ровно настолько, чтобы не быть вынужденным лишний раз встретиться и обмениваться приветствиями с дорогой учительницей.

В те годы я о многом мечтал.

И чем менее ясны были контуры мечтаний, тем сильнее манили их вершины, рисуемые моим богатым воображением. Преступно приукрашая действительность, я мечтал о девочке из дома напротив (мы дружили: болтали на ступеньках её дома, ходили на пляж и в кино на «Пусть говорят» и, возможно, будь я немного практичней, мои мечтания могли бы осуществиться). Я мечтал играть на гитаре как Сантана или петь свои песни как Окуджава; мечтал о том, чтобы, накачавшись, отомстить паре обидчиков; мечтал о жизни там, где заветный чёрный винил со звуками любимой музыки будет доступен моему карману, где моя национальность не будет звучать диссонансом в общем потоке слов, и где я, может быть, смогу стать писателем.

В то же время, я не мечтал и – честное слово – не собирался мечтать о том, чтобы побывать в трёхэтажном кирпичном доме. Здесь моё полное безразличие и практическая невозможность приятно соседствовали.

Это было чужое, никак меня не касающееся.

Но вышеупомянутый Бог решил иначе.

 

Серым мартовским днём, выходя из школы, я был остановлен, вернее, схвачен Кротихой.

– Володя! Как хорошо, что ты ещё не ушёл!

– Я уже ушёл.

– Так, не козли. Ты обязан спасти положение!

– Международное?

– Почти. Мы сегодня идём проведывать Олесю Никаноровну. Ты же знаешь, она уже три недели болеет.

– И правильно делает.

– Так, помолчи. Восьмого марта её не поздравили, думали – скоро выйдет. А в субботу у неё день рождения. Короче, идём её проведывать. А заодно и поздравить.

– С болезнью?

– Так, прекрати. Ты идёшь с нами!

– Что – сегодня?

– Через пять лет. Чего бы я перед тобой выкаблучивалась?

– Может, влюбилась?

– Так, на глупости у меня времени нет.

– У меня – аналогично. И я по вашей клиентке не скучаю. Думаю, она по мне – тоже. И мой нос не канает к её интерьеру. Можете передать от меня привет.

– Так, слушай, говорю всё как есть. Только – между нами. Туда вообще всех подряд не пропускают – в этот дом. Нужно было заранее договориться. Мы договорились. Сказали, что нас будет пять-шесть, плюс учительницы. А теперь у каждого – что-то своё, один больной, другой ещё что-то.

– А я тут при чём?

– При том, что нас осталось только четыре, а вместе с географичкой – пять. И все – бабы.

– Фу, Кротова – как ни стыдно! Что за лексикон?!

– Хочешь – могу матом. Так, короче, идешь или нет?

– Если честно – облом.

– Кстати, у тебя никаких комсомольских поручений. Хоть бы в газете участвовал, честное слово. Короче, сейчас два двадцать. Ты можешь сходить домой, переодеться, всё такое …

– Накраситься…

– Так, всё, идешь с нами!

– Возьмите лучше Лёву. Он на площадке в футбол гоняет. Он точно согласится.

– Ну, ты придумал! Забыл, как она Лёву с урока выгнала? Он же вообще непредсказуемый. Каждый раз – что-то новое. Как ляпнет что-нибудь, красней потом за него. Короче, Вовик, я же редко тебя прошу – ты заметил? А сейчас – прошу. Зависаете с твоим дружком в отрыве от всех – ну и фиг с вами. Но тут действительно нужно, без балды. Из пяти оставшихся наверняка в последний момент ещё кто-нибудь закосит. Короче, выручай!

– Не хочу.

– Так, всё! Встречаемся без десяти пять у забора. Только не умничай, а скажи, что придёшь. Вовик, я прошу!

Конечно, я мог сказать, что занят или плохо себя чувствую. Тем более, что на двух последних уроках – наверно, после буфетской котлеты – меня и правда стало подташнивать, а потом как-то нехорошо булькать в животе.

Да и неважно, почему! Не могу прийти – и всё!

В конце концов, мы с Министершей, мягко говоря, не слишком друг по другу скучаем.

Но есть во мне какая-то гнилая слабина: не могу отказать. Особенно, когда не подготовлен заранее. И – когда смотрят на меня глазами, и не требуют, а просят, и чего-то от меня ждут. Понимаю, что сто лет оно мне не нужно, а отказать – не могу. Вернее, не мог – в те молодые, ещё не обтёртые жизнью годы.

– Ладно, буду в пять, под забором.

– Нет, ровно без десяти. Тебе же тут идти – всего ничего. Так что не опаздывай. Чтобы мы не ждали тебя под дождём.

Кротиха направилась в сторону учительской, но вдруг повернулась и, продолжая двигаться задним ходом, послала мне воздушный поцелуй и крикнула:

– Молодец, Вовик! Я знала, что ты не откажешь!

 

Несмотря на ноющий живот и на обиду на себя самого – «ну, какого было соглашаться?» – я всё же одел свой любимый свитер и парадные клетчатые брюки, и без пяти пять вышел в заданном направлении.

Всё равно прибыл к забору слишком рано: мы ещё ждали нашу основную отличницу. Которая так и не пришла.

К начавшемуся дождю скоро добавился противный, проникающий сквозь одежду ветер.

Нас оказалось пятеро: молодая, почти стёршаяся из памяти географичка, две подружки из какого-то девятого класса, ярко накрашенная Кротиха, прятавшая под курткой три драгоценных цветочка и празднично упакованную коробку конфет, и я.

Не дождавшись отличницы, мы просочились мимо безразличного милиционера в святая святых города и области. Я шёл последним и думал: как хорошо, что мой город ни с кем не воюет – врагам было бы куда целиться.

Замминистра размещался на первом этаже, и я так и не узнал – имеется ли в трёхэтажном строении лифт.

Нам открыла блондинка средних лет в спортивном костюме. Она кисло улыбнулась, бросила перед нами старое полотенце, предложила ещё раз вытереть ноги и кивнула в сторону гостиной.

Я знал, что у Министерши есть только один сын – студент университета. То есть открывшая нам дверь – не член семьи, а впервые в жизни встретившаяся мне семейная прислуга.

В общем, жилище замминистра не обмануло моих ожиданий: просторная прихожая, паркетный пол, высокий потолок, необычные матерчатые обои. В гостиной – огромный ковёр, классическая мебель, хрустальные люстры. Рядом с книжным шкафом – убранный рушником портрет Шевченко и огромный, в кожаном переплете фолиант – Кобзарь. Под ним, немного контрастируя со строгой обстановкой, красовался цветной телевизор «Электрон». Мы крутили головами, разглядывая респектабельный интерьер и не решаясь сесть.

Минуты едва текли, а мне уже серьёзно хотелось в туалет.

Наконец появилась хозяйка – бледная, непричёсанная, с мешками под глазами. Последовали возгласы и объятия.

Я скромно держался на заднем плане и как мог приветливо кивнул и улыбнулся в ответ на удивлённый взгляд Министерши. Хотя на самом деле мне было совсем не до улыбок. Я не знал, что делать: смыться в туалет или терпеть до конца визита.

Нужно сказать, что, в сравнении с сегодняшними, этические нормы тех лет были почти пуританскими. Иногда – до смешного. Например, посещение туалета считалось чем-то неприличным. Не было и речи о том, чтобы громко и конкретно объявить о моём намерении, тем более – в чисто женской компании.

Тем временем восторги стихли, наши цветочки оказались в хрустальной вазе, а мы сами погрузились в диваны и кресла.

Я предусмотрительно занял ближнюю к двери позицию. Начались школьные разговоры, а я выжидал момент, чтобы, сказав «извините», смыться в направлении туалета, который, наверно, ещё придётся искать в этих хоромах. Уже не надеясь на скорое окончание визита, я только решал, как сказать «извините» – громко, тихо, или только мысленно.

Министерша стала расспрашивать: что девочки читали в последнее время? Те замялись, и даже географичка скромно ушла в себя, а Кротиха не вовремя вспомнила обо мне:

– Это у нас Володя начитанный. Он и на переменах читает.

Все дружно уставились на меня.

А я чувствовал, что еще минута – и я просто лопну.

– Он и стихи сочиняет, – не унималась Кротиха.

Все сразу захотели услышать мои стихи, и даже Министерша благосклонно улыбалась. На моё счастье, появилась открывшая нам дверь блондинка. Перед собой она толкала тележку.

Министерша тронула её за плечо.

– Девочки, познакомьтесь: это – Танечка, моя помощница. У нас часто бывают гости, мне одной не справиться.

Таня кивнула, но все смотрели не на неё, а на тележку, на которой правильной горкой были сложены небольшие пиалки. В каждой лежал маленький бутербродик – с чёрной или красной икрой, или с лоснящимися розовыми кусочками, глядя на которые, я вспомнил татарское слово «балык». На нижней полке теснились стаканчики с кофе, чаем и лимонадом.

– Девочки, дорогие, угощайтесь, – пригласила Министерша. – У нас часто бывают гости, и мы всегда готовы к приёму. Пожалуйста, девочки, берите, не стесняйтесь.

Девочки, однако, скромно переглядывались, и Министерша стала сама раздавать им пиалки с бутербродиками.

Поскольку угощаться было предложено только девочкам, я воспользовался переключением внимания на угощения, молча покинул гостиную и, оказавшись в коридоре, сразу же заметил желаемую дверь. Но прежде чем я успел сделать шаг к заветной цели, послышался топот и мимо, чуть не сбив меня на бегу, пронёсся и хлопнул входной дверью здоровенный парень. Через минуту я уже был самым счастливым из людей и уже в этом качестве осматривал министерский сортир, удивляясь, что такая простая и актуальная вещь, как рукомойник в туалете, доступна только самым достойным советским гражданам. Впрочем, и рукомойник, и унитаз, и даже сливной бачок были голубыми и имели необычную изящную форму.

Но снова послышались шаги, и дверь попытались открыть, а потом дёрнули – раз, другой. Третий раз – очень сильно.

Я успел подумать, что все присутствующие дамы, конечно, догадались, куда я смылся, и вряд ли стали бы ломиться.

– Выходи быстро!! – услышал я явно неженский голос.

Мне стало страшно: какой-то неизвестно кто занял такое важное место в доме, а хозяин вынужден сдерживаться!

– Вовка, сука, быстро открой! – раздалось за дверью.

Я испугался ещё больше, но тут же понял, что обращаются не ко мне. Знать моё имя замминистра не мог – ну, никак!

– Открывай, сука, по-хорошему, пока я добрый.

Я слил воду, стал быстро приводить себя в порядок: вдруг он высадит дверь, а я сижу без штанов в позе мыслителя?

– Короче, так: или ты сейчас же отдаешь мне твою блядскую коноплю, или я звоню ректору, и через неделю ты – в армии! Учти, сукин сын, больше я тебя жалеть не собираюсь, понял?! Ты нас с матерью не жалеешь – ну так катись, бля, в армию!! Там тебе живо мозги вправят! Вернёшься, будешь как шелковый! Слышишь меня или нет?

Не зная, что делать, я издал нечленораздельный звук.

– Последний раз: вылезай по-хорошему или ломаю дверь!

Я упрямо молчал.

– Ну, сукин сын, я тебе покажу! – крикнули снаружи, и дверь сотряслась от первого удара.

Я прижался к стене, сбоку от возможного падения двери.

Дверь сотряслась второй раз, но осталась цела.

– Коля, стой, не надо! – услышал я голос Министерши. – Коля, подожди, это – не он!

– Как это – не он? А кто?

– Коля, тише! Володя только что ушёл.

Стало тихо.

Выждав несколько минут, я открыл дверь и, не встретив никого – ни в прихожей ни в коридоре, – вернулся в гостиную. Наши, разумеется, дружно уставились на меня, а я, разумеется, делал вид, что ничего этого не замечаю.

Не зная, слышала ли Министерша слова мужа, я чувствовал себя неловко и старался на неё не смотреть.

Разговор постепенно возобновился, но – натянуто и вяло. Все мажорные бутербродики были съедены, напитки – выпиты. Мне осталось довольствоваться стаканом лимонада.

Наконец девочки стали прощаться.

Уже за стальной дверью я был задержан Кротихой.

– Володя, только честно, что там было?

– Где?

– Сам знаешь, где. Колись, всё будет между нами.

– Понятия не имею.

– Так, Вовик, не гони. Зачем ты вообще выходил?

– Угадай.

– Ну, понятно. Но что там за шум и крики?

– Обычные семейные разборки. Я тут вообще ни при чём. Папаша думал, что за дверью его сынок, а это оказался я.

По дороге к дому я был накрыт настоящим ливнем и едва добежал до моего любимого гастронома.

Там уже пережидала непогоду одна из девятиклассниц.

– А где же Ира? – спросил я.

– Мою подругу зовут Юля, – улыбнулась она. – Ира – это я.

– Вот я и спрашиваю: где вы, Ира? – нашёлся я. – На какой планете, в каком измерении, под каким дождём или солнцем?

Ира снова улыбнулась.

– Прикольно, но не убедительно. Не узнали, так и скажите.

Я напрягся и произнёс примерно следующее:

– О, где ты, где ты? Ответь мне, Ира! Я жду ответ в пустоте эфира. Но не заметны на карте мира твои шаги и твоя квартира.

Ира выкатила глаза и даже чуть приоткрыла рот.

И то и другое показалось мне симпатичным. Как и улыбка.

– Так вы, правда, пишете стихи?

Я скромно пожал плечами:

– Ну, это – не стихи. Так, неудачный экспромт.

– Но у вас есть и настоящие?

– Не «у вас», а «у тебя», – поправил я.

Так начался мой первый серьёзный роман.

 

ОТВЕТ:

 

Потому что оба показывали тяжёлую жизнь простого народа, но к борьбе против существовавшего строя призывал только Шевченко.

 

 

 

(в начало)

 

 

 


Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за декабрь 2016 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт магазина»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите доступ к каждому произведению декабря 2016 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 


Оглавление

2. Моя вина
3. Госпожа Министерша
4. Эпилог
518 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 29.03.2024, 18:28 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!