Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

А вот теперь его спаситель мог в любую минуту сам лишиться головы прямо у Дивдада на глазах. Юноша напрягся. От охвативших его сильных переживаний у него застучало в висках.

«О, всевышний, помоги мне! − прошептал он печально. – Открой им глаза, помири их! Они враги, а могли бы стать прекрасными друзьями! Подскажи, что мне делать? Вступиться? Афшин сочтет меня предателем. Зная его характер, с уверенностью могу сказать, что он в этом случае постарается расправиться с этим беднягой, а меня немедля занесет в список своих заклятых врагов. Хм. Но этот человек некогда спас меня, и я…я должен вернуть ему свой долг во что бы то ни стало!»

Дивдад спросил у дяди, что у него к нему за поручение. Ибн Кавусу пришлось ненадолго оторваться от своего пленника. Через несколько минут Абуль Садж испросил разрешения уйти, и Афшин отпустил его восвояси. Дивдад же, соблюдая крайнюю осторожность, поспешил во дворец самого великого судьи Ахмеда ибн Абу Дуада. Узнай об этом Хайдар ибн Кавус, и не сносить бы Саджу головы, но даже это не смогло остановить безрассудного юношу.

Кади Абу Дуад пребывал в глубоком сне, когда его верный гулям Салам посмел нарушить его покой своим по-женски тонким и испуганным голосом:

– Господин, о, господин мой, проснитесь! Откройте ваши глаза! Пробудитесь, ради милостивого Аллаха!

Ибн Дуад спросонок крепко выругался и запустил подушкой в ненормального гуляма. Ему что, жить надоело?! Как он посмел разбудить среди ночи самого верховного судью!

– Повелитель, речь идет о жизни и смерти вашего друга, господина Абу Дулафа!

Кади сразу остановил поток ругательств и, с необычной для его возраста резвостью, вскочил на ноги. Это был невысокий, полнотелый мужчина лет шестидесяти-шестидесяти пяти. Он был лысым, с большим, орлиным носом на широком, одутловатом лице и глазами навыкате. На правой щеке у него виднелся старый, небольшой шрам, портивший его и без того непритязательную внешность.

Абуль Садж, с полуприкрытым концом чалмы лицом, сидел в одной из приемных покой, когда дежурный хаджиб пригласил его войти в другую, смежную с первой комнату, а затем тщательно задернул за ним плотную занавесь.

Там, сидя на возвышении, уже его ожидал сам верховный кадии прищуренными сонными глазами сердито смотрел на него. Жестом он указал Дивдаду на скамейку и разрешил сесть. Дивдад остался стоять на месте. Он сказал:

– Великий судья! Лишь с одним условием я открою вам нечто, что касается вашего друга Абу Дулафа. Поклянитесь, что никогда и никому не скажете о моем визите в ваш дом.

Когда кади поклялся, Абуль Садж откинул с лица конец чалмы и кади узнал его.

Дивдад коротко рассказал о согласии халифа на арест Абу Дулафа и о том, что он уже схвачен и находится во дворце ибн Кавуса. С этими словами юноша поднялся на ноги и, учтиво поклонившись, хотел уйти, но побледневший от волнения кади остановил его и спросил:

– Скажи мне, о, смелый Абуль Садж, почему ты решил помочь врагу Афшина? Или ты уже не на его стороне? Если это именно так, как я подумал, то я с радостью включу тебя в число моих самых преданных друзей.

Лицо Дивдада гневно вспыхнуло. Метнув на Абу Дуада гордый взгляд, юноша ответил как можно сдержаннее:

– Я всего лишь вернул свой долг господину Абу Дулафу. И прошу вас помнить о своем обещании. Прощайте, − и он немедленно ушел.

А Ахмед ибн Дуад помчался сперва во дворец халифа, а оттуда, напрямик к самому Афшину, спасать своего друга, что ему удалось сделать весьма своевременно, хотя и с огромной трудностью. Вызволенный из лап лютой смерти ибн Дулаф надолго запомнил этот день, а также услугу, оказанную ему Абуль Садж Дивдадом.

Афшин так никогда и не узнал о поступке своего племянника.