"Открытая Мысль" №3

Мою жизнь когда-то повернул Гуковский. Своей мыслью, что каждый элемент художественного произведения, как каждый кусочек яблока – соком, пропитан идеей целого произведения. И чем больше исключений из этого «каждый», тем менее гениален его создатель. Второй раз мою жизнь круто повернул Выготский. Противоположной мыслью: что ни в одном элементе не виден художественный смысл произведения. А только в противоречивой паре элементов. Те создают противочувствия, а их столкновение рождает катарсис. Вот он и есть художественный смысл (не вполне осознаваемый). Я сопряг Гуковского с Выготским, и получилось, что в каждой паре противоречивых элементов можно увидеть один и тот же, один и тот же художественный смысл целого произведения.

И долго я не распространял эту мысль на следующее замечательное положение Гуковского:

«Эмоция в искусстве – тоже идея, ибо эмоция дана не как самоцель, а как ценность: положительная или отрицательная, – как эмоция, подлежащая культивированию или, наоборот, подлежащая вытеснению. Тем самым произведение содержит оценку эмоций, а значит и идею эмоций» (Изучение литературного произведения в школе. М.-Л., 1966. С. 101).

Пора с этим кончать.

И если я в самом конце рассказа Тайфера «Дикарь» (Открытая мысль №3. М.,2006. С. 78) читаю такой абзац: «Идёт снег», – то есть нейтральное авторское предложение, так это совсем не значит, что эмоция автора есть равнодушие, как равнодушна природа, к тому, что только что там произошло. А там один явно постсоветский бомж убил топором другого, чтоб взять немного денег, имевшихся у жертвы.

Ибо если применить процитированную идею Гуковского «в лоб», то надо счесть, что автор обуреваем пафосом социального дарвинизма или какого-нибудь другого «изма». Каждый вид животных – и человек не исключение – после каждого демографического взрыва естественным биологическим образом приходит в норму. Возникают мировые эпидемии известных болезней или пандемии новых. Растет внутривидовая агрессивность. «В популяции увеличивается доля животных, попавших в состояние стресса и неврозов. Такие долго не живут и чаще всего не размножаются» (Дольник). И т.д., и т.п. В общем, все нормально. Спокойненько. И если как раньше Россия, будучи слабым звеном капитализма, грохнула социальной революцией, то теперь, будучи слабым звеном техногенной цивилизации, первой или одной из первых индицирует приближающуюся всеземную катастрофу человечества.

Именно всеземную, судя по другому рассказу Тайфера, «Повод для "радости"» (Там же. С. 67).

Тут уже другой конец Земли, Лос-Анджелес. Индивидуализм развился настолько, что самые чуткие не выдерживают, сходят с ума от ненужности людям. По сюжету рассказа такой сумасшедший, мистер Картер, зажил в ирреальном мире, где у него будто бы жена и ребенок, и он не способен вообразить, что никому не нужен. А врач… Рассказ кончается его внутренним монологом:

«Кажется, я ему завидую… И, кажется, пошёл дождь. Вот ещё один повод для "радости"».

Спокоен не только доктор, но и повествователь, то и дело сливающий свой голос то с умиротворенным Картером, то с необеспокоенным врачом, то сам по себе он спокоен.

А ведь ужас на дворе! На планете… – Перейден какой-то предел отчуждения всех от всех.

Так этот ужас охватывает вас от столкновения спокойствия врача и повествователя с невозмутимостью больного (который таковым для нас оказывается в самом конце, неожиданно, и тем сильнее катарсис). Катарсис: «Так жить нельзя!!!», – если посметь его осознать и передать словами.

Ужас охватывает от столкновения обыденности убийства для убийцы и его сообщницы (которая без малейшего намека на убийство его предвидела, видно, ибо не первый раз, рутина) со спокойствием автора-повествователя. «Так жить нельзя!!!»

Столкновение эмоций дает третью эмоцию. Ее даже нельзя продемонстрировать, что ли. Процитировать. Эта третья, катарсис – как сам бесплотный дух. Пока не осознан словами. Что уже последействие искусства, а не его действие.

Катарсис и его осознание есть сотворчество. И потому искусство так действенно и нужно людям. Называют это эстетическим наслаждением, а там могут быть… ужасы. Как в этих вроде бы спокойных рассказах Тайфера. Тихие ужасы.

Одним из видов приспособления к надвигающемуся концу света является спокойный демонизм, так сказать, неавтоматизма жизни.

Есть «скрытый смысл или скрытый механизм того, что на поверхности я испытываю в виде любви, раздражения, восторга, радости и т.д.». «…мы любим в действительности нечто другое, не совпадающее с качествами этого человека. И, следовательно, наоборот: из качеств того, кого мы любим, невыводимо наше состояние». «…предметов в мире нет, они не действуют на нас». ЧТО-ТО В НАС ДЕЙСТВУЕТ НА НАС! Чем не надреализм?! СЮРРЕАЛИЗМ. То есть картина обычного мира – результат страха расстаться с возвышенными мечтами. И прав сюрреалист, рисующий абракадабру. «…не платить ценой картины реальности якобы за нерасставание с возвышенными мечтами и идеалами». «…наши движения автоматичны и мгновенны, а эта мгновенность и автоматичность очень опасны для нас», презирающих обычность, серость. «Чашка есть что-то, из чего пьют кофе, и на ней не может быть волос. Не бывает волосатых чашек. И поэтому, когда художник рисует волосатую чашку, то ясно, что он хочет сказать. Он хочет разрушить видение мира через призму привычных связей, чтобы выявить что-то, что скрыто привычными связями». Произвольное – плохо. Непроизвольное – хорошо. «…и если ты начал разговаривать, значит, от того, что ты увидел, ты берешь ту часть, которая одинакова у тебя и другого», тогда как важнее своё, оригинальное: «То, что ты увидел, увидел только ты».

(Курсивом я пометил слова Мамардашвили, который очень разочаровался в общепринятых идеалах, когда это писал и ратовал, получается, за идеал необщепринятый.)

Не его ли мы воспринимаем, читая «Каприз памяти» Тайфера (Там же. С. 75)?

«Жутко хочется закрыть глаза и, открыв их в следующий раз, очутиться совсем в другом месте».

Чтоб исчезла причинность.

«Та же бензоколонка и шум бензина, льющегося внутрь, в бензобак, почти в меня самого. Становится страшно».

Аберрация пространства…

«На заднем сидении (и мне это почему-то известно) лежат прозрачные пакеты, полные продуктов…»

Человек, видите ли, едет домой с покупками, так это ему «почему-то известно»…

Ну и т.д. и т.п.

У Тайфера такое не только объяснено – провалами в памяти героя. Ну, чего не бывает!.. Но переживание его от этакой потери автоматизма совсем не есть приятие, по Мамардашвили:

«Я снова начинаю бояться…», «Слишком душно от дыма…», «Терплю». «…жду беды», «…надо сделать с памятью хоть что-нибудь», «…к горлу подступает волна. Что это ещё за новости такие?! Меня никогда не укачивало», «Любое движение или даже шевеление – моё или чужое – меня раздражает».

В этом рассказе повествователем является «я», герой. Уповать на автора как на источник одного из противочувствий нельзя.

Но.

Явный сюрреализм происходящего убивается объяснением: болезнью. Успокоенность сюрреализма как такового (рожденная ценностью внутреннего мира – в пику мерзкому внешнему) убивается плохим самочувствием героя (вот тебе и ценность внутреннего!). – Все же противочувствия тут.

И, вспомнив «Так жить нельзя!!!», что в двух соседних тайферовских рассказах, хочется думать, что что-то подобное двигало рукою автора и тут.

Хочется опять и опять цитировать Степина:

«Сегодня становится очевидным, что ограниченность воспроизводимых ресурсов накладывает ограничения и на безудержный рост вещно-энергетического потребления. Приоритеты здесь должны смещаться к информационному потреблению.

…сегодня начинают конкурировать два понимания постиндустриального общества. В первом варианте оно понимается как новый этап технологического развития и как своеобразная пролонгация ценностей техногенной культуры. Во втором — как радикальный переворот в системе ценностей».

Человечество, и в первую очередь интеллектуалы, чувствуют, что мы подходим к какой-то грани. Тревожатся. Переживают смуту. И некоторые все же надеются на какой-то выход из какого-то, не понятно какого, тупика. Тайфер, по-моему, из таких.