Пробуждение

На чтение потребуется 2 часа 40 минут | Аннотация | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Февраль подходил к концу.

Саша устроился фельдшером на скорую помощь. Важничал, как первоклассник, которого назначили командиром октябрятской звёздочки. Про дежурства рассказывал деланно неохотно, хотя и Валерию Дмитриевичу, и мне было очень интересно.

Всё это время я медленно раздваивалась. С одной стороны был Саша, отношения с которым так и не удавалось восстановить, с другой – его отец, чувства которого с каждым днём проявлялись всё отчётливее. Создавалось ощущение, что Сашин неинтерес ко мне прямо пропорционален интересу Валерия Дмитриевича.

 

Накануне двадцать третьего февраля произошла первая неприятность.

Оказалось, что выйти из дома без сопровождения я не могу, не могу физически.

Утром двадцать второго я засобиралась в магазин, было необходимо сделать подарки к мужскому празднику. Специально для этого мне несколько раз удалось утаить сдачу в магазинах, куда мы часто заходили теперь вместе с Валерием Дмитриевичем. Своих денег у меня не было. Просить было стыдно, а предлагать – не предлагали.

Валерий Дмитриевич стал привычно собираться со мной. Почти каждый день мы выходили с ним вместе. Иногда в ближайший продовольственный магазин и в аптеку, иногда – в кино или просто прогуляться. Разумеется, Саша ничего не знал об этих выходах.

– Валерий Дмитриевич, – несмотря на его просьбы, я так и не смогла обращаться к нему иначе, – если вы не против, я бы хотела одна сходить. Я всего лишь до магазина. А после мы прогуляемся вместе, хорошо?

– Зачем же, Лера? Даже не думай выходить без меня! Что это тебе взбрело в голову? – он суетливо одевался, выхватывая из стенного шкафа какие-то одежды и, не глядя, торопливо натягивал всё это на себя.

Последовали мои уговоры, переходящие в его раздражение. В какой-то момент до меня вдруг дошло, что выйти из дома одной мне не удастся, не удастся – и точка.

Страшно ещё не было, просто не всё укладывалось в моей голове. Неужели этот немолодой уже человек настолько ко мне привязан, что не может вынести даже такую короткую разлуку? Или он настолько ревнив? И во что это может превратиться впоследствии?

Вообще, ревность Валерия Дмитриевича была как-то избирательна и нелогична.

Так, ему ничего не стоило дождаться, пока ночью из моей комнаты выйдет Саша и, спустя некоторое время, прийти за ним следом. В такие дни он бывал необыкновенно нежен и часто оставался до самого рассвета.

В ночи же Сашиных дежурств, когда мы оставались с Валерием Дмитриевичем одни в квартире, он набрасывался, терзал меня в течение считанных минут и бежал в свою комнату.

Я заходила в тупик, пытаясь найти объяснение такому поведению.

 

В тот день, двадцать второго февраля, мне так и не удалось выйти из дома одной. Пытаясь осознать свой плен, я сидела до вечера в комнате, придумывала различные сценарии побега.

Странно, но мысль о том, что эта ситуация, прежде всего, ненормальна, не слишком заботила меня тогда. Больше всего меня угнетала моя физическая несвобода. Именно на ней меня просто зациклило. Хотелось действий.

К вечеру я уверила сама себя, что мне просто необходимо позвонить родителям. Позвонить с телеграфа. И сделать это я непременно должна именно сегодня, без каких-либо свидетелей и провожатых.

Итак, я была готова воевать за свою свободу, отстаивать и сокрушать любые препятствия.

Однако всё закончилось намного быстрее, чем можно было представить. Уже одетую, Валерий Дмитриевич выловил меня в коридоре при попытке открыть входную дверь. Поймал, словно воришку. Посмотрел моментально потемневшими глазами, близко наклонился к моему лицу и прошипел:

– Не сметь выходить без меня! Никогда и никуда не сметь выходить без меня!

После этого он грубо доволок меня, одетую, до моей комнаты, впихнул внутрь и плотно закрыл дверь.

Вот тогда я впервые по-настоящему испугалась.

Испугалась его грубой силы и того безумия, которое плеснуло из глаз Валерия Дмитриевича.

Несмотря на страх, в тот вечер я рано уснула.

 

Утром двадцать третьего февраля свежевыбритый, праздничный Валерий Дмитриевич заглянул в мою комнату, шутливо бросил мне на кровать какой-то свёрток:

– Доброе утро, солнышко! Вот, для Сашки тебе подарочек… А то вчера за всеми недоразумениями так и забыли…

В тот свёрток я даже не заглянула. Саша заранее договорился отмечать праздник с приятелями, а потому домой явился лишь на следующее утро, да и то лишь для того, чтобы принять душ и убежать на работу – выпадало его дневное дежурство.

День я провалялась в своей комнате, вновь придумывая различные планы побега, ни один из которых при детальном обдумывании не выдерживал никакой критики.

Вечером мы с Валерием Дмитриевичем отмечали праздник. То есть, на самом деле это только так называлось – «отмечали праздник». Валерию Дмитриевичу было угодно делать вид, что накануне ничего не произошло. И он превосходно справлялся со своей ролью.

Нина, срочным порядком вызванная из своего бессрочного и внепланового отпуска ввиду моей полной бездеятельности, приготовила шикарный праздничный ужин. Приготовив и накрыв на стол, она немедленно удалилась. Весь день в квартире звонил телефон – Валерия Дмитриевича беспрестанно поздравляли с праздником. То и дело из коридора раздавался гулкий хохот и радостные приветствия.

Приходилось ли ему пересиливать себя или он действительно искренне радовался, определить не получалось. Но было очень похоже на то, что он действительно был рад.

Едва ли я произнесла за столом хотя бы пару слов. Выпила положенное, съела отмеренное. Праздничной атмосферы, конечно же, не было, однако Валерий Дмитриевич, одетый в безукоризненно сидящий на нём костюм, старался шутить и изо всех сил делал вид, что ничего незапланированного не происходит.

Выйдя из-за стола и проходя по коридору мимо тумбочки с телефоном, я, преисполненная неведомо откуда взявшейся смелости, подняла трубку. «Восьмёрка» не отвечала.

Оглянулась.

Валерий Дмитриевич напряжённо наблюдал за мной, прислонившись к дверному косяку. Он смотрел на меня в упор, и в какой-то момент мне показалось, что он тихонько покачал мне головой: не нужно. Не нужно этого делать. Возможно, мне просто показалось.

 

Я ушла было в свою комнату, но, посидев немного, поняла, что своим бездействием загоняю себя в угол всё дальше.

Глубоко вздохнув, я тихо вышла из комнаты и прислушалась. В квартире было тихо.

То, что Валерий Дмитриевич находится в библиотеке, я поняла по слабому запаху сигаретного дыма, разносившегося по коридору.

Когда я, коротко стукнув, приоткрыла дверь, он поднял голову и посмотрел на меня совсем незнакомым взглядом, тяжёлым и даже угрожающим. Стало страшно, но и отступать было уже поздно. Да и некуда.

Мы смотрели друг на друга, и я вдруг увидела в нём совсем другого человека, которого никогда не знала прежде – обозлённого взрослого мужчину, неизвестного и от этого опасного.

– Чего тебе? – полурявкнул он, с неприязнью глядя на меня.

– Валерий Дмитриевич, я не могу понять, в качестве кого я всё ещё остаюсь в вашем доме. – Мой голос предательски дрожал. – С Сашей у нас ничего не получилось, и теперь я хотела бы уехать…

– Ты уедешь тогда, когда я скажу тебе уезжать, – он проговорил это слишком отчётливо, как если бы разговаривал с маленьким ребёнком. – Раньше этого ты никуда не поедешь. Всё! Иди к себе. – С этими словами он отвернулся к окну.

– Но… но … вы не имеете права удерживать меня…

– Я сказал – всё! – он сорвался на крик, но тут же с видимым усилием взял себя в руки и чуть спокойнее, но по-прежнему громко, чеканя каждое слово, продолжил. – Иди в свою комнату, Лера! Не заставляй меня кричать. После поговорим. Не сейчас.

И снова отвернулся к окну.

Мне ничего не оставалось, как уйти. Когда я осталась одна, я заметила, что меня всю трясёт.

 

Положение, в котором я оказалась, страшило, однако мне всё ещё продолжало казаться, что какой-нибудь выход найдётся.

В ту ночь я придвинула к дверям своей комнаты одну из прикроватных тумбочек. Старалась не шуметь, и с огромным трудом дотащила её, тяжеленную, до двери.

«Меня никто сюда не тянул, – уговаривала я себя, лёжа, одетая, поверх покрывала. – Я сама рвалась сюда, теперь получаю то, что хотела. Обижаться не на кого. Обвинять никого не нужно. Виновата сама. Сама виновата. Меня никто сюда не звал. Виновата сама».

Утром тумбочка стояла на том же месте. Выполнила ли она свою заградительную роль или вовсе не пригодилась, мне было неизвестно.

 

 

*   *   *

 

Эдуард Борисович уже в отпуске. Уходя, передоверил меня своему коллеге, имени которого я пока не запомнила. На последнем обходе подмигнул мне и показал два пальца: мы победим! Признаться, я не верю в это.

Итак, через неделю я выхожу из больницы, которая, честно говоря, стала мне домом.

Страшно ли мне? Нет. Мне так часто было в последнее время страшно, что я уже перестала бояться.

Некуда идти? Что ж. Никуда и не хочется.

Не на что жить? А кто сказал, что мне вообще хочется жить? Наверное, за голодание общество не осудит так, как за прыжок из окна. Да и кто узнает…

В любом случае, я решила смириться. Денег, одежды и возможности уйти куда-либо у меня нет.

Обижаться на родителей бессмысленно. Была ли я предупреждена об ответственности за свою жизнь? Конечно же, была. И ещё как была! Я всё прекрасно помню.

Я много раз представляла, как выхожу из больницы. Не с чёрного хода, которым пользуются больные для прогулок в больничном парке, а из центрального. Спускаюсь по ступенькам, останавливаюсь, смотрю на окошко своей палаты на четвёртом этаже, машу рукой никому и ухожу по улице.

Куда? Да никуда. Я просто пойду по улице. Когда не остается ничего, нужно и использовать это самое «ничего». Ну, не сидеть же мне, в самом деле, на больничном крыльце?

Представив такой уход много раз, я перестала его бояться. Не нужно думать о том, что будет. Не нужно.

Падать я уже умею.