Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Кладбище

 

 

Распахнулись дверцы носилок и рабы помогли дочери Ашинаса сойти. Утруджа неторопливо оправила на себе пышные складки белого изара с голубой траурной повязкой на голове.

Прямо перед ней стелилось могильными камнями и печальными курганами кладбище Баб-ал-Харб. Оно располагалось неподалеко от одного из деловых баг-дадских кварталов и городских ворот с аналогичным названием. В праздник жертвоприношений это унылое место всегда оглашалось молитвами из Корана и плачем людей, посещавших в такие дни могилы умерших родственников. Пронырливые торгаши в дни праздников устраивали за окраинами кладбищ веселые ярмарки, на которые отовсюду стекались огромные массы жаждущих развлечений людей из разных слоев общества – от городской черни и крестьян до богатых купцов, знатных дам, и т.д. Наплакавшись вволю, и выполнив, таким образом, свой святой долг, посетители, и в основном, посетительницы кладбищ отправлялись веселиться и покупать себе обновки. Но сегодня на Утруджу Баб-аль Харб глядело одиноко и уныло. Близился вечер. Золотой диск солнца постепенно клонился к багровому закату. Сердце девушки гулко и тревожно билось в груди. Она еле переводила дыхание, но усиленно старалась сохранять на лице хотя бы видимость спокойствия.

– Ждите меня тут, – произнесла она нарочито громким и властным голосом, обращаясь к окружившим ее евнухам.

– Повелительница, но господин велел нам не спускать с вас глаз. И следовать за вами, куда бы вы ни направились.

– Что ж, – не теряя самообладания, безмятежно ответила девушка, – хорошо. Пусть будет так. Но если вы посмеете приблизиться к могиле моей матушки и осквернить ее своим присутствием, то вам несдобровать!

– Будет исполнено, о повелительница.

Евнухи переглянулись и молча последовали за дочерью Ашинаса. А у нее в это время душа разрывалась на части от внезапно нахлынувшей непонятной тоски.

«О милостивый Аллах, о повелитель! Правильно ли я поступаю?» – взмолилась она, приближаясь все ближе и ближе к знакомой, родной могиле.

С каждым шагом девушку все больше охватывало сомнение в справедливости своего поступка. Утром она была полна необыкновенного энтузиазма. Проделала столь далекий путь. А сейчас бредет, как потерянный в тумане путник, волоча ноги и испуганно всматриваясь в скрытую во мгле невидимую даль.

«Да, Афшин ибн Кавус причинил тебе зло. Но твой замысел может лишить его не только свободы, но и жизни. Утруджа, сможешь ли ты жить с этим грузом, с этим грехом на душе?»

И тут девушка заметила у могилы ее матери какую-то женщину в темно-зеленой парандже.

Утруджа невольно замедлила шаг.

«Повернись и уйди, пока не поздно!» – воскликнул ее разум.

«Если уйдешь, то потеряешь последнюю возможность вернуть себе свободу и… Дивдада! – с горечью откликнулась душа Утруджи. Что ж, если желаешь, то похорони свои мечты и надушись жасминовыми духами!»

– О нет!

«Зато ты не будешь страдать от угрызений совести. Утруджа, сжалься! Остановись!»

«А разлучая Дивдада с тобой, Афшин ибн Кавус хоть на мгновение сжалился над вами?»

«Надеюсь, Ваджин ал-Уструшани откажется выполнить твою безумную затею!»

– Эй, ханта! – закричали слуги, устремляясь в сторону женщины в зеленой парандже. – Пошла вон отсюда!

Женщина оглянулась, и из под плотной паранджи сверкнули огнем узкие глаза. Дочь Ашинаса словно ощутила себя на зыбком мосту, перекинутого через бездонную пропасть. Сделать ли шаг вперед или остаться стоять на месте? О Аллах!

– Стойте! Не смейте! Я знаю эту женщину! Это кормилица моей покойной матушки. Оставьте нас одних.

Рабы отвесили поклон и отошли на почтительное расстояние.

Утруджа склонилась над могилой и принялась усердно молиться. Женщина присоединилась к ней, шепотом повторяя вслед за девушкой слова Фатихи^[91]. И вдруг она произнесла глуховатым, задрожавшим от волнения мужским голосом:

– Пути любви трудны и тернисты, но тем, чьи сердца осенит она своей благодатью, я советую отдаться ей без оглядки. Пусть она ранит, пусть она и солжет, но нет ничего на свете прекраснее возможности любить и быть любимым.

Утруджа на миг зажмурилась. К горлу подкатил неприятный комок. От стыда она была готова провалиться сквозь землю. Сама виновата. Человек, которого она за всю жизнь не удостоила ни единым словом, ни взглядом, теперь смеет говорить о любви к ней без всякого на то стеснения. Она посмотрела на юношу, укрывшегося под чадрой и через силу улыбнулась, делая вид, что рада ему.

Ваджин ал-Уструшани несколько лет безнадежно добивался взаимности от дочери Ашинаса. Некогда он являлся одним из самых настойчивых поклонников красавицы Утруджы. И вот настал тот благословенный для этого юноши день, когда поистине волшебным образом сбылось его пламенное желание – свидание с Утруджей.

– Ханум! О прекрасная, несравненная госпожа Утруджа! Я до сих пор не могу поверить тому, что счастье…

– Господин Ваджин, ради великого Аллаха, не забывай, что мы находимся на кладбище, – прошептала Утруджа.

Ваджин в ответ кивнул головой и лишь впился в нее жадным взором.

– О повелительница моих мыслей и желаний! Это кладбище, как и многие другие, подобные ему, всегда были сокровенным местом свиданий для влюбленных! Так смилуйся и выслушай признания твоего верного раба! Если бы ты только знала, как сильно опечалился я, узнав о твоем замужестве! Сколько длинных посланий слал тебе каждый день! Но ты, увы, не отвечала…Я…

– Ах, господин Ваджин, но я не получала твоих писем и не читала их! – ответила дочь Ашинаса.