Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Вдохновившись своими мыслями, Утруджа позвала служанок.

– Принесите мое любимое темно-красное платье. И серебряный пояс не забудьте. Нет, волосы заплетите в обычную косу. Сегодня я не хочу надевать никаких украшений.

Лицо Утруджи было бледно, но, тем не менее, прекрасно.

– Только через мой бездыханный труп! − проворчала кормилица, войдя в покои.– Разве можно выходить на улицу без украшений? Что подумают о нас люди? Сразу пойдут толки и пересуды, что Ашинас видимо обнищал, раз его единственная дочь ходит в гости без золотых ожерелий и алмазных браслетов!

– Ах, кормилица! Сейчас не модно носить много украшений, − попыталась отделаться от нее Утруджа.

Но не тут-то было. Кормилица Нудхар не отстала от нее до тех пор, пока не обвесила девушку драгоценностями, подобно свадебному дереву, украшенному сладостями, фруктами и красивыми лентами.

– У тебя столько нарядов, а ты оделась по-домашнему! − в ужасе всплеснула руками кормилица.

Утрудже было совсем не до смеха, но чрезмерное усердие кормилицы заставило ее улыбнуться.

К счастью или нет, но в это время у дворца Ашинаса остановился паланкин, присланный Дивдадом, с множеством рабов-нубийцев в качестве охраны. Кормилица была в полном восхищении.

– Сразу видно, что люди они воспитанные, не чета другим. Но я тебя без наших слуг не отпущу. А то еще подумают, что у нас и слуг нет!

«Знала бы кормилица, что меня ждет там, она бы так не старалась», − горько усмехнулась Утруджа.

Девушка без лишних слов уселась в паланкин, и к своему удивлению, заметила скорчившуюся в углу Закию.

– А ты что здесь потеряла то? Разве я позволила тебе сопровождать меня? − строго нахмурясь спросила она, но на самом деле была рада Закии, как никогда в жизни.

– Накажите меня, делайте со мной что хотите, но одну вас там я не брошу!

Утруджа стерпела и не стала плакать при служанке, хотя очень хотелось. Закия обняла колени Утруджи и весь остаток пути провела в этой позе. Она очень страдала и искренне винила себя в случившемся. Хотя вслух об этом говорить все же не решилась.

Через некоторое время паланкин мягко опустили на землю. Послышался стук. Дверцы паланкина распахнулись, и подбежавшие евнухи помогли девушкам выйти. Они находились уже во внутреннем дворе, на котором среди мраморных арок били фонтаны из нескольких бассейнов и, несмотря на осеннюю пору, цвели роскошные розы. Молчаливые евнухи провели девушек в большой зал. Но и там они не остановились, а повели их дальше. Пройдя еще несколько коридоров и дехлизов, девушки очутились в украшенной коврами покоях, и не было там иной мебели, если не считать всякого рода оружия в нишах. В комнате имелось всего одно окно, и то небольшое, с круглыми разноцветными стеклами и резными решетками.

Евнухи остановились и один из них, низко поклонившись, сказал:

– Прекрасная госпожа, снимите ваше покрывало. Это женская половина дворца, а здесь довольно тепло.

Утруджа только открыла рот, собираясь возразить им, как невидимые руки быстрыми, но осторожными движениями стянули с нее чадру.

– Наша госпожа сейчас придет. Но советуем вам пройти и подождать ее в другой комнате, − и евнух потянул за какой-то шнурок на стене. Один из ковров плавно отплыл в сторону, и перед ними предстала огромная комната или, скорее всего небольшой зал, выложенный синими мраморными плитами.

Дочь Ашинаса отлично понимала, что по отношению к гостям подобное кружение по дому и странное поведение евнухов непочтительно, а отсутствие самих хозяев служит недобрым знаком. Но отступать было поздно. И девушка, стараясь подавить гнетущее чувство страха, шагнула в залу и тут же оглянулась, взглядом ища спасительную руку Закии. И, о ужас! Полог был намертво задернут, и Закия осталась по ту сторону.

Утруджа невольно зажмурилась и застыла на месте. Проходили тягостные и бесконечные минуты. В конце концов, девушка не выдержала и открыла глаза. В комнате не было ни души. Почувствовав некоторое облегчение, Утруджа подошла к креслам из тикового дерева. На небольшом мраморном столике поблескивал хрустальный графин с шербетом. Но из-за непонятной гордости девушка не притронулась к сосуду с прохладным напитком, хотя от переживаний у нее пересохло в горле.

Через некоторое время она услышала чьи-то быстрые, но тяжелые шаги. Сердце девушки тут же бешено заколотилось. Она побледнела и задрожала, словно лист на ветру.

«Нет. Держись. Не трусь. Не подобает дочери Ашинаса выказывать свой страх», − и Утруджа гордо выпрямилась, и в этот же миг в комнату, где находилась девушка, вошел Дивдад. Он был одет в короткую черную куртку с воротом-джуруббан и золотым поясом, которую носили только тюрки во время приема у халифа, а поверх куртки – длинную черную абу из дабикийской ткани. Голову украшала изящная черная чалма, а на поясе висел меч в красных ножнах, украшенных белым серебром.

Юноша остановился перед Утруджой. Девушка не смела поднять глаз. Некоторое время они оба молчали. Первым заговорил Дивдад. Словно издалека Утруджа услышала его повелительный, но спокойный голос. Как и в прошлый раз, он велел ей сесть, и девушка повиновалась. И вовремя, так как уже еле держалась на ногах.

– Пей! − приказал властно голос, и перед носом Утруджи предстала мужская рука со стаканом шербета.

Ее зубы предательски застучали о край стакана, а руки тряслись. Дивдад сел в кресло напротив.

– А теперь подними глаза и посмотри на меня. Или ты боишься, о дочь Ашинаса?

Эти слова подействовали на Утруджу освежающе.

– Боюсь? − она попыталась усмехнуться, но безуспешно. – Нет!

– Хм, но ты вся дрожишь, − насмешливым тоном констатировал Абуль Садж.

– Ты не имеешь никакого права на меня смотреть. Ты мне никто.

– Хм, там на холме, ты нисколько не стеснялась. Разве с тех пор что-то изменилось? Неужто?

– Наверное, ты забыл, уструшанец, но было время, когда и твоя матушка ходила при людях с открытым лицом, потому что обычаи нашей родины были иными, чем здесь, в стране арабов. И как ты смеешь упрекать меня? Повторяю: ты мне никто! − звонко проговорила Утруджа и бросила на Дивдада бесстрашный и гордый взгляд.

«О, Всевышний, что я делаю? − кричала она в это время про себя. Заставь меня замолчать!»

Дивдад зло усмехнулся.

– Ага! Вижу, ты уже пришла в себя, − нарочито четко произнес он. – Прекрасно! Я жду.