Поздний дождь

 

(из опыта самопознания)

 

 

 

 

Так и хочется сказать, что это был неудачнейший год моей жизни. Тогда мне казалось, что хуже положения быть не может.

Осенью от меня ушла женщина, к которой я был привязан. А вскоре и работы лишился и, значит, источника существования, как принято выражаться. И тут еще, в начале морозов, сильно растянул сухожилие на ноге (несложная, но болезненная и долго заживающая травма) и заболел сразу воспалением легких и плевритом. А потом, после больницы, тоскливая, холодная и голодная зима. Не редкими были дни, когда я с утра не знал, найду ли сегодня кусок хлеба. Но на водку находили часто – так уж почему-то случается. Перебивался тем, что приносили иногда друзья-собутыльники. А в основном продавал вещи, книги – благо, было что пока продавать.

Вот тогда, не в первый уже раз, но особенно крепко начал я задумываться о силах, влияющих на мою жизнь. Случалось так: утром лежу без сна в постели, зная, что в доме ни крошки хлеба, ни копейки денег, не представляя, что где можно достать, – но утверждается в душе вера, что не останусь я без поддержки, что не пошлет мне Бог испытания сверх сил (как позже прочитал я в Евангелии, а тогда только чувствовал). И еще один день проходил благополучно (а благополучным я считал всякий без особых страданий прожитый день): или сам что-то продавал, выменивал, или кто-то приходил, что-то приносил…

Весной, с потеплением, полегчало: начались сельскохозяйственные работы. С такими же безработными горемыками мы нанимались вскапывать огороды, сажать редиску, огурцы, помидоры, делать, что прикажут, потом пошли прополки, сбор редиски, огурцов… Работы все тяжелые, мало оплачиваемые, но и такие не каждый день попадались – конкуренция велика была. А в середине лета и вовсе настал мертвый сезон.

Но и тут вовремя выручка подоспела. От знакомых узнал, что какой-то предприниматель нанимает бригаду для сбора яблок, в Воронежскую область. Ехали несколько знакомых. И я не раздумывал долго.

В старом воронежском селе, окруженном большими квадратами яблоневых садов, нас устроили нормально: мы жили в общежитии, пусть и без особых удобств, но постели нам выдали, устраивали время от времени баню; и кормили, хоть и однообразно, но вполне сносно, сытно. Работали много, от восхода почти до заката, но эта работа в саду, на свежем воздухе, при хорошем питании, не слишком изнуряла нас, во вред не шла.

После долгого рабочего дня на жаре, обмывшись холодной водой из-под уличного крана, хорошо было расслабиться в койке, почитать перед сном. Но где здесь возьмешь хоть что-то из литературы? Читаешь без выбора, что попадется. А попались мне – неизвестно откуда и как к нам заброшенные журналы и книжки Свидетелей Иеговы, от которых при других обстоятельствах я обычно отмахивался.

Кое-что об учении иеговистов я знал, что по-житейски они люди неплохие – догадывался, но особой симпатии к ним не испытывал. Не нравились их назойливые уличные проповеди, самодовольная уверенность в собственной избранности, заметные проявления чисто земного бюрократизма в деятельности, считающейся духовной. Ну и Библию они толковали чересчур уж своеобразно, во многом для меня неприемлемо. Ни в божественность Христа, ни в Троицу не верят, даже крест отвергают; все пытаются объяснить каким-то земным здравым смыслом, который столько нас подводил. Отталкивал чрезмерный прагматизм, рассудочность. Да и рассказы их об Армагеддоне и рае на земле только для иеговистов представлялись пустыми сказками.

Но писатели иеговистские находили, чем привлечь читателя: занимательные очерки из истории, всякого рода любопытные сведения из разных концов света и областей знания; неплохо использовали они и современные научные открытия для подтверждения библейских представлений о происхождении мира и человека – в популярном, всем понятном изложении.

Кое-что полезное я из этого чтения извлекал – в смысле расширения кругозора, но понимал и хитрости авторов, вполне простительные с точки зрения поставленных ими задач.

Но важнее было другое. Мои мысли, теперь почти не отягощенные повседневными заботами и соблазнами, от которых нас предусмотрительно оградило руководство, оказались почти постоянно обращенными к вещам нематериального, духовного порядка. Руками механически работаю, а мысли все об одном крутятся: что же такое я и мир, я и Бог, как обрести согласие с Богом, а значит и с миром, и со всеми людьми, и с собой. Честно говоря, иногда ищешь отдаться суете, чтоб только не мучаться этими вопросами.

Тут выплыло еще, что один из наших бригадиров, его звали Володя, оказался верующим. Был он прост, спокоен, доброжелателен, не грубил, не сквернословил, чем резко выделялся среди других наших начальников. По вечерам он включал магнитофон с записями христианских песен. Мелодии в основном заунывные, тексты ни разнообразием, ни художественным совершенством не блещущие, но искренностью и безыскусностью порой и трогательные. Они негромко слышались в коридоре, в соседних комнатах, у большинства жильцов вызывая легкие снисходительные усмешки. Больше по вкусу пришлись бы модные шлягеры или из блатного репертуара что-нибудь.

В мимолетном разговоре с Володей я каким-то образом коснулся веры в Бога. Он так обрадовался моему интересу, с таким рвением взялся меня обращать, что мне даже как-то неловко стало. Я быстро увидел, что сам он уверовал недавно, его знания основ христианского вероучения, Библии были отрывочны и неглубоки (в этом смысле не он меня, а я его мог бы кое в чем просветить). Но так трогательно было видеть, с какой радостью находил он во мне внимательного, заинтересованного слушателя и собеседника. Он принадлежал к одной из харизматических церквей, во множестве возникавших в последние годы, к которым я относился настороженно, подозревая, что их основателями и руководителями не всегда движут чисто христианские, духовные мотивы. По рассказам Володи, в его церкви проповедовали и руководили в основном женщины. И этого явного нарушения апостольских указаний («жены ваши в церквах да молчат», «учить жене не позволяю») для меня было достаточно, чтобы знать, что над такой церковью Божьего благословения не будет. К тому же и какими-то коммерческими операциями они занимались. Однажды Володя обмолвился, что они планируют открыть какое-то «христианское кафе». На что кто-то весьма остроумно заметил, что этак можно дождаться и открытия «христианских» публичных домов.

Впрочем, сам Володя был в церкви пока из наименьших, верил наивно, по-детски. Он рассказывал, как вера изменила его духовный мир: перестал раздражаться по пустякам, никому не завидует, ни на кого не злится, равнодушен к богатству, довольствуется тем, что Бог дает. И физическое состояние улучшилось: прошли досаждавшие раньше головные боли, руки не дрожат. Вот только от привязанности к сигаретам никак не избавится, покуривает. Правда, старшие братья и сестры обнадежили: ничего, с Божьей помощью, по мере возрастания в вере, это отпадет само собой.

Меня встречи с такими людьми никогда не оставляли равнодушным, что-то близкое чувствовалось в них. В теперешнем же своем положении я готов был усматривать в этой встрече перст судьбы, Божье указание. Бог в который раз напоминал мне о Себе.

Я убеждался в Его особом ко мне отношении. Нет, не из гордыни исходило убеждение. Право каждого человека – находиться в особых, я бы даже сказал – интимных отношениях со своим Творцом. От человека зависит сделать первый шаг навстречу – признать Его власть над собой, отдать себя под Его руку. И быть спокойным, зная, что «любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу» (Рим.8:28). Новый интерес возник в жизни. Я чувствовал постоянное присутствие Бога. О каждом наступающем дне я думал по утрам без тревог и сомнений, с любопытством: что еще приготовил Бог для меня? Никакие производственные затруднения, ни мелкие повседневные дрязги, ни погодные перемены, составлявшие весь круг забот окружающих, меня внутренне почти не затрагивали. Была спокойная уверенность в своей неуязвимости перед любыми невзгодами этого мира. Я как бы возвышался над этим преходящим миром, смотрел на него со стороны. И при том все в мире казалось наполненным глубоким смыслом, прикосновение к которому могло быть оправданием и моей жизни.

Тогда-то я и начал понимать, что знать разумом, даже быть уверенным в существовании Бога еще не значит быть верующим в полном, всеобъемлющем смысле («И бесы веруют, и трепещут» – Иаков.2:19). Основное – принять Бога сердцем, чувствовать Его в себе и вокруг, как чувствуем мы материальный мир, даже ближе, ощутимее, потому что временные предметы материального мира, возникающие и бесследно исчезающие, по существу самое нереальное, призрачное, с чем мы имеем дело. Вечно духовное, что всегда остается с нами; но это надо не только знать, но и чувствовать.

Многие верующие рассказывают о своей встрече с Христом, с Богом. У каждого это происходит по-своему. Ясно одно: это не фантазия, не общеупотребительный образ, не словесный оборот. Это реальная встреча с реальным лицом, но в мире не материальном, а духовном. Это не уход от жизни, а прикосновение к живой вечности, к вечной жизни. Пережившим такую встречу не нужны другие доказательства бытия Бога.

Потом еще будет барахтанье в трясине этого мира, но память о минутах просветления сохранится как достижимый образ жизни иной, суете неподвластной.