Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Из-за алчности моей меня век лишил своих благ.

Чем более алкал, тем более был лишен^[75].

 

 

– Моя маленькая черноокая лань! Ты прекрасней всех цветов на свете! Твои губы слаще меда, кожа нежна и шелковиста, как у младенца. Ммм…

– Ну, почему ты замолчал?

– Любимая, сжалься надо мной! Я чуть ли не битый час воспеваю похвалу твоей красоте. Язык уже заплетается. А ты так и не выполнила свою долю уговора! Еще немного и у меня ослепнут глаза от ожидания!

Бушра тихо и еле слышно рассмеялась. Она полулежала на боку, изящно подперев рукой голову, лениво поигрывая маленькой ножкой, обутой в атласные туфельки. Густые волосы девушки пленительным образом покрывали ее с ног до головы. Золотые монисты украшали небольшой чистый лоб. В ушах поблескивали жемчужные серьги. Когда красавица улыбалась, показывая ряд белоснежных ровных зубов, то казалось, что и она сама создана из чистейшего жемчуга.

Минкиджавр медленно поглаживал пальцами шелковистый локон капризной наложницы и не отрывал от нее влюбленного взора.

– Лгунишка! Обещала станцевать, но терзаешь меня ожиданием, – нежно прошептал он, и сделал вид, что хочет ухватить ее за ножку.

Бушра со смехом взвизнула и проворно соскочила с ложа. Расшитое гранатами и жемчугом коротенькое подобие корсета из золотистой парчи, с широкими рукавами из тончайшего шелка, и тонкие, полупрозрачные шаровары составляли весь наряд девушки.

– Хорошо. Я выполню с удовольствием приказ моего повелителя, но прежде пусть он исполнит одно мое желание, – игриво отозвалась она ему в ответ и с улыбкой склонила перед ним голову.

Эмир слегка нахмурился. Легкая тень набежала на его худощавое лицо с острыми лисьими чертами лица и тут же растаяла, как утренний туман.

– Я сделаю все, что пожелает моя повелительница, – спокойно ответил он.

– И даже позволит мне отослать письмо моему отцу в Нишапур? – выпалила Бушра.

Эмир немного подумал и пожал плечами.

– Я дал слово. Ты можешь послать хоть сто писем, хоть тысячу. Я не буду против.

На глазах Бушры от прилива радости и благодарности выступили слезы. Она с неистовой пылкостью бросилась в обьятия Минкиджавра.

После нескольких часов любовных игр и ласк, любовники погрузились в глубокий сон. Иногда Минкиджавр что-то нечленораздельно мычал и сучил ногами. В своих часто беспокойных снах он постоянно пытался скрыться от преследовавших его диких животных, желавших разорвать его на части или же видел себя в охваченном пожаром лесу. Сегодняшняя ночь не оказалась исключением. Но в тот момент, когда обезумевший от ярости лев огромной лапой своей выбил меч из рук Минкиджавра и приготовился к решающему броску, разинув свое ужасное зево, робкий голос евнуха вызволил юношу из этого очередного ночного кошмара.

Эмир проснулся весь в поту, с раскрытым в беззвучном крике ртом и колотившимся в груди сердцем. Обведя испуганным взглядом покои, он испустил облегченный вздох и окончательно проснулся. Наконец юноша обратил внимание на скорчившегося перед его ложем слугу. Хотел было выругаться по привычке, но покосился на девушку, сладко спавшую рядом на ложе, и передумал.

– Говори, раб! – пробурчал он хрипо.

– Амир аль-мумин прислал вам важное послание, мой повелитель.

– И ты ради этого посмел разбудить меня посреди ночи? – в мгновение ока впав в бешенство, заорал во все горло Минкиджавр.

– Гонец халифа потребовал, чтобы ответ был дан ему до рассвета, – затрясшийся от страха евнух распластался на полу. – И писец Абдульхакам велел мне…

– А с каких это пор низкий раб смеет указывать что мне делать?!

– Абдульхакам сказал, что речь в письме халифа шла о некоем сокровище, – заикаясь проговорил бедняга-слуга.

Эмир аж задохнулся от неожиданности. Несколько секунд он растерянно хлопал ресницами.

– Добавь масла во все светильники и позови писца! – приказал вдруг он предательски дрогнувшим голосом.

Абдульхакам – высокий, тоненький, как стебелек, в наглухо запахнутой, чистенькой и прилизанной черной дурре неслышными шагами вошел в покои эмира и замер в нижайшем поклоне. В одной руке он сжимал простенькую на вид чернильницу, а в другой руке конверт из черного дибаджа^[76].

Эмир с кислым выражением на лице кивнул ему головой, мол, читай.

– Во имя Аллаха, милостивого, милосердного! От эмира верующих ал-Мутасима би-ллаха, да благословит его Аллах, мавлу Минкиджавру ал-Фергани!

Да будет доволен тобою Аллах, да сделает он так, чтобы был доволен тобой эмир верующих! Эмир верующих славит перед тобой Аллаха и утверждает, что нет божества, кроме него. Он просит Аллаха благословить Мухаммада, раба его и посланника, да благословит он его и да приветствует! ...

– Чтоб тебя насассалары обмыли, глупая тварь! Переходи к делу! – зарычал Минкиджавр, теряя остатки терпения.

Писец вздохнул, помолчал и продолжил:

– От главы почтовой службы Азербайджана Абдуллаха ибн Абд ар-Рахмана, да будет доволен им Аллах, мы узнали, что тебе известно месторасположение сокровищ хурраминца Бабека. А посему, мы приказываем тебе доставить их немедленно в Самарру для сдачи в государственную казну. Ответь эмиру верующих, что ты получил это письмо, что выполнишь то, что написано в нем, и что будешь среди идущих прямым путем и среди самых благоразумных, что, несомненно, угодно Аллаху. Мир тебе и милосердие божье!

Минкиджавр, с перекошенным от злобы лицом, битый час отплевывался самыми страшными проклятиями и поносил халифа и его окружение на чем свет стоит. Абдульхакам вздрагивал при каждом исступленном вопле эмира и еще ниже опускал свою голову, стараясь ни в коем случае не встречаться с взглядами своего обезумевшего от злости повелителя.

А Минкиджавр все не мог понять, как ибн Абд ар-Рахману удалось разнюхать о найденных им сокровищах!

– О, творение злобного иблиса! О исчадие ада! Клянусь своей жизнью и душами моих предков, что ты заплатишь мне за все свои козни!